О любви: мимолётное

Питер сидел за столом своего рабочего кабинета, перебирая руками перо и поглядывая то на дверь, то на лежащий на столе томик романа в незатейливой обложке. Единственным ярким элементом книги было название, красовавшееся на переплёте, от которого так и веяло каким-то неестественным пафосом — один из любовных романов, которыми зачитывалась Элизабет. Миссис Данстанвиль пару минут назад покинула комнату, а свидетелем её недавнего присутствия стала случайно забытая книга. Наличие новых инородных элементов в интерьере кабинета было несколько непривычным для Питера: обычно он никого не пускал в эту комнату и всегда сам чётко организовывал своё рабочее место. Тут у каждой вещи был свой уголок, своё назначение. А томик романа явно выбивался из общей идиллии, неестественно наполняя своим присутствием край стола. Такого рода упорядоченную организованность пространства принято называть присущей всем англичанам педантичностью, но Питер в своей аккуратности и выверенности в любых серьёзных вопросах превосходил, пожалуй, добрую долю соотечественников. Он придерживался порядка в вещах, делах и голове. Такие принципы он сформировал для себя. И, надо отдать должное, эти принципы часто спасали его в особо сложных ситуациях, помогая не терять голову и сохранять здравый рассудок. А потому, в силу сформировавшейся привычки, лорд Данстанвиль старался как можно скорее избавляться от посторонних вещей, нарушавших порядок его идеальной обители. Но, как ни странно, всё, что было связано с Элизабет было исключением даже из таких незыблимых порядков и правил. Что по-настоящему удивило Питера, так это мысль о том, как просто он принимает эти изменения, вносимые женой в его устоявшийся и неизменный мир. И эти изменения ничуть не раздражали его. Наоборот, он ощущал какое-то странное удовольствие от возможности разделить этот свой мир с кем-то ещё. Нет, не просто с кем-то, а именно с ней. В самом деле, как же так случилось, что эта девушка стала для него особенным человеком, которому он был готов позволить и простить гораздо большее, чем кому бы то ни было ещё? Казалось бы, что такого особенного есть в этой леди, что так зацепило его? Нет, разумеется, Элизабет особенна и неповторима. Хотя бы тем, что она гораздо умнее и благоразумнее праздных и инфантильных дворянок, не умеющих здраво рассуждать. И при том она более живая, интересная и страстная, чем все те холодные целомудренные дамы с пустыми лицами. Она определённо отнюдь не проста, это точно. Но в то же время в ней нет ничего столь поразительного и невероятного. Обычная девушка, которая, как и все другие, ведёт домашние дела, пьёт чай в саду и читает эти помпезные любовные романы под стать любой другой скучающей даме. Ну в самом деле, что все женщины находят в этих незаурядных книжках? Лорд Данстанвиль однажды пробовал прочитать такую и смог сделать только один единственно верный вывод: ничего абсурднее и смешнее он никогда не видел. Мужчины, жаждящие любви и внимания женщины, ведомы явно не той головой, которая создана для мышления! В них нет абсолютно ничего от качеств джентельменов: настойчивые, безрассудные и бесстыдные. А это не говоря уже о том, что их поступки идут в разрез с любыми правилами логики. Они абсолютно не задумываются о будущем, об общественном мнении и о чести девушки, при этом крича, что готовы взять ответственность. Будто бы весь мир создан для них и их любви. Конечно, в контексте книги так оно и есть. Но почему эти бесстыдные, пошлые, неправдоподобные и несуразные писания с неподдельным интересом читает так много девушек Питер решительно не мог понять и понимать не собирался. Он потёр переносицу, стараясь успокоить вдруг возникшее внутреннее негодование. Всё же это маленькое увлечение не несёт в себе чего-то ужасного. Да и сейчас думать об этом нечего. Питер вспомнил как ещё несколько лет назад, наблюдая за читающий женой, мог видеть на её лице столько разных эмоций, которыми она никогда не одаривала его самого. Элизабет переживала всё происходящее с героями так, будто сама была непосредственной участницей книжных событий: злилась, расстраивалась и смеялась по мере прочтения. Когда же волны строк заводили её в мир близости и бесконечной любви героев, лицо девушки становилось таким вдохновенным, таким застенчиво-томным… а потом вмиг угасало, будто горько возвращаясь в мир, где ей никогда не познать этих чувств. Наверное, Элизабет сама не знала, что все строки романов находят отражение на её лице. Но с тех пор Питер ещё долго терпеть не мог эти чёртовы книги. Ведь каждая его попытка подарить жене похожие чувства сталкивалась с непреодолимой стеной ненависти и обид. Сейчас же всё было совсем не так. Миссис Данстанвиль не покинула своё увлечение читать. Однако теперь она лишь снисходительно улыбалась, летая глазами по страницам. Ведь теперь… теперь они с Питером познали те чувства, о которых так много написано в этих книгах. Они узнали любовь. Множество раз об этом чувстве писали стихи, слагали песни и даже целые романы. Но никто и нигде ещё не смог хотя бы близко описать этот огонь, эту бурю, эту бездну… Невозможно передать словами всю глубину и искренность любви. Питер Данстанвиль был уверен, что это это именно она. Ему за свою жизнь удалось испытать влечение, интерес, любопытство, ревность, желание. Но ничто это не могло даже сравниться с тем, что чувствовал он рядом с Элизабет. Чувство, что прошло через огранку временем. Чувство, что, словно вино, становилось лишь более благородным, пьянящим и дурманящим с каждым днём. Всё же ничто не сравнится с желанием захватить и быть захваченным, полностью, без остатка; с желанием овладеть и отдаться в ответ, со страстью от одних взглядов, с прикосновениями, отдающими дрожью… Когда она плачет твоё имя; когда, еле касаясь губами, что-то шепчет в шёку… Когда дыхание перехватывает и срывается голос… Когда хочется чувствовать это тепло ещё ближе, ещё больше… Когда она держит тебя, прося больше, когда неразборчиво целует, утопая в ласках… Когда знаешь, что сейчас существуете лишь только вы вдвоём и никто более… Только б больше касаться, только б быть ешё ближе… Просто ей захлебнуться… Чтобы она в ответ утонула в тебе… И чтобы вы вместе сгорели… А потом вместе лежать и слушать дождь, согреваясь теплом друг друга. Чтобы она спала на твоей руке, и её волосы щекотали твой нос. А потом вместе пить чай по утрам. Чтобы она сидела и читала в кресле рядом с твоим рабочим столом с этой своей снисходительной улыбкой. Чтобы иногда вдруг хватала случайный чистый лист и твоим пером увлечённо писала письмо, начиная с неизменного «To My Dearest Friend Brigitte». Чтобы лёжа у тебя на коленях после ужина смотрела на огонь в камине, пока ты читаешь бумаги и свободной рукой гладишь её по волосам. Чтобы заботливо поправляла тебе запонки перед выходом в свет. Чтобы обнимала перед дальней поездкой по делам. Чтобы, находясь далеко, рисовать в голове её силуэт. Чтобы выбегала встречать тебя под озабоченные крики Фиби. Чтобы ты вновь прижимал её, удивляясь тому, как можно быть такой стройной и нежной. Чтобы просто быть вместе. Чтобы просто жить… Питер шумно выдохнул. И снова его мысли наполняла она. Лорд Данстанвиль много слышал рассказов об этом чувстве от своих друзей, приятелей, случайных знакомых. И никто никогда не чувствовал любовь так, как он. А может, так и должно оно быть. Может, у всех любовь своя. А может, только они одни во всём мире любят такой неповторимой любовью. Кто его знает. Но пусть такие пышные фразы останутся для любовных романов. А он будет просто жить и дарить Элизабет свою своеобразную искреннюю заботу. Встанет из-за стола вечером, закончив работу, найдёт жену в гостинной и, обняв предварительно, отдаст книгу. И они пойдут ужинать. Она будет что-то рассказывать весь вечер о какой-то глупой приятельнице из светского мира, о книгах, о Бриджит. А он будет хмуриться, но всё внимательно слушать. Будет делать краткие, но дельные замечания. А потом вдруг засмеётся с какой-то уморительной несуразицы. Мало ли что могут напридумывать эти фанатичные авторы романов о любви…