Первое, что замечает Красный Колпак зайдя в бункер это жуткая вонь. Мягкий запах гнили смешался с воздухом заполняя все помещение. Пройдя в глубь он медленно перешагивает через разбросанные вещи и перевернутую сломанную мебель, останавливается у разбитых настенных часов, еденственных часов в бункере. Пальчиковая батарейка вскрыта и валяется по близости, стрелки выломаны, а осколки стекла густо измазаны в засохшей коричневой крови.
Джейсон морщится, попутно сбрасывая шлем и оружие. Останавливается у закрытой двери ванны, прислушивается, а потом резко бьет ее ногой. Дверь громко распахивается — выбита еще с прошлого раза. Джейсон проходит в темноту, направляясь по звукам судорожного дыхания. Когда он опускается на колени перед Диком, тот не обращает на него никакого внимания, продолжая неритмично втягивать и обрывисто выдыхать воздух. Достав пульт в кармане, Джейсон вслепую нащупывает нужную кнопку от включателя. Стерильный свет резко бьет в глаза и может именно из-за него открывшееся зрелище заставляет морщится его во второй раз. Равномерно бледное, взмокшее лицо, прикрытые время от времени вздрагивающееся веки под которыми быстро-быстро перекатываюся глазницы, липкие, мокрые волосы прилипшие ко лбу и скулам, и серо-черное, местами желто-белое, отекшее месиво на правой щеке. Джейсон бережно проводит по загнившей ране, медленно отлепляя от нее темные волосы, почти каждый волосок по отдельности. В какой-то момент Дик вздрагивает сильнее обычного и резко распахивает глаза, долго смотрит заплывшим, испуганным взглядом напротив, куда-то мимо, дышит чаще, но равномерней. С третьего раза ему удается сфокусировать взгляд на лице напротив, он морщится, потом проскальзывает узнавание, он судорожно выдыхает, почти всхлипывает.
— Д-дже-ей. — выплакивает он и крепко зажмуривает глаза, дышит, как будто набирается сил.
— Да. Я вернулся, птичка, — ласково и немного печально шепчет Джейсон, осторожно приближая Дика к себе, потихонку сгребая.
— Хол-ло-одно-о, — говорит Дик и жмется ближе как будто еще не все понял, как будто Джейсон его герой.
— Тихо-тихо, — шепчет Джейсон, попутно пытаясь осторожно приподнять Дика. В какой-то момент тот почти болезненно хрипит, глухо откашливаясь, скручивается подгибая неправильно сросшиеся конечности к животу.
Джейсон устал. Очень устал. За последнюю неделю он спал от силы три часа, что вместе с изнуряющей работой выбило всякое желание двигаться, дышать, да и жить, впрочем. Он медленно делает все — разрезает одежду, всобождая горячое тело, тчательно протерает холодной водой, медленно вводит обезболивающее и антибиотик, обрабатывает раны и гематомы, выводит гной из щеки, достает стерильное белье, меняя старое, и сидит, почти не моргая пялясь на брата. Дик за все время почти ни на что не реагирует, лишь иногда вздрагивает, немного приходит в себя, скулит, жмется к Джейсону, потом опять проваливается, начинает бредидь. Температура так и не спадает и Джейсону приходится несколько раз менять мокрое постельное белье, делать укол, и постоянно менять компрессы. Время тянется невыносимо долго, разростаясь на несколько дней за которые Джейсон опять не спит — изредко дремлет у кровати и жутко нервничает — как бы ему не хотелось чтоб Дик пришел в себя в то же время он жутко боится беспросветности их отношений. Угнетает тот факт что сколько бы времени он не потратил на разговоры, сколько бы не пытался вбить, в буквальном смысле, свою правду и выбить, опять в буквальном смысле, все то дермо, что навешал на него приемный отец, Джейсон совершенно точно знает — они обречены. Нет никакого смысла идти на компромисы, заглаживать углы или скрывать правду — все равно рано или поздно прорвет. Потому что это не просто мнение, которое существует на периферии сознания и всплывает только в ярых дебатах — это их сущность, то, что они из себя предстовляют и это будет ломать все святое, все теплое и нежное что между ними было или могло бы быть. Это будет ломать Дика, а Джейсон… Джейсон уже давно сломан. Именно поэтому он не хочет чтоб Дик просыпался ровно как ждет, как верный пес, у его кровати пробуждения.
На восьмой день Дик наконец-то просыпается. Чувствует он себя неважно (хотя правильнее бело бы сказать, что он себя совсем не чувствует), и держится исклбчительно за счет лекарств и антибиотиков, но главное — он
проснулся. Глаза не совсем слушаются и каждая попытка заглянуть немного вбок, отзывается резкой болью в затылке. Нормально можно только моргать, даже дышать и то неприятно, как будто воздух вдруг стал слишком плотным и надо прикладывать немалое усилие чтобы протолкать его внутырь. Спустя несколько минут он все-таки пробует привстать. Конечности чувствуются отдаленно, как будто окутанные во что-то ватное, мягкое, но в целом они присутствуют и по ощущениям вполне нормально двигаются. Дик пытается приподнять голову оперевшись на локти. Делает он это медленно и очень аккуратно, но самое маленькое движение тут же вызывает сильную боль и непонятно откуда она начинается, вроде опять с затылка, но проходит она от кончика языка по длине позвоночника, как разряд. Дик болезненно выдыхает, ложась обратно чувствуя как глухая боль проходит по организму, подобно какой-то глиненой массе которую пытаешся смыть водой, а она прилипла и все никак не отдирается, хотя видно, что смягчилась.
Через несколько секунд в комнату в спешке врывается Джейсон. Дик не видел его лица, но уже давно научился распознавать эту тяжесть ботинков. Да и некому было еще зайти, хотя эта мысль не совсем четко осознается, как и не совсем четко осознается где он и почему. В груди что-то трепыхается от радостного восторга. Есть в этом что-то краине неправильное, извращенное.
— Дик? — Джейсон сминуты застывшый в двери быстро топает к кровати, наклоняется, прикладывая тыльную сторону ладони ко лбу и тихо выругивается, нервно достает откуда-то таблетку, а потом резко выбегает из комнаты. Возвращается, приподнимает голову Дика, осторожно кладя таблетку и засовывая соломинку в рот. — Постарайся втянуть воду и проглотить таблетку, — сразу после этого Дик опять отключается. Джейсон тяжело вздыхает.
***
— Ты не сделаешь этого! Джей! — почти рычит Найтвинг и выглядит он так будто готов пойти на все — сломать все кости, выдрать конечности, убиться, даже убить.
— И что же ты сделаешь, Дикки? Как собираешься помешать мне? Как собираешься спасти его? — отвечает Джейсон зло, раздраженно, немного отчаенно. Как будто и правда хотел бы услышать, понять, но наперед знает, что Дик не сможет убедить его. Секунда и он уклоняется от первого удара, блокирует удар ногой, ловит за лодыжку, опрокидывая и валясь следом, прижимая Дика к твердой поверхности каменного пола — Похоже твои крылошки не так срослись, а, птичка-Дикки? — не знай Дик его чуть лучше, можно было подумать что он просто издевается, но в его голосе отчетливо была заметна злость, которой Джейсон глушил чувства вины и отчаяния. Чувства которые он топил убеждая себя, что вот оно ради чего стоит поступать правильно и идти до конца.
Дик смотрит. Зло пыхтит, но не предпринимает никакого действия для высвобождения. Да и прав Джейсон, не сможет он противостоять Красному колпаку с такими конечностями. Говорить что либо нет смысла. Это уже давно стало понятно. Не важно сколько они будут пытаться доказать друг другу что либо, как отчаянно будут пытаться убедить в своей правоте. Дик всегда будет послушной собачкой вилять хвостом перед брюсом, а Джейсон зло рычать на каждое неверное движение. Нет смысла говорить и они оба понимают это, но ровно так же нет смысла убеждать себя, что они могут просто забить друг на друга, разойтись и пойти своими дорогами. Они просто не могут.
— Джей, Брюс он… Он любит тебя… Он просто… — не успевает закончить Дик как Джейсон наотмашь бьет его в лицо. Опять эта святая преданность! Разве Дик не понимает, что слово «Брюс» действует на Джейсона, как красная тряпка на быка. Возможно если не эта последняя, неоконченная фраза, они обошлись бы малой кровью.
***
В следующий раз Дик просыпается без онемения и головной боли, так что он уже может свободно привстать и оглядеться. Переборов первые секунды паники — он опять проснулся в этом чертовом бункере — он оглядывает комнату находя глазами знакомый силуэт.
— Доктор сказал, что ты идешь на поправку. — приближаясь говорит силуэт. Его низкий охрипший от долгого молчания голос бьет по нервам, проходится по позвоночнику, как будто сердце остановилось, тепло замерло в груди. Дик скучал. Очень.
— С лицом вряд ли получится что-то сделать. Но мы можем задуматься о подправке твоих крылошек, — Джейсон улыбается и нежно проводит ладонью по левой части лба, заглаживая волосы, опускаясь к шее. смысл последнего предложения доходит не сразу, но когда доходит резко вспоминается и последний разговор, прежде чем Джейсон оставил его с простреленной щекой в бункере, где нет каких либо средств коммуникации и самое сложное устройство до которого Дик физически смог бы добраться были настенные часы. В течении дней они ритмично отсчитывали время, нервировали, выводили, сводили с ума. На второй день изоляции у него поднялась температура, а дальше Дик и не помнил провалялся он тут несколько часов или всю неделю. Но помнил, что его буквально несло, понил, что пытался выламать дверь, вскрыть замок, или найти хоть какой-нибудь метод коммуникации с внешним миром, но либо из-за ослабшего тела, либо просто потому что это превосходило его возможности, Дик попросту не мог выбраться. Вместо этого он метался по квартире (первое время) как бешеный, вроде даже бился головой о стену от безысходности, но с каждым часом он чувствовал как ослабевает. В бункере имелась аптечка, но почему-то он не позаботился о том чтобы продезинфицировать рану и обратил внимание только когда она начяла глухо пульсировать. Тогда его уже мутило, было жарко и холодно и он был не уверен, что происходит. Дик не помнил точно когда вернулся Джейсон, но точно помнил как он уходил. И тот факт, что он все-таки вернулся первобытным страхом глухо бился где-то в сознании — не могло все обойтись просто так; что то случилось, что то ужасное, что-то во что не хотелось верить.
***
— Ты думаешь, этого достаточно, — сломленно ухмыляется Джейсон проталкивая дуло Дику в глотку, — Думаешь, вашей с Брюсом гнилой любовью можно оправдать все что угодно?! — почти отчаенно выплевывает он. И наверное, ему уже все равно, он не хочет и не может думать по другому, — нельзя умереть с чувством, что тебя оставили, жить с мыслью, что ты никому не нужен, а потом просто взять и поверить, что это все не так.
Так. Просто. Нельзя.
Джейсон так просто не может.
Джейсон просто устал.
Дик просто смотрит.
Джейсон стреляет.
