Спрятавшись в тепле

*** Феликс умел колдовать, наводить чары и кружить людям головы. У него эти три пункта были почти профессией, особенно если учитывать, что он ведьма по призванию, а празднование Рождества немного не его тема. Новый год — это замечательно, уже не так свято, а глаза если и будут болеть, то скорей не от ощущения наполняющей всех атмосферы счастья и одухотворения, а после выпитого алкоголя, когда раскрыть веки - квест, потому что ещё и голова по швам трещит. Зато все праздники, а в особенности отмечать их, любят его друзья. Когда для этого устраиваются посиделки и вечеринки - отдельное грандиозное шоу, в котором принимают участие и напитки, и вкусные блюда. Феликс обычно избегает празднований, пока отсиживается у себя дома в компании с котом, но в этот раз не выходит. Хенджин названивает с настойчивостью, чуть ли не сбивает всё желание досмотреть сериал, выкапывая звонками из мира приятных и теплых одеял. Феликс смотрит на мобильный с неприязнью и делает вид, что ничего не заметил. Это вообще не в его правилах и понятиях изменять своим планам. Но Хенджин не был бы собой, если бы не довел до ручки своей настойчивостью. Феликс в трубку почти гаркает, поднимая. Губы скривились, брови нахмурены, всё предвещает порчу или сглаз какой. Он ведь может, силы есть. — Напоминаю, что просил не названивать, когда у меня выходной и время уединения, — еле сдерживает себя, чтобы не перейти на повышенные тона, делая вдох-выдох. — Ты не отвечал, что мне ещё было делать! — Ликс может видеть, как на той стороне руки разводят в беспомощном жесте, а Чанбин рядом радостно ухмыляется. Потому что достали наконец ведьмочку, выбив все силы, вампиры, никак иначе, кровопийцы, а то почему после встреч с ними кажется, что из тебя всю кровь выпили? — Хорошо, кровопийца несчастный, что ты от меня хочешь? — уточняет, решая узнать условия театра абсурда, пока медленно поднимается с целью выпить ещё одну кружку чая и постараться не кинуть телефон в стену. Хенджин наигранно вздыхает, можно подумать, что его тут мучают и держат в плену, пока не ответит. — Мы устраиваем небольшую вечеринку для своих, придешь? — спрашивает, а Чанбин, судя по звукам, чем-то усердно гремит и грозится разбить. — Нет, — даже не делает вид, что подумает, только цыкает. Кот рядышком старательно цепляется за пушистый тапок и заодно решает на нем прокатиться. Проступают и у него порывы поразвлекаться за чужой счёт. Личный аттракцион для своего домашнего питомца, тут ещё вопрос кто в доме хозяин. — Там будет друг Чанбина, — сразу на козыри, надо ведь заинтересовать и вызвать желание прийти хотя бы на час-другой. Феликс почти ведется, закусывая губу и выбирая себе чай, у него целая коллекция вкусов. Выбор сложен, но не невозможен, на глаза попадается малиновый черный чай. Если добавить дольку лимона, пустив в водоворот с ложкой меда, которая позволяет сладости на языке раствориться, то будешь в раю. Лимон добавляет кислинки, пока мед дарит сладость и ощущение фейерверка во рту. — Который Кристофер Бан, австралиец и просто милый парень? — цитирует впечатлительного Бина, крикнувшего что-то вроде «Он ещё лучше, детка». Хенджин на эти выкрики отвечает ледяным молчанием и поджатыми пухлыми губами, наверное утомиться успел за это время от количества эмоций и событий. Чанбин был энергичным и улыбчивым, а Джин более спокойным и рассудительным. Им подходило вот так, вместе. — Да, так что приходи, давно же хотел познакомиться, плюс у вас много общего, — договаривает устало и понятно становится по затянувшемуся молчанию — на что-то отвлекся, — Ладно, ты пиши, — заканчивает диалог первый, а у Ликса тут бои с котом, черный чай и печенье с шоколадными крошками. — Давай, удачи, — выдает на прощание прежде чем услышит гудки. Ну, странные у него, конечно, друзья. Да и сам он не лучше, раз фейерверки под ребрами взрываются от мысли, что он может кому-то понравится. *** Понимание, что что-то в жизни неладно, приходит вместе с надетым кроп-топом, который задирается ещё больше, когда руки вверх поднимаешь. Феликсу по сути и стыдиться нечего, но его легкий образ хорошего парня разбивается этим нарядом вдребезги. Кот, впрочем, тоже так считает, потому что ходит кругами неодобрительно и сверкает взглядом янтарных глаз, которые не намекают, говорят, что надо пойти и съесть этого парнишку с потрохами. А в качестве трофея забрать себе его сердце. Но такое банально и устарело, а сердце надо брать свежим, вытащить, не забыв залезть под ребра, к самой душе, которая прячется поглубже. Феликс уверен, что она там, проверено опытом. Свет приглушенный, включена лампа и подсветка, чтобы в глазах не рябило и не слепило. Стоит перед зеркалом, пока его компаньон отдыхает на кровати, решив, что бремя волнений должно лежать на одном из двоих. На том, кто не он. — То есть свитер тебя не устраивает, а кроп-топ пожалуйста? — высказывает своё недовольство коту-фамильяру, который машет на него хвостом, мол, хватит уже спрашивать, доебал совсем. — Нет, то есть не идет? — переспрашивает, глупо моргнув пару раз и задерживает дыхание, ломая пальцы. У кота ноль слов, да и он бы их выдать не смог, только критичное «мяу», четко описывающее масштаб катастрофы в виде его неудачливого хозяина. —Это значит, что не очень, — делает себе какой-то странный вывод и теперь юлой крутится в попытке понять, как лучше. Он своего ребенка без слов понять может, только по выражениям. У них связь до конца жизни и поддержка друг в друге, потому что умрут вместе, в один день. Феликса это в каком-то смысле радует, потому что тогда его питомец жить будет гораздо дольше, не как обычный кот. А ещё может потому, что он ему семью заменяет в этом огромном доме. Пока разбирается, натягивает новый топ, который с вырезами на спине и больше украшение, нежели вещь, от которой будет тепло. Кот неодобрительно мявкает в сторонке, пытаясь донести мысль о холодах, но его никто теперь и не слушает, как и не наблюдает за нервным подергиванием пушистого темного хвоста. — Пойду так, — заявляет, оглядывая себя. Темные свободные штаны, мощные ботинки на шнуровке и этот потрясающий топ, открывающий вид на изящные изгибы спины, линию позвоночника и точеные, словно нарисованные каким-то искусным мастером, линии тела. «Иди голый», — передает фамильяр, пока щурится от этих светопреставлений и непонятных выпадов, а Феликс улыбается совершенно глупо. — Рад, что тебе нравится, — и подхватывает свой мобильный, чтобы быстро исчезнуть за мощной дверью. «Вернись целый», — кидают вслед, чтобы затем уложиться спать в теплую лежанку. Кот не дурак, не будет где попало ночью под Рождество шляться, когда чувствует себя немного ослабленным от этих чудес святых. Правда быть может хоть раз волшебство нужно совершить не маленькой умелой ведьмочке с мешочком печенья, а плюшевому волку, например? *** Квартира Хенджина встречает приятным, приглушенным гулом, веет ароматом только что вытащенной из духовки курицы. У Феликса во рту активно скапливается слюна, а контейнер с угощениями переставляется смущенно на тумбочку рядом со входом. Чанбин встречает его милой растянутой по самое не хочу улыбкой и забирает сначала куртку, в которую запихнутой оказалась шапка с совершенно дурацким помпоном, а потом уже и контейнеры. В тех оказываются свежевыпеченные сладости: и пироги, мясные и сладкие, с яблоком и корицей, а ещё шоколадный десерт есть. Такой и Джисон и Хенджин любят, каждый раз терроризируя Ликса и сподвигая на приготовление очередного угощения. — Ценный лот, — Бин хмыкает и спешит с этим лакомством поскорее на кухню сбежать, пока его никто не перехватил, чтобы забрать часть. Все опасения сбываются, когда из-за двери выглядывает мордашка Джисона, которая уж больно довольная и интригующая для того, чтобы быть простым совпадением от радости принесенной еды. Хан усмехается, трет подбородок и всматривается долго и пристально, что аж не по себе становится и мурашки табуном бегут. Феликс по этому поводу впервые волнуется, вот и прикусывает губу, спрашивая, как бы невзначай. — Со мной что-то не так? Джисон улыбается ещё шире и облокачивается о косяк, принимая вид эдакого бывалого, пока его не сбивает Минхо, выглянувший заодно в проем. Наверное, стало интересно, чего здесь такого происходит. Выглядывает и тут же тоже улыбается, копируют друг друга. — Что вы на меня так всё смотрите? — решает спросить, проходя в гостиную, мимо этих особых экземпляров. Снова приглушенный свет, огоньки, бегающие по елочке, словно играющие в догонялки, так носятся, сменяя цвета. А в свете их бликов, ярких и веселых, прячутся новогодние игрушки между ветвями дерева. То такое красочное, что смахивает на выбранное из детской сказки, которая становится волнительнее в такие праздники. Да и рассказывать её интереснее, когда ребенок под влиянием момента. Глядишь и останутся совсем другие ощущения, чем могли быть. — Шикарный прикид, — Хан одобрительно кивает, как эксперт в сфере моды, ну или дизайна, убедительно и с ноткой важности. Минхо в отличие от него, серьезным притворяться не приходится, просто изображает одно из своих привычных выражений и кивает, соглашается. — Тебе идет, — подтверждает, чтобы после задать вопрос на уточнение, который и ненужный на самом деле, ведь все понимают для чего это и зачем, — Решил удивить Чана? В этот момент одновременно и наливаются в смущении румянцем щеки Феликса, превращая в спелый сочный фрукт, и звенит трелью домофон, оповещая о пришедших гостях. Хенджин с кухни кричит, орет скорей, чтобы его точно услышали и открыли, горе-друзья ведь, кто их знает, может упустят опять момент и сделают вид, что ничего и не было. — Откройте дверь, это Чан с Сынмином и Чонином, — голосит, пробиваясь сквозь тихое хихиканье, историю, которую всё пытается дорассказать Чанбин и звуки телевизора, неугомонно вещающего о какой-то новости. Феликс упускает последнюю часть про Сынмина и Чонина, и вместе с этим нутром чует, что этот вечер просто так не закончится и обернется каким-то сказочным и непонятным приключением. Для ведьмочки это в новинку, привык сам устраивать магию и волшебство, а тут ведь кто-то будет пытаться творить за него. Открывает в заторможенном режиме, на автопилоте, потому что волнуется. Он много всего слышал про Чана. Про то, какой тот замечательный и красивый, как он хорош в продюсировании и что у него совершенно замечательно и неповторимо получается заваривать кофе. Феликс уже при упоминании подобных навыков был в тихом восторге, особенно когда узнал, что этот знакомый незнакомец из Австралии, вырос там, родился и даже акцент есть тот самый, который душу греет и делает на сердце приятно и легко. С этим появляется ощущение дома. Теплота заполняет с ног до головы, когда Феликс встречается с ним взглядами, рассматривает черты лица, красивые и утонченные, мягкие даже. У него волосы уложены идеально, губы приподнимаются то и дело в улыбке, которая больше искренняя и теплая, нежели неловкая. Он смотрит на Ликса с неизведанными пока чувствами, желает дотронуться до его ладони, но пока что только приветственно кивает и проталкивается вперёд. Потому что сзади двое недовольных младших, пихающихся и ворчащих что-то под нос про субординацию, личное пространство и несправедливость жизни. — Привет, — Чан улыбается и тянется ближе, чтобы обхватить в приветственном знаке эту маленькую ладошку, — Бан Кристофер Чан. Она мягкая, а у Феликса в глазах плещется волнение и нежность, ну и ещё что-то с привкусом счастья и тихого восторга, булькающего на дне взрывающимися пузырями. — Привет, — тянет, подгибая уголок губ вверх, обхватывает горячую ладонь, крепче сжимает, чтобы оставить подольше в своём плену, — Ли Феликс. Кристофер это имя в тайне на языке перекатывает, пока держит теплую ладошку и отходит в итоге от чрезвычайного давления со стороны младших. Тем хочется пройти и не хочется ждать. — Давайте вы познакомитесь в другом месте, — вздыхает Сынмин, стянув с себя всю одежду и чувствуя героем. — Ага, тут тесновато, — поддакивает Чонин, пока вешает аккуратно их вещи, находя быстро вешалку. — Проходите уже! — вставляет свои пять копеек взбаламошенный Хенджин с бутылкой шампанского. Теплую ладошку приходится отпустить, не забыв о её миниатюрности. На кошачью смахивает. *** За столом уютно, гирлянды всё также играют бликами, порой попадают прямо на кого-то, прямо как сейчас, задев своим ярким светом лицо Чана. Тот не обращает на это недоразумение внимание и следит за действиями Феликса. Последний думает о том, что мог приворожить или ещё что сделать, но рука не поднимется. Он вообще почувствовал, что Чан слишком сказочный и чудесный, чтобы на него чары накладывать и мучать в желании привязывать к себе. А тот улыбается милым волчонком, наклоняет голову на бок и всё продолжает наблюдать. Феликс ведь волшебный, похож на фею, которой не хватает сделать пару взмахов своими роскошными, сияющими крыльями и улететь. Разглядывает и топ, плотно прилегающий к телу, бесстыдно открывающий вид на спину. Линия позвоночника аккуратная и красивая, точеная, созданная для того, чтобы Чан касался, много и долго, выводя известные ему маршруты. А после оставлял долго множество поцелуев. Феликс все взгляды чувствует, всю энергию и желание, потому что их ничем не скроешь, особенно от такого как он. Рождество светлый праздник, поэтому ему хочется больше приключений и теплоты. Вот что ему по-настоящему нужно. Теплота, забота, поцелуи в щёки по утрам и пожелания доброго утра и спокойной ночи. Это кажется обыденным и понятным, но таким приятным и дающим стимул на новый день. Феликсу почему-то кажется, что у Бан Чана получится подарить смысл гораздо лучше, чем у других. Чан думает о том, что хочет Феликса целиком и полностью, чтобы завалить его нежностью, россыпью поцелуев по его волшебным веснушкам. Потому что те оказывается спрятались и на плечах. Совсем немного видно. Переглядки за столом заканчиваются, когда один из них не выдерживает. Чан выходит из-за стола, неловко сообщив о том, что нужно отойти из-за звонка. Феликс считает это шансом. Хенджин тоже, потому что толкает ногой под столом, пихает, заставляя уйти. *** — Боже Ханна, что мне делать? — в голосе слышно отчаяние и нотки радости от полученного опыта. На том конце ему отвечают тяжёлым вздохом. Точно ведь глаза закатила, намекая на глупость. — Ты не думал о чем-то типо… Поговорить? Ну так все нормальные люди вроде делают, — уточняет последний пункт, потому что её брат в эту категорию не входит. — Как я могу вот так просто заговорить? Он кажется нереальным, — Чан вздыхает глупо и влюбленно, как девчонка, приметившая старшеклассника и кусает губы. — Ну ты же как-то протрещал несколько вечеров подряд о том, какой он замечательный, подписался на его профиль в Инстаграме? — Ханна безжалостна, а ему и сказать нечего. — Ладно, я попробую. — Если не попробуешь, то буду считать тебя идиотом до конца жизни, — ехидно хихикает и кладёт трубку, пока Кристофер оборачивается. От удивления его зрачки расширяются, потому что перед ним смущённый Феликс, прикусивший губу. Его щеки чуть розоватые, напоминают спелую малину. Чану всерьез хочется его попробовать, хотя бы поцеловать. — А…Извини? — Ликс чувствует себя виноватым, от того, что подслушал часть разговора и мнется слегка. Но понимание, что симпатия взаимна, заставляет глупо улыбаться. — Нет, чего уж, ты же не специально, — теперь и Чан улыбается, чтобы следом подойти ближе и обхватить маленькие ладошки. У Ликса разом сердце под ребрами подскакивает и бьётся там теперь быстро-быстро, чуть ли не разрываясь. — Может, погуляем вместе? — предлагает, тоже смущённый, когда щёки постепенно наливаются румянцем. Феликс кивает, сжимая его ладони в ответ и шепчет. — Прямо сейчас? — Прямо сейчас. *** Снег валит хлопьями, витает в воздухе, даря ощущение лёгкости. Те падают на макушку, превращая темные волосы в снежную шапку. Чан держит его ладонь в своей, не забывая в какой-то момент отправить в свой широкий карман и улыбнуться. Между ними небывалое притяжение и волнение, Кристофер ведёт его по заснеженным улицам, чтобы в итоге отправиться вместе на каток. Они неуклюжие и неловкие, оба за бортик хватаются и смеются. Рождественские огоньки сияют тут и там, даря ощущение праздника и волшебства. У Феликса под ребрами снова взрываются фейерверки, а когда Чан роняет неловкую фразу на английском, ругаясь, австралийский акцент оставляет тепло. Он давно его не слышал, забыл почти, как говорили члены его семьи. Чан, кажется, станет новым, потому что разрывает всю грусть и тоску, наполняя радостью и счастьем, которое похоже на ложку мёда в малиновом чае с долькой лимона. Лёгкая кислинка и море сладости. — Да у тебя руки холодные! — Феликс возмущенный, держит его ладонь с нахмуренным лицом, а Крису остаётся только неловко защищаться. — Простите-простите, я так увлекся! — хлопает ресничками невинно и улыбается до появления совершенно обворожительных ямочек. У ведьмочки сердце щемит и бьётся опять быстрее. — Пойдем ко мне? Согреешься. — А так можно? — Чан выглядит через чур радостным. *** Кристофер надеялся по приезде пересечься с семьёй Феликса, потому что приехали они к красивому загородному дому, спроектированному явно с душой. Но их встретила сначала тишина, а после тихое мяу, такое даже немного грубоватое. Похожее на обращение матери к блудному сыну. Только вот от черного недовольного кота, вертящим хвостом в знак выражения протеста. Чану даже неловко на несколько секунд стало, после которых он вновь вернул улыбку на лицо. — Что это за милый мяу -мяу? — воркует рядом с котом, потянув к нему руку. Тот придирчиво осматривает гостя прежде чем позволить себя погладить. — Это Шейди, — представляет Феликс, глядя из-за спины Чана с долей угрозы. Шейди на это фыркает, гладить себя позволяет, следом медленно уходя в сторону. Ускользает, не зря ведь говорят, что коты - это вода. — Милое имя. А… — хочет спросить, где семья в этот чудесный праздничный вечер, но вовремя закрывает рот, глядя на выражение лица его феи. У Феликса взгляд тоскливый, наполненный печалью, которая немного отходит в сторону, давая места теплу. — Никого из моей семьи не осталось в живых, — неловко выдаёт, убрав темные волосы со лба, — Несчастный случай, — добавляет и замолкает, не зная, что ещё добавить. А Кристофер чувствует себя идиотом, прямо беспросветным. Хватает сладость за талию, прижимая к себе и обнимает крепко. Как если бы он хотел спрятать. Смотрит с благодарностью во взгляде и выглядит умоляющим. — Можно я тебя поцелую? — спрашивает и от этого восторг. От этого взрывы в груди. Феликсу хватает сил только на то, чтобы кивнуть вымученно и потянуться навстречу, когда чужие губы касаются его. Они теплые и мягкие, сминают осторожно, боясь задеть, а горячие руки пролезают к топу, поглаживая. Тихо мычит в поцелуй, желая большего, хотя его топят нежностью и заботой, которой настолько сильно давно не чувствовал. Его обожают, чувствуется по осторожным прикосновениям, восторженному взгляду после поцелуя. Им не хватает, они тянутся на второй этаж, снимая друг с друга одежду. Горячие ладони на рёбрах, ласкают и гладят. Феликс думал, что сам ему в душу залезет и заберёт сердце, но в итоге безнадежно и глупо захватили его. Целуют в шею, оставляют следы ласкуче и играючи. Не обделенными вниманием остаются все веснушки, которые даже на ушке есть, спрятались за волосами. Чан смотрит на них с любовью, пытается коснуться каждой и кусает за мочку, оттягивая серёжку -колечко. Феликс — сказка, робкая и воздушная, отпустишь и кажется, что больше никогда не вернется в твои объятия, раствориться в воздухе. — Хочу тебя, — выпрашивает жалобно и хрипло, когда они наконец добираются до кровати. Кристофер глядит на устроенный им беспорядок: волосы растрепаны, дыхание сбитое и губы припухшие, усыпанный поцелуями и возбуждённый, в одном только топе и нижнем белье. — Тебе нужно хорошо попросить, — решает немного поиграть, пробираясь вереницей поцелуев к животу. Ликс еле сдерживает скулеж, когда губу прикусывает. — Пожалуйста, Чани, — умоляет и взглядом и голосом, который сбитый и хриплый, вымученный. Чан хочет довести его до ещё большего беспорядка и вовсе не может отказать. — Конечно, — роняет, целуя в яремную и касается горячо. Топ всё -таки нужно снять, Чан его стягивает, открывая вид на плечи с едва заметными веснушками и его ведёт. Новые поцелуи разукрашивают белоснежную кожу, заставляя прогибаться под ним и тихо вздыхать. Феликс обхватывает широкие плечи, скребёт ногтями, окрашенными в темный с виднеющимся полумесяцем на одном из них. — Хочу сделать тебя своим, — мурчит на ушко, напоминая на время большого кота, который сразу после снова становится плюшевым волком. Ликс только за, поэтому тянется, чтобы чувствовать все прикосновения, чтобы кожа к коже и никакого лишнего пространства между ними. Целует, раздвигая языком губы, пробирается прикосновениями и позволяет себя гладить. Они напряжённые уже, возбужденные, желающие получить все и сразу. Но Крис медлит, особенно когда смазка наконец растекается холодом по его пальцам. — Быстрее, — просит, кусая опухшие губы и разводит ноги, открывая доступ. Чана не надо просить дважды, он медленно проталкивает палец, пока целует в щёки. Хочется слышать тяжелое дыхание, чувствовать, как вздымается грудь и сдерживаемый скулеж от удовольствия. Довести до смятения, привести в беспорядок, заставить распадаться на атомы, чтобы собрать нежностью воедино. — Поцелуй ещё раз, — вздыхает, потянув на себя. Гладит его прелестные черты, скулы, касается волос, которые тоже медленно превращаются в беспорядок. Ему в ответ улыбаются и целуют, пока добавляется ещё палец, растягивая беспощадно хорошо, стараясь задеть ту самую точку, чтобы выгнуло дугой. Он мечтает посмотреть на Феликса, утонувшего в удовольствии. У него это получается. Особенно, когда после умоляющих взглядов и тихого скулежа, выдающего нетерпение, входит, проталкивая головку. Постепенно, давая почувствовать всё, пока держит его талию, сжимая до алых следов. Феликс запрокидывает голову назад, сжимая челюсти, стонет и готов снова умолять. — Покажи, как тебе нравится, — шепчет искушающе Чан и ему дарят в ответ стон. Толчки размеренные, совсем не соответствующим желаниям, тянутся, прорываясь медленной колеей и ласкают. Целуют снова до распустившихся на шее и груди алых цветов, вбивая в постель. Между ними беспорядок, горячее дыхание и еле заметные капельки слез на щеках ведьмочки. — Что ты, не плачь, душа моя, — касается лбом его лба и целует. *** Утро встречает солнечными лучами, недовольным черным котом под боком и объятиями. Чан не выпускает его из теплого плена, захватив целиком и полностью. Ликси еле разлепляет глаза, встречаясь взглядом с чужими карими, цвета темного шоколада. — Доброе утро, — роняет, изгибая уголки губ в улыбке. — Доброе утро, — его топит смущение. Феликс разглядывает его: оказывается волосы вьются, совершенно прелестно, когда сонный, то напоминает плюшевого волчонка с детской полки игрушек и всё тянет свои лапы, чтобы прижать ближе. Но ему нужно сказать, ещё кое-что, что давит. — Я… — начинает, чувствуя подступающее к горлу волнение и замолкает. Не хватает сил признаться. Чан сначала молчит, ожидая, пока что-то скажут, но в итоге обхватывает пальчики, окрашенные в черный цвет, с полумесяцем на одном из ногтей. — Сделаешь мне такие же? Феликс тонет в тепле. — Спасибо, — шепчет, обнимая крепко и непонятно кого благодарит. То ли судьбу, то ли лежащий рядом с ним комочек радости. — Пожалуйста, моя ведьмочка без шляпки, — тихо смеётся где-то рядом с ушком, убирая сбившиеся прядки. Ликс возмущен, о нем все уже знают заранее.