***
На следующий день Ксавьер назло Уэнсдей решил появиться на всех общих занятиях. Как ни в чем не бывало он сел за их с Аддамс стол и раскрыл учебник по ботанике. Оттуда выпал лист бумаги со старым рисунком змеи. Кажется, он перекочевал сюда еще из прошлого учебника. Ровно в десять утра на пороге класса появилась Аддамс. Ее выражение лица никак не изменилось при виде Торпа, хотя он и заметил ее удивление, по тому, как она замешкалась, прежде чем сесть на свое место. Она ничего ему не сказала, как будто вчера это не она послала своего дружка к нему в комнату. Что ей вообще, блять, нужно? Ксавьер исподтишка взглянул на нее. Аккуратные черные косички лежат на обоих плечах, нос вздернут, пустой взгляд устремлен вдаль. Замечать своего соседа она явно отказывалась. Он опустил взгляд на рисунок, лежащий прямо перед ним. Усмешка коснулась его губ. Как можно незаметнее он провел ладонью над листом, усилием мысли заставляя картинку ожить и подняться над бумагой. Поскольку на рисунке была лишь часть змеи, ей не удалось полностью ожить, но даже такой исход Ксавьера вполне устраивал. Он направил голову змеи в сторону Уэнсдей. Послышалось тихое шипение, мелькнул раздвоенный язык. Аддамс вздрогнула от звука, раздавшегося рядом с ухом, и резко повернула голову в сторону Ксавьера, замечая змею. Глаза девушки потемнели, как темнели каждый раз, когда она злилась. Торп мог поклясться, что еще секунда, и она испепелила бы его взглядом, но в кабинет вошла мисс Торнхилл. Уэнсдей лишь махнула в сторону змеи, разгоняя иллюзию, и прошипела себе под нос: — Придурок. Уголки губ Ксавьера дрогнули. Что ж, пожалуй, неплохо для начала.***
Их чувство неприязни друг к другу стало взаимным. Свое свободное время Ксавьер проводил за рисованием в мастерской, а Аддамс гонялась за монстром вместе со своим новоиспеченным бойфрендом. При одной мысли об этом замечательном дуэте его начинало тошнить. Однако она не выходила у него из головы. Ксавьер думал о ней постоянно, и только творчество позволяло ему немного отвлечься. Разумеется, в те моменты, когда он не рисовал ее. В один из вечеров после занятий он снова вернулся в укромное место, где никто его не тревожил. Торп заранее подготовил бумагу и кисти для своего нового рисунка, идея которого засела в голове пару дней назад. Он остановился перед мольбертом и сделал первый решительный мазок темной краской. Спустя десять минут эскиз был готов, после чего Ксавьер приступил к прорисовке деталей. Прикусив нижнюю губу, он ловко скользил кистью по листу. Торп не замечал брызг краски на своей футболке или руках. Добавив заключительные штрихи в виде теней, он сделал шаг назад и критично осмотрел работу. Через пару мгновений парень отложил кисти и палитру, черная капля с которой упала на пол. Ксавьер протянул открытую ладонь к мольберту, позволяя ожившему скорпиону перебраться к нему на руку, а затем проползти до плеча. Хвост с жалом качнулся в опасной близости от лица парня, а клешни коснулись шеи, вызывая легкую дрожь, распространившуюся вниз по телу. Торп хмыкнул и щелкнул пальцами, заставляя скорпиона раствориться в воздухе. Ему нравилось воплощать в жизнь то, что он изображал на бумаге. Своими рисунками он мог, как восхищать других людей, так и пугать их — удивительно полезное умение, если знать, как его применять.***
— Ау, — звонкий девчачий голос раздался где-то в районе его плеча. Ксавьер опустил голову вниз и заметил врезавшуюся в него Уэнсдей. — Смотри куда идешь, Аддамс, — бросил он ей и продолжил свой путь. Реакции девушки не последовало. Он буквально чувствовал ее взгляд исподлобья на своей спине, но оборачиваться не стал. Черноволосой девчонки для него больше не существует. В конце концов, у него есть дела поважнее, чем посвящать любую свою мысль Уэнсдей Аддамс. — Снова уползаешь в свою нору практиковаться в автопортретах? — тихо произнесенный вслед вопрос оглушал. — Я знаю, кто ты, Ксавьер. И знаю, что ты сделал с Юджином. Его будто окатили ледяной водой. Вот, кем она его считает. Монстром, способным навредить безобидному мальчику? Сердце гулко билось в груди. Ксавьеру казалось, что оно вот-вот выпрыгнет из грудной клетки. Он замер на месте, не в силах повернуть голову и посмотреть на самодовольную ухмылку девушки. Все это время он думал, что дело было в Тайлере. Простой бариста-нормис из Иерихона украл ее сердце, в котором изгою не было места. Но теперь все встало на свои места. Проблема не в Тайлере, проблема в нем самом. Она испытывает к нему отвращение, а потому не хочет, чтобы их что-то связывало. — Держись от меня подальше, — разочарованно произнес Ксавьер, проходя мимо девушки. Он направился прямиком ко входу в мастерскую. Дверь за ним громко хлопнула, скрывая его от взгляда Уэнсдей. Оказавшись в прохладном и темном помещении, он громко выдохнул, прижался спиной к стене и сполз на пол. Внутри него была пожирающая пустота. Торп снял резинку, стягивавшую его волосы на затылке. Хотелось спрятаться, убежать, никогда больше не сталкиваться с этой чертовой сыщицей — забыть, что она существует и жить спокойно дальше. Это было жутко несправедливо. Как такой, как Галпин мог запудрить мозги Аддамс? Тайлер-мать-его-Галпин, заносчивый придурок, считавший, что если он нормис и к тому же сын шерифа, то это дает ему какие-то привилегии. Ксавьер стиснул зубы до скрипа и сжал кулаки. Он бросил взгляд в угол комнаты, где стоял рисунок Уэнсдей, игравшей на виолончели. Торп вытянул руку вперед и сосредоточился на картине. Образ ожил, и девушка принялась водить смычком по струнам, наполняя деревянную постройку волшебными звуками музыки. На минуту он прикрыл глаза. Если бы все не пошло к чертовой матери во время Вороньего бала, кто знает, может сейчас сама Уэнсдей сыграла бы ему что-то из своего репертуара, и ему не пришлось бы развлекаться с дурацкими картинами. Музыка прервалась, но Ксавьер не сразу это понял. Еще какое-то время он витал в своих мыслях, лелея свою крохотную надежду на светлое будущее. Осознав, что внезапно стало тихо, он распахнул глаза и уставился на холст. Уэнсдей прекратила играть, но в этот раз что-то было не так. Что-то изменилось. Вглядываясь в рисунок, он понял, что девушка больше не сидит на стуле, который был заботливо нарисован для нее. Она стояла, держа в руке смычок, и смотрела на него своим немигающим взглядом. Открыв от удивления рот, парень поднялся с пола и сделал нерешительный шаг в сторону картины. Нарисованная Уэнсдей протянула руку в его сторону. — Ты ненастоящая, — едва слышно прошептал он, протягивая руку в ответ. Ксавьер сделал попытку заставить девушку сесть и продолжить свою игру на инструменте, но, казалось, это больше было не в его власти. Сколько бы усилий он ни прилагал, Аддамс не поддавалась. Он не мог ее контролировать. — Почему я не могу ничего сделать? — в его голосе слышалось недоумение и плохо скрываемый страх. Уэнсдей наклонила голову к правому плечу, не отрывая взгляда от парня. Она снова поманила его к себе. Торп подошел практически вплотную к холсту. Его рука коснулась бледного запястья Уэнсдей, отчего парня тут же пронзило холодом. Он вздрогнул, но руку не отдернул, продолжая как зачарованный смотреть на их переплетающиеся пальцы. Ему хотелось почувствовать ее полностью — обнять, прижать к себе, запустить руку в ее черные мягкие волосы, коснуться темных пухлых губ. Ксавьер прикрыл глаза, позволяя воображению дорисовать картину за него. Он очнулся на полу с жуткой головной болью и совершенно без сил. Торп осторожно поднялся, стараясь не делать резких движений. Он посмотрел на рисунок Уэнсдей. Ничего необычного заметить не удалось — девушка была неподвижна, как и всегда. Ксавьер потер глаза и покачал головой. Только этого ему и не хватало, неконтролируемые видения с Аддамс, что может быть «лучше»?***
— Мне нужно поговорить с тобой, — снова ее голос как гром среди ясного неба. Вот она, стоит перед ним, выжидающе смотрит снизу вверх, не моргает. Ксавьер закатил глаза, сжимая руки в кулаки в карманах толстовки, пытаясь спрятать свою злость от нее. Они только что покинули класс после очередного скучного занятия анатомии и Торп, как назло, не успел улизнуть от девушки. Мимо проходили ученики Невермора, не обращая на них ни малейшего внимания. — Точнее, мне нужна твоя помощь, — объяснила Уэнсдей. Ксавьер приподнял брови от удивления. Вот как, значит. Ей опять что-то нужно от него, поэтому она с ним заговорила. Того и гляди попросит добровольно сдаться властям, ведь она была уверена, что это он обращается в неведомого монстра и убивает людей по ночам. Так, в качестве дополнительного хобби. Он начал тяжело дышать и буквально закипал от злости. Упрямая, самодовольная и эгоистичная. Парень не мог поверить, что у нее еще хватает наглости просить его о чем-то. — Нет, Уэнсдей, помогать тебе я не стану, — тихо произнес Ксавьер, наклонившись к ее лицу. — Думаешь, что можно обвинить человека, а потом прийти к нему, как ни в чем не бывало? Может с кем-то это так и работает, но точно не со мной. Попроси о помощи Тайлера, вы же так с ним спелись, — ядовито закончил он, собираясь уйти. В попытке остановить парня, она коснулась его руки. Ксавьера прошибло от этого током. Вот оно, прикосновение, которого он так желал. Почему же он чувствует, будто готов оттолкнуть ее прямо сейчас, только бы она больше никогда не прикасалась и не подходила к нему? Ксавьеру хочется высказать ей все, что он о ней думает, но он сдерживается. Вокруг куча учеников, слоняющихся туда-сюда без дела, нечего создавать драму на пустом месте и давать всем очередной повод для сплетен. Поэтому он просто отдернул руку, стараясь не смотреть на девушку, и ушел прочь, оставляя ее стоять в коридоре.***
Ксавьер запирается в мастерской и не пускает сюда никого, даже Аякса. Хватит с него. У него уже был непрошеный посетитель, последствия чего он разгребает до сих пор. Он оттачивает свои навыки до совершенства — после завершения каждого рисунка, он его оживляет. Вороны, пауки, скорпионы, змеи и другая живность летает, ползает и пресмыкается внутри этого небольшого сарая. Он контролирует свои фантазии: сначала по одной за раз, а затем и все вместе. Ксавьер устает, он буквально без сил после каждой своей практики, но это того определенно стоит. Он сидит на полу, прижимаясь спиной к прохладной стене. В его руке подзарядка — шоколадный батончик, который помогает немного восстановить энергию и прийти в себя. Ксавьер тяжело дышит, но на его губах расползается довольная улыбка.***
Они стояли у него в мастерской. Тусклый свет лампы не давал разглядеть выражение лица Уэнсдей. Впрочем, наверняка оно было безэмоциональным, как и всегда. — Пришла обвинить меня в чем-то еще? — спокойно спросил парень, скрещивая руки на груди. Его серая футболка и кисти рук были покрыты брызгами краски, которая чудом не попала на толстовку. Аддамс прошла мимо него, направляясь в сторону небольшого стола в углу помещения. Она молча села на стул и резко вытащила руку из-за спины. Из сжатого кулака торчала рукоятка ножа, лезвие опасно блеснуло, прежде чем она загнала его в деревянную поверхность перед собой. — Ты кое-что забыл у меня в комнате, — холодно отозвалась Уэнсдей, кивая на нож, торчащий из стола. — Теперь Вещь тебе чем-то помешал, и ты решил всадить в него нож? Он не давал тебе безнаказанно рыскать по моей спальне, поэтому ты решил избавиться от свидетеля? Если бы Энид была там, ты бы и ее убил? Несмотря на череду обвинений, которыми Аддамс бросалась в него словно камнями, внешне Торп оставался совершенно спокоен. Он не позволит ей больше выводить его из себя. Игры кончились, Уэнсдей Аддамс, и скоро ты пожалеешь, что ввязалась в это. Ксавьер медленно подошел к девушке, вынул нож из стола и покрутил его в руке. — Я не был в твоей комнате и с Вещью я ничего не делал. Ты можешь мне верить или нет — мне плевать, — шепотом произнес он, наклонившись к уху девушки. — Тот факт, что я злодей в твоих фантазиях, не делает меня им в реальной жизни. Как бы тебе этого ни хотелось, — усмехнулся Ксавьер. Он мог поклясться, что она слегка вздрогнула. Однако ее оцепенение продлилось недолго, и спустя пару мгновений девушка уже стояла на ногах, шагая по направлению к двери. Он удивился, но останавливать ее не стал. Чем раньше уйдет, тем лучше для нее. Но уходить Аддамс была не намерена. Она задержалась возле стола и принялась что-то разглядывать. — Ты снова и снова повторяешь, что твои картины ничего не значат, — вкрадчиво начала она. — Это просто твои видения, которые ты, как истинный творческий человек, изображаешь на бумаге, — девушка повернулась к нему лицом. — Я бы поверила тебе, если бы ты внезапно не появлялся каждый чертов раз, когда монстр был рядом. И, — она сделала драматичную паузу, — если бы не твоя тяга собирать трофеи. Ксавьер нахмурился и недоуменно посмотрел на нее. — Что ты несешь? Девушка отодвинула в сторону некоторые из его рисунков, лежавшихся на столе. Она быстро схватила несколько вещей, которые прятались под бумагой. В правой руке Аддамс держала очки и ингалятор, а в левой стопку фотографий и кулон на золотой цепочке. — Ингалятор Роуэна, очки Юджина, мои фотографии, сделанные без спроса, и, наконец, кулон Кинботт. По видимому я должна быть тебе благодарна, ведь если бы не твоя одержимость и больная любовь, я бы закончила как Юджин. Или еще хуже — как те двое. Торп был сбит с толку. Он совершенно не понимал, как все это оказалось на его столе, в его мастерской, куда он не пускал в последнее время никого. — Я не… — замешкался он, переводя взгляд с лица Уэнсдей на личные вещи других людей в ее руках и обратно. Они никак не могли здесь оказаться. Он и пальцем не тронул ни одного из них, не говоря уже о том, чтобы нанести какой-то вред или причинить боль. Неужели она действительно думает, что он способен на такое? — У меня есть все улики, Ксавьер, — он слышал нотки злости в ее голосе. — И можешь мне поверить, я не пущу это на самотек. Ты заплатишь за все и проведешь остаток своих дней в тюрьме. И я думаю, они будут очень и очень долгими, — уверенно закончила она и направилась к двери. Рефлекс сработал мгновенно — парень метнулся к выходу, преграждая Уэнсдей путь. Он прислонился спиной к дереву и посмотрел на девушку сверху вниз. Взгляд зеленых глаз остановился на ее карих. Он не знал, что ей сказать, ведь она уже давно сделала свои выводы, а теперь еще и нашла непонятно как попавшие сюда вещи жертв. Если она выйдет отсюда — он обречен. Она пойдет прямиком к шерифу и сдаст его. И ей поверят, ведь Иерихон уже давно устал от соседства со школой изгоев, которые мешают жить нормальным людям. — Прости, но я не могу тебя отсюда выпустить, Уэнсдей, — Ксавьер протянул свободную от ножа руку к девушке и провел пальцами по ее убранным волосам. Она не проронила ни слова, просто выжидающе смотрела на него. — Ведь если ты уйдешь, ты направишься к шерифу и подставишь меня. Дело закрыто, Иерихон может вздохнуть спокойно. До того момента пока монстр не убьет еще кого-нибудь. И только тогда ты поймешь, какую ошибку ты совершила. — Я не собираюсь стоять и смотреть, как ты убиваешь моих друзей, — Уэнсдей вздернула нос, всем своим видом показывая, что она его не боится. — Друзей? — переспросил Торп, кривя губы в усмешке. — А они у тебя есть? Неужели Уэнсдей-мне-предначертано-быть-одной-Аддамс наконец призналась, что она способна на какие-то чувства помимо ненависти ко всему живому? Ты меня удивляешь, Аддамс. Уэнсдей сделала шаг вперед, намереваясь оттолкнуть Ксавьера, но тот стоял твердо, скрестив руки на груди. Ему нестерпимо сильно хотелось прикоснуться к ней. Провести пальцами по бледной коже лица, поднять ее острый подбородок, заставить смотреть на себя. Ксавьер провел языком по пересохшим губам. — Отпусти, — потребовала она. — Люди знают, что я здесь. Если не вернусь в течение часа, поднимут тревогу и тогда тебя точно схватят. Парень покачал головой. Иллюзия выбора. Выпустить Аддамс и она побежит к своему бойфренду и его отцу, чтобы обо всем рассказать. Не отпустить и за ней придут прямо сюда. — Я не терял времени, — начал Ксавьер. Он опустил взгляд, избегая смотреть на Уэнсдей. Крайние меры — это последнее, к чему ему хотелось прибегать, но казалось, что другого выбора не было. — Практиковался, развивал способности. Можно узнать много нового о себе в свободное время, особенно, если его не с кем проводить. Ксавьер стянул ткань с холста, стоявшего ближе всего к двери. Взгляду Уэнсдей предстала картина темного леса, сплошь покрытого паутиной и пауками. Девушка нахмурилась и снова перевела непонимающий взгляд на парня. — Весьма недурно, но я уже видела твои рисунки. Чем ты хочешь меня удивить на этот раз? — она приподняла бровь, уставившись на него. Торп кивнул в сторону рисунка, призывая девушку посмотреть в ту сторону. После того, как парень заполучил ее полное внимание, он протянул правую руку к изображению. Тени зашевелились, разбегаясь в разные стороны. Пауки начали быстро передвигаться вниз на деревянный пол, а затем к ногам Аддамс. — Ты ведь не боишься пауков, правда? — хмыкнул он, смотря на попытки Уэнсдей прихлопнуть тварей, приближающихся к ней и начинающих взбираться по ее ногам. — От моих иллюзий теперь не так-то просто избавиться, Уэнсдей. Я научился полностью контролировать их. Девушка бросила злобный взгляд на Ксавьера. Она не боялась пауков, но игры Торпа не приносили ей никакого удовольствия, а скорее раздражали. Аддамс дернула правую руку Ксавьера, в которой он все еще держал нож. Она попыталась дотянуться, чтобы отобрать оружие, но безуспешно. Подняв руку над головой, он лишь усмехнулся. — Ты такая забавная, Уэнсдей Аддамс, — улыбнулся он. — Весь этот мрачный и угрюмый вид. Образ «не такой как все». Знаешь, когда особенного человека помещают в общество других таких же особенных — уникальность стирается. Все становятся обычными на фоне остальных. Твоя холодность в конечном итоге оттолкнет других, и ты останешься ни с чем. Ксавьер осторожно провел пальцем по лезвию ножа, которое поблескивало в тусклом свете ламп. Он воткнул нож в дверь таким образом, чтобы девушка не могла до него дотянуться. — У меня есть сюрприз для тебя, — тихо произнес он. — Пообещай не убегать. Уэнсдей не понимала, как он может просить ее об этом, а что удивляло ее больше всего — как он может ей верить на слово в такой ситуации. Тем не менее, ее любопытство было сильнее желания немедленно сбежать из этого сарая. Она едва заметно кивнула. — Замечательно, — снова улыбнулся парень. Он прошел в дальний угол комнаты, где стояло еще несколько картин, закрытых тканью от непрошеных взглядов редких посетителей. Аддамс не знала, что еще можно ожидать от него. Множественные версии ее самой в самых разных местах и обличиях? Едва ли его одержимость ограничилась лишь тем изображением ее, играющей на виолончели. Девушка, нахмурившись, выжидающе смотрела на парня. Она скрестила руки на груди и сделала несколько шагов в сторону Ксавьера. — Я жду, — холодно произнесла она. Торп усмехнулся и сдернул отрез ткани с ближнего холста. Взгляду Уэнсдей предстало одинокое дерево, стоящее в углу какого-то небольшого огороженного металлическим забором участка. Это напоминало… — Сад нашего семейного поместья, — пояснил Ксавьер. — Я любил проводить там время в детстве. Отец не особо горел желанием отпускать меня погулять с соседскими детьми. Наверное, боялся, что я начну всем показывать свои рисунки, и сверстники сочтут меня сумасшедшим. Я часто сидел на этих качелях в одиночестве с блокнотом и карандашом в руках. Только сейчас Уэнсдей обратила внимание на самодельные качели, подвешенные на веревках к верхней толстой ветке этого дерева. Чем дольше она вглядывалась в рисунок, тем больше она будто бы чувствовала резкие порывы воздуха, видела раскачивающиеся на ветру качели, слышала шелест листвы. Девушка тряхнула головой, в попытках избавиться от видения. Однако качели не остановились, и листва продолжила колыхаться. Аддамс бросила взгляд на юношу, который направил раскрытую ладонь в сторону картины, оживляя ее. — А потом я встретил тебя, — Ксавьер опустил голову и тяжело вздохнул. Ему не особо хотелось открывать душу перед Уэнсдей Аддамс, но слова сами срывались с его губ. — Десятилетняя девочка с двумя косичками в черном платье. Вечно угрюмый вид, никогда не улыбалась. Мне надолго запомнилась наша игра в прятки не только из-за инцидента, — грустно улыбнулся он. — Я тебя сразу узнал на тренировке по фехтованию. И в том соревновании я болел не за Бьянку, — Торп внимательно наблюдал за девушкой, отмечая про себя каждую деталь: слегка растрепанные и выбившиеся из кос волосы, блестящий черный лак на ногтях, поджатые губы и задумчивое выражение лица. Ксавьер дошел до следующей картины. Взгляд Аддамс остановился на нарисованной фехтовальщице, облаченной в черный защитный костюм. Девушка держала шпагу наготове, а маска лежала у ног. Подбородок был вздернут кверху, решимость во взгляде не оставляла никакой надежды противникам. Уэнсдей смотрела, как девушка с картины ловко делает выпад шпагой, один за другим, а затем уклоняется от невидимой атаки соперника. Аддамс как зачарованная не могла оторвать взгляд от рисунка, пока рука парня не коснулась ее плеча. Она вздрогнула и резко отшатнулась, избавляясь от нежелательного прикосновения. — Ты настолько меня терпеть не можешь? — разочарованно выдохнул он. — Я не хочу иметь дело с человеком, чьи руки — пусть и такие талантливые — в крови, — с отвращением выпалила Уэнсдей и резко развернулась в сторону выхода. Она почти дошла до двери, когда что-то дернуло ее за предплечья и поволокло назад. В спину упиралась холодная деревянная дощечка, ограничивая пространство для маневра. С глухим стуком Уэнсдей оказалась прижата к одной из картин Ксавьера. Ее дыхание сбилось, она не могла пошевелить руками и верхней частью тела, пока ноги болтались в воздухе. Осмотревшись, она поняла, что ее руки связаны толстой бечевкой, державшей качели на дереве. Аддамс с удивлением посмотрела на приближающегося к ней парня. — Ты сумасшедший, — тяжело выдохнула она. — Отпусти меня. Ксавьер остановился в нескольких шагах от нее. Его волосы выбились из пучка и теперь пряди обрамляли лицо. В тусклом свете ламп его скулы казались еще более острыми, у Уэнсдей возникло внезапное желание прикоснуться к ним. Потухший взгляд Торпа был направлен куда-то в сторону, отчаянные попытки девушки избавиться от связывающей ее веревки он не замечал. — А ты невыносима, — его голос сорвался. Он принялся мерить шагами комнату. — Каждый раз я вынужден терпеть твои необоснованные обвинения в убийстве. Каждый раз ты заходишь все дальше и дальше. Теперь тебе недостаточно быть просто «голословной», — он очерчивает кавычки в воздухе, смотря в темные глаза Уэнсдей. — Ты подбрасываешь мне улики, желая поскорее запереть в клетку как животное, которым, ты думаешь, я являюсь. Тебя невозможно любить, но что-то щелкает во мне каждый раз, когда я вижу тебя. Я влюбляюсь в тебя каждый чертов раз, когда ты поправляешь свои идеальные волосы или проходишь мимо, даже не замечая меня. Когда ты разговариваешь с Энид на переменах, или фехтуешь, или стреляешь из лука, или играешь на виолончели… Я устал, Уэнсдей, понимаешь? Я так больше не могу. Каждый ебаный раз ты топчешь всё то хорошее, что есть во мне. Берешь это в свои тонкие аккуратные пальцы и ломаешь, потому что ничего другого не умеешь, — Ксавьер срывается на крик. Он не планировал повышать голос на Уэнсдей, но эмоции берут над ним верх и он больше не сдерживается. — Ты холодная и бесчувственная, и видимо хочешь все свое окружение сделать подстать себе, но так не бывает. Не у всех людей настолько черное сердце как у тебя, Аддамс. Если оно вообще у тебя есть, — горько усмехается он. Уэнсдей молча слушала его монолог, который казался бесконечным. Что-то внутри нее ёкнуло там, где у обычных людей расположено сердце. Она не станет лгать — Ксавьер, следующий за ней как хвостик, навел ее на кое-какие мысли. Она понимала, что делает он это отнюдь не со скуки, но что-то внутри нее кричало «заткнись, Торп, пожалуйста, замолчи, не вмешивай меня в эти чувства». Аддамс тяжело вздохнула и вместо сочувствия выдала: — Невзаимная сука-любовь. Она не смотрела на него, но знала, сколько отчаяния в этот самый момент наполняло Ксавьера. Тронь его, и оно все выплеснется наружу, затопит эту комнату, рисунки и их двоих заодно. И поделом. Ему за все его грязные дела, а ее за отсутствие каких-либо эмоций в ответ на его пронзительное признание. Ей хотелось закричать, ударить его, показать, насколько он ей безразличен. Но все, что она могла сделать в этот момент — это неподвижно висеть на веревках от качелей. Подвешенная за ниточки как театральная кукла. — Это все, что ты можешь сказать мне в ответ, Аддамс? — разочарованно выдохнул Ксавьер. Он откинул голову назад и закрыл ладонями глаза. У него больше не было ни сил, ни желания что-то объяснять ей. Если она видит в нем только монстра даже после его признания в любви, значит, так тому и быть. Хижина задрожала. Кисти, краски и палитры подпрыгивали на столе. Уэнсдей оглядывалась вокруг, параллельно пытаясь дотянуться до небольшого ножа, спрятанного в левом ботинке. Безуспешно. Она подняла глаза на Ксавьера, который теперь стоял в центре мастерской с вытянутыми влево и вправо руками. Его картины выглядели размытыми, будто кто-то внезапно убавил резкость. Приглянувшись, девушка заметила рябь на бумаге, которая сменилась различными образами, покидавшими пределы картин. Она видела, как ее собственная фигура в фехтовальном защитном костюме перешагнула край холста и ступила на деревянный пол комнаты. «Ну, это уже ни в какие ворота» — мелькнуло у нее в голове. Рисунок с изображением шторма в океане ожил следом, выплескивая воду на пол. Небо разразилось молниями, которые, спасибо Ксавьеру, наполнили комнату, сверкая в опасной близости от самой Уэнсдей. Слева она заметила какое-то движение, поэтому резко повернула голову, чтобы обнаружить рядом с собой кучку скорпионов. Где-то под ногами уже копошились пауки с рисунка, который Торп оживлял в начале их встречи. Аддамс сделала глубокий вдох. Ни пауков, ни скорпионов, ни любой другой нечисти она не боялась. Совсем наоборот, она пугала этим других детей, когда те обижали ее. Но что действительно беспокоило ее, так это то, что силы Ксавьера могут выйти из-под контроля. — Ты недооценила меня, Уэнсдей, — Торп подошел почти вплотную к ней — связанной, прикованной. Он взял ее за подбородок и слегка приподнял, чтобы посмотреть ей в глаза. Его пальцы были холодными словно лед. Они обжигали и оставляли следы на ее бледной коже. Уэнсдей опустила взгляд ниже, на его губы и заметила капли крови, бегущие из прокушенной губы вниз, к острому подбородку. Девушка подавила в себе странный порыв податься вперед и слизать ее. «Зря, его бы это отвлекло, а ты могла бы попытаться его сбить с ног ударом головы или ноги» — подумала она. Но тут же поняла, что это его лишь больше разозлит и неизвестно, что он сделает после этого. — Хочешь посмотреть на самый главный сюрприз, припасенный для тебя? — довольно улыбнулся Ксавьер, проводя пальцем по губам девушки, приоткрывая их. Уэнсдей дернулась и посмотрела на него исподлобья. Она дернула ногой, подошвой ботинка целясь в его колено. Торп зашипел от боли и сделал шаг назад. Перед Аддамс тут же появилась ее копия, мрачно уставившись на нее. Нарисованная Уэнсдей приставила шпагу к шее настоящей. «Блеск. Меня прикончат в старом деревянном сарае. И сделает это фантазия слетевшего с катушек Торпа. Моя копия. Уж лучше бы это была та горгулья». — Осторожнее с ней, Уэнс, — Ксавьер обращался к своему рисунку. — Она нам еще нужна живой, правда? Аддамс с удивлением уставилась на парня. «Уэнс? Это еще что за херня?». Она двинула головой в сторону, пытаясь сбросить холодное острие со своей кожи, что заставило другую Уэнсдей еще сильнее приставить шпагу к ее горлу. Торп уже стоял справа поодаль, доставая из угла очередную картину, накрытую тканью. Он поместил ее на мольберт, стоящий прямо перед Уэнсдей, так, чтобы она видела всё. Ксавьер повернулся к девушке лицом, его рука поглаживала деревянную верхушку мольберта. — Я надеюсь, что тебе понравится мой подарок, Уэнсдей, — он снова широко улыбнулся ей. «Определенно псих» — подумала она. — Ты была так им одержима в последнее время, что я решил не лишать тебя удовольствия снова взглянуть на него, оказаться лицом к… Хм, лицу, — замешкался он. — Ну, не буду тебя томить, — после этого он сдернул закрывающую картину ткань, представляя ей на обозрение изображение Хайда. Уэнсдей видела так много подобных картин у него, что сперва даже не удивилась. Однако чем больше она вглядывалась, тем больше она понимала, насколько детальным был рисунок. Огромные выпученные глаза, заглядывающие в душу и наводящие ужас. Неровные клыки, огромные когти, которые с легкостью могли вспороть человека насквозь — проткнуть легкие, вырвать сердце без особых усилий, выцарапать глаза. Аддамс невольно содрогнулась при мысли о том, что ее от рисунка, стоящего на мольберте, отделяет всего несколько десятков сантиметров. Она прекрасно понимала, что последует за этим. Торп не успокоится, пока не прикончит ее тут. Что ж, она сама виновата, что пошла сюда, не предупредив никого. Ее блеф не имел никакого отношения к реальности, она лишь хотела, чтобы Ксавьер думал, будто бы о ней есть, кому беспокоиться. На самом же деле ни одна живая душа не знала, куда она направилась ночью. Теперь она встретит свою смерть в лапах этого чудовища. «Удивительно, сколько разных вариантов смерти у меня появилось сегодня». Но Уэнсдей все еще не понимала, почему он просто не обратится? Зачем все эти показательные выступления? Неужели он до самого конца не хочет признавать очевидного, что он и есть самый настоящий монстр? — Почему просто не обратишься сам? Зачем весь этот цирк с рисунком? Ты можешь разорвать меня на куски самостоятельно, не прибегая к помощи своих фантазий, — она пыталась сохранять самообладание, как и всегда. Она не позволит ему думать, что хоть кого-то из членов семьи Аддамс можно запугать. Не сегодня. Ее голос оставался ровным, однако внутри нее расползался липкий страх, обволакивая каждую клетку ее тела. — Потому что не могу, — просто ответил Ксавьер без тени улыбки. — Но я не буду объяснять это человеку, который продолжает обвинять меня во всех смертных грехах. Не хочу больше тратить на тебя время, Уэнсдей Аддамс. Всем в этой школе было бы проще, если бы ты никогда сюда не приезжала. Торп отвернулся от девушки, сконцентрировав все свое внимание на рисунке Хайда. Обе его ладони были направлены в сторону мольберта. Уэнсдей заметила, что Ксавьера трясет. Он стоял, сгорбившись, его руки дрожали. Ей показалось, что у него кончаются силы. Наверняка, все образы, которые ему удалось оживить, потребовали от него колоссального объема энергии. А теперь он был без сил, пытаясь пробудить ужасного монстра, который порвет их на клочки, если Торп потеряет контроль. Что было не таким уж маловероятным сценарием, учитывая его состояние. — Ксавьер, хватит, — крикнула Уэнсдей. Она боялась, что он может ее не услышать или просто не обратить внимание. — Я тебе верю, окей? Не нужно этого делать, никому не будет легче от этого. Ей показалось, что на мгновение он прекратил свои попытки и прислушался к ней. Однако спустя несколько секунд раздался радостный возглас, а маленькое черное сердце Уэнсдей ушло в пятки. У него получилось. У него, твою мать, получилось. Они обречены. Раздался громкий рев чудовища. Девушка широко распахнула глаза, наблюдая за тем, как под контролем Ксавьера Хайд прыгает на пол. Она уже сталкивалась с тем, что его оживленные фантазии были способны издавать какие-то звуки, но каждый раз это удивляло ее. В это время монстр одним прыжком сократил расстояние до того места, где была привязана Аддамс. Она не могла отвести взгляда от желтых зубов твари и от остро заточенных длинных когтей, скребущих пол. — Страшно, Аддамс? — притворно заботливым тоном поинтересовался Ксавьер. Он стоял чуть поодаль и наблюдал за ее реакцией, слегка наклонив голову к плечу. — Я предупреждал тебя. Я правда пытался быть хорошим. Но, кажется, последнее хорошее во мне умерло под твоим холодным взглядом, — он поджал губы. — Все правильно, черт возьми, ты должна меня бояться. У кого теперь власть? Уэнсдей фыркнула бы на его цитирование глупой песни в неподходящий момент, но ее сейчас заботило совсем другое. Она видела, что Торп едва держался на ногах. Хайд снова рыкнул и приблизился к девушке. Она попыталась выпутаться из стягивающей ее руки веревки и у нее даже почти получилось. Монстр подошел еще ближе, заставляя ее замереть и на время прекратить свои попытки. Уэнсдей старалась не дышать и не двигаться, чтобы никак не спровоцировать Хайда, который уже практически действовал по своей воле и не хотел больше слушать «хозяина». Он занес лапу с когтями, напоминающими кинжалы, над лицом девушки для удара. — Стой, — кажется, свои последние силы Ксавьер потратил на крик, потому что через плечо монстра Уэнсдей увидела съезжающего по стене парня. Одновременно с этим чудовище, кажется, окончательно разозлилось и решило направить всю свою ярость на источник шума. Хайд стремительно развернулся, издал оглушающий вой и кинулся к Торпу. — О нет, — выдохнула Аддамс, выдергивая руки из ослабшей веревки и падая на пол. По-видимому, истощение Ксавьера повлияло и на ожившие фантазии. Веревка уныло повисла на картине с изображением ветвистого дерева, пауки и скорпионы больше не ползали вокруг нее, а лениво сгрудились в углу. Уэнсдей только надеялась, что Хайда это тоже в разы ослабило. Она ринулась на монстра с… голыми руками? Пять баллов, Уэнсдей. Но ей нужно было только отвлечь его до тех пор, пока у него не иссякнут силы. Запрыгнув сзади на спину чудовища, Аддамс обхватила его за шею и с яростным криком дернула на себя. Монстр был слаб. Настолько слаб, что ей не составило труда повалить его на пол и оттащить к двери. Он больше не сопротивлялся. Выдохнув с облегчением, Уэнсдей бросила взгляд туда, где должен был быть Ксавьер. Он привалился к стене, тяжело дыша, и зажимал руками шею в районе горла. Подбежав к нему, девушка увидела под его руками глубокие порезы и струи хлещущей из артерии крови. Она упала на колени рядом с ним. — Это… не… конец, — последние слова с трудом срывались с его губ. — Хайд… жив… — его губы были в крови. Его руки, шея и вся одежда пропитались кровью. Шок охватил ее полностью. Уэнсдей попыталась помочь ему, зажимая рану своими руками, но все было тщетно. Она не могла спасти его, не могла ничем помочь. Слишком поздно. Она была в ужасе от того, что происходило прямо сейчас перед ней. «Это все твоя вина» — отчаянно кричал ее внутренний голос. Но в чем она виновата? Не она начала эту опасную игру. Не она оживила Хайда. Не она изображала всесильную. Тогда почему ей так херово при виде покалеченного своим же оружием Ксавьера?***
На его похоронах шел дождь. Вся школа ополчилась на нее, когда они узнали, что произошло. Уэнсдей их не винила, поэтому поспешила скрыться самой первой. Она медленно поплелась в сторону Иерихона, держа над головой черный зонт. Единственное место, куда она могла пойти это кофейня, в которой работает Тайлер. Ее трясло. Она отчаянно нуждалась в его поддержке, глупом разговоре и, возможно, объятиях. Дойдя до «Weathervane», она не смогла найти его за стойкой. Сегодня была не его смена. Выругавшись себя под нос, она все равно решила остаться. Она села за самый дальний столик, расположенный в углу, чтобы не привлекать к себе внимание. Со сложенного зонтика рядом натекла лужа. На столе лежала забытая кем-то газета, которую Уэнсдей притянула к себе. На первой странице она увидела кричащий заголовок:«Очередная жертва монстра обнаружена сегодня утром в лесу»
К горлу Уэнсдей подступил комок, она не могла дышать. Она буквально задыхалась и ничего не могла с этим сделать. Перед ее глазами теперь навсегда останется окровавленное тело невиновного изгоя, который мертв только благодаря ей, Уэнсдей Аддамс.