Кровь, сигареты и одиночество

Венгрия осторожно приподнимает взгляд на сосновую рощу, плотно прилегающую к его дому. Жил он в лесу, то ясно, что деревья кругом. Но буквально с начала прошлой недели он стал замечать, как за этими темными и стройными стволами, обляпанными янтарной смолой, жмется кто-то. И Венгрия даже ни на секунду не засомневался, что это существо - человек. Удивился. Даже обрадовался, что в этой глуши есть еще люди. Потом понял, что от человека в этом создании лишь фигура. Он работает здесь лесником. Года 4 точно стаж наработал. Обходы. Проверяет, чтоб браконьеров, пожаров и всякой дребедени здесь не водилось. Живет, впрочем, припеваючи. Тут грустно, сыро, скучно временами. Одиноко. От одиночества, конечно, страдал раньше. Сейчас уже не парится об этом. Ну один он и что? По потолку не ползает, с ума еще не сошел. Хотя был бы рад жить не один. В первый год работы даже шуточно молился на то, чтоб скрасилась эта тоска. Вымолил себе в итоге хер пойми что... В какой-то из вторников вечером он заметил колыхание на нижних ветвях редких елей, стоявших прямо напротив ворот. Трещание ломающихся веток, совсем несвойственное любым осторожным животинкам. Те хоть мягенько ступали, мох продавливая, не показываясь особо. Эта тварь не пряталась, не пыталась ни разу, шумя словно нарочно. Стояла, сверля его раздраженный мозг этими тупыми прозрачноватыми глазами. А глаза у этого нечто были такие...Стеклянные. Он разглядел их при вечернем перекуре, когда уличный фонарь у двери загорается. Тогда блеск глаз видно лучше всего. Он думал чудище слеповатое, с мутными-то зеницами. А нет. На третий день в голову ему пришло его окликнуть и спуститься вниз. Страшно же от такой компании безмолвной. И он отчетливо видел, как радужка дернулась прямо в его сторону, когда он подошел к ступеням. Спускаться не стал. Мозги включил просто вовремя. Красные замыленные глаза ему эти в кошмарах снятся теперь. К твари потом привык. Поживи в такой компании месяц, когда этот дурной молодец как штык появляется при всех его перекурах: утренних, изредка обеденных, чаще вечерних. Может тоже ввработалась зависимость от никотиновых паров. Кто ж этих тварей знает? В остальное время его не видать. Это даже хорошо. Радует и успокаивает хоть немного, что оно не пасет его днями напролет. Все было спокойно и мирно. Всего лишь две недели. Венгрия не сразу понял, когда именно это нечто начало подбираться ближе. Оно просто каждое утро передвигалось постепенно с одного места на другое, чего венгр из своего простодушия не замечал. А теперь жалел, лежа с разбитым от удара о деревянный пол виском. Это создание и правда было очень похоже на человека. И его глаза правда были прозрачными, кристалльно-красными, слегка замыленными, как у рыбы, выброшенной на берег и засохшей со временем. И это было жутко. Но еще ужасней были клыки этой твари, которые безжалостно вгрызлись в его изгиб плеча и шеи, прокусывая плоть так легко, как спелое яблочко. С легким чпоканьем от того, как легко, словно иглой в него вошли чужие острые клыки. Не бритвенно-режущие, скорее простые швейные иглы. Жутко сравнивать. Больно. Больно, когда тебе раздирают зубами тонкую кожу шеи. Больнее, когда из этой рваной раны начинают активно сосать кровь. В жизни бы мужчина не подумал, насколько отвратительно ощущение, когда сосуды сжимаются, от жадного высасывания из них венозного экстракта. Хотелось расцарапать лицо этой скотине от отвращения к этому процессу. Естественно он метался. Пытался отбиваться. Почему не смог? Эта тварина была худощавой, с паучьими пальчиками и необъемным торсом. Только вот то, как со всей дури этот паренек вдавил его в пол, ловко прижав ноги Венгрии своими коленями и властно ухватил за шею. Венгрии понравилось черт возьми. Руки у этой скотины обхыатили его. В отличии от рук самого венгра, они были мертвецки холодные, но зато чужие, такие крепкие, мать его. Он хотел бы откусить себе язык от боли, но в то же время испытал это необъяснимое мрачное удовольствие, как этот бледный и жуткий тип ужинает его кровью. Он не убил его. И не бросил подыхать на полу. Ему ловко поджали шейные артерии пыльной занавеской, видимо слетевшей с разбитого окна и положили так, чтобы он опирался спиной на диван. Ну да, бросили. Но не убили, и на том спасибо. Голова болела больше, чем когда он получил сотрясение в свои подростковые года. Мутило так, что ничего перед глазами не было видно. Засохшие корки крови на изгибе шеи и плеча трескались и похрустывали, вызывая желания расчесать и разодрать их нахер. Он улегся обратно на диван, после неудачной попытки встать. Через час через разбитое окно влетел труп сурка. Тушка с мокрым шлепком бухнулась на пол, пялясь на Венгрию своими пустыми глазницами. – Покормить решил? Какое же ты заботливое убожество... – Венгрия кряхтя подполз к мертвому зверьку, разглядывая. Оно еще легонько дышало, хотя скорее испускало предсмертные выдохи. Ран не было. Наверное, сурка также ударили башкой об землю, как и его вчера вечером об пол, чтобы просто вырубить. Уж извини, крыска, твоя черепушка понежнее оказалась.... Он как-то неаккуратно поднимает ее и нюхает. Чем Бог не шутит, верно? Воняет назревающим гниением, что не удивительно, да и не очень аппетитно. До сих пор размытый и идущий пятнами взор перескользает на разбитое окно. Его глаза натыкаются на эти прозрачно-мертвецкие зрачки. Эта тварина мало того, что разнесла окно, так еще и сидит, выглядывает чего-то. Венгрия охает и встает, с попытки так второй. Рука лежит на бедре, ближе к карману, в котором должны были быть ключи. Он неуверенно шагает к окну. Тварь заметно напрягается и шумно выдыхает, крепче впиваясь когтями в деревянный, немного гнилой подоконник. Венгрия только цокает и ответно вздыхает. – Что за мразь ты такая? Снесло мне окно, разодрало шею, еще и трупы зверей таскаешь... Брысь! Уйди, умоляю. Самое неудачное знакомство в моей жизни...– Венгрия тянется к ветхим жалюзи, как слышит бурлящий рык снизу. Существо может и поняло, что ему тут не рады, но уходить не собиралось. Оно скрипело когтями по древесине и неравнодушно смотрело на него снизу вверх. Венгрия немного замешкался, но очнувшись с силой хлопнул падающими жалюзи. Тварь шикнула, отдергивая руки, и унеслась в лес, даже не оглянувшись. – Ну пока, что ли...

***

Венгрия хрипел, хватаясь за подушку и разрывая ее, вырывая из единственной своей подушки комья перьев и пуха. Румыния сидел сверху, пока венгр лежал на животе, опираясь на бортик кровати. Кровосос болезненно раздирал ребра и спину, придавливая его сверху и с громким прчмокиванием присасываясь к верхней части лопатки. – Твою ж мать! Ублюдок... – Венгрия сопротивляется, не слишком сильно извиваясь под вредителем и хватаясь за кровать как только можно, лишь бы подтянуться и стряхнуть с себя эту чертову пиявку. – Слезь! Слезь, я тебя по-человечески умоляю! – В глазах уже стояли слезы, а из горла доносился болезненный и побулькивающий хрип. Чудище, смакую каждую капельку, по-кошачьи слизал кровь, выступающую с разорванных каппиляров на лопатке. Он с некой мрачной нежностью огладил расцарапанные ребра своего новоиспеченного "приятеля", с которого только что высосал приличное количество крови. Судя по тому, с каким хрипом и уханьем вырубился Венгрия, проснется он в ужасном состоянии. Его нужно покормить, напоить, ну и желательно обогреть. Последнего делать он не станет. Существо немного задумалось. Сидя на теплой тушке думалось очень хорошо, поэтому он с гортанным урканьем улегся на макушку венгра, тихо и осторожно вдыхая запах мыла. Такой щелочной и сладкий запах вызывал бурю эмоций, неизвестнвх ранее, потому что и запахов он подоьных никогда не встречал. Он просто уснул, зарывшись лицом в затылок лесника, тихо поуркивая и сопя. С утра ни один из них не был в восторге. Чудовище от того, как беззаботно уснул и даже не вернулся в лес. А Венгрия...Корки засохшей крови похрумкивали при каждом движении, пока он пытался встать. Казалось бы, продрали не глубоко, но такая внушительная площадь. Подойдя на шатающихся ногах к полузамытому зеркалу, он прошелся глазами по своей спине, насколько то было возможно, и раздраженно охнул. Рана была небольшой, явно меньше чем он ожидал. Только вот кровь была размазана по всей спине, так еще и в волосах заслюнявлено и окровавленно. Он цыкнул, раздумывая как это все отмыть, когда душ в лесу придется еще натаскивать из родника и ждать часа два пока он нагреется. Пока он думал, из разбитого окна внушительно подуло ветром, заставляя пискнуть от дискомфорта. Венгрия зыркнул туда и заграбастал единственный плед, пропихивая его в большую дыру в стекле. Он еще раз осмотрел комнату и сраху погрустнел, осознавая что его уютное логово стало не пойми чем за эти две недели. Он даже не удосужился осколки убрать и толково закрыть окно. Бессильно усевшись на пол, он вытащил тряпку из под бесполезного радиатора. Тепла не дает, зато и снизу и сверху можно уложить всячину, чтобы не терять. Глупо пялясь на сморщенное нечто, используемое для пыли, он осмотрелся в поисках воды и все той же ленивой походкой добрался до умывальника. Плеснув ледянющей воды на тряпку, Венгрия размял ее и шлепнул на спину, взвизгивая от холода и пощипывания. Кажется, рана засохла не целиком...