Девочка и смерть

«I will walk over your cold corpses» Star Trek: Into Darkness

Это был дивный зимний вечер, по-настоящему рождественский: снегопад, легкий морозец, расставленные внутри Хогвартса и у его дверей ели и сосенки, с любовью украшенные Флитвиком и Хагридом. Казалось, что даже безраздельное царствование Снейпа и Пожирателей не могло испортить праздника. И, хотя Рождество всё же было испорчено, Темный Лорд и его свора на самом деле не имели к этому отношения. Это понимали все, особенно преподаватели, толпившиеся сейчас у дверей больничного крыла, где сейчас была заперта одна-единственная пациентка. У неё не было ни простуды, ни сломанных костей, ни ожогов – последствий близкого знакомства с соплохвостами, – на неё никто не накладывал проклятий, ей не подливали в тыквенный сок Оборотного зелья с кошачьим волосом, не пересылали драконью оспу в мятом конверте. Впрочем, в том, что она больна, ни у кого из преподавателей сомнений не было. – И что мы будем делать? – спросила Макгонагалл, осмелившись, наконец, нарушить тишину. Может быть, ей просто надоело стоять рядом с Кэрроу и обонять специфический аромат её духов. – Хороший вопрос, профессор, – вздохнул директор Снейп, – потому что я не могу найти на него единственно верного ответа. – Может, стоит отправить её в Мунго? – робко предложил Флитвик. – Всё-таки специалисты, особый уход, зелья. – Там сейчас и без неё… проблемно, – покачал головой профессор Слагхорн. – Кроме того, лишняя огласка только усугубит наше – и её, – положение. Остальные преподаватели только согласно закивали. – Значит, ей придется остаться, но это всё равно не решит всех проблем. Событие, – Амикус Кэрроу произнес это слово после долгой паузы, словно выделяя, хотя на деле всё выглядело так, будто он просто очень долго искал его в своем лексиконе, – грозит вылиться в бунт. – Вы-то пострадаете первыми, – нарочито громко сказала Макгонагалл. – Убит гриффиндорец, не забывайте. – Хорошо-хорошо, – Снейп нетерпеливо махнул рукой, – давайте пока оборудуем для неё особую палату, усилим контроль за совами, чтобы пока не допустить утечки информации, приставим охрану, никого к ней не будем допускать. Мадам Помфри, вы справитесь с пациенткой? – В особой помощи я не нуждаюсь. Мне может разве что не хватить запасов зелий, чтобы поддерживать её в стабильном состоянии. – затараторила мадам Помфри. – И при всем уважении, директор, я не стану препятствовать друзьям навещать её. Это бесчеловечно. Кэрроу переглянулись, Макгонагалл поджала губы, Стебль сложила руки на груди, а Снейп нехорошо ухмыльнулся. «Вы абсолютно правы, изоляция чистокровной слизеринки – это вопиющее преступление против волшебника в наше время», – захотелось сказать ему, но ответил он, конечно, совсем иначе: – Значит, решено. Профессор Слагхорн, профессор Стебль, я попрошу вас помочь мадам Помфри и сделать запасы необходимых зелий, – деловито принялся раздавать указания Снейп, – а вы, профессор Флитвик, займитесь пока оформлением комнаты. Амикус, Алекто, следуйте за мной, нужно прояснить некоторые детали. Остальным – приятного вечера. О том, что в больничном крыле помимо Панси Паркинсон лежал ещё и замороженный труп Симуса Финнигана, никто почему-то не вспомнил, даже Снейп. *** Профессор Слагхорн очень волновался, когда выступал с речью перед своим факультетом. Астория, стоя в первом ряду, отчетливо видела, как сально блестел его нос, а волосы, уложенные обыкновенно с особой тщательностью, торчали в разные стороны. Его голос немного дрожал, и, если подумать, нельзя было исключать, что профессор мог позволить себе выпить немножечко бренди перед тем, как покинуть уютный кабинет. Астория знала, что многие её однокурсницы и однокурсники очень близко к сердцу приняли то, что сделала Панси, но они почему-то совсем ею не гордились, не заходились в идеологическом экстазе, хотя, наверное, должны были. Многие выглядели подавленными и испуганными, прямо как Дафна. Астория понимала, что они боялись мести. «Я тоже должна бояться», – подумала она. Но, как бы младшая Гринграсс не старалась, ничего, кроме интереса, сложившая ситуация у неё не вызывала. Астория знала Панси с детства. Паркинсон с Дафной почти сразу стали близкими подругами, и Панси даже приезжала к семейству Гринграсс погостить после окончания первого курса. Девочки, конечно, в основном игнорировали Асторию, даже посмеивались над тем, что она всё ещё играла с куклами. Астория зла на них не держала, потому что мама говорила, что это ниже достоинства чистокровной волшебницы. Астория слушалась маму, но потом стала слушать Панси, потому что она давала хорошие советы, которые всегда приносили нужные результаты, в отличие от маминых. – Тебя обижают? – сказала Паркинсон однажды, когда Астория, будучи уже на первом курсе, прибежала к сестре в спальню жаловаться на мальчика, дергающего её за косички. – Ответь им тем же. Тогда Панси научила её простенькому заклинанию, и в следующий раз, когда тот самый мальчишка осмелился вновь дернуть её за волосы, Астория сделала так, что чернила брызнули ему в лицо, попав в глаза и рот. Профессор Макгонагалл, конечно, сняла с факультета Слизерин десять баллов, но оно того стоило. Для Астории Панси довольно быстро стала кумиром, и не только благодаря советам. Успешная ученица, негласный лидер среди однокурсниц, а то и на всем факультете, обладательница незаурядной харизмы при не слишком выдающейся внешности – Панси была лучшей среди лучших. По крайней мере, так думала Астория. Сама же она для Панси не была ни чем-то вроде протеже, ни уж тем более подругой – это место было занято другими. Такое положение угнетало Асторию, но, каждый раз, когда Паркинсон снисходила до новой милости в виде совета или до простого разговора, например, о том, какая же страшная заучка эта Гермиона Грейнджер, или о том, что у Поттера явно не все дома, Гринграсс забывала об обидах, готовая вновь впитывать каждое её слово. Если бы Астория хоть что-то знала о богах, то она бы называла Панси своей богиней. – Итак, кто-нибудь хочет навестить мисс Паркинсон в больничном крыле? – поинтересовался профессор Слагхорн после произнесения проникновенной речи, вертя в руках свиток, куда надлежало записать желающих. Вызвались трое: Драко Малфой, Миллисент Булстроуд и Астория. Дафна, конечно, не могла оставить всё так, как есть. Она схватила сестру за локоть почти сразу после того, как профессор покинул общую гостиную, а студенты начали суетливо расходиться по спальням, и грубым толчком усадила её в кресло. – Ты совсем сдурела? – прошипела Дафна. – Вовсе нет. – Тогда зачем ты лезешь туда, куда не просят? – А почему туда не лезешь ты? – спросила Астория в ответ, насмешливо приподняв бровь. – Панси ведь твоя лучшая подруга! Почему ты не хочешь даже навестить её? Дафна отвела взгляд, нерешительно прикусила губу и мгновенно затихла, будто бы Астория надавила на больное место. – Ты боишься, – мгновенно догадалась младшая и презрительно усмехнулась. «Совсем как Панси», – подумала Дафна. – Асти, тебе не понять, – тотчас же стала оправдываться она, – Паркинсон свихнулась. Последнее время она вечно несла какую-то чушь, читала эти жуткие книги из Запретной секции... Не ходи к ней, я прошу тебя. – Трусиха, – фыркнула Астория и гордо удалилась в спальню. – Наивная дура, – тихо сказала Дафна ей вслед. *** В палате Панси всё было слепящее белым, кроме небольшого изображения на стене – слизеринского герба, нарисованного волшебными красками. Серебристая змея свернулась спиралью на своем зеленом поле, но её роскошно прорисованные глаза угрожающе блестели, предостерегая и напоминая, что лучше с ней не связываться. Астория невольно залюбовалась рисунком. – Это Миллисент мне подарила, – вместо приветствия сказала Панси. – Даром, что жирная корова, но рисует здорово. Пообещала сделать мой портрет в следующий раз. Тебе нравится, Гринграсс? Паркинсон выглядела так, будто ничего не изменилось: на её лице не было смертельной бледности, волосы не висели грязными сосульками, взгляд не был затуманен из-за зелий, которыми её, наверное, пичкали ежедневно. – Очень, – кивнула Астория и добавила после минуты тишины: – Как ты? Стул для посетителей оказался на редкость неудобным. – Неплохо. Я ожидала другого отношения, – ухмыльнулась Паркинсон. – Ну, конечно, эта Помфри каждый раз морщится, заходя ко мне, но терпит. Даже помогает по мелочам, с Очищающим, например. Правда, при этом у неё за спиной вечно маячит какой-нибудь охранничек, что несколько раздражает и забавляет одновременно. – Они что, отняли у тебя палочку? – Конечно, дурочка, её ведь даже у тебя отняли, хотя ты явной угрозы и не представляешь, – Панси заговорщицки подмигнула. – Но мне она не нужна, чтобы убивать. Я ведь перерезала горло тому гриффиндорцу обычным столовым ножом, забыла? – Я не знала. – Ну, теперь ты в курсе, – Паркинсон помолчала, а потом вдруг села, свесив ноги с кровати, и схватила Асторию за руку. – Скажи мне, Гринграсс, ты никогда не думала о том, как слабы мы, волшебники? Взгляд у неё был абсолютно безумным. – Разве это так? – Конечно. Мы слабы, слабее, чем эти отсталые магглы, – Панси не моргая смотрела в глаза Астории, продолжая сжимать её теплую сухую ладонь. – Отними у мага палочку – ты отнимешь у него надежду. Покажи врагу, что ты прячешь магию туда, откуда не сможешь извлечь – он потеряет бдительность, расслабится, подпустит ближе. Добавь к этому немного убедительности относительно своих исключительно благих намерений, и ты сможешь его убить. Панси говорила о странных и страшных вещах, но от её слов сердце Астории почему-то не замирало в ужасе. В дверь постучали – свидания были ограничены по времени. – Мне пора идти, – пролепетала Астория, освободив ладонь из пальцев Паркинсон. – Приходи ещё, – сказала ей Панси, – и передай своей сестре, что я её не виню. Стоя в дверном проеме, Астория обернулась. Панси смотрела на неё, улыбаясь, но глаза у неё были стеклянными и пустыми, как у одной из тех кукол, с которыми Гринграсс играла в детстве. Змея на картине шипела, а с клыков её капал яд. В ту ночь Астории приснился Симус Финниган. Он лежал вверх лицом на полу в пустом классе по Трансфигурации в стремительно разрастающейся луже собственной крови. На его горле красовались два неаккуратных разреза разной длины. Когда Астория увидела Финнигана, тот был ещё жив, дергался, а пальцы его рук сжимались так, будто бы он хотел схватить кого-то за шею. Лужа становилась всё больше и больше, превращаясь в озеро, а затем – в море, хотя раны Симуса уже не кровоточили. Гринграсс попыталась отойти, чтобы не испачкаться, но у неё ничего не вышло, и кровь залила её любимую обувь, сделанную из дорогостоящей кожи виверны. А потом Астория увидела Панси. Она была одета в странную маггловскую одежду: некое подобие балахона, на котором было выведено слово «Nevada» примитивным типографским шрифтом, юбка выше колена, белые гольфы, черные туфельки на небольшом детском каблуке. И, если Астория ещё понимала, откуда в её сознании всплыла Невада – её прадед погиб в одноименном американском штате в конце девятнадцатого века, выискивая последнего золотого дракона, – то откуда она взяла всё остальное, Гринграсс не имела ни малейшего понятия. – Асти, – прошептала вдруг Панси, – иди сюда. Я хочу тебе кое-что показать. И Астория послушалась, приблизилась, ступая теперь безо всякого страха по ставшему необъятным морю крови. Паркинсон протянула ей нож, тот самый, которым она только что убила Симуса Финнигана. – Возьми, – приказала она. И Астория взяла. Обычный столовый нож, заточенный простеньким заклинанием, показался ей тяжелее любого двуручного меча. – В этом ноже заключена сила, дорогая, – ответила на немой вопрос Панси, улыбаясь неестественно открыто и светло, – а быть по-настоящему сильной всегда тяжело, особенно такой девушке, как ты. Но не бойся, я помогу тебе. Ты ведь хочешь этого, правда? Астория кивнула. Нож выскользнул из её слабеющих пальцев и утонул в крови. – Прости, Панси, я... я подниму, – начала оправдываться Гринграсс. – Не надо. Мы найдем тебе что-нибудь другое, Асти, – сказала Паркинсон, оказавшаяся ближе, чем ожидала Астория, – что-нибудь идеальное. Губы у Панси были холодные и сухие, как у мертвеца, а пальцы – горячие и проворные, как у самой Гринграсс. – Ты ведь хочешь этого, правда? – Да, я хочу. Астория запрокинула голову, подставляя для поцелуев свою беззащитную шею, и увидела в зеркале на полотке двух обнимающихся девушек, одетых в одну и ту же одежду, стоящих в самой середине океана крови. *** – Почему именно Финниган? Панси и Астория никогда не здоровались и никогда не прощались. Пренебрегая обычными человеческими ритуалами, они придумывали свои. Вопрос, служивший отправной точкой диалога, был одним из таких ритуалов. – А у тебя самой есть какие-нибудь теории на этот счет, Гринграсс? – не без ехидства поинтересовалась Паркинсон. Сегодня она выглядела чуть более уставшей, чем обычно. Астория знала, что к ней недавно зачем-то заходил сам директор Снейп, и, может быть, такая перемена была связана именно с этим визитом. – Из чувства долга, наверное. Чтобы на деле показать Темному Лорду свою лояльность... – Гринграсс, ты считаешь меня умной? – прервала её Панси. Астория замешкалась на несколько секунд, удивленно хлопая своими умело накрашенными ресницами, но потом быстро пришла в себя и ответила: – Разумеется. У тебя есть ответы на все вопросы, которые я бы тебе не задавала, отличные оценки, опыт, всё, что нужно, чтобы считаться умной. По крайней мере, в моих глазах. – Какие глупости, – поморщилась Паркинсон. – Суть не в этом. Поверь, всё гораздо проще: то, что умный маг делает из чувства долга, дурак делает для забавы. – И всё? – Да. Вот и вся формула. – Выходит, что ты убила Финнигана... – Потому что мне стало скучно, а он случайно оказался рядом. Да, именно поэтому, Гринграсс. В комнате стало тихо. Астория посмотрела в окно. Там, за полупрозрачной мерцающей решеткой щадящих защитных заклинаний, было видно кусок озера, кажущегося в этом ракурсе чересчур темным, полоску Леса и несколько кучек студентов, наслаждающихся короткими часами отдыха в промежутке между учебой, приемами пищи, пытками и сном. – Ты разочарована? – спросила Панси. – Я счастлива, – ответила Астория. – Потому что мне по большому счету плевать на Темного Лорда и его братию. Мне просто скучно. Паркинсон рассмеялась и обняла Гринграсс. Астория улыбнулась в ответ и уткнулась носом в шею Панси. – Ты идеальна, – пролепетала Астория, – и я, кажется, влюбилась в тебя. – Глупая. Губы у Панси были горячие и влажные, как у самой Астории, а пальцы – холодные, как у Симуса Финнигана. – Я не подведу тебя, не подведу, – ещё тише прошептала Гринграсс. – Я сделаю для тебя всё. Она запрокинула голову, подставляя Панси свою беззащитную шею для укусов-поцелуев, и, разумеется, не увидела на полотке никакого зеркала. Но, если подумать, это было абсолютно не важно. В дверь постучали. – Не стоит обещать того, что ты не сможешь исполнить, Гринграсс. *** Астория упустила тот момент, когда окружающие стали избегать её. Сначала к ней перестали подсаживаться на уроках, потом – в Большом зале. В библиотеке Гринграсс сидела в полном одиночестве за самым дальним столом, а потом, выпросив у Кэрроу пропуск в Запретную секцию, и вовсе перестала появляться в общем читальном зале. В гостиной Астория также со временем стала сидеть в отдалении от прочих студентов, хотя скучно ей не было: она могла часами вырисовывать на пергаменте змей, ножи, кинжалы и лицо Панси, которое пока что выходило на редкость неудачным. Уходя, Астория всегда сжигала свои рисунки в камине. Единственным человеком, который продолжал контактировать с Асторией, была Дафна. Проникновенные монологи, слезы, мольбы, угрозы – всё, что угодно, кроме разговора, настоящего и предельно честного разговора, который был по-настоящему нужен Астории. Это ещё раз доказывало, что только Панси могла её действительно понять, дать то, чего она так давно искала: свободу и силу. Впрочем, к концу февраля и Дафна перестала докучать сказками, наполненными лживой моралью о том, как нужно жить и поступать чистокровной волшебнице. «Наверное, это семейное – пытаться наставить близких на якобы истинный путь», – думала Астория, вспоминая похожие истории, рассказанные когда-то матерью. Асторию абсолютно не волновало то, что у неё никого не осталось, кроме Панси, с которой они виделись по-прежнему раз в три дня. В конце концов, у них был план, как всё изменить. – Нашла уже? – спросила Панси, намеренно туманно формулируя вопрос. – Да. Сегодня мы сделаем это, – со счастливой улыбкой ответила Астория и, обняв Паркинсон за плечи, поцеловала её в губы. Поцелуи стали частью их ритуала даже быстрее, чем смела надеяться Гринграсс. «И пусть это никогда не заканчивается». – Покажешь, что выбрала? – вкрадчиво прошептала Панси, ослабляя её галстук. Астория облизнула губы, пахнувшие теперь, как и любимый блеск Паркинсон, ванилью, и расстегнула пуговицу на мантии. К внутренней части где-то на уровне бедра было пришито подобие ножен, сделанных из ткани, вероятно, другой мантии, а в них – изящный кинжал с ручкой из материала, напоминающей слоновую кость. – Откуда он у тебя? – поинтересовалась Панси, не без восхищения глядя на узоры и россыпь разноцветных прозрачных и непрозрачных камней. – Трансфигурировала обычный нож. – Это не совсем по правилам, Гринграсс, ты ведь понимаешь? – Я знаю. Просто однажды мне приснилось, что именно им я убила человека. – Моя хорошая девочка, – Панси усмехнулась и притянула Асторию к себе для нового поцелуя, на этот раз – страстного и даже болезненного. Астории не очень нравились такие поцелуи, потому что после них неприятно саднили губы и даже язык, но она думала, что со временем у неё привыкнуть к этому и полюбить также, как это произошло с Панси. То, что сама Панси не любила никого, кроме себя, Асторию не волновало, или же она пока об этом не знала. – У нас точно всё получится? – Конечно, глупая, – Паркинсон задумчиво гладила Гринграсс по длинным волосам, а потом обняла крепко и прошептала ей на ухо. – Мы будем счастливы, я обещаю. Они ещё долго сидели на узкой скрипящей кровати, обнявшись, придумывая себе светлое будущее, которому было суждено наступить в один прекрасный момент. В дверь постучали. – Пора, – пробормотала Астория, нервно покусывая нижнюю губу. – Поцелуй на удачу? Гринграсс отказываться не стала. *** Сегодня дежурила профессор Вектор, которая наиболее лояльно относилась к Астории: часто улыбалась ей, позволяла дольше времени проводить с Панси, всегда была вежлива и мила. Кроме того, Септима Вектор была слаба в защитных заклинаниях. Паркинсон рассказывала, что она, в отличие от профессора Макгонагалл или Стебль – слизеринцев и Пожирателей решили не трогать, – всегда посылала сову Флитвику, когда нужно было снова накладывать заклинания на окно в палате Панси. Эта слабость делала профессора Вектор самой уязвимой из охранников, а значит – идеальной целью. – Всё прошло хорошо, мисс Гринграсс? – Да, профессор, спасибо, что позволили нам посидеть подольше, – ответила Астория, лучезарно улыбаясь и пытаясь выглядеть как можно более невинной. Палочка Астории лежала там же, где и всегда – в верхнем ящике небольшой тумбочки. Когда профессор Вектор отвернулась, чтобы достать её, у Астории была лишь секунда, чтобы убить, и она не стала медлить. Лезвие вошло очень удачно – точно между нужными ребрами, – и пронзило сердце жертвы. Профессор Вектор покачнулась и упала на бок, перекатившись потом на живот и не издав ни единого звука. – Нападать со спины мерзко, знаешь ли, – усмехнулась с порога Панси, – хотя действенно. Астория криво ухмыльнулась и вытерла кинжал о подкладку своей мантии. Она была рада, что ей не пришлось видеть лицо мертвой Септимы так же хорошо, как она в своих снах видела лицо Симуса Финнигана. – Спасибо, я знаю. – Что дальше? – Дальше мне нужна палочка. Возьми себе ту, что у Вектор в кармане. Она теперь твоя, – жестко ответила Гринграсс. Теперь у неё была сила и, хотя по спине бежали мурашки, а руки ощутимо дрожали, ощущение было невероятно приятным. Кроме того, исход побега зависел теперь только от неё. В этом была особенная сладость. – У тебя глаза сумасшедшей. Или об этом ты тоже знаешь? – сказала Панси, отлевитировав труп профессора в свою камеру и наложив запирающее заклинание на дверь. Астория присела на корточки, обмакнула кончики пальцев левой руки в луже крови, а потом, поднявшись, провела ладонью по щеке Панси, пачкая её кожу. – Я знаю только то, что ни о чем не жалею. Они поцеловались снова: Астория, опьяненная смертью, и Панси, опьяненная свободой. – Нам нужно идти, верно? – прошептала Паркинсон, слизывая с губ чужую кровь. – Пожалуй. Помфри придет в эту часть больничного крыла через тридцать минут. За это время нам нужно уйти из Хогвартса, – Гринграсс направила палочку на Панси. – Сальвио Гексиа! Так будет несколько проще. – Неплохая идея, – сказала невидимая теперь Паркинсон. – Только действовать будет около сорока минут, – вздохнула Астория. – К этому времени нам нужно выйти с территории Хогвартса и это будет достаточно трудно. – Почему? – Я только что убила волшебницу, и мне очень трудно играть невинность и спокойствие. – Я верю в тебя, Гринграсс. Ты хорошая актриса. – Ещё один поцелуй на удачу? – ухмыльнулась Астория. Целоваться с невидимкой было достаточно необычно. *** Им сказочно везло. Сначала им попались две большие группы слизеринских студентов, одна из которых следовала с четвертого этажа на второй, в класс Заклинаний, а вторая – из Большого зала на улицу, к озеру. У озера Астория и Панси отделились от толпы и вскоре оказались среди деревьев Леса. – Теперь что? – Самое сложное. Нужно дойти до Гремучей Ивы. С помощью одного заклинания из книги «Волшебная агрикультура», которая по странному стечению обстоятельств оказалась в Запретной секции, Астория смогла выучить заклинание исследования почв, которое обнаружило пустоты в почве в районе Ивы. Вопрос о том, где спрятан вход, был излишним, а информация из антологии «Агрессивные деревья» помогла усмирить Гремучую Иву. – Ты уверена, что проход ведет за пределы Хогвартса, – спросила Панси. – Нет, – покачала головой Астория. – После ужина все теперь должны быть в замке, я не могла так рисковать. – А как же заклинание невидимости? – У меня не выходит использовать его на себе, – вздохнула Гринграсс. – Хорошо. Нужно рискнуть. И они рискнули, приятно удивившись, когда в конце пути обнаружили себя в так называемой Визжащей хижине. – У нас получилось! – радостно выкрикнула Астория, бросаясь Панси на шею. – Получилось! В голове Гринграсс мгновенно вспыхнули все те прекрасные картины будущего, которые она рисовала в воображении каждый вечер, сидя перед камином в общей гостиной. Она и Панси на берегу Ла-Манша, одетые в маггловскую одежду, сбегают во Францию от преследователей, она и Панси селятся в пустующем особняке бабушки Астории, где живут только несколько домашних эльфов, она и Панси занимаются любовью на шелковых простынях на огромной кровати красного дерева с балдахином, она и Панси убивают людей и волшебников вместе, как подруги или как любовницы. – Ты молодец, Гринграсс, – улыбнулась Панси, – но при этом ты такая наивная дурочка. – Что, о чем ты...? Боль пришла сразу, накатила огромной волной. Астория вскрикнула, рефлекторно вцепившись в плечи Паркинсон, сжимая сильно, до синяков. Только сейчас Астория поняла, что кинжала в ножнах уже нет. – Это было необходимо, – сказала Панси, продолжая счастливо и неестественно открыто улыбаться, придерживая Асторию за талию и медленно вспарывая ей живот её же кинжалом. – Я не хочу отпускать тебя, ты ведь знаешь мой секрет. Ну, о том, что убивала не ради Лорда. Это неприемлемо, у меня есть планы, далекие от того, чтобы провести остаток жизни в солнечной Франции. А про тебя я скажу, что ты совершила самоубийство. Харакири, как японские маги. – Но... но ты же сказала, что мы... что ты... – прохрипела Астория. Ей ужасно не хотелось умирать, но она чувствовала, как кишки вываливаются из её живота, сползая вниз, а кровь струится по ногам, заливая испорченные уже туфли из кожи виверны. – Я соврала, Гринграсс. Так бывает, слизеринцы вообще часто врут, а уж хорошие актрисы – и подавно. Если бы Астория могла, она бы вырвала сердце Панси прямо сейчас, но единственное, что было в её силах – плюнуть в лицо. Паркинсон даже не поморщилась. Она, всё ещё придерживая Гринграсс, неотрывно смотрела ей прямо в глаза, не без интереса наблюдая за тем, как медленно угасает в них жизнь. Когда Астория забилась в судорогах, а ноги её заскользили по мокрому полу, Панси перерезала ей горло. Кровь брызнула Паркинсон в лицо и на шею. Гринграсс дернулась в последний раз, а потом обмякла, и держать её стало совсем невыносимо. Панси осторожно положила тело Астории на пол и, поцеловав в щеку на прощанье, прошептала, глядя в застывшие мертвые глаза: – До встречи в самом конце.