Капризы Короля

Чтобы спасти дорогого человека, Дунк без колебаний умер бы. Но иногда — приходится платить не смертью, а жизнью. — Пойдем со мной, — прошептал Эгг в их последнюю встречу. Его лицо было бледным, глаза — огромными. Не принц, всего лишь перепуганный мальчишка. — Давай убежим вместе! Пожалуйста. Он утопал в слишком большом для него плаще. Мир, в один миг сделавшийся чужим и безбрежным, тоже был слишком велик для такого мелкого недотепы. Но Дунк верил, что все будет хорошо — хотя бы для одного из них. Иногда, вера — все, что остается. Он мотнул головой. — Ты знаешь, я не могу, — сказал Дунк тяжело. В конце концов, он — та причина, по которой Эггу вообще позволено уйти. Иногда за жизнь приходится платить жизнью. — Давай, не задерживайся. А то глядишь, кто-нибудь передумает. — Но... — Двигай отсюда! — рявкнул Дунк. — Чтобы духу твоего по эту сторону Узкого Моря не было. Нижняя губа у Эгга задрожала. "Он справится", — сказал себе Дунк. "Должен". Все так. Преодолев секундную слабость, Эгг вздернул подбородок. — Я буду тебя ждать, — сказал он решительно. — На той стороне. Разбирайся со своими делами и приплывай. Я буду ждать, ты понял? — Я понял, что ты напрашиваешься на прощальную оплеуху, — буркнул Дунк, морщась от того, как тесно стало в груди. — Поторапливайся, ну. Невыносимо хотелось напоследок сгрести мальчишку в объятия, но секунды утекали, неостановимо и безжалостно. Он нетерпеливо махнул рукой. И — остался стоять в размокшей грязи, провожая взглядом стремительно удаляющуюся лысую макушку. Его сквайр. Его принц. "Не то и не это", — тут же разозлился он на себя. "Кончилось это все. Забудь." Он еще не раз повторил про себя это слово. "Забудь", — когда над Красным Замком взвилось в воздух знамя с черным драконом на красном поле. "Забудь", — когда голову Кровавого Ворона насадили на пику. "Забудь", — когда король Деймон, второй этого имени, накинул на его плечи белый плащ. Забудь. Забудь. Забудь. Это — слово, с которым он просыпался на устах. Это — то, что кричали ему вороны во снах. Это — то, что он шептал своей совести в бессонные полуночные часы. Не все было так плохо. Дунк знал, что поступил правильно — единственным возможным образом. И — что Деймон был не самым паршивым королем и не самым плохим человеком. Смерти были неизбежны, но новый король не был жесток по своей природе, и Дунк сомневался, что Кровавый Ворон проявил бы и ту малую милось, что Деймон даровал многим. Он должен был радоваться. Он, мальчишка из Блошинного Конца, — лорд-командующий Королевской Гвардии, любимчик короля. Все, о чем он и помыслить не мог. Все, что они с Деймоном видели во снах, которые делили, как любовники — ложе. Разве могла дворняга вскарабкаться к самому подножию Железного Трона? Разве мог незадачливый межевой рыцарь по мановению руки стать главой Королевской Гвардии? О таком только мечтают. Дунк отдал бы все, чтобы вернуться в те дни, когда они с Эггом, уставшие и вечно голодные, бороздили Семь Королевств. Вечером того дня, когда Деймон объявил Дунка лордом-командующим Королевской Гвардии перед всем двором, они вышли на балкон. Небо над их головами было черным и бархатным, но еще чуть лиловело у кромки горизонта. Высыпавшие крупные звезды горели ярко, как самоцветы. Когда Деймон запрокинул голову, волнистые волосы, из которых он вымыл темную краску, заструились по красному с черным дублету — казалось, серебряные звезды застряли и в них. Ночь пахла виноградом и цветами. — Вновь ночь, и вновь мы вдвоем, счастливы и пьяны, — улыбнулся Деймон. — Как забавно временами ходит по кругу судьба. Дунк не назвал бы себя ни счастливым, ни пьяным, но был не настолько туп, чтобы заспорить. Он с опаской облокотился о перила балкона — те были сделаны из камня, но и камень бывает предательским. — Только музыка могла бы сделать этот вечер еще лучше, — мечтательно вздохнул Деймон. Не поворачивая головы, он посмотрел на Дунка — фиолетовые глаза мягко заблестели. — Готовы вы, наконец, сыграть на моей скрипке, сир? Дунк нахмурился. Он не умел играть на скрипке, и любому должно было быть ясно, что проще обучить этому изящному занятию мула, чем его. Потом он вспомнил: было ведь похожее выражение. Вот только... — Вы хотели сказать, "сплясать под вашу дудку", Ваша Милость? Мгновение Деймон смотрел на него ошарашенно. Потом — рассмеялся, тихо и немного грустно. — Отнюдь. Я сказал то, что хотел сказать. Дунк был почти уверен, что правда в этот раз за ним. Деймон много лет провел на чужбине, должно быть, он просто путает выражения из разных языков. Но Дунк не стал спорить — короли имеют право выворачивать язык, как душе угодно, на то они и короли. Деймон протянул ему свою чашу с вином. — Выпейте еще, сир. Вам не помешает. Дунк не успел подхватить чашу — Деймон вдруг поднял руку выше и сам приставил ее к его губам. Вышло не слишком удобно — Дунк был высоковат, чтобы его так поили, но он присогнулся. Короли и их капризы... Нет, пусть над ними ломают головы кто поумнее. Дунк ел давно, и вино, терпкое и крепкое, сразу ударило в голову. Звезды загорелись ярче прежнего — красивая ночь. Красивая и спокойная, давно таких спокойных не было. И все равно... — И все равно, не слишком-то у вас счастливый вид, — посетовал Деймон. Он поставил чашу на перила и небрежным движением стер каплю вина, потекшую у Дунка по подбородку, заставив того вздрогнуть. — Что так омрачает ваши думы, сир? Дунк неловко пожал плечами. "Ну ты и молодец. Не хватало еще, чтобы король счел тебя неблагодарным занудой." — Этот день высосал из меня все соки, — сказал он чистую правду, пусть и не целиком. — Все эти лорды и леди... Мне еще нужно привыкнуть, извините, Ваша Милость. Да и лорд-десница, похоже, меня невзлюбил. — Не волнуйтесь, у него всегда такое лицо, будто кто-то подложил ему ежа в ботинок, — отмахнулся Деймон. — Это все ерунда. Все, кто смотрят на вас свысока сейчас, вскоре убедятся, как сильно вас недооценивали. Но дело ведь не только в этом? Дунк промолчал, не зная, что сказать. Деймон продолжил допытываться: — Дело в том мальчишке, вашем сквайре? Если вы так по нему скучаете, мои люди могут вытащить его хоть с края света. Найду ему место при дворе — все равно у него еще молоко на губах не обсохло строить против меня заговоры. Придется только убедить... — Не надо! — быстро сказал Дунк. Эгг был там, где ему положено быть, — в безопасности. Деймон, может, и милостив, но того же не скажешь ни о его деснице, ни об окружавших его лордах. — То есть, я хотел сказать, не стоит, Ваша Милость. Как я освоюсь при дворе, так и без него все сразу пойдет на лад. Но даже проговаривая эти слова, он не мог избавиться от чудовищного ощущения, что никогда уже ничто не пойдет на лад. Деймон пожал плечами. — Как вам угодно. Оно и к лучшему — я начал бы ревновать. Дунк озадаченно посмотрел на него. Его растерянный вид снова вызвал у Деймона улыбку. — Ну не очаровательно ли? — пробормотал он себе под нос. — Выпейте еще вина, сир. Похоже, этой ночью нам с вами только и остается, что напиться до беспамятства. Остаток ночи Дунк помнил смутно — только как они уже под утро, спотыкаясь и собирая все углы, добирались до королевских покоев — Деймон настоял, что лорд-командующий Королевской Гвардии обязан защищать его сон, несмотря на то, что Дунк в таком состоянии не защитился бы и от слепого котенка. И потом еще — как они долго и пьяно спорили в дверях, возле которых Дунк твердо вознамерился остаться, а Деймон возражал, что враги могли притаиться где угодно, и Дунку непременно следует бдеть всю ночь прямо у его кровати, а может, даже в ней. Правдами и неправдами Дунку удалось убедить его, что подушки в опочивальне не готовят покушение на новоиспеченного короля — в первую очередь потому, что единственная кровать, в которой он хотел оказаться, была его собственной. И все это — под ошарашенным взглядом другого королевского гвардейца, который, в отличие от Дунка, действительно исполнял свои обязанности в эту ночь. Его подчиненного. Теперь у него были подчиненные. К этому тоже еще предстояло привыкнуть. Потянулась череда блеклых дней, когда король был так занят своими королевскими делами, что странных взглядов и странных слов, к облегчению Дунка, стало меньше. Он все равно ходил за Деймоном, как привязанный, — тот предпочитал его всем остальным белым гвардейцам, хотя некоторые — Дунк не сомневался, — дали бы новоиспеченному лорду-командующему немалую фору во владении мечом. Поэтому ему выпадало сопровождать Деймона всюду, от собраний Малого Совета до пышных пиршеств, — громадная и молчаливая белая тень. Дунк почти чувствовал, как стягивается на горле цепь. "Будьте моей собакой, сир", — сказал Деймон однажды. Он стал. Дунк-чурбан, Дунк-цепной пес, Дунк-орясина в белом плаще. Он даже не мог винить высокородных вельмож, косящихся на него со смесью оторопи и брезгливости. Дунк и раньше был немногословен, а сейчас и вовсе старался не открывать рот лишний раз — незачем позориться и позорить благоволящего ему короля. Но Деймон его не стыдился, напротив — при каждом удобном случае брал под руку и, задрав голову, смотрел так, будто над ними все еще висела пригорошня самых ярких звезд. — Они увидят, — обещал он беззаботно. — Когда дракон проснется из камня, и вы будете подле меня, они все увидят. Яйцо, бывшее призом на свадебном турнире лорда Баттервелла, не проклюнулось — войну выиграли мечи, и предательства, и яростная неутомимость лорда Жгучей Стали, — но Деймон говорил, время еще придет. Иногда Дунк ему верил — в конце концов, они видели одни сны. Однажды... Сколь многое можно претерпеть утешившись этим "однажды". "Однажды" — когда ему опять удавалось заснуть лишь на рассвете и лишь после двух чаш крепкого вина. "Однажды" — когда во снах вороны снова выклевывали ему глаза. "Однажды" — когда одним вечером Деймон, пригласив его разделить трапезу в королевских покоях, вдруг подался вперед и мягко провел своими длинными пальцами скрипача по его щеке. "Ну и странные же обычаи у них в Эссосе", — подумал Дунк в первое мгновение. И потом — "неудивительно, что после жизни там у лорда Жгучей Стали всегда такое лицо, будто кто-то плюнул ему в чашу с вином". И потом — Деймон его поцеловал. Прямолинейнее было уже некуда, но у Дунка все равно ушла добрая минута, чтобы сложить кусочки паззла и чтобы в его пустой черепушке образовалась хоть одна законченная мысль. "Дунк-чурбан, тупой, как баран", — подумал Дунк с глухим отчаянием, хотя сегодня и это сравнение казалось слишком нелестным по отношению к умственным способностям баранов. Деймон все еще был слишком близко — Дунк чувствовал горячее дыхание у себя на подбородке и как приливает к щекам кровь. — Ваша Милость, я... — начал он, едва ворочая вдруг потяжелевшим языком. — Ты можешь звать меня Деймоном, когда мы одни. — Деймон, я... — Дунк запнулся. Глаза Деймона блестели. В животе сжалось — такой же блеск он видел в глазах Эйриона, как тот бредил о драконах. "Они же все безумцы", — устало подумал Дунк. "Как я мог забыть?" — И ты можешь ничего не говорить, — голос Деймона был мягче шелка. — Мы лишь делаем то, о чем давно условились. Я сел на трон, ты облачился в белоснежный плащ и теперь служишь своему королю, защищаешь его и потакаешь всем его желаниям. Всем. Так что Дунк ничего не сказал. Неправильно это все было, но в его жизни давно уже не осталось ничего правильного. Деймон прильнул к нему, требовательный, как подобает королю, но в то же время — странно хрупкий, как гриф скрипки. Закрыв глаза, Дунк почти мог представить, что... однажды Дунку приснилось, что Тансель Длинная сидит у него на бедрах. С ее пальцев спускались марионеточные нити, почти невидимые в полумраке спальни. Деревянный дракон резвился у него на груди, царапая кожу выточенными из дерева лапками. Он был легкий, этот дракон, извивался себе, подчиняясь красивым тонким пальцам марионеточницы. Ее руки были созданы, чтобы водить кукол. Или играть на скрипке. Дунк приподнялся на локтях, скатывая дракона на живот, и подался вперед — сорвать с губ Тансель поцелуй. И проснулся. Дракон, лежавший на нем, был тяжелее и в пляс пускаться не собирался. Он спал, спрятав лицо у Дунка на груди. Холодок обосновался там, где на коже свернулась тонкая струйка слюны. Его дракон, не из дерева и не из чешуи, но из плоти и крови. Дунк попытался выбраться из-под него. Деймон вздрогнул и приподнял голову. Его фиолетовые глаза помутнели от сна. — Ты снился мне, — пробормотал он. — Сон, такой прекрасный, что я боялся, он никогда не сможет стать явью. Но ты здесь. — Я здесь, — не стал спорить с очевидным Дунк. Рука Деймона нашла его щеку. — А что видел во сне ты? — Дракона. Я видел дракона. Деймон рассмеялся, счастливо, как дитя. И — снова поцеловал его. И — Дунк ему позволил. "Однажды", — сказал Дунк себе. И потом — "забудь".