Мрачная ночь

      Данила не мог уснуть. Кровать в этом номере была слишком неудобной, а одеяло казалось то чересчур тонким, то чересчур тёплым, потому что парня бросало то в жар, то в холод. Он говорил себе, что это от усталости. Тур подходил к концу. Концерт за концертом, уже и до Хорватии добрались. Тут кто угодно бы вымотался и физически, и эмоционально. Усталость всегда берёт своё.       Даня перевернулся на спину и упрямо зажмурил глаза. За стеной кто-то негромко включил видео. Судя по знакомым звукам заставки, это был какой-то фильм Universal Pictures. Приглушённое бормотание на грани слышимости, когда слов совсем не разобрать, ввинчивалось в мозг, заставляя тревожно прислушиваться. Парень выругался, лёг на живот и укрылся одеялом с головой. Помогло это мало, но в итоге Данила вроде бы задремал.       Пробуждение было внезапным. Бормотание за стеной превратилось в визгливые вопли, сопровождаемые стуком и лязганьем. Холодков сел, вцепившись в одеяло так, что побелели пальцы, и прислушался. Казалось, там кто-то то крушил мебель, то бил по кому-то живому, так как иногда звук удара напоминал пощёчины, а иногда был едва слышен, как от удара кулаком. Даня потянулся за телефоном и обнаружил, что тот разбит и не включается. Тогда парень осторожно встал с кровати и протянул руку, чтобы взять штаны.       Об стену что-то ударилось, а затем сползло вниз. Звук был такой громкий, как будто швырнули человека. Что-то завыло как от боли. Данила посмотрел на стену и замер: по белой штукатурке расходилась трещина, из которой в комнату сочился туман или пар.       Холодков молниеносно бросился к двери и хотел было выскочить в коридор, но дверь оказалась заперта. Даня повертел ручку, пытаясь открыть замок, а когда ничего не получилось, изо всех сил ударил плечом деревянное полотно. Плечо заболело, а дверь даже не шелохнулась.       Туман уже стелился по полу. Испуганный Данила осмотрелся и, обогнув кровать, подбежал к окну. Он уже потянулся к ручке, чтобы распахнуть раму, как вдруг замер: за окном летало и мельтешило что-то тёмное, похожее на рой насекомых. Оно заметило парня и облепило стекло, размазываясь по нему чёрными кляксами, стекаясь в одно целое и ощупывая поверхность в поисках щели, через которую оно сможет заползти внутрь.       За спиной затрещала стена. Что-то обрушилось. Раздался хруст. Казалось, что в комнату, шлёпая и захлёбываясь, кто-то вползает, но Холодков не мог обернуться: то, что было за окном, всё же нашло щель и втекало в номер, капая прямо в густой туман на полу.       Каким-то шестым чувством Данила понимал, что тёмное вещество приближается к нему всё ближе, а булькающее дыхание почти добралось до его спины. Ещё несколько секунд, и что-то произойдёт, он точно это знал. Усилием воли парень сбросил с себя сковавший его страх, подпрыгнул и оказался на кровати. Сверху он видел, как с одной стороны под покровом тумана переливается тёмное вещество, а с другой мелькает что-то цвета залежавшегося мяса.       Холодков посмотрел на дверь, мысленно прикидывая, сумеет ли он допрыгнуть до неё и всё же выбить. В первый раз у него не получилось, но, может быть, он просто не старался? Даня решил рискнуть и подготовился к прыжку, как вдруг его плечо сжала когтями птичья лапа. Холодков хотел закричать, но голос не слушался. Он посмотрел наверх. Лапа росла из того места, где раньше был светильник. Даня дёрнулся, чтобы освободиться, но когти только глубже впились в его плоть. Потекла кровь. Холодков чувствовал, как она одуряющее пахнет железом. В голове ещё мелькнуло, что запах не должен быть настолько сильным, но додумать мысль он не успел.       Чёрное вещество взлетело, ввинчиваясь в него там, где текли красные ручейки. Парень закричал от боли. Если бы не птичья лапа, он бы упал, а так только повис, ещё больше раздирая раны.       И в этот момент из тумана поднялось то, тёмно-красное, что тоже охотилось на Данилу. Холодков посмотрел на это, подавился воздухом и рванулся прочь, оставляя на когтях ошмётки собственной плоти. Он перелетел через спинку кровати и очень сильно ударился об пол.       И проснулся.       Болели правое плечо и бок. Мало того, что он их отлежал, так ещё и одеяло свернулось под ним так неудачно, что ощутимо давило на эти места. За стеной всё также бормотал телевизор. Либо фильм ещё не закончился, и Даня спал не так долго, либо его невидимый сосед включил себе что-то другое.       Какое-то время Холодков лежал, пытаясь отдышаться и кутаясь в одеяло, а затем направился в душ.       Тёплая вода сняла озноб. Рука и бок больше не болели. А вот ужас от того, что успел увидеть Даня перед тем, как проснуться, не проходил.       Парень вытерся и вернулся в кровать. Сосед за стеной затих, и спать как будто бы ничего не мешало, но Холодкову было не по себе. В тишине мерещилось то шуршание, то шелест, то эхо тихих шагов.       Внезапно по оконному стеклу застучал редкий дождик, ударяя по натянутым нервам и заставляя их тревожно вибрировать.       Данила потянулся к телефону, чтобы узнать время, но тот разрядился и выключился у него в руках. Это стало последней каплей. Холодков натянул штаны и вышел из номера.       В коридоре парень остановился, не зная, что делать. Не может же он заявиться среди ночи к кому-то из ребят? Все устали…       Внезапно несколько раз мигнули лампы на потолке.       Данила вздрогнул. Он не хотел оставаться один. Парень помнил, что всего через несколько дверей от него номер Николая, поэтому пошёл туда. ***       Холодков нерешительно постучал. Мысленно он уже ругал себя. Ведь время, когда он мог так запросто заявиться к Коле в номер, давно прошло. Да и вообще, Комягин мог быть там не один, и он, Даня, помешал чему-то или просто разбудил, и сейчас будет неловко… Глупо было вот так являться…       Дверь открылась.       – Данила? Ты чего так поздно? – спросил Николай.       Даня растерялся и почувствовал себя ещё более глупо. Мечтая телепортироваться куда-нибудь подальше отсюда, он выдавил из себя:       – Мне кошмар приснился.       Николай явно не знал, что сказать, но Холодкову показалось, что взгляд смотрящих на него глаз говорит сам за себя. Данила мысленно обозвал себя. Он уже хотел развернуться и пойти к себе, как вдруг Николай сказал:       – Заходи уже, что стоишь.       Даня сначала не поверил своим ушам, а затем быстро перешагнул через порог. Комягин запер дверь.       Только сейчас Холодков осмотрелся и понял, что Коля ещё не ложился, и спросил:       – А ты почему не спишь?       Николай пожал плечами, обошёл Данилу и сел на кровать, наклонившись вперёд так, что предплечья опирались на чуть расставленные ноги.       – У тебя спина болит? – не отставал Холодков. – Всё же потянул?       Коля не ответил, но Дане и без слов было понятно. Сколько раз он прикусывал себе язык, чтобы не попросить быть осторожнее, не рисковать… Да и кто бы его послушал? Может быть, когда-то давно… Но не сейчас.       Холодков сжал зубы и вдруг, сам от себя не ожидая, забрался на кровать, встав на колени за спиной Николая. Ладони Данилы легли на спину Коли так, что большие пальцы оказались чуть ниже седьмого позвонка. Даня точно знал, где именно болит.       – Что ты делаешь? – Комягин дёрнулся, но вставать не стал.       – Просто хочу тебе помочь.       Даниле не ответили, и он расценил молчание как согласие и нежно погладил спину Николая в области трапециевидной мышцы. Комягин ничего не сказал и не отстранился, лишь напрягся. Даня нахмурился, чувствуя, как каменеют мышцы под его ладонями. Он был уверен, что от такого прикосновения не может быть больно. Тогда что не так?       Холодков едва слышно выдохнул. Его пальцы снова скользнули вдоль шеи Николая от затылка к плечам. Воротник чуть помятой футболки мешал. Даня слегка погладил плечи, а затем опустил руки вниз и принялся стягивать с Коли футболку. Тот не сопротивлялся, даже помог.       Данила коснулся обнажённой кожи, беспорядочно гладя её лёгкими касаниями. Как давно он не дотрагивался до Николая вот так! Случайные прикосновения, контакт на концертах и репетициях не в счёт, это всё было не то. Сейчас он чувствовал себя как раньше, как когда-то давно…       Руки Данилы и узнавали, и не узнавали тело под ними. Нет, Холодков осознавал, что с годами Николай изменился, но понимать не значит ощущать. Ладони метались от шеи к плечам, перескакивали на лопатки… Даня гладил и массировал спину перед ним, знакомясь с телом Коли заново. Вот он отметил, что плечи стали шире, и рукам удобнее на них ложиться. Теперь они как будто созданы под его, Данилы, ладони. Холодков спустился к рукам Коли и почувствовал, что те стали мускулистее, рельефнее. Николай в целом стал сильнее. Даня это знал, видел, но раньше не чувствовал.       Внезапно Холодкову стало так горько, что заболело где-то в груди. Он с трудом втянул в себя воздух. Это было нечестно, обидно. Почему он столько лет должен был быть в стороне?       Даня подался вперёд, прижимаясь к спине Николая и прислоняясь лицом к его шее и голове. Чуть отросшие волоски тут же больно впились в его щёку. Раньше, когда он так делал, подобное касание было мягче. Даниле стало ещё обиднее. Он чуть повернул голову и коснулся губами кожи Николая. От Комягина слегка пахло гелем для душа с какой-то фруктовой отдушкой. Когда-то он предпочитал другой… Даня снова поцеловал Колю в шею.       – Данила! – попытался остановить его Николай.       – Что? – тихо отозвался Холодков.       – Что ты делаешь? – в голосе Комягина слышалась усталость.       – Поцеловал тебя, – сказал Даня, повторив касание губами.       – Зачем? Мы же решили когда-то всё прекратить, чтобы это не разрушило нам жизнь.       – Ты решил, – напомнил ему Данила. – Но кому от этого лучше?       – Всем. Что с нами было бы, если бы мы всё ещё были вместе? Ты бы не был с Викой, а ведь ты её любишь.       Холодков вздохнул. Вику он и правда любил. Любил изо всех сил. Старался. Ведь надо кого-то любить, если запрещено любить того, кто занял все его мысли безо всяких усилий и так в них и остался.       Данила чуть отстранился, погладил Колю по рёбрам, отмечая, что те до сих пор легко прощупать, и обнял, положив свои ладони на его грудь и живот. Пальцы привычно зарылись в мех, ласково поглаживая.       Даня потёрся щекой о шею Николая сзади, а затем принялся нёжно целовать выступающие позвонки. Один за другим.       Комягин дёрнулся, пытаясь отстраниться, но его прижали к себе, и от неожиданности оба парня чуть не свалились на пол.       – Да чего ты добиваешься-то? – с раздражением спросил Николай, с силой размыкая сжимающие его объятья.       – Разрушаю нашу жизнь, не видишь что ли? – Даня улыбнулся, игнорируя боль в запястьях, и слегка укусил Колю чуть ниже уха.       – Прекращай.       – Нет, – ответил Данила, вырывая руку из захвата.       Ладонь Холодкова по инерции скользнула ниже, и Даня замер от неожиданности. Его хотели. Его очень хотели. Николай вскочил на ноги, и Данила чуть не свалился на пол, лишившись опоры. Комягин выматерился, а затем произнёс:       – Тебе лучше уйти.       Даня посмотрел на него широко распахнутыми глазами, медленно слез с кровати и сделал несколько шагов по направлению к двери, но вдруг остановился, подошёл к Коле и обнял его. Тот устало вздохнул, сдался и тоже обхватил талию Данилы руками.       Несколько минут парни просто молча стояли вот так, стараясь почувствовать друг друга. Им казалось, что любое неосторожное движение может всё разрушить, но затем Даня чуть отстранился и посмотрел в глаза Николая. Из-за расширившихся зрачков те казались совсем чёрными. Холодков улыбнулся и погладил Колю по щеке. Лёгкая щетина знакомо колола пальцы. Как будто и не было всех этих лет.       Данила наклонил голову, целуя Николая в лоб и в скулы, а затем мимолётно коснулся своими губами его губ. Комягин замер, не двигаясь, как будто, потеряв контроль, не знал, что ему делать. Зато знал Даня. Даню буквально разрывали страстное желание и беспредельная нежность. Пока что нежность побеждала, и Холодков гладил лицо и спину Николая, прижимался к нему, будто хотел навсегда оставить в своих объятьях.       – Мы совершаем ошибку. Мы не должны этого делать, – попытался остановить его Комягин.       – Заткнись и не мешай мне целовать самые совершенные губы в мире, – улыбнулся Данила.       Николай удивлённо посмотрел на него, а Даня снова коснулся губами его губ, на этот раз более смело. И Коля ответил, перехватывая инициативу. Язык прижался к языку, то поглаживая и будто пытаясь обхватить, то вступая в своеобразную борьбу. Дыхание сбилось. Наконец парни оторвались друг от друга. Их сердца учащённо стучали в грудной клетке.       – Давай просто ляжем сейчас спать, – попросил Николай. – Ты же понимаешь, что это лишь минутный порыв. Ностальгия.       – Хорошо, мы просто ляжем спать, – согласился Даня. – Сегодня. Но не надейся, что это был всего лишь порыв. Я больше не позволю тебе отказаться от нас. Мы уже и так столько лет проебали.       – Скорее не доебали, – чуть улыбнулся Коля.       – Доебём, – сказал Холодков. – Потом.       Данила первым забрался под одеяло. Кровать, точно такая же, как и в его номере, показалась ему очень удобной. А когда рядом лёг Николай, то стало ещё комфортнее. Даня повернулся к нему, обнимая. Коля обхватил его в ответ.       Холодков понимал, что именно сегодня ничего большего между ними не будет, так как кое-кому ещё нужно осознать, что это не минутный порыв, не глупость. Зато Даня чувствовал, что его хотят, его любят, поэтому отчаянно верил, что всё сложится, и они будут вместе. Они что-нибудь придумают.       Данила не удержался и коснулся губами выпирающей венки на виске Коли, а затем прошептал:       – Спокойной ночи.       – Спокойной ночи, – отозвался Николай, делая вид, что уже засыпает.       Даня улыбнулся и одними губами произнёс:       – Люблю тебя. Всегда.