Человек, который хотел отомстить

Боль и холод. К ним Не Хуайсан привык, хотя до этого сильно сомневался в том, что вообще возможно к этому привыкнуть. Пусть Вэнь Чао давно оставил свои попытки вытянуть из него какую-либо информацию, но остальные стражники не упускали возможности поиздеваться над бедным юношей. Сначала Не Хуайсан рыдал. Рыдал всегда, проклиная собственную жизнь. Рыдал и выкручивал себе руки. Чем дольше он здесь находился, тем больше плыло сознание. Он не понимал, сколько времени здесь уже находился. Пять минут? Неделю? Год? Начиналась паника, его вечно трясло. И смотрел на всё вокруг большими ошалевшими глазами, словно совершенно не понимал, как именно здесь оказался, что происходит. Когда такое только началось, Вэнь Чао обрадовался. Подумал, что из плохо соображающего Не Хуайсана будет намного легче вытянуть информацию. Но вместо этого получил лишь рыдающего юношу, зовущего к себе своего брата и больше не понимающего, где он находится. А может и понимающего, но отказывающегося принимать такую реальность. Он не узнавал перед собой Вэнь Чао либо просто отказывался его признавать, уходя в себя и закрываясь от всего мира. Не Хуайсану было жалко себя. Жалко брата, который с Небес смотрел на него. Смотрел на то, в какое жалкое ничтожество превратился юноша. Потом он ревел уже без звука. Лежал на боку, а слёзы катились градом. Мелко дрожал. И это были единственные движения, на которые он теперь был способен. Не было сил, чтобы подняться. Чтобы сделать хоть что-то. Да и не особо хотелось. Чем он заслужил такое? За что остался совершенно один без шанса на помощь и поддержку? Он не хотел этого, как не хотел влезать хоть в какие-то политические распри. Лишь хотел жить счастливо и беззаботно, как жил до этого. Тогда почему же он сейчас здесь? Валялся на холодном полу в собственной запёкшейся крови и больше не ждал чуда. Больше не ждал милости Богов. Богов либо вообще не было, либо они отвернулись от него и забыли о существовании этого маленького хрупкого юноши, который нуждался в чужой помощи и заботе, в чьей-нибудь милости. Целыми днями молил о спасении, но спасения не было. Никто не приходил и не собирался этого делать. Да и кто вообще мог прийти? Впервые в жизни — жаль, что слишком поздно, — он начал понимать брата. Ни на что нельзя полагаться в этой жизни, кроме как на себя самого. На то, что, когда потребуется, рука будет достаточно твёрдой. На то, что сможешь разработать план, найти оружие, защитить себя сам. И не окажешься лежащим на холодном сыром полу. Но смысла в этом понимании больше никакого не было. Какая уже разница, что он там понял, если больше никто на него не посмотрит с гордостью? Никто не заговорит так, как говорил дагэ. Никто больше не будет над ним шутить, его поучать, помогать и оберегать. Не будет у него никакого будущего. Если повезёт, он протянет ещё месяц, а после не выдержит и умрёт. Если не повезёт, то найдёт способ закончить это всё самостоятельно. А если это не закончится? Что если он уже умер и попал в преисподнюю? От этого снова началась паника. Стены начали давить на него со всех сторон. Не Хуайсан словно уже был заперт в гробу. Похоронен заживо. И разве можно было как-то из этого выбраться? Он не видел выхода, возможностей. И не желал бороться. Никого больше не осталось. Как и смысла во всей его борьбе. Как же было бы проще, если бы он просто умер. От перерезанного горла удерживало не отсутствие меча или кинжала. При должном желании, раздобыть можно всё. И сделать это он не боялся. Боязнь чего бы то ни было казалась ему чем-то бесконечно далёким, оставшимся в прошлой жизни и совершенно не относящимся к нему нынешнему. Однако не было никакого желания. Единственное, чего ему хотелось, так и лежать на этом полу и ждать своего конца, не прикладывая никаких усилий. Иногда в нём просыпалась жажда мести, однако что он с ней мог поделать? Приходилось лишь оставлять всё это внутри себя самого и сжигать собственную душу в этом огне из ненависти. Обращать её против себя. Плакать уже не было сил. К нему приходили новые охранники. Издевательства. Побои. Время от времени еду, которую приносили Не Хуайсану, они просто переворачивали, заставляя его голодать. Вот только и голода юноша уже больше не чувствовал. Или привык к этому и попросту не замечал. Он не знал. И узнавать не собирался. Больше не хотел копаться в себе и своих чувствах. Гораздо интереснее этого казалась та трещина в стене, из которой время от времени выбирался таракан. Раньше Не Хуайсан бы верещал и причитал, боялся и старался бы убить это насекомое. Сейчас с неподдельным интересом наблюдал, до какого кирпича тот сможет добраться и делал у себя в голове ставки. И каждый раз проигрывал самому себе. Грязный, худой и сломанный юноша сидел в самом углу камеры. Время от времени — на самом деле это уже стало нормой — терял сознание от усталости, от боли. Из-за этого окончательно потерялся во времени, пространстве и в происходящем. Начинал путаться в том, какие события шли за какими. Что было раньше, а что позже, кто какие слова говорил. Таракан почему-то полз вниз задом наперёд. Дальше лишь вспышки. — У него и без того слабое здоровье, — какой-то женский голос, которого раньше юноша никогда не слышал. — Кто из лекарей ещё не спит? — Как никого не осталось? Что значит, уже все разошлись? Тогда немедленно тащите сюда лекарства! — Не спать… Не спать! — Не Хуайсан чувствовал, как кто-то хлопал его по щекам. Юноша открыл глаза и увидел перед собой девушку в одеждах клана Вэнь. Сил на то, чтобы оттолкнуть её не было. Он лишь безразлично смотрел. И ждал нового издевательства. Интересно, какую изощрённую пытку принесла она. Кто-то вошёл в камеру. — Ну наконец-то! Где можно так долго шастать?! Я потом покажу этому Вэнь Чао, в чём ценность заложников! — а сама бросила взгляд на юношу. Взгляд, в котором можно было заметить… беспокойство? Эта девушка присела около него. Оказалось, Не Хуайсан уже лежал на полу, хотя точно помнил, что сидел, прислонившись, нет, прижавшись, спиной к стене. Лежал на боку и периодически кашлял кровью. Наверное, не самое приятное зрелище. Губы юноши скривились от отвращения к себе самому. Тут даже никакая пытка уже не нужна, чтобы унизить его. Достаточно просто посмотреть. — Мне нужно обработать тебе раны. И дать лекарства. Возможно, придётся где-то что-то зашивать, — сообщила девушка. Не Хуайсан не кивнул в ответ. Никак не отреагировал. Так и продолжил лежать. Он с трудом глаза держал открытыми. Они были стеклянными, пустыми. Никакой осмысленности во взгляде уже не было. "Может, он уже совсем из ума выжил? — пронеслось в голове девушки — Ничего не понимает…" Надо сесть, чтобы осмотреть раны на спине. А в теле жуткая слабость. Девушка бы положила его на живот, вот только слишком боялась, что из-за слишком большого давления, нагрузки и нежелания хоть как-то помогать в собственном лечении тот может просто в какой-то момент захлебнуться в крови, так и не откашляв её. А от дурной крови надо избавляться. Не Хуайсана шатало в разные стороны. Он чуть не падал. Пытался упереться руками в колени. Но весь потный, мокрый, и руки скользили. Девушка шипела, что тот хотел остаться инвалидом. Не Хуайсан не знал, какие именно лекарства использовала девушка, но боль начала постепенно проходить. Кажется, лекарь сейчас трудилась над тем, чтобы зашить раны, но юноша ничего не чувствовал. Стоило боли исчезнуть, как в голове начало совсем чуть-чуть проясняться. И он снова начал плакать. Девушка орала, что тот трясся и мог себе навредить ещё больше, чем есть сейчас. А тот сомневался, что это вообще существовало. Не Хуайсану не больно, но очень страшно. Кажется, охранников рядом не было. Они не наблюдали, не смеялись. Похоже, эта девушка их выгнала. Зачем-то спасла ему жизнь. Зачем? Продлить мучения? Не Хуайсан рыдал, когда девушка закончила заниматься его ранами и помогла улечься обратно на бок. Выл от безысходности. От желания, чтобы это всё закончилось. Умолял убить его или принести то, чем он может убить здесь всех. Плевать. Абсолютно плевать месть или смерть. Он был готов даже покончить с собой, как только отомстит. Он хотел домой. Хотел к дагэ. Хотел оказаться снова под защитой. Хотел, чтобы его убаюкивали после очередного ночного кошмара, как брат это делал, пока Не Хуайсан был ещё маленьким. Хотел к Цзян Ваньину. Хотел, чтобы всё это прекратилось. Чтобы всё оказалось дурным сном. Чтобы он снова оказался в объятиях любимого человека. Цзян Ваньинь жив? Нет, скорее всего нет. Небеса бы так не смиловались. Он говорил, говорил, говорил… И как эта девушка вообще понимала хоть что-то в этих словах, которые постоянно путались и мешались со всхлипами. *** Не Хуайсан снова открыл глаза. Темно и холодно. Рядом уже нет той девушки, но и охранников тоже. Всё тело болело и ныло. Похоже, те чудесные лекарства переставали действовать, и теперь все те раны снова начинали жутко болеть. Снова хотелось кататься по полу и выть от боли, от страха, от жалости к самому себе. Что-то было не так. В голове ещё был туман, не дающий понять, что именно. Но что-то очень плохое произошло с ним. Что-то изменилось. Что же… Где-то открылась дверь, ведущая в темницы. Около камеры появилась та самая девушка. Наверное, та самая. Вчера — наверное, это было вчера, а может и раньше, — перед глазами всё расплывалось, и юноша плохо видел её черты лица. Помнил только эту самую одежду и такие же каштановые волосы. — Тебе лучше? — спросила она. Юноша промолчал. Смотрел на неё, а в глазах не было ни испуга, ничего. — Чёрт, боялась, что ты начнёшь плакать, а тебе всё равно. Но ты мне уже успел много наговорить. Жаль, это подслушали не те люди. И что теперь? Его поведут на казнь? Так даже лучше. Юноша уже хотел что-то ответить, но изо рта вырвалось только мычание. И тут до Не Хуайсана наконец дошло, что же всё это время было не так: у него не было языка! Его отрезали! И с без того бледного лица схлынули все краски. Паника. Казалось, юноша начал задыхаться. Он схватился за горло, начиная царапать его, отставляя красные полосы и пытаясь сделать вдох. Грудь резко то вздымалась, то опускалась. Из глаз начали течь слёзы. Сколько он спал? Почему даже не почувствовал ничего? Было страшно снова попытаться издать хоть какой-то звук. — Тише, я знаю. Это очень страшно. Но я никак не могла повлиять, иначе бы вызвала подозрения. А теперь подойти сюда. Или подползи, как уж пожелаешь. Только побыстрее. Не Хуайсан несколько секунд гипнотизировал её полным отчаяния и ненависти взглядом. Она наверняка со всеми остальными заодно. Нельзя верить. Может, это как раз её вина, что ему… Однако девушка была настроена решительно, потому Не Хуайсан очень неуверенно всё-таки действительно подполз к решётке и ухватился за прутья. Девушка же аккуратно вытащила несколько пузырьков с таинственным содержимым и кинжал. — Я уже вывела людей, которые, я в этом уверена, не поддерживают то, что творит Цишань Вэнь. А теперь слушай, как добраться до кухни, если ты хочешь отравить всех остальных. С чего ты взял, что я решила, будто ты будешь мстить? — кивок со стороны Не Хуайсана. — Потому что вижу, ты на любого набросишься, дай тебе шанс. Поэтому и я сбегу, знаю, что иначе сама рискую быть убитой. *** Когда охранник снова зашёл в камеру, юноша сидел в самом углу с совершенно потерянным выражением лица и отсутствующим взглядом. И только этот заклинатель подошёл ближе, как Не Хуайсан молниеносно поднялся на ноги и резким движением перерезал ему горло. Тот даже среагировать не успел: никак не ожидал того, что тот человек, который месяцами лежал, не подавая признаков чистого разума и пустыми глазами, окажется настолько быстрым. Юноша переоделся в одежду Цишань Вэнь. До этого не думал, что к себе можно испытывать ещё больше отвращения, однако сейчас именно это и чувствовал. Хуже всего было носить ханьфу этого отвратительного клана. Притворяться его частью. Оставалось только как-нибудь спрятать лицо. Наверное, сейчас военные действия в самом разгаре, а значит у многих будут забинтованы многие части тела, верно? И юноша скрыл половину своего лица бинтами, которые до этого были обмотаны вокруг его ран той девушкой. И теперь он мог покинуть камеру. Идти было тяжело. Раны не зажили и болели, иногда начинала кружиться голова. Но это всё мелочи. Он доберётся до кухни, убьёт слугу оттуда и сможет проникнуть. Подмешает во всю еду яд, чтобы уж точно не прогадать. Нужно было только собрать волю в кулак и дойти. Не упасть, не потерять сознание и никак себя не выдать. Юноша справится. Он обязан справится, иначе после смерти не сможет брату в глаза взглянуть. Не Хуайсан шёл по тому маршруту, о котором говорила та девушка. Нисколько не беспокоился о том, что это могла быть ловушка. Ничего страшного. Если его убьют, то так тому и быть. В смерти ведь нет ничего страшного. За ней последует воссоединение с родными людьми. И вот из помещения вышел слуга. Не Хуайсан тут же схватил его и таким же резким движением небрежно оттащил в один из тёмных углов. Слуга даже пискнуть не успел, как ему вогнали кинжал в самое сердце. В последние секунды жизни тот смог издать только несколько хлюпающих звуков, а после перестал дышать. Юноша снова сменил одежду, становясь похожим на самого обычного прислугу. Разве что только слишком красные глаза и неестественная бледность выдавали. Но этого никто заметить не должен. По крайней мере, не обратить такого сильного внимания. Здесь всем плевать на тебя, если ты не часть семьи Вэнь. И вот он уже оказался на кухне. Так близко к своей мести. Кажется, сердце впервые за всё это время так трепетало. Не Хуайсан тут же начал делать вид, что безумно занят работой, а сам переходил от одного блюда к другому, подливая в них яд. И очень надеялся, что подействует он быстро. Лично хотел увидеть эти смерти. Хотел убедиться, что всё пойдёт, как надо. Не прошло и десяти минут, как эти блюда тут же начали подавать на стол. И в маленькую щёлочку юноша наблюдал, как эта безумная семейка пирует, радуясь жизни. Не заботясь о том, чьи жизни отобрали или сломали. Как никто ещё ни о чём не подозревает. Вэнь Жохань закашлялся, и сердце Не Хуайсана начало биться быстрее. Неужели..? Нет, он всего лишь поперхнулся. Сами слуги тоже начали обедать. А юноша всё не сводил глаз с этой семьи, когда внезапно Вэнь Сюй схватился за грудь, как будто её сдавило нестерпимой болью. Попытался вдохнуть, но ничего не выходило. Следующим такая участь постигла и Вэнь Жоханя. А после Вэнь Чао. По лицу Не Хуайсана расползалась безумная улыбка, когда все трое наконец упали замертво. Где-то сзади то же самое начало происходить и с остальными людьми. Начался настоящий переполох. Стража металась, пытаясь найти виновника. Понять, что вообще успело произойти. И стоило им покинуть обеденный зал, как туда неспешной, величественной походкой вошёл Не Хуайсан. Несколько секунд он гипнотизировал взглядом труп Вэнь Чао. И чем больше на него смотрел, тем сильнее в груди закипала злость. Самая настоящая ненависть и обида. Такой просто смерти было недостаточно, чтобы утолить жажду мести за всё то, что Вэнь Чао сотворил. И Не Хуайсан взял его меч и в несколько яростных ударов отсёк голову. Стоило ему только это сделать, как в груди внезапно образовалась пустота. Внезапно всё исчезло. Злость, ненависть, печаль. Не осталось ничего. Только какая-то смутная печаль от того, что голову он отрубил не живому человеку. Вэнь Чао не заслужил такой лёгкой смерти. Он должен был гореть заживо. Гореть… Какая интересная мысль. Юноша повернул голову к одному из канделябров и как бы невзначай сбросил его на пол. Схватил голову Вэнь Чао за волосы и двинулся к выходу из комнаты. Всё закончилось. Он справился. Он отомстил. И что дальше? Что он будет делать дальше? Он сделал, что хотел, но по-прежнему не видел для себя никакого будущего. Его будущее было уничтожено ещё в тот день, когда Цишань Вэнь напал на Нечистую Юдоль, когда убили брата. И Не Хуайсан сжал один единственный оставшийся пузырёк с ядом. Четверть отсюда так быстро подействовала на семью Вэнь, тогда что же сделает весь? Не Хуайсан ещё не знал, куда идёт. Он хотел на улицу. В последний раз взглянуть на небо, на всё то, чего так давно не видел. А потом вывесит голову Вэнь Чао. И залпом выпьет яд, не желая больше мучиться, задерживаться в этом противном мире. И будет дать смерти. В резиденции разгорался пожар. Люди бегали и кричали. Одни пытались спастись, а другие утихомирить всех. И тогда добавились ещё крики. Это войска других кланов ворвались сюда, прорывались вперёд, желали сами отомстить, уничтожить этот чёртов клан. И замедлялись, замирали, не веря своим глазам. Безночный Город почему-то горел, вокруг царила паника. Что здесь произошло? Кто смог начать всё это изнутри? Кто над этим постарался? И все терялись в догадках, пока не заметили одну маленькую фигуру юноши. Тот был не так далеко от них и шёл в одеждах Цишань Вэнь. Ветер развевал его волосы, а сам человек всё приближался, явно не до конца осознавая, какой хаос царит вокруг. Он шёл, пошатываясь и сбивая шаг. Глаза были абсолютно пустыми, будто для него больше в этом мире ничего не осталось. И смотрел этот человек сквозь все предметы, ничего перед собой не замечая. Весь был перепачкан в крови, а в его руке была голова Вэнь Чао, которую он тащил за собой так, словно в какой-то момент просто забыл выбросить. И Не Минцзюэ окаменел, видя перед собой такого брата. Он потерял слишком много времени, отбиваясь от армии клана Вэнь, ожидая, когда заживут его собственные раны и объединяясь с другими кланами. Нужно было действовать самостоятельно. Если бы он только поторопился. Если бы только… Не Минцзюэ кинулся бежать, наплевав на всё на свете. — А-Сан! — крикнул он, боясь, что в треске огня и этом леденящем душу крике умирающих людей его попросту не услышат. Однако юноша вздрогнул, словно только что очнулся ото сна, и медленно повернул голову в ту сторону. Неверяще распахнул глаза, смотря на дагэ. Живого. Живого ли? Перед глазами всё плыло, рябило, от жара воздух дрожал. И казалось, что бегущая к нему фигура тоже дрожит, словно наваждение, которое вот-вот исчезнет. Ему мерещилось. Дагэ мёртв, а это над ним издевается лишь его воспалённое сознание. Даже собственный мозг посчитал забавной идеей поиздеваться над ним. Из глаз начинают катиться слёзы. Почему это не может быть правдой? Весь мир начал темнеть и опасно накренился вбок. Не Хуайсан рухнул вниз, когда чьи-то руки его подхватили, не давая упасть и стукнуться головой о ступени. Дагэ. Такой же родной и тёплый, как во снах. Похоже, юноша уже нырял в объятия смерти, но если от неё становилось так спокойно, то он совершенно не против. Не Хуайсан попытался схватиться за брата, но всё тело одолела слабость, и через секунду юноша потерял сознание. Руки безвольно заскользили вниз, оставляя на одеждах Не Минцзюэ красные кровавые полосы. А тот всё прижимал брата к себе и в страхе прислушивался к его дыханию, боясь самого худшего. Однако, пусть оно и было очень слабым, но надежда на лучший исход всё же была. *** Не Хуайсан распахнул глаза, совершенно не понимая, где именно сейчас находился. Было очень тепло, лежал он на чём-то мягком, было тихо и никакого запаха крови. И от этого становилось по-настоящему страшно. В темницах Безночного Города так никогда не бывало. Никакого спокойствия, тишины. И теперь от всей это обстановки было страшно. Хотелось подскочить на ноги и бежать подальше отсюда. Спасаться. Иначе будет только хуже. Юноша зашевелился, желая для начала хотя бы сесть. Оказалось, что он был в собственной комнате в Нечистой Юдоли. Что был укрыт одеялом. Что рядом сидел обеспокоенный Не Минцзюэ. И Не Хуайсан замер, пытаясь понять, что вообще тут творилось. Неужели дагэ всё-таки жив? Или он спит? — А-Сан? — голос Не Минцзюэ непривычно тихий. Не Хуайсан настороженно наблюдал за каждым движением брата. Попытался сесть, и дагэ тут же потянулся ему помочь, вот только юноша сразу же в панике отпрянул от него, боясь, что следом произойдёт что-то плохое. Даже если это его брат, даже если он не хотел никак навредить, юношу била мелкая дрожь. Не Минцзюэ тоже остановился, теперь не зная, что можно делать, как не причинить ещё больше боли. Впервые в жизни диди смотрел на него глазами полными самого настоящего страха. Действительно боялся так, словно его могли убить. — Ты дома, А-Сан, ты в безопасности, — заверил его Не Минцзюэ. — И никто не собирается причинять тебе вред. Не Хуайсан не верил. Не верил, что всё могло быть так просто. Что в один день всё действительно закончилось. Что он может вернуться к своей привычной жизни — хотя, уже как раньше ничего не будет. Всё ещё смотрел на брата с опаской, готовясь чуть что бежать. Это всё не могло быть правдой. Но в то же самое время это всё слишком больно для хорошего сна и слишком спокойно для кошмара. — Там… в Безночном Городе, это ты устроил? — тихо спросил Не Минцзюэ. Юноша кивнул. — Я нашёл вот это, — дагэ достал тот самый пузырёк с ядом, — у тебя в кармане. Это то, чем ты отравил их? Не Хуайсан молчал, смотря на склянку. Что-то в его взгляде заставило брата насторожиться. Когда молчание начало затягиваться, Не Минцзюэ аккуратно добавил: — Если хочешь, я могу дать тебе бумагу и кисти, ты напишешь мне всё. Юноша покачал головой и медленно, крайне неуверенно протянул руку, словно ту могли в какой-то момент отрубить. Хотел, чтобы ему дали этот пузырёк. И дагэ безошибочно понял эту просьбу тут же вручая его брату, надеясь, что хоть после этого тот начнёт вести себя более живо. Не так холодно и отстранённо. А Не Хуайсан внимательно смотрел на этот яд, а после резко выдернул пробку и поднёс пузырёк к губам... Это ведь не может быть правдой, верно? Наверное, он где-то допустил ошибку. Наверное, окончательно сошёл с ума. Ему привиделось то, что он подлил яд. Его словили, и сейчас он сидит в камере абсолютно безумный, не понимающий, что происходит и где он. А перед ним кто-то из Вэней так милосердно предлагал яд. И за эту возможность следовало хвататься. Не Минцзюэ сразу побледнел и, наплевав на страх брата, ринулся к нему. Хватило за руку и попытался вырвать склянку до того, как хоть капля сорвётся оттуда. Но брат не желал так просто сдаваться. И в итоге склянка рухнула на пол и разбилась. Поняв, что потерял последнюю надежду, Не Хуайсан тут же перестал бороться и вжался спиной в стену, смотря на брата ещё более испуганно — А-Сан, я не знаю, что они делали, но теперь всё в порядке, — Не Минцзюэ чувствовал, что теряет контроль, что больше ничего не может поделать. Он опоздал. Он пришёл слишком поздно, когда случилось самое непоправимое. Когда его брат перестал быть собой. — Ты веришь мне? Юноша ничего не ответил. Только зажмурился от страха, когда дагэ приблизился к нему. Но, вместо того, чтобы причинить боль, как то ожидалось, Не Минцзюэ обнял диди. А тот несколько секунд сидел остолбенев. Кажется… кажется, ему всё это не мерещилось. Кажется, это всё было по-настоящему. И дагэ был живой. И почти всё было как раньше. Из глаз начали катиться слёзы. Не Хуайсан прижался ближе к брату, стараясь спрятаться в его объятиях. Всё закончилось. Всё наконец закончилось. Он дома. Юноша хотел попросить не бросать его, но изо рта вырвалось только неразборчивое мычание, которое заставило его взвыть больше и зарыдать горестнее. И, кажется, в тот миг даже по лицу Не Минцзюэ скатилось несколько слезинок. *** Когда его пришёл навестить Цзян Ваньинь, Не Хуайсан смотрел крайне настороженно. Он помнил, через что они прошли. Помнил собственные чувства, но сейчас их затмевало совершенно другое. Было не до этой глупой любви. Бывало такое, что тот самый первый страх возвращался и юноша боялся даже собственного брата. Так что сейчас было совершенно не удивительно, что тот крайне настороженно всматривался в каждое движение Цзян Ваньина, готовый бежать отсюда подальше, хоть лекари и прописали ему постельный режим ещё на минимум две недели. Своя безопасность была дороже. А Цзян Ваньинь похоже знал об этом, потому что не спешил больше кидаться с объятиями и поцелуями. Не Хуайсан видел эти глаза полные боли и непонимания. Юноша видел, как его гость вечно хочет сделать что-нибудь, но слишком боится того, как это отразится на душевном равновесии Не Хуайсана. Раньше они проводили друг с другом часы, не боясь сделать чего-то лишнего, а теперь не знали, как подступиться друг к другу. — Твой брат сказал, что ты снова начал рисовать, — начал Цзян Ваньинь, на что юноша кивнул. И разговор зашёл в тупик. Не Хуайсан уже чётко знал, что вреда ему не причинят, что его глупый страх напрасно ранит людей, потому старался не показывать своей паники, когда Цзян Ваньинь начал к нему приближаться. Присел около него. Не вплотную, давая свободу. Юноша никак не двигался, показывая, что такая дистанция его устраивала. Цзян Ваньинь так любил голос юноши и никак не мог поверить, что больше не услышит ни слова. И теперь так дорожил каждым воспоминанием, где Не Хуайсан что-то говорит. Признаётся в любви. Больше такого никогда не будет. И Цзян Ваньинь боялся, что в один из дней он проснётся и больше не сможет вспомнить звучание этого живого, яркого голоса. И этих искорок в глазах, которые никак не желали появляться вновь. И нервы окончательно сдали. Плечи задрожали, а глаза наполнились слезами. И как бы юноша их не сдерживал, убеждая себя, что рыдать при Не Хуайсане не слишком хорошо, они всё равно катились по щекам. А тот с минуту или больше колебался, боролся с собой. А после придвинулся чуть ближе и аккуратно провёл рукой по спине Цзян Ваньина. И это, вместо того, чтобы успокоить его, выбило ещё больше, теперь юноша даже не старался рыдать беззвучно. А потом повернулся и притянул в объятия Не Хуайсана, сгибаясь и утыкаясь ему в плечо. Юноша дрожал от страха и убеждал себя, что всё хорошо. Настолько, насколько это возможно. И через пару минут у него это вышло. Он не боялся Цзян Ваньина. Знал, что тот не станет вредить и наконец-то поверил самому себе. *** Первый и последний раз Цзинь Гуаньшань пытался заставить Не Хуайсана объясниться о том, что же произошло в Безночном Городе. Этим довёл юношу до самой настоящей истерики. И как только его удалось успокоить — для этого пришлось влить в него несколько успокоительных и снотворных настоек, — Не Минцзюэ и Цзян Ваньинь тут же направились к главе Цзинь, желая поставить его на место. А сам Не Хуайсан после того случая окончательно замкнулся в себе. Если раньше беседовать с ним было довольно затруднительно, то сейчас практически невозможно. Стоило сказать хотя бы что-то не то, что могло задеть его воспоминания, как он сразу же начинал игнорировать присутствие человека и возвращался ко всем своим делам. Юноша окончательно ушёл в рисование, занимаясь этим чуть ли не сутки напролёт. И этим самым очень тревожил брата. Цзян Ваньинь пытался общаться с Не Хуайсаном. У него это даже, вроде бы, получалось. Время от времени он приезжал в Нечистую Юдоль, и каждый раз во взгляде юноши была только какая-то пугающая безмятежность. Он словно предпочитал попросту игнорировать тот факт, что с ним случилось что-то очень неприятное и пугающее. А каждый раз, когда Цзян Ваньина не было, они продолжали слать друг другу письма. Вот только что мог рассказать Не Хуайсан? И в какой-то момент они поменялись местами: теперь письма Цзян Ваньина стали куда толще, содержательнее и осторожнее. И сколько раз уже он ругался с Не Минцзюэ, желая забрать Не Хуайсана с собой в Пристань Лотоса. Но каждый раз сталкивался с отказом. Когда такое происходило, Нечистая Юдоль наполнялась оглушительными криками. Иногда доходило до угроз со стороны Не Минцзюэ, что тот просто запретит юноше видеться с Не Хуайсаном. Когда Цзян Ваньинь ему обо всём этом рассказывал, во взгляде среди этой безмятежности внезапно проступала какая-то снисходительность, а после юноша возвращался к работе над картиной. А Цзян Ваньинь лишь потеряно вздыхал, понимая, что ему больше никогда не вернуть того, кого он полюбил в Облачных Глубинах. Что того человека больше нет и никогда существовать не будет. Что осталась только блеклая тень, жалкое подобие от прежнего Не Хуайсана. И пусть это подобие очень старалось походить на того, кем было раньше, выходило это из рук вон плохо.