Холодное тепло

      Он видит его перед собой, чувствует обжигающие касания холодных белых, будто полупрозрачных кистей. Блондин с какой-то нежностью прикасается к шее, водит по ней, вызывая мурашки у Холмса. Он разглядывает ключицы — что видны под растёгнутой рубашкой — плечи, что оголились, когда блондин пытался расстегнуть пуговицы. Руки проходили сквозь ткань, и брюнет, как под гипнозом, сам это сделал.       Потом лорд поднимает голову.       Совершенно бледное лицо, не выражающее каких-либо эмоций, тусклые глаза, что сверлят душу своей пустотой и безраличием. Это не Уильям. Нет того блеска в глазах, тёплой улыбки, нет того обмана, что было приятно раскрыть и надеяться, что криминальным лордом окажется именно он. И больше нет того ласкового «Шерли», что было произнесено в последний раз так нежно, что можно было и нужно было умереть, лишь бы вместе с ним.       Шерлок боится этой фигуры, но она тянется и дышит в губы, дразнит тем, что не смеет их касаться, и что брюнет не может коснуться его.       — Холмс, я не существую, — холодно произносит Уильям.       — Врёшь.       — Шерлок, ты выдумал меня.       Детектив моргает пару раз, после чего призрак исчезает. День за днём, а если быть точнее — каждую ночь, Уильям в какой-то момент появляется и оставляет за собой холодный след. Такой холодный, морозный, ледяной, что ничто не поможет согреть как тело, так и разум. После смерти профессора Шерлок не находил в себе силы даже встать с постели, а про расследования совсем забыл. Уже никакая загадка не сравнится с той, которая стала причиной таких глубоких чувств, как ненависть и любовь. Они шли наравне, заставляя беднягу проливать море слёз, после пусто глядеть в окно и выкуривать несколько пачек, после винить себя и повторять слова любви, что растворяются в пустой квартире.       Ненавистная ухмылка вновь появляется перед лицом. На ней Холмс замечает каплю крови, которая потом всё больше стекала, уже капала с подбородка и куда-то исчезала. На белой простыне ничего — брюнет уже начал сходить с ума, но тот снова заговорил безразличным тоном:       — Шерли, дорогой, — Уилл пальцем набирает эту каплю и оставляет на чужих губах. Железный привкус заставил того скривиться, но Шерлок всё больше распробовал его, облизывая губы. — Прости меня.       — . . . — страшное молчание разрывало слух, но он не мог выдавить из себя ни слова. Тем временем чувство вины нарастало с каждым жалобным «прости». — Это… Я виноват. Не ты, Лиам.       — Я знаю.       — Ничего ты не знаешь.       — Я знаю, что меня не существует.       — Но…!       — Шерлок, я вновь скажу, что я — просто плод твоей фантазии.       — Тогда почему я могу...! — брюнет хотел схватить за плечо, но рука промахивается. Снова и снова, пока не появилось желание проткнуть эти глаза. Рука останавливается, дрожит, не может сделать этого.       — Ну же, Шерлок.       — Я… Нет.       Уилл хихикает, слегка прикрываясь рукой. Смех такой же неприятно холодный и звенит в ушах. Ледяная рука растирает слезу по щеке, а после блондин облизывает палец.       — Ничего… И вкус тоже ничего не значит.       Шерлок растворяется в этих касаниях, чувствуя каждую подушечку пальцев и каждую неровность бледных губ. Он не может понять, почему тот может его коснуться, и почему его руки такие холодные. А в ответ потрогать нельзя, всё проходит сквозь него.       Во снах он видит настоящего Уильяма, тёплого Уильяма, который тепло целует, тепло держит за руку, разливает тепло по телу. А этот Уильям — он абсолютно противоположный другому. Но он единственный, кого Холмс может видеть в жизни. Единственный и до чёртиков похож на настоящего. Призрак смог его обмануть, заставив того плавиться, пока он играется с его чувствами. Чувствует, как пульс учащается, и сразу уголки губ растягиваются в довольную азартную улыбку. Шерлок ненавидит эту иллюзию больше всего, но так в ней нуждается, что каждый раз сидит на кровати, не смыкая глаз. А профессор уделяет немного времени, после чего уходит, оставляя того согреваться с кем-то во снах.       Призрак придерживается одной рукой за голое плечо, а второй крутил длинные, слегка запутанные волосы. Брюнет замер и глядел испуганно, что забавляло Уильяма. Блондинистые волосы тоже почему-то росли с каждой встречей и уже стали практически такой же длины, как и у брюнета. И детектив это видел, он хотел их ощутить, но рука продолжала промахиваться. Каждый раз злость распирала его, с чего иллюзия просто хохотала и пропадала.       — Мистер Холмсс… — как змея шепчет Уилл, — забудьте обо мне, но не забывайте этот момент.       Мориарти касается губ, оставляя жгучее тепло. Холмс снова хотел схватиться за него, чтоб не смел пропадать, но тот всё равно исчез, лишь два кроваво-красных глаза и тепло на губах застыли навсегда в памяти детектива.       После этого призрак никогда не приходил, но Шерлок и не думал забывать его также, как и своего любимого. Руки больше не дрожали от холода, в голове осталось только тепло, а на губах продолжает тлеть последняя сигара.       Je dois acheter un autre paquet de cigarettes.             [Надо будет прикупить ещё пачку.]