***
Но были и ночи, когда он соглашался быть только с ней. Такими ночами были бальные. Громкие, яркие, бурные ночи. Круговорот платьев и костюмов, выпивка, беседы, вальс, вальс, вальс. Они вываливались в сад, отбиваясь от просьб потанцевать и поддержать очередной пустой светский разговор. Она держалась подле гордо, с вытянутой тонкой шейкой, со своей сверкающей мраморной кожей, идеальная, призрачная, мнимая. За неё дрались, за неё сражались, за неё умирали. — Уныло, – она висла на его руке, прижимаясь поближе. — Прискорбно. — Безвкусно. — Весьма. — Напыщенно дико! — Вот здесь, как всегда. Фирменная критика празднества расходилась по саду звонким смехом. — Тот милорд, что просил танца, кто он? — Подхалим. Все думает достоин моей руки. — Так плох? — Разводит балаган в голове, наверняка у него там пляска несбыточных грёз! Да я рядом с ним, как жемчужина в болоте, яркая, да его тьма слепит. Глупец! Воздыхатель. Бесстыдник. — И почему же? — Рваться к даме, при её же спутнике, возмутительно! — Я не ваш кавалер, леди. Вы вольны сами решать с кем вальсировать. Я вам не препятствие. — Тогда отчего же берете меня на балы? — Вы выглядите красиво подле меня, так, будто мы единое целое. — Формальность? — Около того. — Ну тогда я неформально на вас обижена, граф. Не ждите визитов после полудня.***
Они касались друг друга взглядами вскользь на совете учителей. Задевали друг друга мизинцами при объявлении победителя в каком-нибудь конкурсе талантов среди учеников. Давили друг другу ноги, вальсируя на вечере танцев. Но так и не проронили ни слова. Он нашел её на крыше замка ночью. Она млела под сиянием луны, растворяла напряжение. — Что же вы тревожите меня, граф? — Давно не слышал ваших капризов, леди. Полагаю, заскучал. — Бессовестно лжете. Вы пришли полюбоваться моей безупречность. Вам намозолили глаза ветхие стены вашего замка. Либо вы ищете во мне обыденной тишины. Я вам спокойствие. Она обернулась и сложила ладони друг к другу. — Для тишины, вы много говорите, а для спокойствия, слишком волнуете, – он встал рядом, отводя душу на природу. Зимние пейзажи. Снег и лед. Мороз, метель, все это ассоциировалось с ней. — И чем же я вас так волную?***
Красивым речам нет места среди повседневных обязанностей. Школа не приемлет личностей. Однако эти двое схлестывались даже там, где от них этого никто не ждал. — И что они как лев с гиеной? – качал головой Оззи, пока они с профессором Гематогеном провожали взглядами бурное действо, состоящее из возгласов и ворчания. — Весна – отвечал профессор. — А что же будет летом? – задавал напутствующий вопрос Оззи. А летом вампиры и вампиры поменьше в обязательном порядке выбирались на природу, разбивали лагерь. Так в одну из последних ночей отдыха, граф и леди самовольно, без предупреждения, ушли в направлении леса. Гематоген ворчал, и ворчал обоснованно, под его присмотром остались маленькие вампирята. Пришлось тащить их к болоту, изучать лягушек. — Ну вот объясните отчего небо днем голубое, – она снова вцепилась в его руку. — Солнечный свет рассеивается. — А почему море солёное? — Леди Склепина, ради Дракулы... — Правильно, за счёт испарения пресной воды. — Вы сегодня неугомонная, – при этой фразе шляпа с широкими полями стаскивалась вампирессе на глаза, а дальше в тишине леса происходила мышиная возня, напоминающая драку или копошение ежей в сухой траве. — Я на прогулки не навязывалась, это вы меня с собой взяли, – серая летучая мышь, размером с добротную куницу повалила на землю внушительных размеров крылана и шумно хлопая крыльями, приземлилась ему на спину. — При всем уважение, нам не по сто лет, чтобы так себя вести. Но соперница не отступала, поэтому вскоре была укушена за ухо и прижата к стволу дерева, как побежденная. — Наконец-то. Уже обратившийся вампир все еще прижимал тушку мышки к дереву, но одумался, что она может вырваться и сгреб в охапку. Прогулка продолжилась. — Я перевоплощусь. — Нет необходимости, так вы более удобоварима. И потом, что может быть приятнее использования кого-то в таких целях? — Тогда позвольте устроится у вас на плече, так вы меня стесняете. — Что ж, пожалуйста. Она перебралась выше и зацепилась лапами за ткань. Они шли молча. — Вам удобно? — Вполне. — Я рад. — Что скажет Гематоген? Мы бросили его одного с целым классом, – леди выправила свое крыло, лишь для того чтобы слегка задеть его кончиком щеку графа. — Должен сказать, мы поступили бесчеловечно... леди Склепина! Я ссажу вас на землю, это нестерпимо, – он убрал крыло от лица. — Я бы сказал, что мне его жаль, – продолжил вампир, сбитый с толку, — Но я сам устал от обязанностей и заслужил ночь отдыха. В тишине и покое. В покое, миледи! Но мышь взлетела и спуталась с очертаниями деревьев, веток и листвы. Какое-то время Алрих шел один. Тропинка вела прямо и волноваться было особо не за что, пока из-за дерева не показалась тонкая женская ручка. — Я думала, вы пошли обратно. — Это опять вы? — Я. Ох эти глупые диалоги ни о чем, они присутствовали при каждой их встрече. С них начинались, ими заканчивались. — Впереди озеро, – мечтательно вздохнула она. Он кивнул. — Я бы хотела искупаться, – задумчиво произнесла она. — Вы бы хотели искупаться? – леди вдруг оживилась, цепляясь за его руку. — Что может быть лучше воды под луной, пойдёмте скорее, я вне себя от этой идеи. Она потянула его за руку так резво, так уверено, что граф поддался. Ему некуда было деться, она вихрь. И вихрь требовательный. — Вы не пойдете? – она уперла руки в боки при его отказе заходить в воду. — Послежу, чтобы вы не утонули. — Потом вовек из замка не выберетесь, такая возможность! А вы её упускаете, – она немного подумала. — Глупец! Но он не слышал её, был занят озером, прозрачным и спокойным. Светлячки носились всюду, запах стоял сырости и свободы. И ничего большего не нужно было уставшему разуму. Но тут взгляд его, алеющий в ночи, упёрся в белоснежное создание. Она, беснуясь, спускала на траву одежды. Граф будто изваяние, застыл, похолодел. Но продолжал смотреть, как блик луны, бледней тумана, рисуется на фоне холода травы. — Я право думаю, тут лишний, – и шепот свой не слыша сам, он встал и отвернулся. Внутри шумели голоса, восторженно и громко, но почему её краса, так в сердце бьётся звонко? Внутри пылало вдохновение, от мнимого виденья, почти что призрачной любви. Он вспомнил как писал стихи, совсем по молодости бывало. На берегу родной реки часами время исчезало. И путались слова средь чистого листа. Не мог писать он о природе, перед глазами всё она, его забытая мечта. Вдруг всплеск воды его вернул на землю. Он осознал, что не во сне и не в мечтах. И стихи он давно сжег. А она сейчас где-то позади него придается летним забавам. — Не пойдёте? – её тихий вопрошающий голос разнёсся легким эхом. — Нет. — Значит пойдёте? — Не пойду. — Почему? — Так решил. — Решите по-другому. Вода сегодня бесподобна. — Я верю. Она замолчала и отплыла подальше. Он обернулся и видел лишь мутнеющий в тумане блеск её волос. Граф снял цилиндр, бросил трость. Помедлил полсекунды и кинулся снимать пальто. Внутри стучало отнюдь не сердце, а влечение. — Уговорили, – буркнул он, быстрее расправляясь с остальным. Вода прохладна и темна, огромное зеркало для звезд. — Ах, неужели... — Вода и правда хороша. — А я вам нравлюсь в ней? — Пожалуй, да. — А без нее? — Не меньше. — Ну и к чему весь этот фарс? — Так просто интересней.