Зачем ты делаешь это?

- Зачем ты делаешь это? - Потому что тебе это нужно. - Мне не нужна помощь поганой грязнокровки. Он едва уловил тихий вздох где-то справа. Оттуда, где находится дверь. Наверное, сегодня он добился своего, она уйдет, больше не будет напрягать его своим присутствием. Тихий скрип. - Всем нужна помощь, Малфой. И кровь уже не имеет значения. Кажется, что теперь он слышит гораздо больше, чем раньше. Он слышит все, кроме ее шагов. И это заставляет поежиться, когда дверь за девушкой закрывается. Не слышно, как она переступает с пятки на носок, как она пытается чуть быстрее выйти из комнаты, когда он злится и прогоняет, как трутся штанины джинсов друг о друга при ходьбе. Не слышно ровным счетом ничего. Словно Грейнджер научилась летать по воздуху без метлы, передвигаться почти бесшумно, вот только легкий скрип… Но, наверное, это старые доски на полу, это не удивительно в маленькой комнатке старой башни. Наверное, это они заглушают шаги. Или другие звуки, доносящиеся с улицы через открытое окно, ведь уже наступило лето. Теплое, даже, скорее, горячее, сухое. Впервые для всех – не опасное. Но такое страшное для Малфоя. Война закончилась месяц назад, но перед глазами навечно застыла одна картинка. Последняя, которую видел в своей жизни Драко Малфой. Большая черная мохнатая лапа с выпущенными когтями летит в его сторону. Даже реакции ловца не хватило на то, чтобы уйти в сторону. Или времени. Или сил. Теперь можно списать это на что угодно, но, наверное, подсознательно он надеялся на то, что этот оборотень его убьет. Отец мертв, мать тоже. А есть ли смысл оставаться ему на этом свете, если теперь даже не столь важно, кто победит? В любом случае его будут судить: или как предателя Лорда, без суда и следствия, небрежно брошенной Авадой, или как предателя Министерства, долго держа в подвалах и мучая допросами. Нет уж, лучше вот так, как герой. На поле боя. В одно мгновенье и не в спину. Наверное, в тот момент судьба решила посмеяться над ним, уводя чудовищную лапу от смертельного удара, задевая лишь когтями тонкую кожу лица. Время замедлилось, он чувствовал, как лопается эпидермис, как расходятся клетки, будто прощаясь друг с другом, как моментально проступает такая чистая, но красная, как и у грязнокровок, кровь. Последнее ощущение, перед тем, как упасть на горячие камни – дикая резь в глазах и, кажется, собственный крик. Он пришел в себя спустя три дня. Сил не было даже на то, чтобы поднять голову с мягкой подушки. Видимо, Поттер все же победил. Иначе бы он так и остался подыхать там, на грязном остывающем полу в куче чужих тел. Глаза не открывались, на лице что-то мешало, а в голове все не складывалась мозаика последних минут. Рука предательски поползла вверх, а кончики пальцев наткнулись на плотную бинтовую повязку, начинающуюся чуть выше кончика носа. Не сдержавшись, Драко протяжно застонал. Это сейчас, сидя около стола и сложив руки будто в молитвенном жесте, прижав их к губам, он мог с точностью сказать о том, сколько глубоких борозд осталось у него на лице. С точностью до неровности повторить те шрамы, что соединяют левый висок и правый. С точностью до миллиметра. И он мог сказать, что его глаза остались на месте, вот только… Инфекция сделала свое дело, вряд ли когда-нибудь он снова сможет видеть. Конечно, разве кто-то говорил о том, что у оборотней чистые когти? Если бы его нашли чуть раньше, если бы это было не на войне. Как много «если бы…», но ни одной возможности что-то исправить. Как-то глупо получилось, через пару дней ему будет всего восемнадцать лет, а он уже обезображенный и немощный калека, который проведет остаток жизни взаперти в комнате из-за неприспособленности к жизни. К нему приставят сиделку, которая будет тратить его деньги на свои нужды. А он будет лежать и подыхать на грязных простынях. Одинокий и никому не нужный чистокровный волшебник. Аристократ. А сейчас каждый день его достает эта выскочка Грейнджер. Она приходит в одно и то же время. Каждый гребаный день. Со своей поганой жалостью. И ненавистной помощью. Без которой он, наверняка, сдох бы уже пару недель назад. Она заставляет его есть, принимать душ, читает дурацкие книги, когда он проклинает ее и гонит прочь. И так изо дня в день. Странно, она даже умудряется отгонять от него дурные мысли о том, что он и сам мог бы помочь себе со скорейшей кончиной. Благо, маггловские методы никто не отменял, а окно в его комнатке есть. Или же нож во время обеда. Да мало ли способов? Двумя аккуратными шагами он добирается до своей кровати, задевая рукой лампу на тумбе. На кой черт она ему здесь, если у него перед глазами теперь вечная темнота? Конечно, это для нее, ведь она читает каждый день вслух. Злость затапливает с новой силой: на себя, на оборотня, на Волдеморта, на Избранного Золотого Мальчика, выбравшегося без потерь, на отца, на свое происхождение, на эту чертову грязнокровку, которая может читать. И писать. Видеть закаты и восходы, улыбаться каждому новому дню. А не жить в бесконечной темноте. Так он и засыпает, укрывшись тонким одеялом от прохладного ночного летнего сквозняка, погрязший в своей злости. А на следующий день все повторяется. И грязнокровка будит его рано утром тем, что поправляет сползшее на пол покрывало. И в неосознанном взмахе рукой он натыкается на что-то металлическое, а затем слышится снова этот странный скрип. И никаких шагов. Его это нервирует. Каждый раз, когда она двигается, а он этого не слышит. - Грейнджер. Это снова ты. - Ждал кого-то другого? - Спасибо, что в очередной раз ткнула меня носом в то, что я никому не нужен. Поверь, ты мне тоже здесь не нужна. Я, знаешь ли, вполне доволен своим одиночеством. - Мадам Помфри попросила побыть с тобой сегодня. Тебе нужно принять зелье, неизвестно, какие будут последствия. - Отравить меня решила? - Давно бы это сделала, если бы хотела. Ты ведь каждый день ешь то, что я приношу. Чертыхнувшись, Малфой сел на кровати и повернул голову в сторону окна. Наверное, там ярко светило солнце, потому что теплые лучи приятно ласкали лицо. Целый месяц свежий воздух был доступен ему только через небольшое прямоугольное отверстие в кирпичной кладке. Как противно и унизительно, ведь так хотелось пройтись по мягкой траве и искупаться в прохладном озере. - Я так давно не была на улице… Она словно прочитала его мысли. Он даже не усмехнулся, а, скорее, оскалился. - А тебе-то что мешает? Неужели дружки не зовут? Она предпочла промолчать, шурша чем-то в своей сумке. Через пару минут напряженной тишины в ладонь Драко опустилась прохладная склянка. - Выпей. Мадам Помфри сказала, что это может помочь. И если не полностью восстановить зрение, то хотя бы дать возможность различать очертания предметов или… Она замолчала. А он прекрасно все понял. На этот раз даже Грейнджер не знает, что может дать ему это зелье. Не знает, но вселяет в него надежду. - Не стоит. Лишний раз надеяться, что я смогу стать нормальным? Что я смогу выйти на улицу и, хотя бы, если повезет, не врезаться в дерево или не рухнуть в озеро, внезапно оказавшееся передо мной? - У тебя хотя бы есть шанс… - Ты нихера не знаешь о шансах, Грейнджер! Шанс есть у тебя, у Уизела, у Поттера! Вы – Герои гребаной войны, у тебя был шанс и вовсе не участвовать в ней! А у меня даже не было шанса выжить, но я, мать его, умудрился это сделать! Для чего, а? Для чего, я тебя спрашиваю?! Чтобы остаться калекой, чтобы слышать, как счастливы другие? Я не виноват в том, что случилась эта гребаная война! Я не виноват в том, что остался жив, когда сотни других погибли! Я был готов к смерти, Грейнджер! Считай, что я видел этого блядского Грима, вестника... Я был готов погибнуть предателем для всех, мне плевать! Но нет, теперь я жив, меня жалеет мерзкая грязнокровка, та, против кого я воевал! Как можно быть такой всепрощающей?.. – Крик Малфоя перешел в шепот, когда тот закрыл лицо руками. Она аккуратно взяла его за руку, а он вцепился в ее пальцы, словно утопающий хватается за тонкую ветку. Он сорвался впервые за месяц. Впервые высказал вслух все те мысли, что преследовали его с того момента, как он пришел в себя в больнице. А она все так же держала его за руку, молча слушая и лишь поджимая губы. Грейнджер действительно была всепрощающая, такова уж натура. А потом момент прошел, он выдернул ладони из ее пальцев и демонстративно вытер руки о край мантии, словно противно, что грязнокровка касалась его. Гермиона лишь усмехнулась и отодвинулась от него ближе к окну. - Выпей зелье. Ты жалуешься, что у тебя не было шансов. Так не лишай себя их, когда они есть. Выдернув пробку, Малфой одним глотком опустошил пузырек. - Иди отсюда, Грейнджер. Она покачала головой, словно забыв, что Малфой ее не видит. - Я обещала мадам Помфри, что пробуду с тобой до обеда. - Я сказал, проваливай! Он только услышал ее вздох где-то в углу комнаты, но больше не сказал ни слова. А через полчаса и вовсе заснул, стараясь не задумываться о том, ушла ли гриффиндорка, но спрашивать не хотелось, чтобы не выставить себя полным идиотом. И так было изо дня в день, Грейнджер приходила к нему, он так же ее прогонял. А она все приносила и приносила новые зелья, вот только надежды в душе не появлялось. - Зачем ты делаешь это? - Потому что тебе это нужно. - Мне не нужна помощь грязнокровки. - Хорошо, что в этот раз ты уже не говоришь «поганой грязнокровки». У нас с тобой был этот диалог месяц назад, помнишь? Он усмехнулся. Конечно, он прекрасно все помнил. Ведь немногое, что у него осталось – это воспоминания. - Мне не кажется, что это нужно только мне. Она молчала, расставляя на столе посуду после обеда. - Расскажи мне, Грейнджер. Почему в середине лета ты не дома? Ты не с родителями, не с друзьями, не на хорошей должности в Министерстве? Почему ты возишься с калекой в каком-то приюте? Если я не ошибаюсь, это старый замок. Но не Хогвартс. Наверное, на юге Англии. Чье-то бывшее поместье. Но не мое, уж мэнор я бы узнал… - Это приют для пострадавших в войне. Малфой дернул плечом. Вот так, словно нож входит в мягкое масло. Он в приюте. Как брошенный пес. Отлично. - Ты здесь работаешь? - Н… Нет. - Приходишь к кому-то из друзей, а потом еще и по старой памяти заглядываешь ко мне? - Нет. - Неужели ты приходишь специально ради меня? - Нет. Парень раздраженно поморщился. - Грейнджер, на все вопросы не может быть ответ «нет». Ты же всезнайка, ты должна когда-то сказать «да». - Ты недоволен тем, что я здесь, я знаю. Но тебе не нужно знать, почему я тут. Просто терпи мое присутствие, вот и все. - Так не пойдет. Я тебя терплю уже два месяца, мне осточертело делать это, не зная причин. Он снова услышал скрип. А потом тихий голос совсем рядом. - Дай мне руку. Наверное, впервые за два месяца он испугался. Испугался так, как не боялся на войне. Что-то в голосе ненавистной грязнокровки заставляло кровь застывать в венах. Он протянул руку вперед, стараясь, чтобы пальцы не дрожали. Теплая ладонь легко сжала его запястье и потянула вперед. Что-то шершавое оказалось под кончиками пальцев, заставляя от неожиданности попытаться отдернуть руку. - Не бойся, я не кусаюсь. – В ее голосе слышалась усмешка. Какая-то горькая, безнадежная. Он провел пальцами вверх по шершавому и искорёженному, а затем она опустила его руку ниже. И снова он ощутил под пальцами металл, как месяц назад, случайно. - Что это? - Моя комната напротив твоей. Я здесь по решению Министерства, поскольку они считают, что я слишком сильно пострадала в войне, должна пройти реабилитацию. Три года. Как наказание, да? Я в инвалидной коляске, изобретение магглов, так я могу передвигаться, потому что после заклинания твоей тетушки я лишена возможности ходить. А до этого ты трогал мое лицо. Знаешь, последствия всепоглощающего огня невозможно устранить. И моя левая щека сейчас напоминает поджаренную индейку. Жалеешь, что не можешь этого увидеть? Что не можешь лицезреть униженную грязнокровку, да? У тебя есть шанс снова видеть, а у меня шансов встать больше нет. И, да, Малфой, единственное развлечение для меня – это книги и помощь тебе, все зелья варю я сама, а мадам Помфри погибла в последний день войны. Здорово, да? А люди, мне кажется, ждут, пока мы тут не сдохли бы. Потому что война кончилась. Ты не нужен Лорду, я не нужна Министерству. Гарри и Рон приходят ко мне, но у них же своя жизнь, они не могут посвятить ее мне. Ты доволен, Малфой? Драко вцепился пальцами в металлические ручки коляски так, что побелели костяшки. Да, он ненавидел Грейнджер. Да, он желал ей смерти. Но не того, что с ней произошло. И не такого окончания войны все хотели. - Так вот почему я не слышу шагов… - Именно… Она дернула коляску, вырываясь из его цепких пальцев, и он услышал шорох открываемой двери. - Грейнджер… - Что? - Я не буду говорить, что мне жаль. Тебе ведь не нужна жалость. Только одно. Прекрати жалеть меня, ведь ты не в лучшем состоянии. - Хорошо. - И еще… - Да? - Приходи завтра.