Звонко-тонко.

Я от тебя без ума. Любого. Будь ты в одной из моих бесконечных футболок со странным принтом, не имеющий сил ответить на сонный, почти целомудренный поцелуй. Или как сейчас: с пылающими щеками и каплей пота на остром носе, которым ты утыкаешься мне в бедро, хрипло прося: «Дай мне, дай…». Поднимаешь на меня блядский взгляд, и я понимаю, насколько тебя мажет. Тяжело дышишь, опаляя мою кожу. Уверен, в твоём рту сейчас жарче, чем в жерле вулкана. Не можешь сфокусироваться ни на чём, поэтому, вместо попыток, вновь утыкаешься в меня, покачиваясь. Твои тонкие пальцы сжимают мои бедра впиваясь короткими ногтями. Белеют. — Позволь… — Шепчешь, елозя лбом по коленям, — Позволь, Арсений… Сжимаю твою голову меж ног, а ты, давясь пламенным воздухом, утыкаешься мне в пах, прохладным носом ведя выше, к животу. По привычке хочу вплести пальцы в твои кудри, оттягивая хвост, но нахожу короткий ёжик. Почесываю затылок, пока ты продолжаешь тереться об меня. Так даже интимнее что-ли… Сразу вспоминается наш первый раз: ты юный, тонкий… Звонкий. Боялся, что сломаю тебя одним неверным движением. Аккуратно водил по ребрам, а ты, осмелев, притягивал ближе. И… — Анто-о-он… Берешь меня полностью. А я выгибаюсь, толкаясь в горло. Думаю о том, как классно было бы разложить тебя на кровати, оставив голову висеть для удобства. И мой член, двигающийся в твоём горле. И моя рука, сжимающая шею. Чувствующая, как глубоко ты можешь брать. Сейчас, сидя в кресле с широко расставленными ногами, я могу только сквозь щеки прочувствовать давление в твоём рту, что и делаю, сжимая твою челюсть. Стонешь, закатывая глаза. Даже не пытаюсь понять, кто больше кайфует: ты, со своей фиксацией на моем члене и своем рте или я, уже вдалбливающийся, потеряв ненужный контроль. Со звонким чпоком — боже, какое блядство — отрываешься. Медленно скользишь помутненным взглядом по дорожке волос, по соскам. Уставился. Облизываешься. Ждёшь. Тяжело дышу и чувствую, как по напряжённым бедрам идёт толпа электрических мурашек. Выдыхаю: — Хочешь, чтоб я просил? Вскидываешь подбородок, сощуриваясь. Нагло — насколько это возможно в твоем смазанном состоянии — усмехаешься и вываливаешь свой красный язык со следами предсемени. Пожираю глазами твои распухшие губы и гладкий подбородок, полностью покрытый слюной, смазкой и, как бы мне хотелось, алой помадой. Это обсудим с тобой чуть позже, я уверен, тебе бы понравилось. Хмуришься на мое застывшее, задумчивое состояние и кусаешь за внутреннюю часть бедра, заставляя вскрикнуть и выгнуться, вновь зажимая тебя меж ног. Ты от этого только удовлетворённо хрипишь. — Продолжай, — внезапно нежно стираю щиплющий пот с твоих век и целую в нос. Опускаю жёстким нажатием ниже. Ты обсасываешь головку, бесконечным языком окольцовывая. Почти трахая меня собой. Ты знаешь, куда и как нажать, чтоб я стонал почти так же тонко-звонко, как и ты. Обхватываешь яйца губами, до неприятного медленно перекатываешь их, только сейчас беря в рот. Это становится последней каплей и я вижу искры, жмурясь до боли. Прижимаю твою голову ближе, лишая возможности вздохнуть и мечусь головой по спинке кресла, когда ты пальцами нажимаешь на шов перед тем, как отстраниться, напоследок полностью проведя от основания до головки члена, смачно поцеловав уздечку. Тяжело дыша, шепчу: — Открой рот, покажи язык. Выполняешь сразу. Белые потёки вырисовывают похабщину, а тонкая струя в уголке рта не даёт покоя. Была бы возможность, пометил бы всего тебя, не оставляя ни крупицы свободной, чистой части твоей мягкой кожи. На щеках, на кусательных ключицах, на очаровательном животике и божественно трогательных бедрах, от вида которых теку уже неизвестно сколько лет… Собираю вязкую слюну и, нагнувшись над тобой, сплевываю, попадая прямо на подрагивающий язык, сразу скрывающийся за красными бутонами губ, на которые я сразу набрасываюсь, буквально схватив тебя за плечи и сажая на себя. Ноги ты опускаешь по бокам от меня, раскрываясь. Вожу руками по твоим острым коленям, иногда поднимаясь выше. Иногда — потому что тогда снесет крышу, и я очнусь, когда каждая из твоих ног покроется укусами. Сминаю, кусаю, сосу твои пухлые губы. Израненные, измученные. Растраханные. Завтра они будут в полном беспорядке. Тяжёлые, красные и нежные от нехватки верхнего слоя, отшлифованного поцелуями. Я не останавливаюсь, даже когда ты мычишь: проникаю своими губами глубже, сливаясь. И ты окончательно падаешь, растворяясь в бесконечной дымке. Начинаешь тереться, а я отстраняюсь, ловя твой непонимающий взгляд. — Разворачивайся. Недовольно пыхтишь. Дрожишь от того, насколько близок. Кусаю твой загривок, пальцами сминая бока. Провожу по позвоночнику носом, пока ты дышишь громко и часто. Обхватываю твои ладони и опускаю на твой пах, разрешая. Ты благодарно стонешь и начинаешь надрачивать себе в резком темпе, пока я не останавливаю тебя, замедляя. Крепко двигаю твоим кулаком в своей руке и проникаю свободной рукой тебе под ягодицы, пальцами утыкаясь в сжимающееся отверстие. Зубами очерчиваю лопатки, лапая где только можно-нужно, когда ты самостоятельно следуешь указанному темпу. Трахаю пальцами в рот и в задницу резко, не имея определенного ритма. Бедрами толкаюсь, потираясь начинающим крепнуть членом. Как только два пальца касаются простаты в легком нажатии — ты откидываешься на меня, почти по-девичьи простонав мое имя. Люблю твое звонко-тонко.