Нежные ушки

      Марк всегда думал, что самое милое, очаровательное и прелестное существо, которое он знает, это его друг Ренджун. Ну, типа, это было очевидно — гибрид кролика с нежными белыми ушами и глазами-пуговками, с тёплой улыбкой, заставляющей его лицо светиться. Всё дело было в том, что он кролик: нежное, безвредное создание, которое хочется затащить на коленки и сжать в объятиях так сильно, что чуть ли не косточки захрустят. Марк был уверен, тут свою роль сыграло ещё и то, что его собственные добавочные гены гепарда — хищника, между прочим, — не могли позволить пройти мимо кого-то настолько привлекательного и хрупкого. Хотя не то, чтобы Ренджун действительно был хрупким, ладошка у него оказалась тяжёлая, и характер порой взрывной. Но глядя на него Марк ощущал, как милая агрессия мешается внутри с чем-то инстинктивным, требовательным. Хотелось сжать зубы на этой нежной щечке, или изгибе шеи — несильно, боже упаси, он бы никогда в этой жизни не сделал больно нежному кролику.       Но потом в их компании появился Джемин, обладающий такими же мягкими ушами и чёрными глазами в обрамлении длинных ресниц. Джемин регулярно ходил в качалку вместе с Джено, своим лучшим другом, и выглядел так, будто может при желании скрутить любого крендельком, а ещё смотрел так, что поджилки тряслись. И, окей. Может, дело было не только в том, что Ренджун кролик, просто у Марка были любимчики. Потому что хотя ему и нравились милые люди в целом — котёнок Ченле, с которым он гонял в баскетбол, и Джисонни с маленькими мышиными ушками на голове, и даже беспокойный и смешливый Донхёк, шутки которого были такими же острыми, как и его кошачьи коготки, — все равно Ренджун был самым милым и самым очаровательным.       Потому он не раздумывал ни минуты, когда Ренджун по выпуску из колледжа предложил ему съехаться. Марк как раз искал себе соседа на съёмную квартиру, а жить с Ренджуном… это был просто предел мечтаний. Видеть его сонным и смешным с утра на кухне, с взъерошенными волосами и заломленным мягким ухом, улыбающимся, когда Марк заезжал за ним с работы, и позволяющим заключить себя в прощальное объятие перед тем, как разойтись по спальням.       Ему было даже чуточку жаль, что эта картинка когда-то должна была раствориться в суете будней: родители настаивали на том, чтобы он скорее нашел себе постоянную девушку и остепенился, но Марк почему-то никак не мог представить себя женатым, стоящим в чёрном костюме у алтаря. Может, вот это всё — ответственность, брак, обязательства, было просто не для него. Было так спокойно и хорошо каждый день возвращаться в эту уютную квартирку к лучшему другу, перебрасываться с ним ничего не значащими шутками, слушать забавное ворчание. Ренджун всегда становился раздражительным, когда не высыпался или был голодным, но Марк находил его жутко милым в любом состоянии, так что это не было проблемой. Они слушали его записанные для Санклауд треки, где Марк пытался дать развитие своему хобби писать песни, отвлекаясь от зубодробительного программирования, которым зарабатывал на жизнь, вместе готовили ужин и устраивались на диване перед телевизором, чтобы залипать на очередной сериал от Нетфликс. Иногда Ренджун засыпал прямо там, утомленный не такой уж и творческой работой графического дизайнера, и тогда Марк мог беспрепятственно пялиться на его умиротворённое, очаровательное лицо долгие полчаса перед тем, как осторожно поднять, отнести в комнату и укрыть одеялом.       Как в эту спокойную жизнь должна была вписаться девушка, Марк не понимал, хотя от случайных приятных знакомств никогда не отказывался. Он никогда не приводил их домой. Почему-то сложно было даже представить, что он должен будет сказать Ренджуну, как объяснить, что это за незнакомка. Не то, чтобы Ренджун не подозревал, где Марк проводит эти вечерние часы по субботам, или несколько дней своего гона — он даже предлагал оставаться дома и не тратиться на гостиницы, а самому переночевать у Донхёка, но Марк отказывался. Это было ненормально — выставлять за дверь своего лучшего друга, чтобы потрахаться. К тому же Ренджун никогда за подобным замечен не был, хотя одно время встречался с кем-то: приходил поздно вечером раскрасневшийся, с распухшими от поцелуев губами. Глядеть на него такого было странно, сердце сжималось болезненно. Марк всё думал: что, если она плохо к нему относится? Если разобьёт его сердце? Ренджун ведь всего себя вкладывал во всё, что делал, и не может быть, чтобы к своей девушке относился без должной ответственности. Выяснить, хороший ли она человек, он так и не успел — они расстались до того, как Ренджун решил их друг другу представить или хотя бы имя назвать, и хотя Марку было чудовищно жаль друга, он так и не смог отделаться от плохо осознаваемого чувства радости, ведь теперь Ренджун снова проводил с ним все вечера, и на горизонте не маячила перспектива разъехаться с ним оттого, что он решил жить со своей второй половинкой.       Сам он, правда, так и продолжил пропадать по субботам. Сейчас с ним время проводила Джой, и это были бы его самые долгие отношения, если бы не тот факт, что между ними не сложилось ничего, кроме хорошего секса. Джой, будучи носительницей частично кошачьих генов, в течку становилась не в пример жёсткой и требовательной, и удовлетворить её мог только такой же хищник — по крайней мере, так она утверждала, — а Марку было удобно иметь постоянную партнёршу для того, чтобы спускать пар и проводить гон.       Эта суббота не стала исключением. Потратив утро на уборку квартиры и приготовление ужина вместе с Ренджуном, он стиснул его в объятиях перед уходом:       — Джуни, я ненадолго, ладно?       Ренджун обмяк, позволяя сжимать себя, его вздох защекотал ухо:       — Ладно. Зайди в магазин после, я печенья хочу.       — Конечно.       Уходить не хотелось, даже мелькнула мысль написать Джой и всё отменить. Но она наверняка уже выехала, и было бы совершенно не по-джентльменски вот так поступить, и потому Марк, напоследок скользнув ладонью по гибкой спине, поспешно вышел из дома.       Он уже подъезжал к лав отелю, когда на экране мобильного высветился знакомый номер.       — Господи, только не говори, что ты уже там.       Марк затормозил у самых дверей, прижал плотнее телефон к уху:       — Нет? — это прозвучало вопросительно, но девушка явно не была настроена на распознавание оттенков его интонации.       — Мне начальник позвонил, срочный заказ, к понедельнику нужно будет всё успеть, — её голос был раздраженный и извиняющийся. — Давай перенесем на следующие выходные? У тебя как раз вроде гон начнётся.       — Ага, — сказал Марк, ободряюще улыбаясь, будто она могла его видеть, — без проблем. Удачи с работой. Напиши мне потом. Ну или не надо, я сам напишу в пятницу.       — Класс, спасибо. Пока.       Джой отключилась, и он, постояв пару мгновений, раздумывая, развернулся и пошел вверх по улице. Наверное, не стоило так радоваться, когда тебя продинамили, но Марк никак не мог перестать улыбаться. Интересно, чем Ренджун занимался сейчас? Смотрел слезливую драму, как делал всякий раз, когда думал, что Марк не видит? Или уселся на кухне с планшетом, внося очередные правки от заказчика, потому что никогда не мог полностью оставить работу на работе и не хвататься за дела дома. Или грыз остатки печенья, улегшись на пушистый ковер в гостиной и глядя Ютуб. Точно, печенье!.. Раз уж Марк был в этом районе, можно было захватить сладостей из кондитерской, а не обычных печений из супермаркета. Домой он возвращался подгоняемый бурлящим внутри восторгом. Теперь можно было вместе с Ренджуном поужинать, съесть пирожные. Он любил красивые сладости, и Марк с нетерпением предвкушал выражение его лица, когда Ренджун увидит, что он ему принес. Поспешно скинув кроссовки в коридоре, он стянул куртку, и, схватив коробку с пирожными, распахнул дверь в чужую комнату, чтобы застыть на пороге.       Там, на мятых, сбитых простынях, сидел Ренджун. Совершенно обнаженный, с порозовевшим от удовольствия лицом и часто вздымающейся грудью, он ритмично насаживался на дилдо, прикрыв глаза и закусив губу. Уши его напряжённо подрагивали, и сладкие, тонкие поскуливания срывались со рта. Ладонь его скользнула по животу, чтобы сжаться на красном, напряжённом члене.       Волна жара, накатившая на Марка, была удушливой, невыносимой — она заставила коленки дрогнуть, и тугой узел стремительно затянуться в низу живота. Запах… здесь пахло Ренджуном, его удовольствием. Потом и смазкой, сексом, феромонами, и от запаха этого в мозгах случилось короткое замыкание. Марк охнул, коробка выпала из его ослабевших рук.       Ренджун распахнул глаза, в лице его мелькнуло наслаждение, потом ужас:       — М-марк!.. — всхлипнул он, и вдруг кончил, испачкав себя жемчужно-белыми каплями.       Марк попятился. Дыхание застревало в глотке и пульс бился в висках так часто, что сложно было различать звуки. Сбежав в коридор, он скрылся в своей комнате, трясущимися пальцами повернул замок, упал на кровать, поспешно стягивая штаны.       Прижать. Поставить метку принадлежности. Брать, брать, брать, пока ничего не останется, кроме пьянящего удовольствия, витающего в воздухе, податливого тела рядом, не способного даже двинуться от сладостного, мучительного утомления.       «Гон», — с фатальной обречённостью осознал Марк, жалко простонав. Он сжал ладонь на пульсирующем, твёрдом члене. Перед глазами маячила картинка белых ушек, гладкой кожи и разведенных в стороны бёдер, испачканных белыми потеками.       «Ты должен взять его», — потребовал затуманенный гормонами рассудок. — «Повязать».       Сердце, казалось, билось в животе. Обжигающе горячо, невыносимо. Марк снова застонал, утыкаясь лицом в подушку, и в дверь робко поскреблись:       — Марк?       Марк!..       У него были мягкие, разомкнутые губы, розовое лицо и чёрные, влажные глаза. Ренджун кончил, назвав его по имени. Его голос сорвался на тонкий, нежный стон, от которого внутри всё сжалось натянутой струной, и она вот-вот готовилась лопнуть, срикошетив по беззащитным внутренностям.       — Всё в порядке? Марк, пожалуйста…       Даже из-за двери Марк ощущал его. Запах неостывшей кожи, следы смазки и спермы, кружащие голову феромоны. Ноты стресса в его тоне, начинающейся паники, слёз — Марк сам не заметил, как оказался на ногах, сжимая дверную ручку.       «Возьми его. Твоя пара. Ренджун плачет, ему плохо. Ты должен…»       Господи, о чем вообще он думал?! Застонав, Марк стукнулся головой о дверь, схватился за волосы. Гон накатывал волнами, и ужас от реализации собственных чувств сменялся жутким, дробящим кости желанием.       «Возьми его. Сейчас же».       «Ты что, с ума сошел?»       «Он плачет. Твоя пара».       «Ренджун… мой лучший друг».       «Твоя пара».       — Марк, пожалуйста, давай поговорим?       Ручка заворочалась, и Марк отпрянул в сторону, словно прокаженный. Сердце грохотало так, что уши закладывало, и это было даже хорошо: если бы он слышал Ренджуна совсем отчётливо, то не смог бы сдержаться, открыл эту чёртову дверь и сделал что-то…       — Убирайся, — прорычал он, забираясь под одеяло и кусая угол подушки, силясь заглушить эту потребность стать близко, ощутить вкус чужого удовольствия на своем языке.       Десна ныли от того, как сильно ему хотелось укусить. Обычно Марк без труда сдерживал позывы гона, ни разу не сорвался на жесткость. Джой даже называла его неженкой, но в этот раз нежность внутри смешивалась с жестоким желанием, сильным настолько, что хотелось сделать так хорошо, что будет больно.       Больше Ренджун не стучал, и Марк смог окончательно погрузиться в обжигающую бездну ощущений, избавиться от которых был не в силах. Страх. Гнев и отчаяние, и сладкий, искушающий зов знакомого запаха — раньше Марк не подозревал, как много от Ренджуна остаётся в этой комнате, но теперь его воспалённый гормонами рассудок вычленял едва заметные следы аромата повсюду. В один момент он даже обнаружил себя у развороченного шкафа, судорожно сжимающим старую футболку. Когда-то они делали большую стирку, и Ренджун остался без домашней одежды. Марк одолжил ему футболку — длинная, огромная, она спускалась до самых коленей. И если раньше ему казалось, что это мило, то теперь Марк не мог отделаться от мыслей о том, как легко было бы развернуть Ренджуна, нагнуть его над столом, сорвав бельё, чтобы накрыть своим телом. Он бы дрожал и всхлипывал этим тонким, нежным голосом, от которого внутри дрожит нетерпением и предвкушением. Марк брал бы его раз за разом, наполнил, поставил бы метку. Запятнал своим запахом.       Этот гон был непривычно тяжёлым, от томительного, неправильного возбуждения не было никакого спасения. Моменты сумасшествия возбуждения сменялись ужасом осознания, и тогда Марк сворачивался клубком и тихонько скулил. Ему было так чудовищно стыдно!.. Стыдно оттого, что он хотел, и вот-вот снова должен был погрузиться в это тяжёлое беспамятство, наполненное жаждой, утолить которую был не в силах.       Он никогда не вышел бы из комнаты. Не сделал больно Ренджуну.       Не имело значения, сколько раз он кончал, тело будто знало, что Марк обманывает его, по неизвестной причине мучает — там, за стеной был Ренджун, а он здесь, запертый, словно дикий зверь, в своей клетке, одним лишь чудовищным усилием воли заставляющий себя не выходить.       «Ты плохой. Он плачет», — шептал рассудок, отравленный гормонами гона. — «Твоя пара плачет. Ты должен быть рядом, сделать ему хорошо. Брать, пока он не будет трясущийся, горячий и розовый под тобой, пока слёзы его не станут слезами чувствительности и наслаждения».       «Ты делаешь ему больно».       Всё тело болело. Кости ломило, как при высокой температуре, и жутко хотелось пить. Кажется, Ренджун приходил ещё несколько раз. Говорил что-то про то, что оставил еду и воду, но Марк решился приоткрыть дверь лишь долгие сутки спустя, чтобы ухватить бутылку. В коридоре было свежо — кажется, Ренджун проветривал квартиру, — но в этой свежести воздуха Марк ощущал след его запаха лишь отчётливее. Зрачки его расширились, словно на охоте, и сердце пропустило удар.       «Он в кухне. Там не заперто, можно подобраться со спины, поймать, притиснуть к стене или полу и…»       Внутренности туго скрутило, и лишь нечеловеческим усилием воли ему едва удалось закрыть дверь. Вода подарила мимолётное облегчение, а ещё принесла заряд бодрости и грызущего изнутри, неправильного возбуждения. Марк снова вернулся в кровать, лег на пропитанные потом простыни, не в силах испытывать омерзение к чему-то настолько банальному: за прошедшие часы он столько раз представлял, как трахает лучшего друга, вжимает его в постель, стол или стену, делает это в ванной и на кухне, на диване, в авто, что ненавидел себя так, что дышалось с трудом.       Отвратительный. Грязный. Боже, он так хотел Ренджуна, что начинал потихоньку сходить с ума.       Вторые сутки принесли очередную волну жара, но его больше не сопровождала активность, сменившись на заторможенность. Марк не ел больше больше тридцати часов, пил урывками. Кажется, если от гона никто раньше не умирал, он должен был стать первым.       «По крайней мере, не придется смотреть Ренджуну в глаза после такого», — мелькнуло в голове.       Малодушно, что ещё сказать. Но Марк стоял на пороге слишком больших открытий о себе, и не был уверен, что смог бы и так пережить подобное.       Его возбуждают не только девушки.       У Ренджуна есть секс-игрушка.       А ещё Марк, похоже, давно в него влюблен, и мозг его воспринимает Ренджуна как пару.       Гон был самой откровенной демонстрацией низменных, плотских желаний, переплетшихся тесно с любовью. Марк не подозревал раньше, что эта его привычка липнуть к лучшему другу в преддверии гона, ловить его запах, перемены настроения, тащить в дом мелкие подарки, была лишь продолжением обостряющегося инстинкта обеспечить свою пару всем, чем только можно, предугадать его желания и дать столько, сколько едва ли возможно вместить.       Это было предательство их нежной, искренней дружбы — Марк носил в своем сердце семя неправильного, извращённого желания получить больше, чем мог надеяться, и сам не догадывался об этом. А потом стало слишком поздно.       Больше он не сможет находиться здесь, в этой квартире. Больше никаких совместных завтраков и ужинов, и просмотра кино, и пирожных, и…       Марк всхлипнул, слёзы обожгли щёки. Зачем ему нужно было всё испортить? Неужели так сложно было позвонить вначале, написать хоть одно чёртово сообщение?       Дверь тихонько скрипнула, приоткрывшись, и Марк слабо приподнялся на локтях. Чёрт, значит, в тот раз он всё-таки её не запер. В проёме показалась темноволосая голова, украшенная длинными ушами, Ренджун шмыгнул носом и, избегая глядеть в его сторону, тихо спросил:       — Как ты себя чувствуешь?       Видеть его было словно удар поддых — желание встрепенулось внутри, заскреблось, просясь на волю, и Марк отвернулся к стене. Хорошо, что сейчас он был слишком слаб для того, чтобы причинить Ренджуну какой-то вред. Но лежать вот так, позволяя их запахам смешиваться, было сладостным мучением, и, с трудом разлепив губы, он шепнул:       — Уходи.       Послышалось шуршание, но вместо хлопка двери кровать вдруг прогнулась, Марк ощутил касание прохладной ладони на своем влажном от пота плече.       — Тебе нужно поесть. Я оставлял еду у комнаты, но ты ничего не взял, даже не пил толком.       К губам его прижалась бутылка, и Марк открыл рот, чтобы снова огрызнуться, накричать, но поперхнулся, принялся глотать воду.       — Вот так, — пробормотал Ренджун, вытирая ладонью его подбородок. — Помочь тебе сесть? Я приготовил рисовую кашу, ты…       Марк перехватил его запястье, собственнический рык бурлил в груди. На вкус его кожа была сладко-соленой, пахла молочным рисом и зелёным чаем — Марк лизнул широко вдоль ладони, сходя с ума от желания, и Ренджун едва слышно охнул. Пальцы его дрожали, когда Марк втянул в рот сразу три. Больше. Ему нужно было больше, этого недостаточно. Нужно…       — Марк, — мягко повторил Ренджун, разрушая сладостную иллюзию, заставляя отпрянуть, прижаться к стене.       На лбу скапливалась противная испарина, сердце стучало в глотке и перед глазами мельтешили чёрные мушки.       — Пожалуйста, — жалко попросил Марк, — Ренджун, я прошу тебя, уходи! Я сделаю с тобой что-то плохое, ты не можешь оставаться здесь. Я опасен.       Молча глядя на него, Ренджун облизнулся. Глаза его блестели, и розовый румянец проступал высоко на скулах. Поерзав, он вздохнул:       — Я могу помочь.       Помочь? От каждой минуты, что они проводили в этой комнате вместе, Марку становилось всё сложнее сдерживаться, и хотя тело от голодовки и обезвоживания казалось непослушным, заторможенным, возбуждение высвобождало ресурсы энергии, о которых он даже не подозревал. Видеть, как Ренджун сидит на его кровати уже было слишком, а когда тот придвинулся ближе, коснулся щеки, жадный, нуждающийся всхлип сорвался с губ.       — Я помогу тебе, — повторил Ренджун. — Если позволишь.       Он был упрямым, Марк знал это как дважды два. Проще было согласиться на еду и воду, и тогда он ушел бы, и можно было бы снова забраться под одеяло, терзаясь одинаково сильным, опустошительным желанием и отчаянием. Он снова был болезненно твёрдым, и это тонкое одеяло плохо скрывало подобный факт, заставляя стыд бежать по крови, обжигающий, словно лавовые потоки.       — Ладно, — побежденно уронил Марк, — как скажешь. Что ты хотел…       Он не успел сказать больше ни слова — Ренджун, напряжённо ожидающий ответа, весь подобрался, а потом скользнул ему на колени, прижался к губам в поцелуе. Жаркая бездна схлопнулась над головой, Марк сорванно простонал, и вдруг кончил, задыхаясь, не в силах двигать даже языком. Отстранившись, Ренджун оглядел его с удивлением, взгляд его скользнул вниз, и глаза расширились.       — Ох, — сказал он, пошевелившись.       Под его бёдрами расползалось влажное пятно, и Марк униженно заскулил, закрыл лицо руками.       — Я… я…       Он сам не знал, что собирался сказать, но тут же потерял всякую способность мыслить связно, когда на члене сжалась прохладная ладонь.       — Ты кончил, — неверяще пробормотал Ренджун, размазывая по коже горячую сперму. В уголке губ его дрожала улыбка. — Не думал, что я настолько хорошо целуюсь.       Откинув в сторону одеяло, он стянул через голову футболку, приподнялся, чтобы снять шорты с бельём, и Марк вздрогнул, ощутив касание кожи к коже.       — Я не понимаю, — заикаясь, проговорил он. — Что ты…       — Я помогаю тебе, — уронил Ренджун, отводя взгляд в сторону.       Ладонь его вернулась на стремительно твердеющий член, и Марк не успел задать ещё один глупый, бессмысленный вопрос — Ренджун направил его в себя, заставляя всё внутри перекрутиться удовольствием. Руки будто сами собой легли на его бёдра, Марк подался навстречу, проникая невыносимо глубоко в эту жаркую, влажную тесноту, и Ренджун всхлипнул, уронил голову ему на плечо.       — П-пожалуйста, медленнее.       Внутри него было жарко, бархатистые, влажные стеночки сжимались так туго, что перед глазами взрывались звёзды. Кивнув, Марк повернулся, чтобы ткнуться губами в шелковистое, длинное ухо. Признание рвалось из груди, неудержимое, грязное.       — Я люблю тебя, — шепнул он, и Ренджун выгнулся, прижимаясь ближе, принимаясь ритмично покачиваться.       — Я знаю, Марки, — запинаясь, пробормотал он со странной ноткой грусти в тоне. — Всё хорошо. Ты можешь кончить, если хочешь.       Нет, кончать так быстро Марк не собирался.       «Твоя пара», — гремело в голове. — «Ты должен повязать. Заставить кончить».       Подмяв Ренджуна под себя, он упёрся коленями в кровать, чтобы задвигаться ритмично и неторопливо, и тот развел ноги в стороны. Он был таким красивым!.. Грудь его дрожала от частого дыхания, губы казались красными, словно розовый бутон, и напряжённый член пульсировал, истекая прозрачной смазкой. Он отвернулся, закрывая рот ладонью, чтобы приглушить рвущиеся наружу звуки, и Марк зарычал, перехватил ладонь, чтобы прижать к постели. Он должен был слышать его, знать, что делает хорошую работу.       — Ты такой мокрый, — завороженно пробормотал Марк. — Такой красивый.       Ренджун затрясся, тело его выгнулось, натянулось струной — он издал потрясающий, тонкий крик, когда кончил, и Марк ускорился, потянул его на себя, ища нужный угол. Мало. Этого было слишком мало. Мазнув по расплескавшемуся по коже семени, он жадно слизал его, и Ренджун всхлипнул, жмурясь и задыхаясь.       — Ты с ума сошел, — в голосе его было острое, сладкое смущение, и Марк жадно проглотил остатки его, прижавшись к губам в поцелуе.       — Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю… — он подался до упора, теряясь в блаженных вспышках блаженства.       Осев на постель, Марк накрыл собой дрожащее, податливое тело, и ощутил, как горячая влага пачкает его живот. Ренджун снова кончил, и от осознания этого к голове приливала наполненная эндорфинами кровь. Марк ощущал себя пьяным, блаженно наполненным этой любовью, не помещающейся внутри. Сейчас ничто не имело значения, кроме Ренджуна, этой удивительной близости и остаточных импульсов наслаждения, сотрясающих их тела в остаточном электричестве.       Уткнувшись носом в его шею, Марк слизнул выступившую испарину, утробно урча. Удовольствие. От Ренджуна пахло удовольствием, и на вкус оно было сладким, как рисовый пудинг и медовый десерт. Пальцы его запутались в волосах, погладили между ушей.       — Тебе лучше?       «Вот, какой у него голос после секса. Надтреснутый и влажный. Возбуждающий», — Марк улыбнулся, оставляя легкие поцелуи на коже, кивнул.       — Мне никогда ещё не было так хорошо.       Наверное, стоило выйти. После секса чувствительность могла быть убийственной, и делать неприятно Ренджуну не хотелось. Но его лодыжки сжались на пояснице, заставляя рефлекторно дёрнуться, входя глубже. Чёрт, из-за гона Марк был всё ещё таким твёрдым, что дыхание перехватывало.       — Всё в порядке, — сказал Ренджун, робко улыбаясь красными, зацелованными губами. — Ты можешь продолжить. Я кролик, могу делать это долго.       Будто смутившись собственной откровенности, он опустил ресницы, и Марк, не отрывая взгляда от его милого лица, устроил ступню на постели и снова задвигался, сильнее и жёстче. Каждый толчок заставлял Ренджуна дёргаться, издавая сладкий, оборванный звук удовольствия, и тугая спираль возбуждения закручивалась всё туже. Он цеплялся за простыни, всхлипывал и дрожал, туго сжимаясь, словно не желая отпускать, и в один момент вдруг напрягся, выплескиваясь наслаждением, заставляя сбиться с ритма.       Какой это был раз по счёту?       «Ты делаешь хорошую работу», — удовлетворённо мурлыкнул гон. — «Твоя пара… Он снова кончил. Нужно ещё. Больше. Ты должен пометить его».       Склонившись в жарком, сладостном порыве, Марк сжал зубы на изгибе тонкой шеи, и Ренджун охнул, колени его впились в бока.       «Повязать».       Марк ощутил, как стремительно формируется узел на основании члена, толкнулся внутрь, в эту мучительно приятную тесноту, жадно вылизывая место укуса. Он ощущал, как на спине набухают сладко-болезненные царапины от ногтей, и жаркая пульсация прокатывается по телу Ренджуна, и голос его срывается на крик.       «Повязать».       Оргазм накрыл его бетонной плитой, выдавил остатки воздуха из лёгких. Деревянно рухнув на постель, Марк потратил остатки сил на то, чтобы перевернуть их, и Ренджун, обмякший и расслабленный, уложил голову на его плечо. Рассудок постепенно ускользал в темноту, и Марк закрыл глаза. Ощущал он покой и потрясающее, тихое счастье.       Сколько времени прошло, он не знал — Ренджун зашевелился, заставляя негу сна разрушиться, и Марк охнул, осторожно спустил его на простыни рядом. Узел успел опасть, и гон, кажется, тоже кончился. Тело ломило, но голова казалась совершенно, кристально чистой. Пожалуй, потому вина ощущалась так остро. Марк посмотрел на Ренджуна, пытающегося подняться на нетвердых ногах. Кожа его блестела от пота, сияла рассыпанными по груди и шее метками. На шее наливался краснотой укус.       Петля вины затянулась на шее, Марк закусил губу. Вот идиот. Идиот! Как можно было поддаться на искушение, разом испортить их отношения, скомкать и выкинуть всё то доверие и откровенность?..       — Мне жаль, — пробормотал он, и Ренджун обернулся. — Мне так жаль, боже!..       Лицо его побледнело, и уголки губ грустно опустились. Схватившись за стену, он шатко поднялся, отступил в сторону.       — Прости. Я не должен был предлагать, — глаза его наливались слезами, и Марк заторможенно моргнул. — Ты ненавидишь меня теперь? Мы не друзья больше?       — Не думаю, что смогу дружить с тобой, — глупо сказал он, глядя, как Ренджун вытирает лицо дрожащей ладонью.       — Понятно, — в голосе его было столько боли, что Марк ей захлебнулся, подскочил, чтобы оказаться рядом. — Прости, я всё разрушил.       Он попытался уйти, но Марк не позволил, перехватил за талию, заставляя развернуться к себе.       — Ты больше ничего мне не скажешь? — жалко пробормотал он. — Ренджун, я понимаю, это признание для тебя как снег на голову. Если ты хочешь остаться друзьями, я попытаюсь. Я не хочу потерять тебя, я что угодно сделаю. Только не уходи. Не оставляй меня. Пожалуйста, я…       — Признание? — переспросил Ренджун, и брови его приподнялись беззащитно.       Боже, он был таким милым даже сейчас: обнаженный, исписанный метками, словно предмет искусства, и Марк ощутил, как дыхание перехватывает в глотке.       — Я люблю тебя, — продравшись через комок в горле, сказал он так, будто это могло всё объяснить и исправить, и Ренджун осторожно кивнул.       — Я знаю. Ты говорил. Я тоже люблю тебя, Марк. Но мы говорим о разных вещах. Для тебя я просто друг, а ты для меня…       Он отвёл взгляд, невинно краснея, поджал губы, и сердце ёкнуло, наполняясь надеждой.       «А ты для меня…»       — Я люблю тебя не как друга, — твердо проговорил Марк. — И, наверное, давно уже. Просто я думал, что парни меня не могут привлекать, и, боже, я такой идиот!       — Да, ты идиот, — согласился Ренджун, но яда в его голосе не было ни капли, только нежная привязанность. Глаза его сияли, и высыхающие слёзы склеили ресницы. — Из-за этого я боялся рассказать тебе о том, что встречался с Джехеном.       — Ты встречался с Джехеном сонбэ? — непонимающе нахмурился Марк. — Он же факбой, зачем вообще…       — Может, потому, что жить с лучшим другом, в которого ты влюблен, и видеть, как он каждую субботу уходит трахать очередную девчонку, не так весело, — фыркнул Ренджун. К нему возвращалась привычная язвительность, и в груди от неё становилось тепло. — Мне тоже хотелось получить хотя бы что-то. А Джехен неплохо трахался, и я…       Это говорили в нём остатки неотгулявшего гона, ведь Марк зарычал, подхватил Ренджуна, чтобы прижать к стене. Одна мысль о том, что он был в постели с кем-то, что ему понравилось, заставляла желать разорвать этому человеку глотку. Ренджун охнул, поглядел снизу вверх. Уши его опустились, придавая лицу невинное, очаровательное выражение.       — Ты злишься? — спросил он, а потом, хищно улыбнувшись, добавил: — Может, мне стоило рассказать раньше. О том, как мы занимались этим в его машине, а потом…       — Ещё хоть одно слово, и я трахну тебя прямо здесь, — пообещал Марк, прижимаясь губами к пульсирующей метке укуса, и Ренджун вздрогнул, обмяк в его объятиях.       — Я люблю тебя, — тихо шепнул он, и в голосе его была улыбка. — Это считается?