Hereafter

Главное – быть осторожнее. Все остальное не имеет такого решающего значения. Мысли в кучу, слегка сбито, мандраж. Потели ладони, сердце пропускало пару ударов, дрожали ноги – ничего. Мэттью шатался из комнаты в комнату, как будто изображал хвостик Доминика, пока не нашел пристанище – пока Ховард не попросил прекратить. Беллами уселся в кресло в гостиной на первом этаже, заканчивая оборот чертовщины в голове. Потные ладони, трясущиеся коленки – да, но когда замираешь и сливаешься с обстановкой, накатывает не так сильно. Он вслушивался, как шептались за стенами, и несколько отчетливых раз уловил свое имя. Оно никак не озвучивалось голосом, уже считавшимся знакомым и успокаивающим в своей манере. Со стороны могло показаться, будто Доминик и вовсе забыл, как же нарицательно звалось это существо, нашедшее лазейку и пробравшееся на Уильямс-уэй. Тот, кому более всего доставил неудобство мальчишка Мэттью, праздно раскидывался именем налево и направо. Раздраженный голос не смогли скрыть даже такие слои изоляции, что были предусмотрены донельзя грамотно. Но оставалось ждать. Немного трястись, считать секунды и дергаться, отдаленно натыкаясь слухом на подобие своего имени. Беллами знал, что его не попрут, не попросят, не пристрелят – по крайней мере, точно не сейчас, не в эту минуту и даже не в этот день. Но мальчишка словно пришел на собеседование, где начальством обозначился деловой Итчи, высказывающий свое недовольство эйчару – образ принял на себя Доминик; мол, какого лешего ты вообще рассмотрел это резюме и притащил сюда такую дрянь? Если бы Мэттью всерьез составлял резюме, оно было бы пустым. И совсем скромно, корявым и сомнительно читабельным почерком, внизу мальчишка вписал бы: «я ни хуя не умею». Однако это была ложь. Ховард увидел в Беллами некоторый потенциал. Чем был потенциал? Для этого и физику знать не нужно, но тем не менее. Потенциалом называют характеристику электрического поля, которая показывает, какой потенциальной энергией обладает единичный электрический заряд, помещённый в данную точку пространства. Так выдаст Гугл, если вы осмелитесь проверить и рванете в Интернет. Теория еще ничего не доказывала, но как же точно описала всю суть – фантастика. Помещенный в данную точку гостиной, Мэттью потенциально мог быть убит. В доме находился как минимум один человек, который не постеснялся бы нажать на курок, и еще один, который точно нажмет. Хорошо. Дислоцируем его в центр Лондона – кардинально ничего не изменится, но шансов на выживание будет больше; значительно. А если бы мальчишка оказался наедине с Домиником; скажем, если рассматривать вчерашний вечер, тихий кабинет и молчаливое напряжение? Где Беллами красовался бы лучшей мишенью: на Пиккадилли, затерявшись среди толпы, или на полу кабинета, уже мертвым, готовым принять парочку лишних пуль? Хлопнули дверью. Мэттью дрогнул. Ичэнн только что получил знатный выговор и был отправлен в город. Опустело в доме – можно и выдохнуть. Но стало легче? Однажды, разглядев что-то в чумазом шотландце с отшиба Эдинбурга, Доминик взял Ичэнна под свое крыло. Дал работу, надежды и навсегда увязался со стойким образом не просто спасителя, но персонально хозяина. Итчи подозревал, как отчаянно нуждался в психотерапии и лечении, ведь его травмы не уместились бы в один дорожный рюкзак. Он ревновал Ховарда, словно Мэттью был Ичэнну новеньким сводным братом, доставшимся в подарок к невзлюбившей мачехе. Все шло из детства. Но говорить о проблемах Итчи было не так интересно, как разобраться, что именно увидел Доминик в Беллами, что заставило того принять волевое и довольно быстрое решение. На вид Мэттью было чуть больше восемнадцати, он явно не окончил даже среднюю школу, а полное образование получал на улицах, в драках и наркотическом опыте. Радикально отличающийся от тех, кому было позволено войти в дом на Уильямс-уэй, Беллами оказался на удивление близок и подходил по определенным параметрам. Но почему Доминик согласился? В мальчишке Ховард нашел отголоски себя. Они оба были способны на безумие. И даже стоя на Пиккадилли, затерявшись в толпе, ни Мэттью, ни Доминик – никто из двоих не считался бы жертвой. В них присутствовали изворотливость и повадки хищника. Они, помещенные в разыгрываемую ситуацию, стали бы теми, кто нажмет на курок и попадет в мишень. Остаточно прокручивая подобные мысли, Ховард вошел в гостиную и наткнулся на взгляд Беллами. Пора было по-человечески поговорить. Интересно, как хорошо Мэттью помнил школьный курс физики?

***

В некоторых аспектах предположения подтверждались – мальчишка отлично подходил на роль мишени. Оставалось проверить в действии и сообразить что-нибудь искусное, как бы преподнося очевидные вещи в красивой обертке. Залог успеха крылся в подаче, в корректных словах. Может, у Беллами и не будет так много времени, чтобы разглядеть всю подноготную и разгадать суть. Погода стояла прескверная, что больше играло на руку. Тяжелые тучи, казалось, вот-вот заденут крыши домов и накроют Рэдлетт, словно купол. Туманное утро начиналось меланхолично, а теперь и совсем перетянуло вниз. Запущенная трава трескалась об ноги. В Рэдлетте не было живописных и уютных мест для прогулок, а для выяснения дел наилучшим вариантом по-прежнему оставался кабинет Ховарда, но горела необходимость сменить обстановку. К югу от Уильямс-уэй стоял мрачный лес, некошеный луг смотрелся угрюмо. Здесь ноябрьская тяжесть ощущалась еще острее, как бы кололась, и так же впивалась солома, отлетая к ботинкам и цепляясь за брюки. Мэттью шел на приличном расстоянии от Доминика, соблюдая дистанцию в пару ярдов. Он услышит, когда позовут. – Ты веришь в Бога? Не тот вопрос, что ожидаешь услышать при фактическом приеме на работу. Ответа просить не придется, Беллами считал твердо: – Нет, – и он пожал плечами, пока его взгляд был уставлен в чахлую траву. – А теоретически? Все же вопрос с подвохом. – Хорошо, мы к этому вернёмся, – кивнул Доминик, отметая. Развитие подобной темы кончится разбором детства и психотравм, и вряд ли Мэттью откроется так чисто. – Поставлю вопрос иначе: веришь ли ты во что-нибудь? Блистательно, что именно это пришло на ум Беллами, когда он произнес: – В закон притяжения, – легкая улыбка мелькнула на его лице. – В такое сложно не верить. Далее улыбка посетила Доминика. Он усмехнулся себе под нос. – Будешь ли ты верить в него, оказавшись в невесомости? – Он все еще работает в невесомости, разве не в этом смысл? Улыбка шире. Хорошо. – В чем, по-твоему, смысл законов? – вывел Ховард, грамотно подводя к сути разговора. – Мне иногда кажется, что в них нет смысла. И даже вряд ли должен быть. Не перебивали. Ветер выл где-то за ухом, шуршала трава. – Наверное, закон и есть смысл самого себя, – удивительно четко сформулировал мальчишка. – Смысл в том, что он существует и подтверждает свое существование. Еще пару недель назад Беллами скверно ругался через раз, кидаясь слэнговыми словечками. Его речь состояла из сплошных оборотов, подхваченных на улице, якобы направленных на утверждение статуса и способность защитить себя. Оказавшись в довольно безобидной среде, в обстоятельствах спокойствия и затишья, Мэттью общался совершенно иначе. Выдерживал паузы, подбирая слова. Запас не был столь велик, но структуру улавливал. Хотел соответствовать своему собеседнику. – Про что мы говорим? – уточнил Беллами, умело заметив расплывчатость. – Смотря что ты видишь. – Вряд ли ты хотел проверить, чему сейчас учат в школе. Могло сбить с толку, но Доминика не сильно интересовал реальный возраст Мэттью. Окажись он несовершеннолетним подростком, ничего не изменится, ведь нарушений и преступлений суммарно и так было достаточно. Главное быть осторожным, конечно. – Полезного все еще недостаточно, я полагаю, – угадал Ховард. – Многому важно-прикладному в школе не научат. – Там не спрашивают, во что мы верим, – мальчишка вновь пожал плечами. – А когда выходишь из школы, оказывается, что у тебя не было времени подумать и понять, веришь ли ты хоть во что-то. Захотелось курить. Случился их самый объемный диалог за все время и было неизвестно, как долго он будет продолжаться. Выход из зоны комфорта всегда толкает прибегнуть к чему-то знакомому, привычному, что позволит получить гарантированную дозу необходимых ощущений. – Мы говорим о том, что нужно мыслить в обход, – догадался Мэттью. – Критическое мышление, – кивнули, соглашаясь. – Во многих законах есть исключения, – идея развивалась. – Исключения из правил, этих самых законов, например, или случаи, когда они не работают. – Законы не работают вне сферы их применения, – продолжал Доминик. Тогда Беллами замедлил шаг, позволив себе долгую паузу. Пытался Ховард сказать ему что-то наводящее, подкинуть новую мысль, или всего лишь поддерживал беседу без цели? – Законы есть не только в физике, – произнес Мэттью, начав осознавать. Не спешили. Рука полезла в карман пальто за сигаретами. – И в них необязательно верить. Можно просто знать. Беллами получил сигарету будто в награду за устроивший Доминика ответ. Здесь не было деления на правильные и неверные изречения, концепция обсуждения подразумевала иное. Двое остановились на полпути к лесу, глотая пыльный воздух. – Ты знал, как меня найти, – вдруг повернул Ховард, выдыхая табачный дым. – Но ты верил, что сможешь? – Это разные вещи, – возразил Мэттью. – Был в этом смысл? – не из любопытства спрашивал тот. Тяжелый вдох. Плотный, густой. – Я не думал. И Доминик усмехнулся, продолжая шаг, убедившись, что мальчишка пойдет следом: – Ты ответил на мой вопрос. Ховард говорил слишком расплывчато, и к этому придется привыкнуть. Беллами уже перестал пытаться спросить, хотя и задавал вопросы напрямую, и по-прежнему не понимал, каковы будут его обязанности конкретно на Уильямс-уэй и ответственность конкретно перед Домиником Ховардом. Может, толкать наркоту вместо Джей Ди? Или распространять информацию в узких кругах, быть как бы рекламным менеджером товара? Вдруг Доминик попросит, чтобы Мэттью убил человека? Сигарета тлела, ясности не прибавлялось. Мальчишка уткнулся носом в землю, голая шея мерзла, но спрятаться было некуда. Особенно он не мог спрятаться от Ховарда – и теперь не сможет, самолично начав рассекречивать себя. Доминик смотрел за ним даже тогда, когда взгляд был уставлен мимо Беллами, а голова занята совершенно другим. В этом был контроль. Тот, что Ховард потерял. – Ты сказал, я не похож на человека, который употребляет, – вернулся Доминик, закинув удочку в новую тему. – И что я не похож на того, у кого нет зависимостей, – уточнил Мэттью. – Они у тебя есть, – констатировали в ответ. Это означало, что Беллами еще в самый первый день кинул Ховарду в лицо: «ты употребляешь и по тебе видно». Могло разозлить, но Доминик оказался слишком безэмоциональным к мнению незнакомых ему людей. Мальчишка слегка замедлился. Сигареты давно не было, пропал дым, пропали сомнения. Он только улыбнулся, продолжая прятать взгляд в своих ногах, и сказал: – У меня нет зависимостей, – его голос звучал тихо и совсем иначе. Кажется, этим он гордился. – Я даже ни разу не пробовал что-то тяжелее травки. И сигареты почти не курю. Правда была в том, что Доминик употреблял. Систематически. С претензией на осознанность и контроль. Кстати, осознанного употребления не существует, но разговор об этом пойдет позже. Мэттью ошибся. Или захотел проверить, распознает ли Ховард ложь в его словах. Резко остановившись, Доминик стрельнул глазами на мальчишку, надеясь поймать его взгляд. Тот сперва не заметил и сделал пару лишних шагов, но вовремя одернул себя и отдался полностью во внимание Ховарда. Молчаливый, потерянный, с вымученным спокойствием на лице. – Хочешь попробовать? – на полном серьезе спросил Доминик. Сглотнув, Мэттью ощутил, как сердце застучало быстрее. Начало подташнивать, словно страх сковал все внутри – так проявлялся выброс гормонов, так показался адреналин. Нельзя было сказать наверняка, проверял его Ховард или по-честному предлагал разделить опыт. Нельзя было сказать ровным счетом ничего. Ведь вполне вероятно, что Доминик попросту нашел лишний повод сорваться. – Забудь, – прекратил он, мысленно ударив себя по рукам. Он и сам не понял, зачем задал этот вопрос и что хотел бы услышать в ответ. Повезло, что Мэттью завис, перебирая тишину в голове вместе с приемлемыми вариантами. Ховард обозначил конец разговора. Ускорив шаг, он взял курс по направлению к дому, оставляя мальчишку позади. Без разрешенных до конца вопросов, без ответов на них, без намеков и идей. Был ли в этом смысл? Был ли смысл вообще во всем остальном? Систематизация сделала грязные вещи, один срыв поколебал нервы, обладание и уверенность в себе. Но все же стоило возвращаться обратно в состояние стабильности, даже если стабильностью было употребление раз в неделю. Мэттью задевал внутри Доминика что-то, что у последнего не выходило контролировать; не выходило даже хоть как-то на это «что-то» влиять. Значило ли это образование новой системы? Новую привязку, которая автоматически запускает необратимые процессы в мозгу при одном только виде Беллами? Новую зависимость? Аддикцию? Ховард этого даже не осознавал. Хорошо. А что такое осознанность?