***
Солнце потихоньку садится, но до сих пор продолжает светить, только не так ярко, как несколько часов назад. Дует слабый ветерок, он продувал вспотевших людей и пытался охладить от несколько часовой жары. Некоторые из людей уже закончили работать и пошли по домам в надежде отдохнуть час, может больше, перед тем как снова идти и уже вечером работать. А вот кто-то продолжает трудиться, например, кузнецы, повара, врачи и садовники. Рядом с парнем стоит Энид, которая выкапывает маленькие ямки, чтобы посадить кусты ягод, что принесла Мэгги из-за пределов ворот. Сама же Мэгги вычищает грядку от ненужных ростков и ей помогает очищать землю Рон, который, как и все, вспотел из-за дневной жары, даже несмотря на легкую одежду, что была одета на нем. Его рубашка прилипла к спине от колоссального количества пота, что выделяется и выделяется, несмотря на то, что блондин расстегнул пару пуговиц и закатал рукава рубахи. Волосы вновь промокли, начав спадать на лоб, и снова стали прилипать. Ребята смеются, дурачатся и рассказывают различные счастливые истории, что происходили с ними. Вот в этот момент Рон понял — он счастлив. По крайней мере, сейчас, в данный момент. Мэгги редко смеялась или хотя бы просто улыбалась, когда Гленн и Саша погибли. Но сегодня и именно сейчас она выглядела беззаботной, каким раньше ее помнил Рон и Энид в последний раз. Девушка рассказала, как она и Гленн хотели назвать ребенка. — Если эта девочка, — говорила Мэгги, останавливаясь от работы и бережно поглаживая живот, улыбалась она. — назову ее Бет, как мою сестру. А если мальчик, — девушка сделала паузу, смотря на Энид и Рона, которые завороженно наблюдали за Мэгги, словно девушка рассказывала мистическую историю, что рассказывали детям на хэллоуин. — назову в честь отца, Хершел. Это Гленн хотел его так назвать, — грустно улыбаясь, смотрела на друзей с едва заметными слезами в глазах. Затем перестав поглаживать живот, Мэгги весело улыбнулась и вернулась к работе. Энид рассказывала различные истории, происходившие до апокалипсиса. Она говорила о своих друзьях, родителях, бабушек и дедушек, братьев и сестер. Мэгги тоже говорила о семье, как ходили в церковь по выходным, о том, как Бет нашла в ее сумке противозачаточные и пришла к озеру, где Мэгги купалась со своим братом. Сестры долго ругались, а когда на их крики пришел отец, Бет спокойно ответила, что они просто купаются. Когда девушка рассказывала эту забавную ситуацию, ее лицо украшала до невозможного широкая улыбка при об одном упоминании о сестре. Мэгги сказала, что Бет была самым светлым человеком, что когда-либо она встречала. Она бы хотела, чтобы сейчас сестра была именно здесь и сейчас. Рон почти ничего не говорил, ведь в школе друзей у него особо и не было, даже несмотря на его приветливость и общительность, одноклассники не хотели общаться с ним. Да и с семьей тоже не особо много веселых воспоминаний, только как папа постоянно бил маму. Были воспоминания о брате, о маме, только их было больше. Единственное, что мог вспомнить — куча различных шуток. И анекдотов и блондин рассказывал какой-нибудь из вспомнившихся, то девушки смеялись, но Мэгги громче и искренне, да так как даже Карл не смеялась, он просто тихо говорил, улыбаясь от уха до уха, а затем чмокал в щеку или губы: — Ты такой придурок! Вдруг раздался громкий голос Кэла, который стоит на посту на вышке возле ворот: — Александрийцы! Рон встает позже, чем девушки. Парень сказал, что скоро подойдет, и пусть скажут Карлу, что он сидит здесь. Вытянув из земли еще пару ростков, он думал о Карле, о том, как тот обрадуется, увидев его в поле зрения, о его теплых губах, что прижимаются то в торопливом и легком поцелуе, что от него скручивается желудок в трубочка, а живот наполняется теми бабочками, что нарисованы на подаренной синей бандане, то в медленном и страстном поцелуе, от которого хочется продлить момент, не отходя от друг друга ни на шаг. Быстро поднявшись с ног, парень мчится к воротам, чтобы увидеть своего парня, которого долго не видел и за это время сильно волновался. Рон даже хотел сбежать из Хиллтопа в Александрию, дабы убедиться, в порядке ли Карл, но не сбежал, потому что он нужен здесь. Он нужен Мэгги и Энид. Парень мчится к воротам. Его потная рубашка отлипает от спины, как и волосы, которые разлетелись в стороны, открывая вид на дорогу и на зашедших внутрь александрийцев. Он остановился возле Энид, Мэгги и Кэрол, что подбежала к воротам чуть раньше и, закрыв рот ладонью, тихо роняет слезы. Их улыбки, которые были на лицах всего пару минут назад исчезли, в глазах их встали слезы, что вот вот прольются. Парень нервно переводит взгляд на остальных прибывших: Тару, Розиту, на Дэрила, который держит малышку Джудит в руках, задавая именно ему вопрос взглядом. И мужчина кивает Рону с болью и виной в глазах. И он понимает. Он понимает, что сказал ему Дэрил этим взглядом. Карл мертв. Внезапно сердце, что так сильно трещало в груди, что ожидало долгожданной встречи с любимым, упало так, как было с матерью, только больнее и уже точно навсегда. Руки задрожали, когда он потянулся ею до синей банданы, чтобы сорвать со лба и посмотреть на нее. В голове пронеслось воспоминание о том замечательно счастливом дне, когда Карл подарил ему этот головной убор на лето вместо такого же цвета синей шапки. Пока воспоминания нахлынули, как волной, у Рона сбилось дыхание, и, пытаясь выровнять дыхание, он судорожно глотал воздух. Это было единственным толчком, чтобы первые слезы пролились. Они катились и катились из глаз, оставляя за собой мокрые пятна. Рядом с ним Энид не смогла удержаться на ногах. Она упала на колени и, прижимая ладонь ко рту, в надежде не закричать и не завыть от боли, что снова пронзило и так раненое сердце, тихо плакала. Парень перевел туманный взгляд с закрывающихся ворот на Мэгги, которая принялась утешать Энид, хотя сама еле сдерживается, чтобы опять не начать рыдать взахлеб. На ватных ногах парень пошел, сам не осознавая куда. Он хотел побыть один, переварить все, что только что сказал Дэрил. Возможно, даже идет к нему, чтобы спросить, как это произошло. Но в маленькой частичке души, настолько далеко, что даже сам не знает о той части души внутри него. Он думает, что это неправда, потому что Карл, чертов, Граймс не мог умереть. Он не ожидал, что придет на кладбище, а именно туда, где похоронили Гленна и Абрахама. Рон сел на колени между их могилами и, уставившись в землю, положил все еще дрожащие руки по бокам от колен, крепко зажмурил глаза. Лицо его парня появилась в этой темной пустоте. Его ледяные глаза светились голубым светом в темной комнате, и его глаза похожи на два огонька, как в различных мистических фильмах, что смотрел Рон до апокалипсиса. Тонкие губы растягивались в тёплой улыбке и беззвучно говорили: — Все хорошо, так нужно. Инстинктивно блондин потянулся вперед, приоткрывая рот, чтобы вспомнить тот сладкий вкус, который оставался на его шершавых и обкусанных губах, когда тот съедал плитку шоколада. Только Карл лишь отдалялся, словно не желая отвечать хотя бы на обычное касание губ. Его темные каштановые волосы развивались словно по ветру, и Рон уже стал уверен, что Карл здесь, стоит перед ним, ярко улыбаясь, что Дэрил соврал и Карл жив. Но это не так. Его больше нет. Через зажмуренные глаза быстро полились слезы, руки вновь задрожали, а Карл продолжал шептать, что все хорошо, что так надо при этом лучезарно улыбаться. Не сдержавшись, Рон открыл глаза и часто задышал, будто бежал от стада мертвецов. Парень стал неразборчиво бормотать себе под нос, что даже сам не понимал, о чем он говорит: — Прости, прости меня, Карл.***
Темно. Солнце давно зашло за горизонт, и на его место встала луна, освещая дорогу едва заметным ледяным светом. Ветер, который дул днем, стал сильнее, и трава, что спокойно стояла с утра до захода солнца, принялась шататься, как водоросли глубоко под водой. В поле зрения не попадает ни одна живая душа, кроме тех, кто стоит на посту. Ведь они охраняют город от нападений ходячих или людей. Большинство уже спит, как жители Хиллтопа, что развалились в своих железных домиках, так и александрийцы и люди из королевства, мирно спящие в главном здании на самодельных кроватях, которые лежат на полу. Рон сидит на крыльце здания и смотрит в небо, покрытым миллионами звезд, что также сияют ледяным светом, как и луна. В его руке покоится крохотная бумажка, где в центре нее написано его имя, корявым почерком Карла, который он не всегда мог прочитать и поэтому Рон не злобно смеялся над получившимся словами в тексте. Взглянув пустыми глазами на письмо, сердце его сжалось от опять красочных воспоминаниях. Ему было страшно. Страшно открыть письмо, что Карл пытался написать с укусом на животе, оставленный ходячим, дабы успеть до истечения его времени и не оставить Рона без последних слов, которые бы сказал Карл на протяжении всей жизни. Его рука, что держала письмо его парня, задрожала, а из глаз снова полились слезы. Они были не такие быстрые, от которых дрожало все тело, слезы были медленными от воспоминаний о Карле. Парень видел, как Энид читала письмо от Карла. Ее тело тряслось от судорожных вдохов, волосы, что переливались при свете дня, стали растрепанными и темными. Глаза красные из-за слез, которые лились как водопад. Руки подрагивали, когда девушка пыталась вдохнуть глубже, стереть слезы, но все же пару капель попали на письмо, размазывая чернила черной ручки по листу. И все это время, что Энид читала письмо, рядом сидела Мэгги, которой также стало тяжело от такой потери. Ведь она знала Карла столько же, сколько и Гленна, может чуть больше. Этот мальчишка всегда ей нравился. Он был добрым и светлым человеком. Иногда он напоминал ей сестру, что была такой же светлой в таком гнилом мире. И она с уверенностью может признаться, что она ему доверяла, как родному брату. — Не спится? — раздался за спиной голос Мэгги. Девушка не решалась подходить к парню, чтобы дать больше места и времени. Девушка заметила в руках парня письмо и как тот не шевелился, будто уснул, сидя на крыльце. Рон отодвинулся в сторону, и Мэгги села, поняв его без слов. — Не могу, — тихо добавил парень, смотря таким же туманным взглядом на ворота. Тело его расслабленно. Парень не чувствует ни ног, что опираются на ступени, ни рук, что покоятся на бедрах и сжимают письмо Карла, единственную из немногих вещей, которая осталась после него. Рон чувствует тепло, исходящее от тела рядом, и это напоминает те дни, в которых он и Карл сидели на крыше беседки вечером или ночью и целовались до рассвета. От накативших воспоминаний по его щеке пробежала одинокая и холодная слеза, оставляя соленую дорожку. Качнув головой в сторону, парень вскинул голову к небу и приглушенно продолжил: — Без него. — Мне тоже было тяжело первые дни, — грустно отозвалась девушка, повернув голову к парню. Но Рон не желал поворачиваться к ней пустым взглядом, где когда-то горел огонек, но внезапно потух. Мэгги смотрела на него с печалью и заботой в глазах, ведь недавно она была в таком же состоянии, и с ней рядом находились близкие ей люди, ее семья. У Рона не осталось никого, как и у всех остальных, но у них есть друзья, ставшие в этом хаосе семьей. У Рона был все это время Карл, и единственным человеком осталась Энид. — Прочти это письмо, Рон. Я бы все отдала, чтобы перед смертью Гленна у меня осталось его прощальное письмо. — неожиданно прервала тишину Мэгги, все также смотрящая на профиль лица Рона. Парень дернулся из-за сказанных слов, не проворачиваясь на девушку. Он почувствовал ее улыбку, пропитанной тоской по мужу, заботой, которую Рон получал лишь от матери в детстве, и ту, что дарил брату, когда тот был совсем крошечным. Парень ощущал тепло от улыбки. Конечно, этого было мало, но все же именно она дала сил не только на обычный кивок, что было похоже на обычное дёрганьем головы, но и на прочтение письма, что до сих пор лежал на бедрах сжатым в руках. После тепло от тела и от улыбки пропало, потом он почувствовал легкое касание губ на своей макушке, и как тонкие и нежные пальцы прошлись по его светлым волосам. Когда парень понял, что девушка окончательно ушла, он поднес письмо ближе, чтобы разглядеть все корявые буквы, написанные Карлом. Проведя пальцем по собственному имени, такому же кривому, какое и получалось у Карла почти все два года, что они встречались он улыбнулся. Открыв письмо, он опустил взгляд на буквы и приступил к чтению, которое еще больше ранит его сегодня. «Рон, ты, наверное, злишься на меня, что я не пришел к тебе в Хиллтоп, чтобы попрощаться с тобой напоследок, но я должен быть в Александрии. И я уверен, читая это письмо, в глубине души ты думаешь, что это твоя вина. Но это не так. Я помог одному парню почтить его мать, убивая ходячих и освобождая их души. Он доктор. Он нужен в городе, нужен Мэгги, чтобы ее ребенок остался с ней. Но один из ходячих смог укусить меня, и это уже никак не исправить. И я хочу, чтобы ты знал это, потому что от меня ты не смог услышать и, к сожалению, никогда больше не услышишь. Я люблю тебя. Любил, наверное, с того дня, когда мы впервые встретились. Может, когда ты пытался убить меня или когда ты признался мне, что я нравлюсь тебе. Я точно не знаю. С каждым днем я любил тебя все сильнее и боялся. Что в один из дней мне придется отпустить тебя, что, в принципе, и произошло, и мне чертовски жаль, Рон. Я помню каждый день, проведенный с тобой как наедине, так и с тем, кто не должен был быть в тот момент рядом с нами. Я помню вкус твоих губ, когда мы целовались. Было это обычное касание губ или же страстный поцелуй, или чмоканье в щеку, в нос, в макушку. Такой вкус невозможно не забыть, ежевика с мятой и мне нравилось целовать тебя, ведь казалось, что каждый дюйм кожи покрыт этим чудесным запахом. Я помню твою чудесную и теплую улыбку, что одаривала меня с утра, когда мы ночевали вместе в моей кровати. И я буду помнить все, что связано с тобой всегда. Ведь ты лучшее, что случилось со мной за эти годы в гниющем мире. Мне жаль, что меня больше не будет рядом. Но знай, что я останусь рядом, пока ты вспоминаешь обо мне. Я люблю и буду любить тебя, Рон. Карл» На листок упала еще одна слеза, делая листок мокрым и размывая чернила от ручки. На улице все также темно и пусто, как и в душе парня, который только прочитал письмо своего покойного парня. Приложив лист ко лбу и тихо рыдая, он тихонько пробормотал. Но он точно был уверен, что где бы не был Карл, он точно услышит его, а может, Рон просто пытается утешить себя. — Я тоже люблю тебя, Карл.