Пока Тебя Не Было

Аонунг не был известен своей добротой или ранимостью. Черт, он вообще не был известен за свои хорошие дела, помимо этого, кем он является и кем должен быть. Особенно в последнее время, когда он едва не стал причиной смерти сына бывшего главы клана. Почему он был таким глупым? Хуже всего ему, наверное, было не последствия или ощущение, что он опозорил свою семью, а то, как Нетейам заставил его признаться. Железная хватка на голове и гнев, который он чувствовал от старшего брата, наполнили тело слишком большим количеством эмоций. Чувство вины, боль, возбуждение. Возбуждение? Определенно, в народе лесных На'ви было какое-то забавное очарование. Их хвосты слишком маленькие и тонкие, их руки не имеют правильного строения. Они не могли быть одними из них, они бы не выжили. И все же Тоновари поручил своим детям научить их своим обычаям, чтобы те чувствовали себя желанными гостями. Очевидно, Аонунгу было наплевать на это. Одна девочка была чудачкой; она любила воду больше, чем он, и это сбивало с толку. Они начинали приспосабливаться, и он не мог понять, почему это злит. Ло'ак был без ума от его сестры, но он никогда не мог заслужить ее расположения, что бы он ни делал и как бы хорошо ни плавал. Они не принадлежали этому месту. Это не мешало ему время от времени украдкой поглядывать на Нетейама. Он определенно был старшим. На нем лежала вся ответственность за братьев и сестер, и ему больше всех приходилось быть терпеливым. Он хорошо нес эту ответственность, даже когда тупая задница Ло'ака постоянно все портила. Но все равно Нетейам взял вину на себя. На самом деле, именно это больше всего разозлило Аонунга. Он всегда был таким идеальным. Он хорошо сражался, был почтителен, и его до глубины души раздражало, что его очарование Нетейамом не ограничивалось другим телом. Это зашло гораздо дальше. Вот почему два раза, когда он почувствовал, что сердце разбито, произошли с Нетейамом. Во-первых, его взгляд, когда он признался, что оставил Ло'ака ради себя, зная, что не сможет вернуться или защитить себя от существ под поверхностью. Во-вторых, это был момент, когда до него дошло, что Нетейам мертв и не вернется. Он не присоединялся к их разговорам, не катался в воде, больше не смотрел ему в глаза - будь проклят гнев. Он не мог даже попытаться пережить тяжелую правду о том, что, возможно, даже любил его, или попытаться наладить отношения, несмотря на свои ошибки. Аонунг жалел, что не сказал ничего, не боролся сильнее или не остался с ним, вместо того чтобы уйти в безопасное место. Цирея осталась, а он нет? Черт, каким же он был трусом. Когда они несли его безжизненное тело по воде, а весь клан стоял в знак уважения к потере, Аонунг чувствовал только сожаление. Он должен был сделать больше, он должен был быть добрее, он должен был... Эйва, он хотел бы, чтобы у него был шанс исправить это. Он знал, что это не та просьба, которую мать может выполнить, поэтому вместо этого он низко опустил голову, чтобы скрыть пролитые одинокие слезы. Прости меня, Нетейам. *** Покой не приходил к нему уже несколько недель. Когда ему удавалось успокоиться, одно лицо продолжало мучить его, заставляя снова возвращаться к беспокойству. Чувство вины собиралось убить его, и от него не было лекарства. Он не мог найти другого, с кем можно было бы поговорить об этом, несмотря на улучшение отношений со всеми Салли. Он не может рассказать отцу Нетейама, его братьям и сестрам или даже своему собственному о том, кто ушел. Он оплакивал любовь, которой у него никогда не могло быть. В любом случае, он этого не заслужил. Это была прекрасная ночь, и Аонунг не мог этого оценить. Он отплыл от своего дома и лег среди камней, вода с грохотом обрушивалась ему на ноги. Он посмотрел на небо без всякого интереса. Многие вещи не вызывали у него интереса. Он устал. Так устал... Аонунг вздохнул и бросил в воду еще один камень. Он снова нырнул в воду и ухватился за дно. Может быть, он останется здесь, пока его тело не начнет бороться за выживание, просто чтобы почувствовать себя так же, как Ло'ак, как Нетейам. Может быть, если он будет бороться так же, как они, ему станет легче, а может быть, если он просто накажет себя за то, что они добровольно забрали у него, то сможет заглушить эту боль в сердце. Вина должна была принадлежать ему, страдания, смерть. Все это принадлежало ему, а они забрали это. Прошло почти 15 минут, прежде чем он почувствовал, что начинается борьба, его горло сжимается, а живот сворачивается, отчаянно требуя воздуха. Он думал, что ему станет легче, если он дойдет до этого момента, но этого не произошло, поэтому он попытался еще сильнее. Старался дольше. Когда цвета начали плавать в его видении, он не ушел, потому что искал это чувство. Его тело боролось, но он сопротивлялся, и когда тело сдалось вместе с ним, не видя ничего, кроме черноты, он все еще думал, что это не меньшее, что он заслужил. Но даже в последние минуты жизни он все еще думал о Нетейаме. Когда тело погружалось все глубже, сознание покидало его, а воздух улетучивался, Аонунгу показалось, как что-то тянет его обратно. В любом случае, слишком поздно. *** Аонунг резко проснулся, хватая ртом воздух. Он лихорадочно огляделся, ожидая, что его отругают или он увидит чьи-нибудь глаза, полные жалости, но их не было. Он почувствовал камни под собой, но все еще была ночь. Он должен был умереть. Аонунг сердито зарычал, размахивая кулаками в никуда. Чья-то рука схватила его. Аонунг смотрит на того, кто это был, ни разу не моргнув. Столько раз, сколько ему было нужно, даже сжимая веки, чтобы почти прогнать его. — Прекрати это, идиот — ругается Нетейам, усаживаясь обратно. Он, должно быть, сходит с ума. Нетейам мертв, он был свидетелем его похорон. Так почему же он прямо здесь? — Ты... ты... — Я един с Эйвой, да, я понял это через некоторое время. — Тогда что ты... НЕТ, — Аонунг пытается ударить себя вместо воздуха, щипая кожу, чтобы посмотреть, чувствует ли он боль. — Я должен быть мертв, я убил себя. Мама будет так расстроена, блядь, блядь, блядь, — Нетейам тянется к его рукам, удивляясь, что Аонунг не сопротивлялся его хватке. — Ты не мертв. Мне действительно пришлось тащить твою задницу домой и откачивать воду из твоих легких, но ты все еще жив, — водяной На'ви едва успевает почувствовать облегчение, прежде чем начинает задавать новые вопросы. — Даже не спрашивай. Я не знаю, почему здесь. Эйва сказала, что ты позвал меня, — не может быть, чтобы все было именно так. Он слышал, как Ло'ак плакал о нем, как плакала вся его семья. Почему только он должен получить благословение от Эйвы? — Но... ты как какой-то дух или что-то в этом роде. Могу я прикоснуться к тебе?" — охваченный любопытством, он протягивает руку, потрясенный, когда тепло его кожи оседает на его пальцах. Аонунг дрожит из-за этого, из-за простого факта, что действительно прикоснулся к нему. — Ты хочешь узнать, могу ли я сделать что-нибудь еще? — Аонунг сдерживает свой ответ, потому что он так многого хочет от лесного На'ви, довольствуясь своим обычным ответом. — Нет, думаю, что я хороший полукровка, — Нетейам не дает той реакции, на которую он рассчитывал, улыбается, а не рычит. — Это странно. — Я не знаю здесь ничего странного, кроме тебя, — Аонунг закатывает глаза, снова опускаясь на землю. Нетейам следует его примеру аналогичным образом, положив голову на руку. — Я как будто чувствую тебя. Я слышал, что ты сказал, но почувствовал от тебя что-то еще. Что я почувствовал, 'Нунг'? — сокращение его имени почти заставило Аунонга сглотнуть. Часть его души хотела сказать ему это, рассказать все, что он когда-либо чувствовал к нему, потому что, даже если это какая-то извращенная фантазия, по крайней мере, он скажет это. Но гордость не позволяет этого. — Отвали, ясно? То, что я почувствовал, так это желание снова надрать тебе задницу. — Так ты скучаешь по мне, да? — Это не то, что я сказал, ты е... — Нетейам нависает над ним с этой глупой ухмылкой и этими глупыми желтыми глазами. — Тогда, я думаю, мне придется заставить тебя сказать это, — Нетейам крепко прижимает его руки к земле, сокращая расстояние между их ртами. Аонунг, должно быть, мертв и отправился в какой-то сон, предоставленный Эйвой, потому что это никак не могло случиться. Нетейам смеется над ним, словно поддразнивая, и от этого звука у него скручивается живот, а кровь приливает туда, куда не должна. — Да ладно. Я умер. Кому я об этом скажу? — Вот именно! Ты мертв, а я не могу, — Аонунг снова чувствует страх в себе, а Нетейам больше не улыбается. — Я не могу... — но он не может выдавить из себя ни слова. — Что не можешь, Аонунг? — но кажется, что он не может дышать, грудь поднимается и опускается, а глаза блуждают повсюду. Руки мягко касаются лица, привлекая его внимание обратно. — В чем дело? Ты звал меня, и Эйва ответила, так что я в таком же замешательстве, как и ты. Пожалуйста, — Аонунг все еще не может дышать, когда все, чего он мог желать, прямо перед ним. Не может сказать это, не может найти достаточно слов. Поэтому он выбирает действие. Аонунг приподнимается, припадая губами к губам Нетейама. Если он действительно мертв, и это последний переход, он с радостью пойдет по этому пути. Если это сон, он надеется, что никогда не проснется. Нетейам пылко отвечает взаимностью, довольный, когда парень издает тихий звук, который получает за это. Аонунг не осознает, что начинает плакать, ошеломленный всем, что привело к этому. — Пожалуйста, — говорит он между поцелуями, бедра поднимаются сами собой. — В чем дело? Чего ты хочешь? — Нетейам распределяет поцелуи вдоль его шеи, посасывая кожу. — Не оставляй меня, Нетейам, — с этими словами парень прекращает свою атаку на шею Аонунга, глядя в наполненные слезами глаза. Он чувствует его боль, зная, что ничего не может с этим поделать. Он не может просто вернуться к жизни, поскольку в такой момент, как этот, молча молит об этом шансе. — Сейчас я здесь, Аонунг. Скажи мне, чем я могу тебе помочь? — Нетейам вытирает слезы с его лица, покрывая легкими поцелуями его мокрые щеки. — Оставайся прямо здесь. — Я могу это сделать, — как долго, хочет спросить Аонунг, но вместо этого просто притягивает Нетейама к еще одному поцелую. Аонунг крепко сжимает Нетейама, словно пытаясь убедиться, что он никогда не уйдет. Салли шипит от хватки, просовывая язык в рот другого. Их бедра сталкиваются друг с другом, жар их кожи и ощущения заставляют Аонунга застонать. — Ты нужен мне, 'Ям', — скулит он, дергая его за волосы. — Я вижу тебя, — как будто мир остановился. Вода перестала шуметь, потому что все, что он мог слышать, это биение своего собственного сердца. — Я люблю тебя, — признается Аонунг, и улыбка, которую получил за это признание, была больше, чем он мог когда-либо желать. Они воссоединяют свои губы, их руки сбрасывают одежду, когда не касаются друг друга. Нетейам целует его, словно воздух, и чувствует себя беспомощным от страсти, которую испытывает. И все же он как будто знает, что другой парень чувствует то же самое, тяжело дышит, даже когда не целуются. Руки Нетейама повсюду, они сжимают, поглаживают и продвигаются все ниже, пока не достигают его входа. Глаза расширяются от осознания этого. — Ты можешь промокнуть? — лицо Аонунга меняет оттенок. — А ты говорил, что мы уроды. — Заткнись на хрен, — смущенно пробурчал он в ответ. Нетейам наклоняется, покусывая его за ухо, чтобы получить реакцию. Конечно, он беспрекословно подчиняется. — Лучше бы я тебя трахнул, — отвечает он, проталкивая в него два пальца. Навязчивые крики, громкие в ночи. Он не мог чувствовать себя так хорошо рядом с ним. Нетейам засасывает еще больше синяков на его шее, острые зубы тянутся вдоль его пульса. Ему хочется, чтобы он укусил его, но он слишком сосредоточен на пальцах, двигающихся в нем, открывающих его. Это было слишком короткое и слишком долгое время, Аонунг непрестанно просил о большем, большем, большем, пока Нетейам не отдалился. — Нет, нет, нет, нет... — Аонунгу снова захотелось заплакать, переживая, что он снова уходит. — Шшш, я прямо здесь, — Нетейам проводит языком по его губам, прежде чем глубоко поцеловать его. Он настраивает свое тело для следующего шага. Двое смотрят друг другу в глаза, удерживая пристальный взгляд, пока он медленно входит. Аонунг первым разрывает контакт, его глаза закатываются от проникновения. — Эйва, — выдыхает Нетейам, но дальше не двигается. Аонунг тянется к своей очереди, чтобы завершить "tsaheylu" - связь, а Нетейам хихикает, когда тянется сделать то же самое. Когда усики их волос переплетались, скрепляя их связь, он мог чувствовать все. Все эмоции, прошлое, своего партнера. Это было так ошеломляюще, что прошло некоторое время, прежде чем Нетейам начал двигаться неглубокими толчками. Аонунг царапает его спину, призывая войти глубже, сильнее. Конечно же, другой парень с радостью подчиняется. Под покровом ночи, в месте между водой и сушей, Аонунг получает все, о чем он когда-либо мог мечтать, просто находясь рядом со старшим Салли. — Как будто ты это серьезно, идиот, — ему просто нужно подразнить его, но это не останавливает следующий стон, срывающийся с его губ. — Если когда-нибудь будет следующий раз, — Нетейам толкается особенно сильно, — я сделаю что-нибудь с твоим ртом, — но не было времени подумать, что это все, не тогда, когда они приближаются к своему оргазму. Ритм меняется, и Нетейам прячет лицо в шее Аонунга, стискивая зубы. И только когда он разрывает кожу, Аонунг кончает между их телами, слюна скапливается у края его рта, и он кричит, не издавая ни звука. — Блядь! — это все, что он слышит, прежде чем его заполняют. Они остаются так на некоторое время, просто вдыхая друг друга. — Ты так мило выглядишь в этом. — Не порти мне его, полукровка, — Нетейам смеется. — Технически я 3/4, если мы пытаемся быть корректными, — Аонунг вообще не заботился о том, какой процент он составлял. Он гладит его по лицу, стараясь не поддаваться чувству, что это все. Возможно, никогда больше будет возможности, когда он сможет снова обнять своего возлюбленного, пока он не присоединится к Эйве. — Сделай мне одолжение, 'Нунг', ладно? — Нетейам устало улыбается ему, притягивая его тело к себе. — Не пытайся встретиться со мной слишком рано. У тебя впереди столько жизни, а мне, честно говоря, нужен кто-то, кто отшлепает Ло'ака, когда он будет вести себя как идиот. — Я не хочу жизни без тебя, — возражает Аонунг. Он предпочел бы повторять это чувство каждый божий день, чем когда-либо вспоминать, что чувствовал вчера. — Я рядом с тобой. Я здесь, — он показывает на его грудь, где находится сердце. — Я в твоей душе, как и ты в моей. — Нетейам, — шепчет он, переплетая их пальцы. — Шшш, — Нетейам целует его в щеку, прижимаясь к его шее, — я знаю, ты устал. Отдохни со мной, — неохотно он соглашается. Это был самый легкий сон с того дня, когда он потерял его. *** Когда Аонунг просыпается, он не лежит на камне. Нет и тела, прижатого к нему. Он в своей комнате, в своей постели, как будто никогда и не уходил. Он оглядывается вокруг в поисках каких-либо признаков того, что он не просто вообразил все, что произошло ночью, что он не был в таком отчаянии, что создал фальшивую реальность. Он слышит морских существ, зовущих приветствовать всех, кто желает присоединиться к ним, но его снова наполняет печаль. Он был таким жалким... Он неторопливо идет на встречу со своей семьей, где его ждут сестра и мать. — Эй, Аонунг! — она была слишком счастлива с тех пор, как получила разрешение быть с Ло'аком, как только она завершит свой путь к зрелости. Он завидовал тому, что она может быть с тем, кого любит. — Привет, — приветствует он, кивая своей матери. Она также полна радости, поскольку приближается срок, когда она должна принести новую жизнь в этот мир. В некотором смысле, это баланс жизни - она дает и забирает. — Тебе спалось лучше? — спрашивает Ронал, потирая руками ее вздувшийся живот. Она знает о его бессоннице с тех пор, как та началась, не в силах найти средство от его недуга. Он кивает, почесывая основание шеи. — Я спал прошлой ночью. В кои-то веки мне действительно приснился хороший сон, — его мать, кажется, довольна этим ответом, улыбается ему и благодарно кивает. — Вообще-то я хотел повидаться с семьей Салли, если ты не против? — на лицах обоих промелькнуло потрясение, но он просто хотел поговорить с Джейком, а может, и с Ло'аком, если тот захочет послушать. Ему определенно было за что извиниться перед младшим Салли, но он чувствовал, что начать следует с главы семьи. — Конечно. Будь осторожен, — он поворачивается, чтобы уйти, когда Ронал снова откликает его. — Ты опять подрался? У тебя на шее этот укус, — Аонунг проводит рукой по левой стороне шеи, чувствуя легкое жжение от заживающей раны. Он сдерживает улыбку, отвечая. — Нет, просто дурачусь, — Ронал смотрит недоверчиво, но больше ничего не говорит. Уходя, он нажимает на зубные вмятины. А потом смеется, громко и по-настоящему.