Ненависть в наследство

      Она задыхалась. Глаза забивало водой, а лёгкие раздирало от нехватки воздуха. Она царапала грудь в попытке вырваться из водяного плена, но из-за судорог едва могла пошевелиться. И последние секунды ее жизни наполнялись картинками настолько яркими и живыми, что невозможно было поверить, что все эти видения были лишь бредом ее сознания, отчаянно цепляющегося за жизнь. Она хваталась за воду, но не находила опоры. Она пробовала кричать, но давилась холодом и лишь теряла драгоценный воздух. Диск солнца постепенно тускнел где-то там, в недосягаемой высоте. Она рвалась вверх сквозь загустевшую толщу боли, но не могла дотянуться и, кажется, уже никогда не сможет. Слишком мучительно, слишком сильно давило на грудь. Темная вода проникала в горло, закладывала уши и неумолимо тащила ее непослушное тело на дно...       Су с криком подскочила на постели. Сердце заходилось, подушка снова была пропитана солью, и даже дорогие патчи не спасали опухшие от слез глаза. Не помогали и транквилизаторы, которые она начала принимать, как покинула больницу - почти сразу, как очнулась. Прошла всего неделя с момента, как произошел тот несчастный случай, но ей казалось, что она прожила годы. И здешний мир казался тусклым, а сны чересчур настоящими. Она старалась забыть обрывки своих кошмаров. Она боялась засыпать - каждая ночь возвращала ее в ту пытку, каждую ночь она задыхалась. Но самым страшным была даже не ее смерть в озере, а то, что открывалось за ней. За ней была жизнь, больше похожая на ад: чужое время, резкие люди, скорые и на расправу, и на воздаяние почестей, невыносимый быт, постоянная угроза казни не только за любую оплошность, а, скорее, за факт существования. А ещё - все то же бездонное озеро боли из потерь и предательств, без счета смертей тех, кто стал для нее близкими и отречение того, кого она любила больше жизни.       Су избегала оставаться одна, она доводила себя до исступления работой и физическими нагрузками, она старалась ни о чем не думать, зарывалась в зубодробительные научные тексты медицинских справочников, едва доползала до постели, проваливалась в сон и... снова задыхалась. Каждую ночь. Каждую ночь она вскакивала в холодном поту, унимала дрожь в руках и глотала какие-то таблетки. Чувство усталости не проходило, и третья чашка двойного эспрессо не придавала бодрости. Она сильно похудела, лицо осунулось. И даже хорошая пудра не могла полностью перекрыть серый цвет кожи. Плохо для консультанта косметической фирмы, очень плохо. Начальство все чаще поглядывало на нее косо, но пока ещё проявляло снисходительность.       Сегодня по рассеянности она опрокинула флакон с розовым маслом. Запах ударил в голову раскаленным стержнем, как муть поднимая со дна сознания те чувства, что она старательно в себе давила: это масло, эти люди, эти события были... где, в каком мире? Были ли они? И в каком мире она теперь? Что настоящее, а что нарисовало ее воспалённое сознание? Су потерялась. Она металась между своими мыслями, между своими личностями и не могла собрать цельную картину. Звуки и запахи стали невыносимо резкими. Сознание плыло. Она силилась понять, где ее реальность, где ее место. Что произошло? И вообще жива ли она сейчас? Виски ломило, а перед глазами то и дело вставала та самая темная водяная муть. Казалось, ещё секунда, и она умрет от непонимания, отчаяния и бессилия. Она снова задыхалась. Почти отрывая пуговицы с форменного жакета, она судорожно ослабила ворот. На воздух... Су медленно побрела к выходу из выставочного зала, опираясь рукой о стену. Кто-то обеспокоенно предлагал ей помощь, кто-то совал в руку бумажный стаканчик с водой. Девчонку замутило. С недавних пор она ненавидела воду. Она подавила тошноту и, швырнув несчастный стаканчик в сторону, бросилась к двери.       Ей хотелось сбежать. Ей хотелось исчезнуть, даже умереть, только бы ничего не чувствовать. Сбросить наконец бетонную плиту с груди, дышать легко, по-настоящему. Она заблудилась в огромном комплексе. И не помнила, как обнаружила себя на экспозиции времён Корё. Тяжело опустившись на банкетку, она с трудом перевела дыхание. Белый свет ослеплял, и счастье, что в этот момент просторный зал был пуст, и она никому не попалась на глаза. Она рассеянно окинула почти невидящим взглядом темные прямоугольники картин - тонкие штрихи туши складывались в затейливые и почему-то такие знакомые очертания предметов и зданий, ландшафтов и лиц. Она никогда не интересовалась историей. Но сейчас история будто оживала. Она заставила себя подойти к одному из полотен. Дворец был выведен так искусно, что казалось, протяни руку, и ладонь коснется знакомой резьбы на двери в королевские покои. Ручка двери отполирована до блеска, но крошечная щербинка на обратной поверхности все равно царапает пальцы. Она помнила об этом. И сейчас стоило ей обернуться, и Су увидит... Фигура в официальном одеянии перед входом была будто набросана наспех, всем видом демонстрируя недовольство тем, что художник отвлек ее от дел. Лица было не разглядеть, но она чувствовала, что знает этого человека.       Она шла по выставке как завороженная. Следующая картина была посвящена ритуалу вызова дождя. Перед ее внутренним взором встал человек в белом с бамбуковым ростком в руках. Он совершил невозможное и подарил людям надежду. Откуда ей это известно? Она не понимала. Герой счастливо улыбался, глядя на своих подданных, но как только встретился с ней взглядом, сурово поджал губы. Девчонка попятилась. Тягучий страх начал затапливать ее сознание, как проклятая вода.       Картин было много. Полотна теперь сходились в ее сознании стеклами калейдоскопа: маски, ритуалы, праздники, битвы, зарисовки из жизни. Из ее жизни. Картинки мешались с воспоминаниями, чувства перемежались оцепенением. От изображения к изображению, от эпизода к эпизоду память восстанавливала цепь событий. Трещины внутреннего зеркала стягивались. Неумолимо и беспощадно. Это было. Было с ней. Это реально. Хэ Су, ее настоящее имя там. На ватных ногах она подошла к центральному полотну. Портрет правителя Корё. Тонкие черты на рисовой бумаге, горькая усмешка, едва заметная ямочка на щеке. Черная небрежная челка закрывала почти половину лица, но под волосами явственно прорезались очертания бледных кривых шрамов. Су отшатнулась. Она зажала рот ладонью, проглатывая крик. Она рвано втягивала воздух, но не могла надышаться, словно снова оказалась под водой. Ужас задавил горло стальной хваткой, и слезы полились сами: с портрета смотрели такие родные и любимые глаза. Четвертый принц, Ван Со, король Кванджон. Прямой и жёсткий взгляд, немое обвинение, сухой упрек. Глухая боль прошила грудную клетку. Сердце острыми гранями резало изнутри с каждым ударом. Ей показалось, что ещё мгновение, и она сойдет с ума от этой боли.       Воспоминания накрыли лавиной. Ее трепетная любовь к тому, кого она так боялась потерять, ради которого пожертвовала всем, что у нее было. Она рвала душу на части, но не смогла ничего изменить. В той раздавленной дворцовыми интригами жизни, под каменными плитами устоев и обязательств она не уберегла любовь. Она не уберегла его. Это было предательством, сколько бы она ни убеждала себя, что ей пришлось уйти, пришлось сдаться, что у нее не было выбора. Выбор был. Она попросту не выдержала этого гнета. Она оставила его одного в том враждебном психопатическом мире, где все считали его чудовищем. В мире, где он никому не был нужен. Среди тех, кто видел в нем лишь вора и убийцу, деспота, демона. Это Су предала его. Предала, выйдя замуж и покинув дворец. И он отказался от нее. Он настолько сильно ее возненавидел, что не захотел прочесть ни единого ее письма. А она писала так часто, насколько вообще могла держать кисть в руках. Но, вероятно, все ее послания полетели в огонь. Он объявил, что ничего не хочет слышать о ней, запретил даже упоминать ее имя.       А Су все равно продолжала любить его, ничего не требуя взамен. Она чувствовала его присутствие, она рисовала его портреты, стремясь поглубже спрятать в сердце дорогие черты. И даже когда ее сердце уже не выдерживало, она пела для него и снова и снова писала длинные послания. Она скучала по нему, и тоска разъедала ее все сильнее. Дни тянулись бесконечно долго. Она ждала, хотя в глубине души знала, что его презрение - ее единственная награда. Она ждала до последнего, но он не пришел. Он не пришел, даже зная, что она умирает - не захотел. И она поняла его. В этом была только ее вина, тяжелая, мучительно-горькая. Она заслужила свои пытки. И теперь во взгляде с портрета для нее остались лишь холод и отвращение. Презрение, доставшееся ей в наследство на века.       В груди стало так тесно, что вдохнуть было попросту некуда, а резь в сердце стала почти невыносимой. Ноги уже не держали, и она сползла на блестящий мрамор, задев портрет головой. Холст покосился, а она продолжала сдавливать рот ладонями, заламывая пальцы. В голове потемнело. Су захлебывалась этой чернотой. В угасающем сознании мелькнул только один вопрос: почему она не утонула в тот день? Так было бы легче - не чувствовать, не помнить, не знать. Мир раскололся, и для неё больше не осталось места ни на одной из его сторон. Даже если Ха Джин соберёт осколки своей растерзанной жизни, это будет лишь жалким подобием реальности. Ха Джин уже стала тенью самой себя, тенью Су, а впереди - только пустота и бесконечные ночные кошмары. И непроницаемый волчий взгляд, чужой, пустой и холодный. Ее колотило. Она захлебывалась слезами. - Простите, - выдавила Су еле слышно, цепляясь непослушными пальцами за раму портрета, - пожалуйста, простите меня. Я больше не вынесу вашей ненависти. И тут откуда-то из-за спины раздался низкий голос: - В этих глазах нет ненависти, в них отчаяние. Разве ты не заметила? Она покосилась на черный носовой платок, протянутый незнакомцем, невесть как оказавшемся в пустом зале. Ей едва хватило сил повернуть голову: - Откуда... - она осеклась. Она подняла заплаканный взгляд и замерла: мужчина будто вышел из портрета, только вместо официального королевского платья на нем был простой серый костюм. Те же глаза с острым хищным прищуром, та же растрепанная челка, ямочка на одной щеке, но ни единого намека на шрам. Время замерло. В этот момент она не понимала, кто перед ней, но это было и неважно. - Вы меня простили? Вы правда меня простили? - дрожащим голосом произнесла Су, скручивая ворот жакета. Черный шелк платка напитался слезами вперемешку с остатками пудры, а в следующую секунду на протянутой к ней ладони появились крупинки нитроглицерина: - Я тебя нашел. *** Первую ночь она спала спокойно, уткнувшись в крепкое родное плечо.