Мы все кого-нибудь любили

      Весна в разгаре. Деревья в цвету, и Хината и Гаара сидят под сенью их пышных ветвей. Лепестки осыпаются на землю, словно пушистый и ароматный, но тёплый снег. Сидя бок о бок на скамейке, они с отстранённым видом наблюдают за бушующим впереди фестивалем. Ещё не настолько темно, чтобы зажглись фонари, но напитки вовсю льются, звенят бокалы и румянец уверенности заливает щёки их сверстников, когда музыка становится громче, а партнеры по танцу сближаются. Гаара поймал её взгляд в толпе, и Хината ответила едва заметным наклоном подбородка. Своё укрытие они отыскали на склоне холма. Они не единственные в своей возрастной группе, кто не празднует — импровизированный танцпол окружён им подобными скучающими, но благодаря этому только больше места освобождается для блондина, который с удовольствием принимается лихо отплясывать. На сердце Хинаты становится тяжело, как часто бывает, когда она видит Наруто в деревне, — будто бы саднит рана, что ещё совсем недавно была свежей. В послевоенные годы его популярность только росла — герой деревни, сын Четвёртого Хокаге. Коноха, наконец, раскрывает свои объятия ему, наследнику деревни во всём, кроме имени. Будущий Нанадайме. Будущее Конохагакуре. На танцах у него не было недостатка в партнёршах, шиноби или гражданских — казалось, все стремились взять его под руку, но толпа расступилась, стоило приблизиться Сакуре, которая помогла ему добраться до ступенек. Теперь оба стояли на краю террасы рука об руку и смотрели себе под ноги. Сакура выглядит расстроенной, а щёки Наруто порозовели от того, что она держит его за руку. За раздражением следует замешательство, а после оба заливисто хохочут. — Как думаешь, когда он поймёт, — отрывисто спрашивает Гаара, и голос его, по обыкновению, звучит хрипловато, — что больше всех любит Учиху? Их дружеское молчание нарушено. Хината осмеливается взглянуть на него и видит, что он смотрит туда же, куда и она мгновением ранее, только гораздо более пристально. — Звучит так, будто ты осуждаешь. — Темари думает, что я завидую, но мне кажется, что это неправильно. Хината делает глоток своего напитка. Коктейль за авторством Кибы вызывает странное онемение в теле. Язык будто налился свинцом. Хината спрашивает ещё до того, как успевает сформулировать мысль: — Ты тоже любишь Наруто? Если смелость её вопроса и сбивает Казекаге с толку, то он этого не показывает. Гаара остаётся бесстрастным, выражая то самое жуткое спокойствие, что и всегда. Сжимает в ладони стакан, опустив глаза, а после переводит взгляд глаз цвета морской пены на Хинату, сосредоточив на ней всё своё внимание, и говорит: — Он — первый человек, который увидел меня настоящего, и… проникся ко мне. — Он не улыбается, но в последней фразе слышится какой-то особенный юмор, шутка, в которую Хината не посвящена. — Он разглядел меня, невзирая на то, кем я был и кем мог быть. — Гаара наклоняет бокал, чтобы охладить янтарную жидкость. — Это самое близкое к любви, что я чувствовал за последние годы. Думаю, мало чем отличается от твоей. Хината молча переваривает услышанное. Она чувствует, как к щекам приливает румянец, и хрипит: — О, он никогда… — не замечал меня, хочет она сказать, но это не совсем так. Нет, на экзаменах на чуунина Наруто посмотрел на неё, поверил в неё, подарил ей своё мужество и благословение. Он смотрел на неё, но не так, как ей бы хотелось. Не так, как Хината жаждала. Детская любовь никогда не умирает. Было что-то в этих связях с генинских лет, даже раньше, из детства, когда всё казалось грандиозным приключением. Хината помнит, когда леса за клановым кварталом казались такими густыми и бесконечными. Зимняя страна чудес. И грустная сказка. У Хинаты сжимается сердце, когда она вспоминает мальчика с широкой улыбкой и большими амбициями, который пришёл ей на помощь — щербатая улыбка, потрёпанный шарф, полосы на щеках — и с тех самых пор часть её всегда принадлежала ему. Она прочищает горло. — Да, это то же самое. Гаара смотрит на неё, но и после признания из его взгляда не исчезает задумчивость. — И, — Хината прикусывает губу, вцепляясь пальцами в подол юбки в нервном ожидании продолжения, — каковы твои чувства сейчас? Она поджимает губы, воображая, как позже распутывает нить этого разговора с Ханаби или сокомандниками. Хината представляет их вздёрнутые брови и пристальные взгляды, но знает, что ничего этого не будет, ведь она хранит все их с Гаарой разговоры, его слова только для себя. На неё накатывает странная невозмутимость, когда она решает ответить. — Я примирилась с этим. Гаара кивает, как бы побуждая её продолжать. — Ну, — вздыхает она, не раздражённо, не печально, а смущённо, и её словно сжимает в невидимых тисках, в горло как будто сунули ком ваты, ладони потеют, жар обжигает щёки, и почему-то становится больно. Так странно говорить об этом, ведь она давно решила, что никогда больше не произнесёт это вслух. Хината переводит дыхание. Берёт себя в руки. — Ну, я не думаю, что Наруто когда-нибудь почувствует то же самое по отношению ко мне. По крайней мере, не так, как мне бы хотелось. — А если бы? — Если бы... — тихо повторяет она. — Нет. Теперь всё по-другому. Гаара внимательно смотрит на неё, сжимая стакан чуть сильнее. Приоткрывает губы... Хината отводит взгляд. — Из-за меня. — Да. — Потому что ты теперь испытываешь подобные чувства ко мне? Хината тяжело сглатывает, наклоняется, чтобы отставить свой стакан, и распущенные волосы падают ей на лицо, пряча от пронизывающего взгляда Казекаге. — Мне обязательно говорить это? И позориться ещё больше? — Я не считаю это позором. — Чем же ты это считаешь? — беззлобно, но на одном дыхании выпаливает Хината. Ей просто нужно хоть на мгновение отвлечься. Она и без того чувствует себя слишком расклеившейся от осознания того, что ей нужно время, чтобы привести мысли в порядок. Всё, что она хочет сказать, в итоге выплёскивается тишиной. Гаара любил Наруто так же, как и она. А теперь он хочет знать, что она чувствует к нему. Слишком много всего и сразу, и Хината чувствует, что теряется. Ни у кого из них не было возможности обсудить это раньше. Чувства обоих были настолько велики, что слова всегда исчезали на их фоне. Они были так захвачены масштабом своих эмоций, глубиной собственных чувств, что поочерёдно теряли дар речи. Его ухаживания не были традиционными — на самом деле, Хината даже не совсем уверена, были ли они вообще. По крайней мере, не в обычном понимании. И уж точно не в том смысле, который бы поняла её семья. Гаара никогда официально не приглашал её на свидания и не сообщал о своих намерениях её отцу. Не было всего того, чего её с детства учили ждать. Вместо этого каждые два месяца Хината получала записку, в которой он предлагал ей встретиться за кофе, зная, что она предпочитает чай. Старый спор, к которому они возвращались при каждой новой встрече. Они вместе ступили на новую территорию, неизведанную, не отягощённую традициями; они узнавали друг друга по-своему. Впервые они встретились на экзаменах на чуунина и с тех пор долгие годы виделись время от времени, ни разу не заговорив, но запоминая. Смутно знакомое лицо в толпе. Имя. Не человека. Как будто они не встречались по-настоящему до того самого памятного, последнего дня рождения Рока Ли, — она была в числе приглашённых вместе с Неджи — и судьба, схема рассадки гостей и распитая на двоих бутылка сорвали оковы с их спокойных натур, улыбающихся и смущённых, когда именинник ринулся танцевать. Ли упал на колени Гаары. Хината удерживала его голову. До сегодняшнего дня судьба тасовала их между степенями разлуки. Какой бы застенчивой Хината ни была, сейчас она совсем не представляет, что побудило её пригласить его на чай на следующий день. Не представляет, почему Гаара согласился и даже пришёл. Странно, что тогда они могли так много сказать друг другу, а сейчас же — ничего. Снова чувства погребли под собой все слова. Хината поднимается. Приятно размять ноги после долгого сидения. Отсюда ей гораздо лучше видно танцпол, увеличившийся в размерах от новоприбывших и, словно воды реки, огибающий закрытые помещения рынка. Она рассматривает людскую массу, выискивая друзей, но непроизвольно возвращается взглядом туда, куда смотрела ранее. Сакуру подхватил другой, оставив её товарища на растерзание толпе, но Наруто свободно танцует, даря всем и каждому широкую улыбку. Бери, кто хочет. Вот он я. Какой бы смелой Хината ни была, какой смелой бы её не делал Гаара, она не может представить, как подходит к Наруто, — с сердцем в руках — но наблюдает, как он пробирается сквозь толпу, когда зажигаются фонари. Барабан бьёт громче, так же громко, как пульс у неё в ушах. Хината уверена, что если хорошенько поискать в лесу, то можно найти следы Учихи на деревьях. Кунай, воткнутый в ствол векового дуба, с информацией о новой встрече. Или ещё какой-нибудь тайный, принадлежащий лишь им двоим личный момент. Она отпустила Наруто, а Учиха удержал. Его отчаяние глубже, чем её. Его преданность — глубже вдвойне. Она не может конкурировать с детской любовью. Особенно такой сильной, как у них. Хината отпустила его и открылась другому. Глупо, но теперь она знает, чем рискует. Открывшись, ты неизбежно разобьёшь себе сердце. Люди могут причинить тебе боль, даже не желая того. А Гаара просто любил до неё, но и она ведь тоже. Самое сложное, что любили они одного человека. Хотя в какой-то степени это упрощало задачу. Их безответные чувства умирали долгие, долгие годы. Это совсем не означало, что они больше не способны были любить или что эта новая любовь будет не такой всеобъемлющей, нет. Это был просто очередной отпечаток в их историях, как шрамы после битвы, пепел после пожара. Хината чувствует, как по запястью медленно скользит песок — это мольба, извинение — и отступает на полшага назад. Она оглядывается, и выражение лица Гаары становится трагичным. Песок соскальзывает с её кожи, уступая место его руке, всё ещё прохладной от напитка. Хината помнит свой шок, когда впервые взяла его за руку. Его длинные изящные пальцы и тонкие запястья. Всю жизнь Гаару любила и защищала родная стихия, поэтому его кожа была почти безупречной. У Хинаты же шрамов — не перечесть. Выжженных чакрой на самих костях. И он смотрит так, словно хочет сорвать все её слои и увидеть. А потом вскрыть собственную грудную клетку и показать ей свои, до сих пор кровоточащие раны, самые слабые места. Его большой палец очерчивает венку на её запястье. — Останься, — просит он. Любовь за любовь; её мозолистая ладонь скользит по изгибу его запястья, пурпурным венам, бледной косточке, пока она не сжимает его пальцы в своих и не тянет за собой. Хината смотрит ему в глаза. — Пойдём со мной. Заинтересованный, Гаара поднимается на ноги. Она наклоняет голову. — Мы должны танцевать. Он выдыхает через нос, и окончательно сбрасывает напряжение. За бирюзовыми глазами разматывается клубок томных мыслей. — Точно. — А после: — Ты серьёзно? С самого начала секретность была их подругой. Хрупкое чувство между ними расцветало в тени, спрятанное от комментариев или вопросов извне, и благодаря этому так хорошо сумело укорениться. Осмелев, Хината тянет его чуть сильнее. — Мы танцуем. Взявшись за руки, они спускаются с холма, который заманил их ранее. Словно мотыльки, они летят на золотистый свет, проносясь мимо друзей, родных и взглядов, становящихся всё более заинтересованными. Гаара крепко сжимает её ладонь в своей. Завтра ей предстоит ответить на много вопросов, как и ему; за кофе, за чаем, когда постфестивальная дымка над деревней рассеется, они с Гаарой займут скамейку в самом солнечном месте. Завтрак и беседа на этот раз пройдут на всеобщем обозрении. Хината поворачивается к нему лицом, чувствуя, как от нервов и алкоголя кружится голова, и протягивает руку. Глубина её привязанности сияет блеском в глазах, заключена в протянутой ладони, колотится вместе с беспокойным сердцем. Гаара берёт её руку, отвечая ей по-своему, мягкими словами и тихим голосом. Они смотрят друг другу в глаза и движутся в танце.