"в этом исчадии ада не было ничего человеческого, в его душе жили только ненависть и страх."
***
всё такие же усталые и хмурые глаза щиголева, вечно окутанные пеленой смятения, потупились в мерцании огня. камин привычно полыхал, умеренно и спокойно, даже рассудительно. а вот пламя где-то в глубине встревоженной и эмпатичной души горело совсем иначе, слишком непредсказуемо и необузданно, подпитываемое любым внешним влиянием, оно порождало новые экспрессивные внутренние порывы, которые глухо ударялись о трезвость рассудка. щиголев приучен себя сдерживать, и ему совсем не верится, что иной человек этого может и не уметь. как юрист он порою хладнокровен, но это проявляется только внешне, поступки же его показывают совсем другое, как и внутренний мир, где живёт простой человеческий трепет за ближнего. апартаменты его озаряются вспышками света, пламя отблесками гуляет по высоким потолкам, дарит своим видом капли спокойствия, которые бесповоротно расстворяются в общей потерянности, но всё-таки чуть легче становится. в комнате довольно тихо, лишний шум в неё не пробирается. только треск дров в камине и изредка озабоченные вздохи александра нарушали гробовую тишину, разбавляли её. сейчас ему ни к чему слышать посторонние звуки, ведь он и в тишине едва может уловить важность своих собственных мыслей, едва может их услышать, поскольку рациональное зерно в них скромно и тихо, а чтобы его уловить, стоит сосредоточить всё внимание. вино в бокале тихо плещется, играется и волнуется с каждым плавным телодвижением, видно, радуется выходу из тесного многолетнего заточения в закупоренной бутылке. алкоголь злорадствует теперь над своей оболочкой, в которой он долгие годы подряд становился собою, отравляющим терпким напитком. александр улавливает эту мысль среди множества, и насильно заставляет себя её запомнить, чтобы грамотно провести параллели позже. это вино ему о многом говорит, и многое объясняет. а уже после и нежно обжигает нёбо. сколько он уже сидит вот так, в тишине, с сосудом в руках? как долго смакует этот бокал? как давно горит камин? этого неизвестно ему. может быть уже около двух часов, а может и всего несколько минут. во всяком случае, время в данной ситуации бессмысленно. оно просто утратило всякое значение. - это я во всём виноват, - констратирует щиголев едва дрожащим голосом и делает большой глоток, - если бы я только мог сейчас хоть что-нибудь сделать, - эти слова тонут в безграничности, бесконечности широкой комнаты, которая раньше казалась хозину дома вполне стандартной. стены отражают от себя каждый звук, заставляя александра слышать собственный голос ещё и вторично, тихо, отстало от его собственного. будто они с его изречением полностью согласны и повторяют его, чтобы человек навсегда всё из него уяснил. по границам сознания карапкается, словно паук, отвратительная мысль о том, что он недостаточно сильно себя корит, следовало бы больше. как человек верующий, он больше не может считать себя безгрешным, посколько от него всецело зависела и зависит сейчас чья-то жизнь. да не просто чья-то, а очень важная и значимая для него. а он по своей слабости ничего не смог сделать в то время, когда была возможность всё изменить, когда не было ещё поздно. где-то там, в ночи, бушует зло именно в эту минуту, и щиголев не имеет права вмешиваться, да и не поможет никак его влияние. сейчас уже не осталось возможностей спасти всё то, что бесследно скрылось в пучине чёрной пропасти. и александр считает себя виновником произошедшего. это он вовремя не протянул руку для спасения. теперь остались считаные дни до того, как всё окончательно рухнет, вместе с его собственной жизнью. ему казалось, что он не имеет права доживать свой век спокойно после всего, что случилось, а терзаться в мучениях слишком изнуряюще, это неизбежно приведёт к скорой смерти от истощения шоком и переживанием. - сэр, вы ведь хорошо знаете, вы мало чем могли на него повлиять, - после того, как хозяин апартаментов нарушил тишину, сидящий подле верный друг яков посчитал необходимым ответить. в бокале у него всё то же вино, только вот оно не убавляется в колличестве, он не выпил ни капли, посколько ему этого было не надобно в такой момент, - он сам себе убийца, жертва и свидетель. в вашей власти было только подставить ему дружеское плечо, но, извольте, он ведь сам отказал вам, или я не прав? - правы, яков, вы абсолютно правы, - отвечает щиголев, вдумчиво кивает и закрывает глаза, ведь в чужих словах действительно есть доля правды. головная боль заставляет зажмуриться покрепче и поставить пальцы на виски, производя ими круговые движения, - но как могу я теперь спокойно ожидать его скорой кончины после прочтения этих писем? - мужчина кивает на стол, где лежит два бумажных свёртка, а в них лежит вся правда, которая раскрылась немного раньше, чем должна была. он изучил их вдоль и поперёк, он пытался найти там хоть какой-то ответ, он был уверен, что жёлтая линованая бумага обязана была подсказать ему, как всё исправить. но она молчала на этот счёт. щиголев прочитал их ещё в полдень, и до заката его страшно терзали и мучили мысли о правде, от которой он был так далёк всё это время, за что ему, как юристу, было крайне совестно и неловко. но он был страшно благодарен своему другу, пришедшему как раз вовремя. когда вся прислуга в доме уже слегла на сон, яков явился, словно бы из пустоты рождённый, и сразу всё понял, поскольку его самого терзали самые разные догадки по поводу происходящего. александр поделился с ним всем, что имел, оставив только одну единственную записку в тени, она стала исключением. он сам её ещё не читал, но имел представление о том, что в ней содержится. это откровение не для чужих глаз, только для него. и он обязательно прочтёт его позже, когда останется в одиночестве, прямо перед тем, как уснуть. - но ведь не всё так безнадёжно! - яков вдруг воскликнул, верно, позабыв о том, что в доме все уже давно спят, но тут же осёкся и приумерил свой пыл, - вам стоит наведаться к нему. попытайтесь ещё раз, я вас умоляю, вы последний, кто видел его в человеческом обличии, вы первый, о ком он думал и думает, обретая вновь рассудок, и, верно, вы единственный, кто сможет попасть в этот кабинет до того, как доктор александр леонтьев умрёт, погибнет, как человек и как личность, а на его место безвозвратно встанет эта тварь. - а есть ли в этом смысл? я всё-равно не смогу спасти его, и не смогу смотреть на то, как он гибнет. проще самому умереть, - нотариус хмурит брови, его лик мрачнеет, но за тучами, что сгущаются в его глазах, кроется всё его бессилие и скверность всего положения. - вот именно, сэр. так вам проще, несомненно. но вы попробуйте жить после этого, попытайтесь вынести свой урок. быть может жертва нашего друга не будет напрасна, и его вид в предсмертный час научит вас зрить чуть шире, чем вы могли себе представить, - эти слова яков произносит заговорчески тихо, едва наклонившись поближе к другу лишь для того, чтобы тот уловил всецело смысл его слов. - я за себя не ручаюсь. я не могу утверждать, что не убью его второе "я", именуемое ренегатом, что уничтожает сейчас нашего друга и всё то, что с ним связано. бушует в его кабинете, жжёт документы, позорно пишет в его любимых книгах скверные комментарии, - александр опустошает бокал в попытке показать свою решимость, но по его речам и без излишеств всё ясно. цвиркунов прекрасно знает, что спокойный нотариус действительно может и готов пойти на убийство. - и вы будете правы, александр, когда задушите эту тварь. вы отомстите за всех, в первую очередь за друга и за себя. но сперва посмотрите на него в последний раз. вы ещё можете успеть, - яков часто кивает, словно уже строит подробнейший план в своей голове. его взор прикован к огню, но на самом деле внимание где-то за границей реальной картинки, - да-да, вы ещё успеете, у вас точно есть дня три, прежде чем у леонтьева закончится порошок. - извольте, я всё так же не вижу в этом никакого смысла. моя излишняя чувственность к образу доктора не даст мне извлечь из такого зрелища никакого урока, - александр пытается найти причины, чтобы не идти в этот до боли родной дом, чтобы не видеть леонтьева в том виде и состоянии, причины и последствия которого были описаны в письме-исповеди, которое он вскрыл раньше срока. - ваше право отказаться, но на вашем месте я бы подумал дважды, - рука якова ложится на плечо и подбадривающе по нему хлопает, - это может быть последним шансом сказать то, чего вы не решались сказать в иную минуту. - я был предельно честен с доктором ровно столько, сколько длится наша дружба, - слова щиголева звучат наивно и уверенно, но взгляд он всё-равно уводит в сторону, ведь ему действительно есть о чём рассказать, и яков прознал об этом откуда-то, скорее всего прочитал на обеспокоенном лице. на лице, которое излучало нечто особенное по отношению к леонтьеву, всегда. - вы можете быть честным, но это не мешает вам таить свои чувства, - цвиркунов улыбается, ведь он точно знает, он прав. и его слова в такой момент служат толчком для александра. нотариус ничего больше не говорит. но он твёрдо уверен, завтра придётся наведаться всё-таки к человеку, закрывшему себя в своей лаборатории, придётся вломиться в неё любой ценой и поговорить с ним последний раз. поговорить с тем доктором, которого он знал большую часть жизни. такой возможности может больше и не быть вовсе. потому нужно предельно точно уяснить для самого себя ту информацию, которую он должен будет сказать, вместе с тем стоило бы приготовить и свой мозг для той информации, которую он может получить в ответ. в кармане у него покоится то самое письмо, что предназначено лично ему, оно прожигает кожу сквозь ткань, руки так и чешутся развернуть бумагу и прочитать её прямо сейчас. но цвиркунов ещё не уходит, долгие минуты сидит и смотрит в самое пламя, горящее перед ними, изредка берёт в руки бокал вина, но, покрутив его в руке, ставит обратно, так и не решившись испить из него. мужчина старается не создавать лишних звуков, он оказывает моральную поддержку просто своим присутствием в этой огромной комнате. в такой час александру здесь совсем уж не по себе. он молча благодарит якова за поздний визит. его присутствие здесь, его слова, его трезвое мышление и поддержка - всё это наставляет щиголева на истинный и единственно верный путь. а вино в бокалах всё-ж крайне похоже на ренегата. на ту сущность, что долгие годы томилась в пределах двойственной натуры доктора, и едва найдя собственную свободу, выход и власть над телом, стала глумиться над его прежним хозяином, который больше не мог её контролировать. эта сущность набралась сил. теперь победить её самостоятельно леонтьев не способен, как сам он указал в своей исповеди. но щиголеву крайне важно совершить хотя бы попытку помочь. в ином случае он больше не может считать самого себя нравственным и безгрешным человеком.***
дорогой мой александр, мне прискорбно и даже позорно обращаться к вам в подобного рода записке, снова. но все мои иные письма вы можете использовать так, как будет угодно вам, ведь, право, я буду уже мёртв, когда вы их прочтёте. что ж, для меня не имеет значения, что вы сделаете с той информацией, которую я пытался донести до вас в тех строках. но мне отнюдь не безразлично то, как вы поступите с этим клочком бумаги. будьте так любезны, если моё обращение вам придётся не по нраву, сожгите это письмо не мешкая, и забудьте о его существовании. пусть вас не тяготит моё робкое признание. щиголев, вы были мне самым верным другом. до того, как меня поглотили эксперименты с порошком, ещё когда я жил без всех тревог, вы уже стали мне роднее всей моей семьи и прислуги. я всегда знал, что смогу положиться на вас. именно вы, как никто другой, заслуживаете моего доверия, дорогой александр. мне кажется, ещё очень давно я начал подозревать, что со мной перед смертью случится нечто подобное, что закончу я свои дни очень жалко, потеряв рассудок и волю. пусть вас не пугает ничего, хоть моё тело и подвластно теперь чистейшему злу, а всё-ж обращается к вам в этих строках ваш верный друг, ваш тёзка, леонтьев, и пишет от чистого сердца с чистым помыслом. порошка осталось совсем мало. кажется, на моём счету ещё около пяти дней, а далее собою я уже не буду. именно когда вы это прочтёте, собою я уже не буду точно. без раздумий убейте то, что останется от меня, накажите его за всё то чистейшее зло, которое он сотворил. пусть это и часть меня, но к вам она не имеет никакого отношения. это то, что я должен был в себе подавить и уничтожить много лет назад, но всё обернулось немного иначе. можете мне не верить, но я искренне вас люблю, александр. ближе вас, дороже вас у меня нет никого, и никогда не было. мне бы хотелось увидеть вас перед своей смертью, я, сказать по правде, очень боюсь умирать в полном одиночестве, и меня крайне беспокоит тот факт, что и мои светлые, искренние чувства к вам тоже умрут, останется лишь неконтролируемая и необоснованная злоба на весь белый свет. но хочу, чтобы вы знали, пока порошок действует, я люблю вас. так уничтожте того меня, который вас никогда не полюбит. ему нет смысла существовать, ведь вы ему безразличны. мне страшно называть это нечто моим "я", ведь я не могу представить самого себя без этих светлых чувств в вашу сторону. я люблю вас, как брата. люблю вас, как друга. но вместе с тем я люблю вас и в каком-то ином смысле, какому я, к сожению, пока не нашёл описания, но у меня просто нет достаточно времени, чтобы это обдумать. могу только надеяться, что вы поймёте меня верно. и если меня уже нет в живых, я ручаюсь, перед своей гибелью я мог думать только о вас. под покровом темноты на жёлтый лист тихо капали солёные слёзы. слёзы бессилия, безысходности, но вместе с тем ещё и надежды. щиголев сам себе благодарен за то, что открыл эти письма до момента полной гибели его друга. у него есть последний шанс увидеть его завтра. александр падает на постель без чувств, а под его телом слегка приминается лист и остаётся где-то у него под сердцем до самого утра, согревая.***
когда ночь отступила, казалось, что она унесла с собою весь тяжкий груз, который с такой невообразимой силой нажимал щиголеву на плечи и клонил мужчину к земле последнее время. до писем всё это было только его собственным внутренним чувством, порывом, который трактовался лишь как излишняя забота и тревога за нелюдимого друга. но после того, как александр узнал всю правду от начала и до конца, а он был уверен, что всё написанное правда и подделкой быть не может, его беспокойство удвоилось, подкрепляемое каждым словом, написанным дрожащей ослабленной рукой. щиголев искренне хотел увидеть эти руки последний раз, а если ему позволят, то и прикоснуться к ним. на сей раз он не намерен отступать. и своего он добьётся, пусть это и причинит ему огромное колличество болей. - леонтьев, - твёрдо и решительно заявляет щиголев громогласным голосом, в руке у него плавно покачивается небольшой топорик, который ему любезно одолжил прислуга доктора, - откройте мне. в противном случае я сам войду. - щиголев, ради бога, оставьте меня! я вас прошу, ради всего святого! - из-за дверей скрипит невозможной усталостью чужой голос, слабо похожий на голос доктора. но александр не для того приехал сюда, не для того он изучал вчера всю эту занятную литературу искупления, чтобы просто развернуться и уйти. он сжимает крепче топорище и глубоко вдыхает, прежде чем сделать замах. - леонтьев, я всё-равно войду в эту дверь. я прочитал ваши письма, и я хочу поговорить с вами. мне нужно поговорить с вами, - интонацией мужчина подчёркивает последние слова, потупившись на оббитую красным бархатом дверь. она кажется достаточно массивной, но нескольких ударов топора хватит, чтобы снести её с петель. в противном случае понадобится больше десяти замахов и немного больше времени, чтобы элементарно уж разнести преграду в щепки. александр готов приложить все усилия и напрягает мышцы рук, однако замок отпирают и дверь приоткрывается с противным скрипом на пару дюймов. более ничего. щиголев слышит несколько спешные шаги, полагая, что доктор оставил за ним право выбора. александр ещё раз всё взвешивает, на это требуется около двадцати секунд, и делает он это из уважения к доктору, ради его спокойствия, чтобы тот точно знал, что его друг здесь не по стечению обстоятельств и не от внезапного порыва, он намеренно пришёл к этой двери и не собирался уходить без результата. и щиголев без страха и сомнения открыл дверь шире, оставив орудие снаружи, в котором уже больше не нуждался. в кабинете воцаряется мрак, поскольку окна плотно закрыты и горит лишь одна свеча на столе. каждый угол грозит какой-то неведомой опасностью, какая только может скрываться в тени. но истинная опасность сидит за столом, устало смыкает веки на долги секунды и медлительно, крайне лениво их раскрывает. леонтьев выглядит худым и истощённым, его седые пряди в волосах и бороде стали ещё чаще пробиваться сквозь черноту, стали более выразительными. неизвестно, сколько их прибавилось за последнее время. щиголев запирает двери, так будет безопаснее для всех, а доктор ему кивает одобрительно. в его серых глазах нет ничего, кроме сожаления и отражения тонкого пламени свечи, она единственная, кто старательно пытается пролить свет на всю эту тёмную историю. - зачем вы прочитали письма? почему вы меня не послушались, сэр? - доктор шепчет надрывисто, но крайне устало, а голос его, хоть и приобрёл грубоватые нотки от его второго "я", а всё-ж оставался таким же знакомым и родным. - я пришёл помочь вам. я знаю, что вы меня не просили, однако ваша последняя записка не давала мне покоя, - александр на минуту вытаскивает бережно свёрнутое письмо из нагрудного кармана, чтобы доктор понял, о каких строках идёт речь, и почти мгновенно, с каким-то страхом и опаской, спрятал его обратно. - ах, это... дорогой мой друг, я не хотел вас оскорбить или задеть теми словами, что осмелился начеркать на этом позорном клочке. но, будьте уверены, это не ложь и не насмешка, это чистая правда. мне будет спокойнее умирать, когда вы уже всё знаете, - леонтьев направляет взор на рабочий стол, где стоит несколько различных колб и стеклянных сосудов, почти все пустые. - выслушайте меня, доктор, - щиголев усаживается на второй стул и несколько мгновений молча изучает осунувшееся лицо доктора, - я правда верю, что могу помочь вам. вы ведь сами писали мне о том, что ренегат, отступник, нравственно подорванный человек, появился из ваших скрытых и невыраженных помыслов, из тех, что не нашли приюта и выхода в реальном мире из-за вашего статного положения. но, извольте, неужели нет в вашей двуликой душе чувств сильнее, чем жажда делать зло? - есть только одно такое чувство... - доктор кусает губы и опускает голову в попытке скрыть лицо от чужого внимательного взгляда, - к чему вы это, щиголев? - я принёс вам тот самый порошок, - александр его словно не слышит, достаёт из кармана достаточно увесистый пакетик, набитый тем самым препаратом, похожим на соль, - он отличен от всех тех, что приносил вам ваш покорный слуга. прошу, не спрашивайте, откуда он у меня, у меня нет времени на обширные изложения. по моим сухим теоретическим подсчётам, этого должно хватить, чтобы вернуть вам навсегда ваш прежний облик. - это невозможно, с каждой выпитой колбой время действия расствора уменьшается, после этого пакета моё время сократится ещё вдвое, - леонтьев шокированно смотрит на друга, его губы начинают дрожать, ведь тот сделал то, чего не сделал для него никто. - вы ведь сами писали, что ваше второе "я" это лишь часть от вашей двойственной личности, и проявилась она лишь от того, что вам хотелось избавить самого себя от ответственности. вы хотели стать таким, леонтьев, не скрывайте этого, хотя бы от меня. во всяком случае ваше отрицание не поможет, я твёрдо в этом уверен, - александр открывает пакетик и берётся неумело замешивать расствор точно по инструкциям, какие описывались в письме, - но вы до сих пор не пытались даже душевно настроить себя, чтобы перевоплотиться в свою лучшую сущность. вы хотели вернуться в свой двойственный облик, в котором постоянно велась война между добром и злом, и окрепшее зло побеждало неизбежно, а возвращался в этот мир привычный нам леонтьев лишь для того, чтобы прикрыть ренегата, по его воле. я делаю верные выводы, доктор? щиголев мельком смотрит в ошалевшие глаза, в которых вдруг блестнула капля надежды, как блестнула бы росинка, скатываясь поутру вниз по молодому листку дерева. доктор вскакивает с места и помогает изготовить расствор, он готовит его с тем воодушевлением, с каким делал это больше года назад первые разы. александра радует и умиротворяет такой энтузиазм, но внешний вид доктора всё-равно напрягает. тот будто бы и правда совсем скоро умрёт от бессонницы, истощения и постоянного нервного состояния. - щиголев, а если... - леонтьев поправляет очки и осторожно смешивает кристализированный порошок с красной жидкостью из колбы, едва заметно покосившись на нотариуса, - если всё-таки не сработает? если я стану ренегатом? и навсегда? - в таком случае, доктор, я задушу его собственными руками, - александр усмехается, не проступает в его голосе и нотки грусти, ведь он весь целиком заинтригован, он придался надеждам и мечтам, совсем позабыв о том, что дело ещё не доведено до конца и в любой момент всё может провалиться, - боритесь, леонтьев, боритесь до конца. это то, в чём я вам помочь не могу. - друг мой, именно за это я вас и полюбил. я целиком псих с долькой разума, а вот вы рассудительны, но есть в вас искра безумия. право же, идеально, - отвечает леонтьев так бессвязно, будто готовится умереть в любую минуту. он намеревается смешать двойную дозу, поскольку обычная перестала на нём действовать примерно месяц назад. - нет, доктор, оставьте, вам этого будет довольно, - александр хватается за чужие руки и только в это мгновение припоминает, как сильно ему хотелось к ним прикоснуться. изящные руки леонтьева всегда его восхищали. но в такой момент было больно их видеть. иссохшие, серые, а ведь он помнит, как пожимал ему руку не так уж давно, и какой она была раньше. теперь в ней дышит неблагодарная старость. а александру казалось, что его друг ещё долго будет весел и молод. но чистейшее зло, обитающее внутри него, опустошило запас его сил целиком. - сэр, почему же вы поверили всем моим словам и не задали сейчас никаких вопросов? неужели вам не нужны были доказательства? - доктор смотрит на чужие руки, которые взяли в плен его собственные, и не смеет шелохнуться. в этом плену утихает их дрожь. рядом уже очень давно не было ни одного хорошего человека, потому простое присутствие щиголева здесь успокаивало истерзанные нервы. - нет, не нужны. я верю вам. и всегда буду, куда бы меня не привела в итоге эта вера, пусть бы даже в могилу, - александр наклоняется ближе к пробирке, наблюдая за тем, как алый цвет смеси постепенно сменяется пурпурным, а через время она становится зелёной. именно так, как это должно было быть, - пейте, доктор. пейте и будьте уверены, от этого исчадия ада не останется и следа при любом стечении обстоятельств. леонтьев верит этим внушительным словам. но всё-ж медлит от жуткого страха и оципенения. он слишком боится стать в это мгновение ренегатом и навредить единственному человеку, которому он мог доверять, единственному, кого любил. - леонтьев, со мной ничего не случится. и с вами тоже. в вас есть ваши светлые чувства ко мне, а я храню свои светлые чувства по отношению к вам. так давайте же перестанем хранить их, ради бога, дайте им волю. ценою вашей же жизни, примите решение, - щиголев сжимает плечо доктора в попытке придать ему сил и бодрости. и тот всё-таки решается. когда колба опустела, александр ожидал увидеть необычайную метаморфозу, изменения тела, изменения атмосферы в комнате. доктор всем телом скрючился, на этот раз ему было больнее, чем когда-либо ещё. но тело его не претерпевало критических изменений, лишь задышали жизненной силой глаза, седина испарилась, уступив место прядям цвета вороньего крыла, стать его изменилась немного, спина выпрямилась, как струнка, а кожа стала менее бледного оттенка. он стал таким, каким был около трёх месяцев назад. наполнился жизнью и яркая искра на дне зрачков стала освещать комнату лучше, чем любая свеча. - получилось? - нотариус поджимает губы, боясь спугнуть всё хорошее своей радостью. но в чертах лица доктора не осталось ничего, что принадлежало ренегату. это не могло не радовать. облик его весь в целом стал более мягким и приветливым, от чего в комнате вдруг потеплело. - я не знаю, - доктор опомнился лишь когда боль утихла, смог раскрыть глаза и тут же посмотрел на себя в зеркало, изумившись до невозможности. ему было уже в дикость видеть себя человеком, боли в теле пропали, осталась немного пугающая лёгкость, какую он чувствовал лишь когда выходила наружу его презлобная сущность. этот раствор не только помог вернуть леонтьеву его прежний облик, но и омолодил его немного, придав жизненной силы его телу. такого человека сложно было бы сокрушить. - щиголев, это не тот порошок, вы дали мне нечто отличное от моего порошка, - доктор спешно протирает свои очки, чтобы получше разглядеть самого себя. - дело не в порошках, друг мой, дело в вас. вы сами загнали себя в ловушку, закрыв себе все выходы из неё, и испугались того, что на себя навлекли. но стоило мне вмешаться, как всё пошло вспять. я мог спасти вас гораздо раньше, - щиголев наконец позволяет себе улыбнуться и хватает леонтьева за плечи, слегка встряхнув. - я ещё не уверен, но мне кажется, что вы действительно меня спасли. не знаю, как вас благодарить, - леонтьев, что был чуть выше нотариуса, едва наклонился и робко его обнял, а щёки его тут же вспыхнули, точно спичка, но щиголев этого не заметил. или просто сделал вид. ведь его щёки в этот момент с такой же силой воспылали...