***
Что заставляет человека, умирая, бросаться на нож? Что движет теми, кто преодолевают километры лишь только для одной единственной улыбки? Или теми людьми, что работают восемь дней в неделю, двадцать четыре с половиной часа в сутки, чтобы обеспечить детей, семью, продлить им жизнь еще на один день — продлить таймер смерти еще на сутки. Что заставляет человека любить? Дотторе одновременно знает и в то же время не имеет ни малейшего понятия, что люди называют любовью. Но понять сущность неизвестного процесса — разве не в этом заключается долг любого ученого?» 19.11. 09:47; Эксперимент№384: Сыворотка любви
Если я смогу искусственно получить эту силу и затем преобразовать, то коэффициент полезного действия организации существенно возрастет: если чувство любви способно сподвигнуть животную и даже человеческую особь на необдуманные поступки, не значит ли это, что внедрение отвечающих за этот процесс гормонов, полученных лабораторным синтезом, не заставит их отдать жизнь за Родину и за Царицу? Состав эликсира: 1) дофамин. стимулирует чувство удовольствия, желания. отвечает за предвкушение и мотивацию; 2) окситоцин. «гормон любви», или самый важный ингридиент. укрепление и поддержка эмоциональной связи. (для лучшего эффекта смешать с вазопрессином) прим: возможны побочные эффекты; 3) тестостерон и эстроген. половое влечение. » Естественно, им движет лишь научный интерес — умирать за кого-то он бы ни за что не стал. Однако проводить такие эксперименты в тени у фатуи добавит ему больше трудностей и лишних проблем, нежели видимой пользы. А на жизни тех, кому они распорядятся дать полученный продукт, ему, как и другим ученым, в общем-то, наплевать.«27.11. 04:06; Эксперимент №384: Сыворотка любви
Я ввел пробную дозу в четырех белок разных возрастов. Наблюдается активный интерес к особям… такого же пола, как и сами подопытные. » Дотторе откладывает ручку и продолжает наблюдение за животными с удвоенным восторгом — дыхание становится учащенным, резким, зрачки расширены, а уголки губ изгибаются под неестественным углом (или это лишь игра света?) — он будто сам находится под действием собственного препарата, и от этой мысли доктор не может удержать маниакального смеха. «Побочных эффектов не наблюдается» Спешка в делах — плохо, во внутривенных — особенно. Этот принцип Дотторе запомнил еще во времена академии, и его же он с тех самых пор игнорирует. Однако никто еще не игнорировал законы так красиво и изящно, как делает это он, поэтому Дотторе дает себе поблажку и приступает к новому этапу.«28.11. 17:51; Эксперимент№384: Сыворотка любви
Чтобы продемонстрировать всю силу полученного любовного зелья — или опровергнуть ее- необходимо наличие у подопытного антипатии к объекту, чья ДНК добавлена в раствор — в данном эксперименте донором белковой молекулы буду выступать я.» У Дотторе сухость в горле и невольный тремор рук, но, кажется, даже это не помешает ему соединить все компоненты так называемой " сыворотки любви» в точности до миллилитра. Бывают времена, когда и доктор — леденцы от кашля в одной руке, колбочка с цианидом в другой, — выходит на охоту. Решить, на ком тестировать продукт, вовсе не было проблемой. Дотторе где-то на подсознательном уровне уже давно знал, что эту роль исполнит девятый предвестник. Не исключено, что он выбрал его из-за их частых перепалок и бесконечных споров, что является важным условием для удачного протекания эксперимента — как не исключено и то, что регратор катализирует все вышеперечисленные гормоны в организме Дотторе, стоит им лишь встретиться взглядами, без всяких сывороток. «Зачеркнуть», — доктор мотает головой — его мысли уходят явно не в ту степень.«Подопытный: Панталоне, М29.
Ожидаемый результат: активация нейронов гипоталамуса; активная работа системы поощрения и нейротрансмиттеров, как следствие — повышенный интерес. Качество проводимого эксперимента: Итоговый результат: Рекомендации к применению: » На строке «ожидаемый результат» ручка предательски дрогнула — закончились чернила, оправдывает доктор колотую боль в ребрах — и некая усмешка, будто смех над всем человечеством и всем человеческим, что он когда-то отверг и что когда-то отвергло его. Может, его неспособность любить и быть любимым кем-то и есть та причина, по которой доктор вторую неделю спит не более двух часов в сутки в попытках создать эликсир — эликсир, что сделает его человеком. Ох, он смеется над собой и собственной неполноценностью.***
— Побочные эффекты? Не такие слова ожидает услышать Дотторе, предлагая кому-то роль испытуемого. Не такие слова и такую щемящую ребра покладистость ожидает он услышать от Панталоне — изгибает линии рта в подобии самоувенной улыбки и протягивает колбу прозрачно-черного цвета — разве такого цвета должна быть любовь? Или она такая из-за того, что принадлежит ему? — Единственный побочный для тебя эффект — если сыворотка сработает, — сдержать предвкушение от своего творения и одновременно волнение и страх, в случае готовности препарата дается ему с небывалым трудом. И все же, его научная сторона одерживает верх над теми остатками души, которые еще можно назвать человеческими. Во рту предательски пересохло. «Попробуй мою любовь на вкус» — Что ж, тогда я уверен, что их не будет, — Панталоне улыбается своей чеширской улыбкой, и Дотторе так сильно хочется ему врезать. С такой улыбкой вырезают целые кланы, стирают с лица земли целые государства — эта улыбка уже делала такое, и это, несомненно, будоражит, — Так выпьем же, доктор. И он пьет. Осушает все до последней капли. — Постарайся сконцентрироваться на ощущениях. Чувствуешь что-то новое? Дискомфорт, головная боль, тошнота? Что смешного? — сбитый с толку, спрашивает Дотторе и ближе прижимается к столу — это вышло автоматически и абсолютно непроизвольно, и этот факт заставляет его злиться от собственной реакции. — Поверить не могу, — Панталоне смеётся, он смеется и Дотторе клянется, что еще не слышал прежде звука прекрасней и опасней. В его голосе смеющееся солнце и леденящая душу сталь. Неужели не сработало? — Поверить во что? — не успел доктор окончить фразу, как девятый предвестник выпивает вторую пробирку и льнет к его губам — потресканным и пересохшим. Панталоне целует властно — ему невозможно не подчиниться. Ему хочется подчиниться и отдать себя всего без остатка. Он открывает его губы и вливает его же творение — Дотторе чувствует, как она течет внутрь, он чувствует его язык на своем, его губы на своих губах, его взгляд — на своих глазах. У него кружится голова и что-то тяжелое мешает дышать — Панталоне мертвой хваткой держит его за горло, все еще целуя, и второй рукой по волосам проводит нежно — от этого контраста Дотторе хочется выть, но получается лишь тихо мычать в их страстный и затянувшийся поцелуй. — Поверить не могу, что это было любовное зелье, — от прежней улыбки осталась лишь влага на губах, он смотрит в самую душу глазами-кинжалами и поднимает голову Дотторе, что на грани с полуобморочным, за подбородок вверх. — Не так уж ты и удивлен для человека, выпившего все без остатка, — пытаясь сделать голос ровным, произносит доктор и только потом понимает, как двусмысленно прозвучала эта фраза, — Тем не менее, я доволен результатом — эксперимент удался. Поздравляю, ты влюблен в меня! Но не переживай, это ненадолго — эффект сохраняется только при длительном использовании. Не знаю, зачем ты влил эту сыворотку мне — она все равно не подействует, в ее составе моя ДНК. Спишем это на побочное действие. — Ты ошибаешься, доктор, — Панталоне слизывает с уголка чужих губ их черную любовь и нежно поглаживает по щеке, — Она не подействует на тебя, потому что ты уже в меня влюблен. — Что за бред ты несешь? — Дотторе отстраняется от его касаний, а тот вовсе не настаивает — просто стоит с высоко поднятой спиной и голову склоняет набок, будто он знает заранее, что это еще не конец. Доктор думает, что это — побочный эффект, не принимай близко к сердцу, не жди его прикосновений и перестань так часто облизывать собственные губы, вспоминать этот первый сумбурный поцелуй. Дотторе знает, что это — побочный эффект, но осознавание этого не мешает ему впиться губами в чужие, взлохматить иссиня-черные волосы и содрогнуться от легкой вибрации его стона в поцелуй. Эти губы ломали доктору кости. — Льдины в твоей груди тают прямо в мои ладони, а ты все отрицаешь, что влюблен? — Не отрицаю, — Дотторе подставляет шею под горячие поцелуи Панталоне — поцелуи, которых он жаждал так сильно и которых без зелья ни за что бы не получил. Он прогинается в позвоночнике и хватается за его шею так, будто его касания и руки — единственное, что имеет значение — только из научных убеждений, — Но как иначе я могу это называть, если не бредом? — Люди обычно называют это любовью, — выдыхает куда-то в ухо Панталоне, и Дотторе от этого глубокого тембра полушепотом ежится. — С 375 миллилитрами окситоцина в крови говорить о любви может каждый, — усмехается доктор и утягивает предвестника за ворот в новый поцелуй. Он влил эту любовь своими руками — она такая же мимолетная и фальшивая, как и он сам. — Дай мне насладиться тобой, пока нейроны в твоем теле сводят мозг с ума, — шепчет Дотторе в самые губы, и ему не хочется думать, почему голос звучит так моляще-отчаянно, почему Панталоне выглядит так спокойно с наркотиком — настоящая сущность любви — в венах и артериях, почему он улыбается так тепло, и почему от этого тепла веет смертельным холодом? «Дай мне насладиться тобой, пока ты еще влюблен в меня в ответ», — то, что он хочет сказать, Панталоне понимает и без слов. Регратор прикусывает нижнюю губу до крови, как недавно оставлял багровые бутоны на бледной коже ключиц — и это заставляет доктора сойти с ума за ним. Доктору безумно нравится этот металлический привкус собственной крови, он растворяется в поцелуе и игриво кусается в ответ. Доктор не знает, что этот поцелуй станет их последним. — Уходи, — он в последний раз касается его лица кончиками пальцев и оставляет невесомый, призрачный поцелуй, прежде чем оттолкнуть и протянуть голубую таблетку, — Благодарю за участие. Я дал тебе небольшую дозировку, и ее действие скоро подойдет к концу. Выпей это и ложись спать. — Если я выпью ее, то забуду все, что произошло только что? — Да. Поверь мне, завтрашний ты будешь за это только благодарен. — Я поверю во все, что ты скажешь, кроме этого. — Тогда ты самый глупый человек на свете.***
Четыре месяца — столько прошло с того дня, когда сыворотка любви была успешно протестирована и отправлена Царице. Четыре месяца их очень странных, сумбурных и непонятных многим отношений, в которые превратился эликсир, рассчитанный на 10 минут — очень странных, но для Дотторе — таких необходимых. Конечно, действие сыворотки уже давно себя исчерпало, но Дотторе до сих пор не может привыкнуть к ежедневным — или еженедельным, когда кого-то из них отправляют в командировку- взглядам, наполненных такой мягкой нежностью, что все кости скручивает наизнанку, горячим объятиям каждую ночь пятницы и ощущению того, что ты прямо сейчас кому-то нужен. Дотторе трудно поверить, что кто-то в него влюблен — без всяких экспериментов, пробирок и эликсиров, но, смотря на Панталоне, что с такой заботой навещает его каждый вечер — шепчет слова, от которых даже у доктора уши розовеют, касается так осторожно, будто тело Дотторе — хрусталь, что вот-вот разобьется, а после грубо и резко раскладывает его на том же столе — он начинает верить. Спустя четыре месяца его тело практически полностью напоминает усыпанный цветами сад — яркие багровые, фиолетовые, иссиня-красные бутоны лианами осыпают каждый его миллиметр- Панталоне груб, но зализывает и целует каждую. Коллекционер своих же шрамов. Панталоне никогда больше его не целует. Но Дотторе уверен, что это нормально — он никогда и не знал, что такое любовь, а Панталоне ему ее подарил почти за бесплатно. Доктор растворяется в нем с пугающей скоростью, это химически необратимая реакция, их любовь — осадок, суждено ли ему расствориться вместе с ним? Каков период его полураспада? Дотторе ненавидит делиться. Делиться идеями, экспериментами, людьми — не имеет значения. Но с Панталоне ему хочется делиться всем — все отдать без остатка, и прямо сейчас он ждет, когда тот по уже привычному им расписанию постучится в лабораторию — узнать, что нового у него сегодня, и доктор, не сомневаясь ни секунды, поведает ему обо всем. Три громких стука в дверь, десять громких — в сердце. Не успев зайти, Дотторе набрасывается на него с объятиями и утягивает на диван. — Смотрю, у тебя сегодня хорошее настроение, — говорит Панталоне, поглаживая его волосы и кладя голову к себе на плечи. — Я скучал, — признается Дотторе, — Сегодня мне приснился сон, в котором есть лишь одиночество и темнота, и я понял, что чертовски боюсь потерять то, что есть у меня сейчас. Я боюсь потерять тебя. — Ты никогда не терял — у тебя с самого начала ничего не было, — спокойно произносит Панталоне, продолжая перебирать пряди голубых волос меж пальцев. — Что ты имеешь ввиду? — Дотторе улыбается, но голос его отнюдь не веселый. — Только не делай такой удивленный вид. Ты же не думал, что я влюблен в тебя всерьез? — Панталоне держит его руку в своей, поглаживая, как всегда, посиневшее запястье большим пальцем, и посмеивается ласково, будто услышал только что самую смешную в его жизни шутку, пока в груди Дотторе разбивается что-то важнее костей. — Все это время я был единственным, кто влюблен? — Дотторе не узнает собственный голос — в его голове туман, и он даже не может поднять ее с плеч предвестника — они все еще сидят на диване его лаборатории, облокотившись друг о друга в полуобъятии. Дотторе тошнит от самого себя. — Ну что ты, кто тебе это сказал? — Дотторе ненавидит себя за то, что слышит в его голосе обеспокоенные ноты, — Я был влюблен в тебя с первого взгляда. Тогда ты еще даже не догадывался о моем существовании — а после игнорировал, будто я был не более, чем каменной статуей — вечно в погоне за знаниями и занят круглые сутки. Пожалуй, с тех времен ничего не изменилось. Мы меняемся и взрослеем, не в силах удержать бесконечный ток времени — но все же сердца разбиваются. Не самое приятное чувство, не так ли, доктор? — Не могу понять, к чему тогда все это? К чему все эти слова и обещания, касания и прогулки ночью по саду? Ты просто играл моими чувствами. Ну и каково это, тебе, должно быть, было очень весело. — Дотторе, остановись и послушай меня внимательно, — он поворачивает к себе ничего не понимающее лицо доктора и сквозящий металл в его нежном голосе прожигает насквозь душу, — Разве я когда-то говорил, что люблю тебя? И тут неожиданно все встает на свои места. И найти в себе силы сделать вдох — неожиданно-тяжело: Панталоне никогда не врал ему. Панталоне каждый день шептал ему слова, как он хочет доктора здесь и сейчас, и никогда — о любви. Все его ласки и касания, грубые и резкие, пропитаны одним лишь желанием и властью, а вовсе не чем-то более возвышенным. Дотторе пытается вспомнить, когда Панталоне целовал его в последний раз, и кроме сжимающих собственные запястья сильных чужих рук, укусов до крови и фиолетовой коже на внутренней стороне бедра не может вспомнить ничего. Одинокая слеза предательски украшает его красивое лицо — Панталоне легким движением слизывает ее и улыбается по-прежнему тепло, и Дотторе понимает, что даже от солнца можно заледенеть. Он хочет встать наконец и выйти из этой комнаты — та будто уменьшается с каждой секундой в геометрической прогрессии, и Дотторе боится быть раздавленным и уменьшенным вместе с ней. Боится и одновременно желает больше всего на свете. Но регратор опережает его и поднимается, расхаживая так по-хозяйски в не принадлежащей ему лаборатории. Он — живое олицетворение спокойствия и невозмутимости — выглядит как всегда собранным и довольным, и Дотторе соврет, если скажет, что он когда-то сможет ненавидеть этого человека. Неважно, как сильно его это сломает — пока Панталоне с ним, он переживет. То, что от него останется — пусть и это уничтожит. Только, прошу, не оставляй меня одного. — Дотторе, все в порядке? Разве это так страшно, что я к тебе не чувствую ничего? Мы оба знаем, что в любой момент ты можешь это исправить, — опираясь на стол, произносит Панталоне. В его руках — ящик Пандоры, то, с чего все началось — черная полу прозрачная жидкость. Он легонько трясет ей и держит на опасно близком расстоянии к губам. — Нет! Не смей! — доктор срывается с места в надежде его остановить. — Может, мне стоит принимать это внутривенно пять раз в день, чтобы я мог полюбить тебя? — если бы Дотторе не был обеспокоен так сильно, он смог бы понять, что девятый предвестник с ним просто развлекается. Его любовь для него — очаровательна. Очаровательно жалкая. — Пожалуйста, перестань! Я готов любить тебя за двоих, пожалуйста…просто выброси это! Просто не оставляй меня наедине с собственным одиночеством, не оставляй меня одного после того, как показал, как хорошо может быть вместе. Останься рядом, даже если ненавидишь. — Хороший мальчик, — Панталоне откровенно наслаждается всей ситуацией, — Ты прав, это все равно бесполезно, — он откидывает пробирку прямо за спину Дотторе, и та разбивается с жалобным треском, оставляя после себя черный след, — К любви к тебе у меня давно уже иммунитет. Я больше этим не болею. И он уходит, не пророня больше ни слова, кроме безразличного «Увидимся в пятницу» заместо прощания.«Подопытный: Панталоне, М29.