Aidez-moi à arrêter

Холод прокрадывался под одежду, но я не замечала этого. Стояла на балконе своей комнаты, держа в руках очередную порцию сонного отвара Ияра, без которого не могла заснуть уже какую неделю. — У тебя все хорошо? — спросил он, когда я пришла за очередным флаконом четыре дня назад. — Готовлюсь к экзаменам, — ответила тогда я, — мне просто нужно больше спать. Вопиющая ложь, и мы оба знали это. В последний раз на лекциях я появлялась еще в прошлом месяце, но преподаватели прощали мне, списывая все на беспокойство из-за пропажи брата. Но Этан не пропал, нет. Он умер. Я чувствовала, что его больше нет. Но Су и Шимун верили, что он жив, и что Ниалл скоро найдет его. Ректор тоже верил в это, но я знала, что это не правда. В детстве мы не играли в прятки, потому что мы чувствовали друг друга. Находили сразу же, следуя зову сердца. Сейчас зов прекратился. В сердце не было места для моего близнеца, потому что его тоже не было. Посмотрела на стакан в своих руках, содержимое которого обещала мне небытие на несколько часов. Я не хотела оставаться в реальности дольше чем нужно. В реальности, где пробуждается Тиамат, в небе красится пугающая фиолетовая трещина, и где нет последнего родного мне человека. Конечно, у меня была семья. Су, Шимун, Ниалл, Ияр и даже Кингу. Но никто не мог, да и не должен был заменить мне брата. Оставив отвар нетронутым, я вошла в свою комнату. В ней царил идеальный порядок. Значит, Су заходила, пока я была на воздухе, но не стала меня трогать. Тепло разлилось по моей груди. Су всегда знала, когда мне нужно побыть одной, а когда впасть в ее нежные объятья. Благодаря ей и остальным, даже когда я была одна, я не чувствовала себя одинокой. Подушки пахли лавандой, которую подруга часто подкладывает под наволочку, чтоб мой сон был крепкий и безмятежный. В вазе на столе всегда был свежий букет, который Ияр собирает из нагло сорванных цветов в оранжерее Ниалла для нас с Су. Рядом лежит стопка конспектов, которые Шимун пишет специально для меня, а на кровати застелено новое теплое одеяло, которое из столицы привез Ниалл, зная, как тяжело огненные переносят холода. Даже Кингу оставил след в этой комнате — над дверью на балкон висел оберег. Вряд-ли он просил Су повесить его, поэтому я подумала, что он пролезал сюда, когда я еще ходила на занятия. Чувство стыда охватило меня, когда я не смогла вспомнить, как давно мы собирались все вместе. Ведь пропажа Этана ударила не только по мне. Ниалл потерял подопечного, которого должен был оберегать. Шимун и Ияр лучшего друга, Кингу чувствовал вину, думая, что Этан умер из-за верности своему генералу, а Су… Хоть она уже никогда и не признается, но их с моим братом связывало больше, чем дружеские чувства. Я видела, как он учил ее стрелять из лука. Как она носила ему еду в комнату, когда он пропускал прием пищи из-за учебы, и как кралась по ночным коридорам в свою комнату, хотя отдать ужин — дело пяти минут. Я не успела спросить своего брата, что он чувствовал. И безумно боялась спросить подругу, что чувствовала она. Очередная слеза скатилась по щеке. Я сняла форму академии, решившись сходить принять душ. Рутина стала невыносимой. Элементарные вещи, такие как принять душ, почистить зубы, поесть требовали много, очень много энергии, которой у меня не было. Пока не передумала, встала под струи горячей воды, подставляя свое лицо. Огневикам не был страшен кипяток и я не могла обжечься, но я пыталась. Потянулась к мыльному цветку, оторвала лепесток, вспенила. Давай, Никкаль, это не так сложно. Нанесла сначала на шею, плечи, грудь. Теперь руки, живот. Вдохнула свежий запах мыла, промассировала гладкую кожу, стараясь снять напряжение. Пена закончилась, оторвала второй лепесток. Нанесла снова на живот, стала спускаться ниже, уже не к такой гладкой коже. Сил оставалось все меньше, но оставалось только смыть пену, так что я считаю миссию удачной. Голову…потом помою. Из душа я вышла не сразу. Села на пол, облокотившись на стену. Тут тепло, побуду еще немного. Когда плитка начала остывать, а мои лопатки почувствовали холод, я все же покинула безопасное место, решив вернуться в комнату и попробовать заснуть. Заснуть самой, без помощи отвара, который уже вызывал привыкание. Мне было ради кого стараться пережить это, я хотела пережить это. Сбросила полотенце, намереваясь переодеться в ночную рубашку, но взгляд переместился на зеркало на двери. Хоть некоторая одежда и стала на меня великовата, я не была тощей. Су ежедневно следила за тем, чтоб я ела как минимум два раза в день. Если не могла загнать меня в столовую, то приносила еду ко мне, и мы обе делили небольшой ужин. Мокрые рыжие волосы прикрывали небольшую грудь, хотя, когда в последний раз я позволяла подруге подстричь меня, они были чуть ниже плеч. Других изменений в себе я не замечала. Или не хотела замечать. Быстро натянув ночнушку, силой затушила половину свеч в комнате. Остальные потухнут сами, когда я усну, а засыпать в темноте я не хотела. Легла на застеленную кровать, чувствуя ужасную усталость. — Интересно, что сказал бы Этан, увидев меня сейчас? — горько спросила я у тишины, обволакивающей комнату. Холодные пальцы проникли под ночнушку, поднимая ее край до живота, оголив бедра. От резкой смены температуры кожа покрылась мурашками. — Посчитал бы слабой, как говорит Лихы? На самом деле, мой огонь стал лучше за последние месяцы. Может, Ниалл бы даже мной гордился. — Или понял бы меня? Без особых усилий я зажгла огонек на кончиках пальцев. Раньше я бы обрадовалась тому, как быстро и легко я это сделала. — Нет… он не мог. Рука привычно ложиться на бедро, как много ночей до этого. — Он бы не понял, потому что потерять родителей было не так больно. Не так больно было и держать раскаленную руку на своем теле, зная, что завтра я не захочу замечать на один шрам больше. *** Я оставляла ожоги на своем теле день за днем, каждую ночь. Одним вечером, очередным порывом истерики я зацепила горящую свечу. Боль была слабая, ведь огонь не может причинить большого вреда огню, но она отвлекла меня от мыслей о брате, и вспомнила я о нем только когда убрала пролившийся воск и легла в постель. Следующим вечером я подошла к тому самому зеркалу на двери, и до конца не осознав, что делаю, оставила небольшой след на предплечье левой руки. Я не планировала этого делать, но это не испугало меня. Я ведь ничего такого не сделала, просто отвлекла себя от удушающих мыслей, правда? Я шла обратно в комнату со столовой следующим вечером, когда Ниалл остановил меня, взяв за руку. Конечно, от внимания ректора не ускользнуло проявление боли на моем лице, потому резко закатав мой рукав, он начал осматривать руку, выискивая источник боли. Не сразу и нелегко, но он поверил в то, что ожог остался из-за неосторожности, из-за маленького огонька свечки. Или хотел верить, что виной тому не стал огонь его Искорки. В тот день я поняла, почему Су не приносила ко мне в комнату столовый нож, вместе с прочими приборами. Поняла, почему Ниалл забрал мой набор кинжалов на «чистку», и почему Ияру резко понадобился мой набор для шитья. В тот день я поняла, что следующий ожог оставлю на бедре. Изначально они были маленькими, не серьезными. Следы пропадали за 2-3 дня. И они приносили облегчение. Но со временем он стали расти — вот уже я прикладываю к коже не два, а четыре горящих пальца, а вот уже и всю руку. Со временем они перестали забирать боль, лишь приносили новую. Они не заживали, оставляли шрамы, подобные тем, что были на моем сердце. И я не могла остановиться. *** — Здравствуй, нарушительница Никкаль. Даже если учителя не жаловались Ниаллу на мое отсутствие на лекциях, он не мог долго не замечать, что я перестала посещать их. Поэтому я была готова, что однажды он придет ко мне поговорить. А ведь раньше к нему ходила поговорить я. Почему я решила, что не могу больше ему доверять? Я села на край кровати, похлопав по пустому месту рядом с собой, приглашая его присесть. Матрас прогнулся слева от меня, и я уставилась на пару таких родных, некогда веселых, а сейчас уставших глаз. Я знала, что ректор тратит все свои силы на поиски моего брата, а также то, что он уже и сам не верит, что его подопечный жив. Но он старался. Ради Су, Шимуна, в какой-то степени ради меня. Я не решалась заговорить первой, а он был готов ждать, пока я не соберусь с мыслями. Но в его взгляде было столько боли и переживаний, что мне было страшно и стыдно признаться ему, что я потеряла контроль. — Мы можем поговорить, — все же начал Ниалл, — я хочу с тобой поговорить. Хочу услышать тебя, Искорка. Сердце сжалось от боли, когда он назвал меня моим старым прозвищем, которым я позволяла себя называть только ему. Я была его Искоркой, огоньком в его сердце. Куда бы я не пошла, везде должен был вспыхнуть огонь. Как же тогда так получилось, что он погас в моих глазах? Только когда слеза упала с моего подбородка, я осознала, что плачу. Не смогла сдержаться, да и не хотела. Впервые я решилась поделиться с кем-то той болью, что душила меня на протяжении долгих, очень долгих месяцев. — Мне тридцать, Ниалл. И я чертовски хочу жить. Он спустился передо мной на корточки, осторожно, будто боясь, что я отрину, взял мое лицо в свои теплые ладони, нежно вытирая кончиками пальцев дорожки слез. Шептал нежные слова, еле доходившие до моего слуха из-за непрерывных всхлипов, несмотря на мои попытки заглушить рыдания. Взял мои руки в свои, осыпая маленькими поцелуями, не зная как, да и в силах ли он мне помочь. И мы могли бы сидеть так вечно, если бы не одно но. Чертова короткая ночная рубашка. Рука Ниалла легла на мое бедро, намереваясь выше поднять край ночнушки, чтоб наверняка увидеть то, что я успешно скрывала от всех. Я пыталась скинуть его руку, но он не позволил. Свободной рукой удерживая меня, чтобы я не помешала, он задрал тонкую ткань, оголив мои бедра, чтобы увидеть шрамы. Удивление отразилось на его лице, но быстро сменилось настоящим гневом, который за 20 лет нашего знакомства мне никогда не доводилось видеть, особенно направленным в мою сторону. Это был не Ниалл, который забрал четырех сирот из дома детей. Не спокойный и мудрый ректор академии дома Льва. Передо мной сидел бывший генерал Энки, больно сжимающий мои руки, пока второй рукой проводил по моим увечьям. — Что это, Никкаль? Дело плохо. Он редко называл меня полным именем, только когда действительно был зол. Я молчала. А что я должна была сказать? Было невыносимо смотреть ему в глаза, осознавая, что вероятнее всего не увижу там прежней любви и поддержки, а лишь укор и разочарование, поэтому я лишь отвела взгляд на стену, продолжая периодически всхлипывать. Ниалл отпустил меня, но только для того, чтобы крепко сжать мое плечо, заставляя выйти с ним из комнаты. Он силой тянул по коридорам, пустым в это время, ведь все студенты уже были на лекциях. Сопротивление не могло привести ни к чему хорошему, но я сопротивлялась. Вырывалась из его крепких рук, желая вновь оказаться в безопасности своей комнаты. Минув очередной коридор я поняла, куда он ведет меня. Ияр никогда не закрывал двери в свои покои, ведь в любой момент к нему могли прибежать за помощью, как к лекарю. Этот раз не стал исключением. Резко открыв двери, Ниалл затащил меня в комнаты, отведенные барду. Он стоял у маленького шкафчика в глубине комнаты, где, очевидно, проверял наличие всех отваров и ингредиентов для них. Сегодня вторник, а значит уже завтра Ияр должен был отправиться в город, чтобы пополнить недостающие запасы, а в четверг он поручит старшим курсам на уроке сварить несколько легких отваров, пока сам будет занят более сложными. Я знала это, потому что всегда приходила к нему в пятницу. Увидев столь разозленного Ниалла и заплаканную меня он побледнел. Наверняка в голову первыми полезли самые ужасные мысли, а не те, что я облажалась. Что я сама в каком-то смысле виновата. — Что случилось? — Это можно как-то исправить? — спросил Ниалл, усаживая меня на кровать и задирая край платья, обнажая мои шрамы перед лекарем. Ияр присел на колени рядом со мной, аккуратно дотронувшись до изуродованной кожи. Попытался словить мой взгляд, но когда понял, что я избегаю его, взял мое лицо в свои руки и заставил посмотреть на него. — Я не смогу заставить их исчезнуть, но могу сделать их более светлыми и гладкими. Только если ты этого хочешь. Я не знала, хочу ли я, чтоб он сделал что-то с ними. Но сейчас единственное, что я хочу — позволить кому-то позаботиться обо мне. — Пожалуйста, — прошептала я, — помоги мне. Следующие двадцать минут прошли молча. Ияр умело обрабатывал мои раны какой-то мазью, Ниалл стоял у окна, задумчиво наблюдая за полевой подготовкой, а я была рада просто отдаться в чьи-то руки, зная, что меня защитят, что мне больше не дадут себя обидеть. Когда все было кончено, бард вложил в мои руки пузырек с такой знакомой красной жидкостью, которая обещала мне несколько часов крепкого сна. Заметив мой неуверенный взгляд, он пообещал, что этот раз станет последним, и я смело выпила содержимое, пока не передумала. Я удобно устроилась на его кровати, приготовилась заснуть. Я понимала, что когда проснусь, меня ждет тяжелый разговор. Но от чего-то не боялась. Они мои друзья, моя семья. Среди них я также нашла любовь. И я больше не буду бояться. До того как отключиться полностью, я успела услышать обрывок разговора — …я думал это тот огневик, Нанна. Пытался принудить, оставил эти следы. У них форма ладони, Ияр. — Это сделала она сама, Ниалл. Наша Никки сделала это с собой. Но я больше не хотела делать этого. И они помогут мне остановиться.