Пепел на ежевичных листьях

Счастье. Какое многогранное понятие, уникальное для каждого. Для кого-то счастье — получить власть над всем живым и мёртвым; для кого-то — мирно жить со своей семьёй; для кого-то просто открыть глаза и увидеть восход солнца — счастье. Уголёк всегда считал, что его счастье умерло вместе с Чернобуркой. Ещё вчера он искренне улыбался, тренировался со своим наставником, шутил вместе с сестрой и верил в лучший исход назло всем тучам, сгустившимся над головами грозовых котов. А потом буря разразилась, пролилась слезами двух осиротевших учеников, потерявших всё в один миг. Их крики стали громом, злоба и жажда мести тому, кто прикончил их дорогую маму словно обычную дичь, — молнией, отражающейся в глубине сапфировых глаз. Он был готов прямо сейчас сорваться с места и последовать за Белохвостом прямо в сердце тьмы, чтобы окропить свои когти кровью врага и отомстить за гибель матери; за слёзы его прекрасной сестры, которая была ещё слишком юна и невинна, чтобы ощутить горечь потери; за свою собственную боль, отражение которой он находил во взгляде молочного брата. Но слова Огнегрива подействовали лучше окунания в ледяную воду, возвращая к реальности, в которой время мести и скорби ещё не пришло; в которой выживание котов племени висела на тонком волоске, способном порваться от малейшего дуновения ветра. В этой реальности его боль, и боль его брата и сестры не имели значения, исчезая на фоне угрозы, которую, вместе с ужасным смрадом, несли за собой псы. И, бросив последний, полный тоски и скорби взгляд на Чернобурку, Уголёк решительно смотрит на Огнегрива и ловит такой же взгляд сестры. Пусть они не могут отомстить Звездоцапу сейчас, они всё ещё могут помочь своему племени. — Мы тоже хотим поучаствовать! — он с сестрой произносит это практически одновременно и, повернув голову, ученик смотрит в её зелёные глаза. Такие родные, такие же как были у Чернобурки. Сейчас в них ни капли того тепла и света, что всегда излучала Тростинка. Сейчас в них горит огонь решимости и, Уголёк знает, этот пожар отражается и в его глазах, пожирает его душу, притупляя боль. Сестра подходит ближе и теперь стоит с ним плечом к плечу, опираясь и в тоже время даря опору ему. Они вместе — и это главное; они всё ещё есть друг у друга и Уголёк чувствует, как эта мысль приносит облегчение: такое незначительное сейчас, но столь нужное в дальнейшем. И когда он мчится по знакомой территории, в миг ставшей смертельной ловушкой, слыша за спиной лай мерзких псин, стремящихся перегрызть ему глотку, убить и изувечить, как сделали это с Быстролапом и Безликой, он смотрит краем глаза за сестрой и ощущает, как силы возвращаются, создавая иллюзию того, что он сможет бежать так вечно. Пока рядом есть Тростинка он действительно может всё, и, видят звёзды, Уголёк никому не позволит забрать у него этот лучик света и счастья. Ни мерзким собакам, ни возомнившему себя властителем звёзд Звездоцапу, ни самим предкам — никому. Это — не счастье, но причина удержаться наплаву и не потонуть в озере из собственного отчаянья, страха и ненависти. Это — не надежда на лучшую жизнь, теперь очевидно что лучше уже никогда не будет, но шанс сохранить крупицы тепла, которые всегда дарила добрая, ласковая и незаменимая мама. Это — не шанс на жизнь, но возможность сохранить себя. *** Дым появляется в жизни Тростинки постепенно и сперва Уголёк не видит в этом ничего страшного. Его сестре нужна дополнительная опора, и, хотя осознавать, что его одного уже недостаточно ужасно больно, но за светлую, счастливую улыбку сестры он готов отдать всё, и, пока Дым делает её по-настоящему счастливой Уголёк может мириться с ним, может принять, что Тростинка уже не только его. Но потом он замечает то, что не замечал, или просто не хотел замечать. Уголёк видит, как сестра отдалилась от него, забыла, посвятив всю себя Дыму. Она больше не шутит вместе с ним, больше не проводит с ним время, предпочтя компанию старшего кота. В один миг чувство лёгкой дрёмы и спокойствия, в которых кот прибывал всё время с момента смерти матери, исчезает, оставляя его один на один с холодной реальностью, в которой вместо тепла сестринского бока он ощущает только холод одиночества. Уголёк не был счастлив с момента смерти матери, но именно в тот миг он в полной мере ощутил это. Боль потери смешалась с прожигающим грудь чувством одиночества, и медленно стала испепелять душу воителя. Он был один среди толпы котов, брошенный со своим горем наедине и постепенно уничтожающий сам себя. Не было никого, кто заметил бы это — Тростинка строила судьбу и отношения с Дымом, а Белохвост бегал вокруг Безликой. В их правильных, счастливых жизнях просто не осталось места для него, и, наверно, он сам был виноват в этом. Сам был виноват в том, что не смог продолжить жить, оставив боль в прошлом; не смог смириться и забыть. Уголёк вставал с первыми лучами солнца, охотился и патрулировал границы, пока не валился с лап от усталости. Держал на морде едва заметную улыбку, болтал с соплеменниками, старался приносить пользу. “Какой молодец!” — восклицали окружающие и не замечали, а быть может просто не хотели замечать, что сапфировые глаза уже давно не сияли как раньше, лишившись живого блеска; что улыбки всё чаще казались натянутыми, а голос временами дрожал или искрился откровенно наигранным весельем и счастьем. В конце концов разве важны чувства простого воина? Иногда ночью Уголёк уходил из лагеря. Ещё в начале ученичества он вместе с сестрой обнаружили небольшой лаз за детской, через который можно было незамеченными уйти из лагеря. Раньше они пользовались им, чтобы тайком от других убегать в лес и любоваться его ночной красотой. Потом эта традиция забылась и Уголёк стал единственным, кто использовал этот лаз. Каждый раз обещая себе, что это раз будет последним и в следующий он лучше отоспится в палатке, и каждый раз нарушая это обещание, возвращаясь к темнеющему пути прочь из лагеря. Уголёк не боялся, что его обнаружат, не думал над оправданиями и объяснениями. Ему уже давно было всё равно, а эти вылазки — единственная возможность открыться и дать волю чувствам. Порой ему казалось, что иначе он просто не выдержит и в один день сорвётся на вечно ворчливую Кисточку, придирчивого Долгохвоста или, может быть, Ежевику, просто за сам факт его существования. Ежевика. Уголёк замирает на месте, думая об этом коте, совсем недавно ставшим воином. Он не знает, как описать свои чувства к нему. Ненависть? Призрения? Недоверие? Нет, дело в другом, но в чём? Добрый, честный и... такой не похожий на своего отца Ежевика, заставляющей одним своим светлым взглядом сердце биться быстрее. Уголёк считал, что никогда не сможет доверять сыну Звездоцапу, сыну убийцы, который отнял у него самое дорогое. Но только рядом с молодым воином он чувствует себя по-настоящему в порядке. Потому что в янтарных глазах он порой видит туже пустоту, что и в своих. Потому что ему знакомо чувство одиночество, заметное на самой глубине чужих тоскливых взглядов. Он понимает Ежевику и порой Угольку кажется, что тот также понимает его. И, может быть, совсем не случайно зовёт на парную охоту или в патруль. Может быть, Ежевика также нуждается в опоре, как и сам Уголёк. Потому что они оба ужасно одиноки в этом племени. Уголёк едва заметно улыбается этой мысли, потому что осознание, что он может быть нужен кому-то не просто как воин, но как личность, как опора — приятно греет душу, растапливая холодный лёд пустоты внутри. Однако улыбка вмиг исчезает с морды, когда за своей спиной воин слышит чьи-то торопливые шаги. И без труда догадывается, кто же последовал за ним. И вовсе не потому, что способен узнать этот шаг среди сотен других... — Уголёк? — оклик Ежевики заставляет воителя обернуться и изобразить на морде жалкое подобие удивление и немого вопроса, зачем полосатик вообще полез следом за ним. Он, конечно, совсем не хотел этой встречи. — Я увидел, как ты уходишь из палатки и подумал... — Ежевика запинается и как-то неуверенно смотрит на собеседника, словно сомневается, что начинать этот разговор было хорошей идеей. А Уголёк только молча смотрит в ответ, пока сердце начинает биться так сильно, что, кажется, ещё миг и выскочит из груди, разрывая грудную клетку и падая прямо к лапам полосатого воина. — Я могу составить тебе компанию...? — наконец заканчивает свою мысль Ежевика и смущённо смотрит на старшего товарища, пока голос в голове упорно твердит, какой же он идиот и что теперь Уголёк решит, что он следил за ним или слишком навязчив или... — Да, разумеется, — слишком быстро отвечает Уголёк, словно ждал этого вопроса, а губы вновь трогает слабая, уставшая, но искренняя улыбка. Потому что в этот миг он действительно чувствует, как тепло, светящиеся в чужих глазах, начинает растапливать холод, появившийся вместо сердца. И, быть может, он ещё сможет обрести своё счастье?