Good night

— Алло? — Шинья ответил на входящий вызов с незнакомого номера, но на другом конце сразу же сбросили. Он выругался, когда в следующую секунду пришло смс: «Перезвони, нас прослушивают.» Он провозился с цифрами на экране какое-то время прежде, чем набрал тот же номер с другого, кнопочного и маленького, мобильника. — Алло? — Вновь повторил он, голос его был слегка раздражённым. — Братик. — Это была Шиноа. Раздражение мгновенно сошло на нет, сменившись беспокойством. — Что-то случилось? — Неприятности с Тэнри… Шинья замер. — Эм. Ты хочешь сказать, что у отца неприятности? Почему мне… не так. Почему я — тот, кто помогает в этом? Ты же хочешь, чтобы я помог? Ши, детка, ты же понимаешь, что у нас за отноше… Ты понимаешь. — Ах, извини. И я понимаю. С папой всё в порядке. Просто… — Она осеклась, а затем неловко захихикала, и это звучало как попытка защититься. Шинья вздохнул. — Я понял: у тебя неприятности из-за семьи. — Шиноа молчала. — Верно? — Да. — Поэтому нас прослушивают? — Да. Ладони неожиданно показались невероятно лёгкими, настолько, что вес телефона в руке ощущался слишком большим. Шинья чувствовал, как его пальцы задрожали, так что он крепче сжал их на корпусе мобильника, и, вероятно, он побледнел — от злости, страха или чего-то ещё (он не был уверен, что чувствовал), потому что кровь, кажется, отлила от его лица. — Я заберу тебя из школы сегодня, — через время сказал ей Шинья севшим голосом, — во сколько ты заканчиваешь?

***

— Сегодня папы не стало, — голос Шиноа звучал так, будто она говорила о погоде, и Шинья подавился своим соком, когда услышал это. Они сидели в любимом кафе его сестры. Шиноа невозмутимо поедала свой чизкейк, как будто их отец не умер совсем недавно, и она не сообщила ему об этом. Шинья всё ещё чувствовал першение в горле, когда заговорил: — Шиноа, час назад ты сказала, что с Тэнри всё в порядке. — Ну да. — Ладно. — Шинья пустым взглядом следил за тем, как она отправляла в рот ещё один кусок чизкейка. — Ладно! Если это — порядок, то что, чёрт возьми, для тебя было неприятностями, с которыми мне стоило бы помочь тебе? Шиноа сникла. — Ты знаешь, что мне плевать на отца. Тебе тоже. — Её взгляд проник Шинье под кожу. — Нам всем плевать, в конце концов. Никто из нас почти никогда его даже не видел. Но… — Но? — Теперь бизнес должен унаследовать Курэто. Шинья медленно кивнул. Курэто. Их старший брат был умён, обучен и надёжен (хотя Шинья ему не доверял). Он не очень понимал, что с этим должно было быть не так. — Ну, это логично, — он сказал. — Курэто старший. Он прямой наследник. — Да. Но недавно… Махиру… вернулась… — Лицо Шиноа вытянулось, и когда она говорила, казалось, что она прерывается на то, чтобы вдохнуть больше воздуха. Шиноа мгновенно сделалась маленькой и беззащитной. Услышав её слова, Шинья похолодел. Он молча нажал на кнопку вызова официанта, чтобы быстрее расплатиться и уйти. — Пойдём, Ши. Переночуешь у меня, я скажу Курэто. Завтра суббота, он не будет против. Шинья протянул ей руку и она ухватилась за неё. — Махиру… — Что бы она не успела тебе наговорить, Махиру тоже не будет против. Я тебе обещаю. Шиноа закусила губу, но ничего не сказала. Она только крепче сжала его ладонь, и Шинья повёл её в свою квартиру. Когда они переступили шиньин порог, Шиноа, кажется, немного сломалась, и, разуваясь, Шинья услышал позади сдавленный всхлип. Он обернулся к сестре, быстро отставив обувь. — Шиноа? Было видно, как она сдерживалась изо всех сил и пыталась не плакать, но Шиноа всё ещё была маленькой, брошенной всеми девочкой без друзей и внимания в семье. Конечно, ей нужно было поплакать. Из-за всего этого дерьма кто угодно на её месте плакал бы. Её губы дрожали, в карих глазах стояли слёзы, и она пыталась спрятать лицо под чёлкой, опустив взгляд в пол, но Шинья видел, как Шиноа с каждой секундой немного разрушалась. Когда первая слезинка не сдержалась на ресницах и покатилась по её щеке, что-то в груди Шиньи треснуло. — Ох, детка. Он помог ей стянуть обувь, и мягко подтолкнул внутрь квартиры. Заперев дверь, он усадил её на диван в прихожей и попросил: — Теперь расскажи мне, что случилось. Он знал, что когда дело касалось Махиру, это не могло быть чем-то хорошим. Особенно в отношении Шиноа. Но он всё ещё не знал, что именно могло заставить плакать его младшую сестру, его сильную малышку, которая умела улыбаться слишком ослепительно для ребёнка своего возраста. Шиноа молча прильнула к нему и обняла его за шею. Шинья прижал её к себе, чувствуя, что по какой-то причине вот-вот задохнётся. Он пропустил через пальцы её волосы. Шиноа что-то несвязно шептала, и он не мог разобрать ни слова, но трещина в его груди росла с каждым её всхлипом, вырывающимся будто из самой её души. — Тшшш, малышка, тише. — Она пришла утром, — Шиноа проскулила сквозь рыдания, — и-и сказала, ч-что я могла бы… помочь ей… если бы согласилась в с-суде остаться с ней… Шинья не очень понимал, зачем Махиру, сбежавшей из семьи, вдруг понадобилось возвращаться и брать под опеку свою младшую сестру, единственного человека, который любил её в этой семье; ребёнка, которого она бросила в возрасте восьми грёбанных лет, но он ничего не говорил и продолжал гладить Шиноа по спине. Всё это выглядело так, будто Махиру только и ждала дня, когда отец умрёт, и как только он настал, решилась напомнить о своих правах семье, которую она оставила. — О-она наняла адвоката, — Шиноа бормотала, — очень хорошего. Я слышала их разговор с Курэто. Е-если я… — Шиноа была близка к новой волне истерики. — Тшш. — Я не уверена, н-но суть была в том, что о-пека над ребёнком… даёт ей больше преимуществ… как второму возможному наследнику. — Вот оно что. Теперь Шинья понимал. Его сестра всегда была такой — хитрой и меркантильной. Дыхание Шиноа, тем временем, постепенно становилось ровнее, и Шинья мог позволить себе мягко отстранить её, чтобы заглянуть ей в глаза, всё ещё держа в руках её лицо, чтобы она видела, что он рядом. Шиноа взяла его ладонь, касающуюся её щеки, и сжала её, будто уцепившись за спасательный круг. Её голос был совсем придушенным и обессиленным, когда она заговорила снова: — Курэто сказал, что я должна решить сама. Что я могу подумать, пока буду в школе. Она стёрла очередную слезинку кулачком, отняв одну руку от его ладони. Шинья бережно провёл большим пальцем по мокрому следу, оставшемуся после этого. Это было так похоже на Курэто. Отправить ребёнка в школу после такого. Как будто это могло бы отвлечь Шиноа. Потому что это было то, что делал сам Курэто, когда вокруг творился хаос — запирался в себе и тонул в работе. — Понимаешь, он не сказал, что будет на моей стороне… Шинья понимал. — Детка, он просто переживает таким образом. — Ему плевать. — Нет, милая, нет, это не так. Шиноа только всхлипнула, прикусив щёку. — Первым делом, увидев меня, она поцеловала меня в щёку и обняла так, будто никогда не уходила. Будто она всё ещё имела право так нежно целовать меня, так обнимать меня, как будто она всё ещё любит меня, как будто… — Малыш. Шиноа снова спрятала лицо на его плече, заходясь в плаче. — Она назвала меня солнышком. Она сказала: моя маленькая. Она сказала: моя милая, моя девочка, моя куколка. Будто бы всё по-прежнему, понимаешь? Шинья крепче сжал её в объятиях. — И Курэто правда верит в то, что Махиру может просто прийти и подобрать нашу жизнь на том месте, где она её бросила. Он верит, что я снова могу быть её солнышком, её девочкой, её милой, маленькой, её куколкой. — Он просто хочет, чтобы тебе было хорошо, детка. — Но мне хорошо с вами! Мне хорошо, когда её нет. Она ушла, и я могу брать деньги Курэто, спать в собственной комнате и часто оставаться у тебя… — Ши, лапочка… — Но теперь она возвращается, говорит все эти сладкие вещи, и я сомневаюсь, потому что мне кажется, что я всё ещё люблю её, и… — Голос Шиноа сел, и она была больше не в силах говорить. Шинья молчал, обнимая её. Чужая дрожь была холодной, липкой и удушливой, и что-то в груди Шиньи определённо разбилось к тому моменту, когда Шиноа в последний раз судорожно выдохнула, успокаиваясь самостоятельно. Шиноа отстранилась и положила голову на его грудь. — Шинья, я не хочу домой, — сказала Шиноа, когда рубашка Шиньи на груди была пропитана её слезами насквозь. Шинья не ответил ей, пригладил её волосы. Он понимал её. Потому что он сам оставался здесь, в этом городе, рядом с семьёй, только из-за Шиноа. Боже, она ведь была ещё ребёнком. Ей всего двенадцать. Он бы взял её к себе, если б мог, но Курэто решил, что пока он учится, сестра будет ему мешать. Шинья взял с него слово, что Шиноа будет в порядке потому что Курэто был единственным, на чьё слово в их семье хотя бы можно было полагаться. Курэто дал ему обещание. Но Шиноа не была в порядке прямо сейчас. Шинья хотел бы уверить себя, что Курэто не знал, этого, но он не мог не знать. Никто из них не был в порядке на самом деле. Шинья поднял её, отнёс на диван. — Хочешь горячий шоколад? — Хочу. — Отлично. Он оставил поцелуй на её макушке и ушёл на кухню. Чайник шумел на плите (потому что электрический сломался), и Шинья не услышал возню в гостиной. Голоса донеслись до него с запозданием. — …Шинья? — Я ночую у него сегодня. — Устроили ночёвку, да? — Ты хочешь с нами? — До чего наглая девчонка. Такая же, как твой брат. — Ха-ха. Шинья улыбнулся, узнав голос Гурена. Он налил сразу две чашки горячего шоколада вместо одной, и вышел к другу с сестрой. — Эй, Гурен, ты мог бы хотя бы позвонить. — Я звонил тебе двенадцать раз. Ты не взял трубку. — Оу. Вероятно, он не слышал, потому что был с Шиноа. — Ну, теперь я убедился, что ты в порядке. — Ты беспокоился? — Делать мне больше нечего. Шиноа захихикала на диване. — Малыш, у меня нет конфет, уж извини, — сказал Шинья, вновь обратив на неё внимание. Гурен неодобрительно хмыкнул, но ничего не сказал, потому что уже пил из своей кружки, которую ему отдал Шинья. — Твой шоколад лучший и без конфет, — сказала Шиноа. Шинья почувствовал, как по какой-то причине к его лицу прилила кровь. Гурен бессовестно рассмеялся: — Научись принимать комплименты. — Заткнись. Позже Шиноа уснула, разомлевшая под действием горячей жидкости и какого-то нефизического тепла. Шинья провёл рукой по её боку прежде, чем бережно укрыть. Затем обернулся к Гурену. — Теперь рассказывай, зачем ты на самом деле пришёл. — Я не могу прийти просто так? — Я знаю, когда ты приходишь просто так. — Ты настолько привык, что тобой все пользуются? — Гурен. — Ладно-ладно. Они помолчали. — Давай уйдём на кухню, — тихонько попросил Гурен. Они затушили свет и оставили Шиноа в гостиной. Когда Гурен собрался с духом и мыслями, он рассказал о том, что, кажется, завалил сессию. Шинья выслушал, предложил помощь, они немного поворчали о том, насколько идиотскими были поправки в новом образце ответов, которого, конечно, сдающим не предоставили. Потом посмеялись над этим же. Когда разговор из напряжённого стал ближе к уютному, Гурен вздохнул, подняв на Шинью усталые глаза. — Ну, а у тебя как дела? — спросил он. — Я имею в виду… Ты понял, Шиноа выглядела заплаканной. Шинья улыбнулся от того, насколько неловкими были попытки Гурена беспокоиться. Это было милым. — Сестрица снова в городе. Гурен побелел, брови его нахмурились в неясной эмоции. То ли злость, то ли отвращение. То ли страх. — Махиру? — Гурен, у меня есть ещё сёстры кроме Шиноа и неё, по-твоему? О ком я могу говорить? Конечно, Махиру. — Конечно, — Гурен выплюнул ядовито, и в этом было столько же презрения, сколько горечи, — Махиру. Шинья коснулся его плеча в ободряющем жесте. — Прости. — Нет, ты ничего не сделал. Это она использовала меня. А я повёлся. — Нет, Гурен, она использовала нас всех. — Гурен поднял на него взгляд, и что-то сверкнуло в глубине его радужки. Быть может, понимание или надежда. Или всё вместе. Шинья сжал пальцы руки, всё ещё находившейся на его плече. — Мы все были обмануты. Это не твоя личная слабость. Гурен ничего не сказал, но губы его шевельнулись, как если бы он прошептал благодарность. Шинья улыбнулся в ответ на это. Так они болтали до поздней ночи. Около трёх часов заспанная Шиноа вошла в кухню и испугала их своим появлением, потому что её шаги были очень тихими, и они не слышали, как она подошла. Шинья мгновенно оказался перед ней. — Солнышко, что-то случилось? — Можно мне воды? — Конечно. Гурен взял девочку за руку и усадил рядом с собой на кухонном диване, пока Шинья хлопотал над полками с посудой, доставая стакан. Когда Шинья вновь оказался за столом, подавая стакан с водой Шиноа, Гурен смотрел на него с беспокойством. — Всё нормально, — сказал Шинья едва слышно. — Всё нормально, малышка? — повторил он, обращаясь уже к Шиноа. Девочка кивнула и стала пить. Шинья нежно погладил её по голове. Через секунду она прижалась к Гурену, обняв его одной рукой. Шинья удивлённо улыбнулся. — Тебе надо пойти в кровать, Ши. — Угу. — Давай, пойдём. Но девочка уже засыпала. Гурен вздохнул: — Оставь её, Шинья. Пусть сидит. Я отнесу её на диван позже. Ресницы Шиньи растроганно дрогнули. — Спасибо, Гурен. Они помолчали немного прежде, чем Шинья, забрав их кружки и стакан Шиноа, чтобы вымыть их, заговорил снова, стоя у раковины спиной к Гурену: — Похоже, она доверяет тебе Гурен. — Ага, вроде того. — Шинья не видел, но Гурен прижал девочку крепче к себе после этих слов. — Пожалуйста… Позаботься о ней, — по какой-то причине голос Шиньи понизился почти до шёпота. — Она, на самом деле, очень ранимая девочка. Это очень ценно, что она вот так обнимает тебя, правда. Шинья выключил воду, но так и не обернулся к Гурену. Гурен поднял девочку на руки и осторожно подошёл к Шинье. — Шинья, я знаю. — Шиноа не похожа на Махиру, она… — Шинья, я знаю, — Гурен повторил. В его взгляде было что-то твёрдое, будто он действительно желал успокоить Шинью. — Я знаю, — сказал он тише. — Она не только сестра Махиру. Она ещё и твоя сестра. В большей степени. И тот, на кого она действительно похожа — ты, Шинья. Поэтому я понимаю. Не беспокойся. Она будет в порядке. Ты будешь в порядке. Мы все будем в порядке. Шинья тихонько выдохнул и взглянул на него из-под опущенных ресниц. В груди расцвело что-то тёплое. — Ах, Гурен… Ты можешь быть действительно милым. — О, заткнись. — Ха-ха. — Пошли спать. — А ты хочешь остаться на ночь? — Шинья, уже почти утро. Я итак остался у тебя на ночь. — Тогда положи Шиноа ко мне на кровать, иначе диван будет занят, и тебе негде будет лечь. — Шинья, мы знакомы столько лет, и ты не разрешишь мне лечь с тобой? — О-хо… это… — Только попробуй пошутить. — Я молчу, молчу. Ладно. Ляжем вместе. Шинья дождался, когда Гурен аккуратно уложит Шиноа на диване, укрыв её, и после они уснули на шиньиной кровати. Утром Шиноа нашла их в объятиях друг друга и нагло втиснулась между ними, улыбаясь, как Чеширский кот. Шинья, спящий слишком чутко, конечно, проснулся и увидел это, но ничего не сказал. Он только улыбнулся и крепче обнял их обоих. Он крепче обнял свою семью.