***
2 дня назад: — Я не настаиваю, Драко, — Гермиона смотрит на него и видит мужчину, которым спустя столько пережитых бок о бок испытаний она гордится. — Но, возможно, это нужно сделать для того, чтобы поставить точку. Уголок его губ приподнимается, но она может заметить секундный проблеск неуверенности, сверкнувший в серых глазах. Он не позволяет себе большего в её присутствии. Посетить Малфой-Мэнор после стольких лет было её идеей. До этого Драко не решался переступить его порог и никогда не говорил о причинах. Впрочем, она могла догадаться о них и без посторонней помощи. Но всё же это было важным для него местом. Оказаться там снова — значило встретиться с тем, что произошло в этих холодных стенах, лицом к лицу. — Раз это то, что ты пожелала на свой День Рождения, мы сделаем это, Грейнджер, — Драко протягивает ей чашу с летучим порохом, который должен переместить их в его фамильное поместье. Он непозволительно потрясающе ухмыляется. — Как я могу отказать самой блистательной ведьме своего поколения в её день? В его словах явно читается сарказм, чему она не удивляется и только закатывает глаза, немного покраснев. Гермиона смотрит на протянутую чашу. Она не хочет, чтобы сегодняшняя дата как-то повлияла на его согласие на эту авантюру. — И всё же это должен быть твой выбор, — она мнётся, прежде чем протянуть руку и зачерпнуть пороха. — Если это может воскресить какие-либо воспоминания… — Грейнджер, прошло семь лет. Даже я признаю, что мы проделали слишком большую работу, чтобы нечто подобное случилось. И это действительно так. Они оба научились мириться как с прошлым, так и друг с другом. Казалось бы, несколько случайных встреч в Министерской приёмной никогда не смогли бы перерасти в дружбу, в которой они оба нуждались, но это произошло. И если сначала это было лишь партнёрством на пути искупления обоих, сейчас их текущие отношения таковыми не казались. Не то чтобы с Драко Малфоем было просто. Он никогда не казался ей простым, а Гермиона редко ошибалась в своих суждениях. Первые полтора года на пути к тому, чем они являлись сейчас, их неизменными спутниками оставались частые ссоры, клятвенная ненависть и самые больные слова в адрес друг друга. Но при всём этом они также были наполнены горькими извинениями, длинными разговорами и большим количеством часов в тишине, которая отнюдь не казалась пустой. И сейчас, спустя три года, Гермиона не чувствовала к нему ничего, кроме самой глубокой привязанности и влечения, с чем до сих пор не могла смириться. Особенно тогда, когда видела то же самое в человеке напротив. — Если что, ты же знаешь, что я с тобой, верно? — она выгибает бровь и выжидающе смотрит на него. Какое-то время Гермиона даже верит в то, что он действительно проникся её поддержкой. Драко шагает в камин, протягивая ей руку, после чего она следует за ним. — Как сентиментально, — шепчет он ей на ухо, прижимая к себе. Гермиона бы подумала о том, что им необязательно находиться так близко друг другу при перемещении, но не успевает из-за высоковольтного тока, разом пробившего её тело. — Ты неисправима, Грейнджер. Возможно, он прав. Потому что она неисправимо часто делает такого рода ошибки, позволяя себе наслаждаться каждым его прикосновением к ней, — будь то случайностью или нет. Малфой-Мэнор встречает их запахом затхлости и смертельным холодом. Когда Драко отстраняется от неё, Гермиона вздрагивает, теряя тепло его рук на своих плечах. — Здесь… довольно мрачно. Он хмыкает, первым пересекая каминный порог. — Это кабинет моего отца. Твой камин же больше не подключён ни к какой из комнат поместья? — Нет. Моя каминная сеть связана только с кабинетом, — Гермиона вспоминает тепло своего дома, откуда они переместились, и понимает, насколько отлична магия, наполняющая это место. Драко поворачивается к ней со странным выражением лица. Даже в полумраке она замечает, что он обеспокоен. — Что-то не так, — выдыхает он, проводя по лицу рукой. Гермиона пересекает разделяющее их пространство. Она хмурится, когда под её туфлями начинает что-то хрустеть, но предполагает, что это штукатурка от стен, которые осыпались вследствие применения обороняющих заклинаний при аресте Люциуса Малфоя. — Драко, — Гермиона осторожно кладёт руку на его плечо. Он заметно напрягается под её касаниями. Это одна из их проблем, которая всё ещё не приобрела статус разрешённой — Драко редко когда мог принять её помощь или поддержку в полной мере. — Твой отец в Азкабане. Здесь безопасно, авроры и ликвидаторы проклятий должны были осмотреть это место ещё при его аресте. Он встречает её взгляд, но его дыхание всё ещё учащённое. Гермиона чувствует, как сердце в её груди начинает колотиться, когда она думает о том, был ли страх истинной причиной подобной реакции. Драко опускает взгляд на её губы, и она делает шаг вперёд, ещё больше сокращая расстояние. Хруст под её туфлями раздаётся в очередной раз. — Что это? — спрашивает она. Драко мгновенно зажигает Люмос и направляет палочку под их ноги. Момент упущен. — Песок, — констатация факта. Он отводит палочку чуть левее, и Гермиона сглатывает, когда видит золотистые отблески, не характерные для обычного песка. — Драко… — Да? — глухо переспрашивает он. — Это не просто песок. Это… временной песок. Таким наполняют маховики времени. Гермиона вдыхает полной грудью и чувствует… она чувствует что-то знакомое. Что-то тёмное и проникающее под самую кожу. Господи. Тёмная магия. Она замирает и очень медленно поднимает голову, встречаясь с Драко взглядом. Он тоже чувствует. Мерлин, он ощутил её ещё раньше, но Гермиона не придала этому значения. Каждый третьекурсник знает, что временной песок и такого рода магия в связке имеют фатальные последствия. Голова начинает кружиться. Всё, что происходит дальше, имеет хронометраж событий всего в несколько секунд. Драко быстро оценивает ситуацию, кидая взгляд за её плечо, в то время как Гермиона чувствует себя оцепеневшей от ужаса. Она успевает лишь раз посмотреть на него и увидеть непоколебимую решимость, прежде чем Драко толкает её в сторону камина. Её бок пронзает боль от резкого столкновения с каменной кладкой. — Беги, Грейнджер! — кричит он, взмахом палочки опрокидывая чашу с летучим порохом в камин. Тот разом зажигается, слыша адрес Гермионы, который успевает выкрикнуть Драко до того, как кабинет его отца озаряется ослепляюще-белым светом. Оглушающий хлопок с другого конца каминной связи, и она падает на ковёр в своей спальне, не успевая осознать то, что только что произошло.***
Драко раскрывает глаза и откашливается, стряхивая с одежды песок. Комната выглядит полностью разрушенной — ни уцелевшей мебели, ни Гермионы. Последнее заставляет его облегчённо выдохнуть. Очевидно их перемещение с использованием каминной сети стало катализатором для срабатывания цепной реакции, которая привела к активации старой тёмной магии и её взаимодействию с временным песком. Ему требуется несколько секунд, чтобы собраться с мыслями и подняться на ноги, исключив возможность каких-либо ранений вследствие взрыва. Он сразу же направляется к точке аппарации и оказывается на пороге дома Грейнджер — довольно маленького коттеджа на окраине города, расположенного вблизи большого озера, которое ей так нравилось. Ему нужно было убедиться, что она в порядке. По пути от места аппарации к коттеджу он не встречает ни одной живой души. Внимание Драко привлекает газета, брошенная у её дома. На первой полосе — она сама на одном из благотворительных вечеров, которые Грейнджер уже несколько лет подряд проводит в свой День Рождения. Он хмурит брови, когда понимает, что снимок старый. Газета, датированная 2004 годом, выпадает из его рук. Внутренности неприятно стягивает от появившегося плохого предчувствия. Какого чёрта ей пришла газета двухгодичной давности? — Грейнджер? — Драко распахивает дверь и сразу же сворачивает в её спальню, где она и должна находиться в данный момент — именно сюда он направил её в последний раз, когда видел. Но спальня пуста. Он обводит помещения взглядом, чувствуя, как самоконтроль медленно испаряется, ведь у него есть предположение относительно того, что произошло. Её комната другая. Шторы, которые Грейнджер меняла годом ранее, всё те же. Глупое наблюдение, несущее собой самый страшный и неутешительный подтекст. Драко замирает, стоит лишь ему повернуться в пол-оборота и наткнуться взглядом на её безвкусный календарь. Маркером обведена дата: 19 сентября 2004 года. — Чёрт возьми, — он срывает страницу и откидывает в сторону, заводя руки в волосы. Было наивно полагать, что то, что произошло, не повлекло за собой последствий. Драко отшатывается назад, когда камин позади него внезапно вспыхивает зелёным пламенем. Он успевает заметить отброшенную страницу календаря, которая вопреки всему была перемещена… куда-то. Пока он стоит на месте в спальне Грейнджер, наполненной таким знакомым запахом её духов, и пытается собрать мысли воедино, камин возгорается во второй раз. Драко осторожно приближается к противоположному концу комнаты и опускается перед вылетевшим из глубины ответного письма.«Драко?»
Он никогда не был так рад увидеть её почерк.***
Сейчас: Гермиона смеётся и смахивает слёзы, прижимая к груди записку, только что скользнувшую из камина. Рядом остаётся лежать скомканный календарный лист, подаривший ей надежду несколькими минутами ранее.«Грейнджер, скажи, что это не то, чем кажется».
— Мерлин, спасибо, — она перебирает гору записей под собой и ищет пустой пергамент. Разум всё ещё упрямо отказывается верить в то, что каминная сеть каким-то образом может связывать их. Гермиона отмахивается от пробежавшей по краю сознания мысли, что это галлюцинации. Никто из них двоих не заслуживал настолько трагичного финала.«Драко, с тобой всё в порядке?»
Она ждёт. Внутренняя сторона щеки начинает кровоточить от того, насколько сильно Гермиона прикусывает её. Переутомление даёт о себе знать новыми головными спазмами и поплывшими чёрными пятнами перед глазами — она провела без сна два дня.«За исключением того, что я понятия не имею, где нахожусь, со мной всё в порядке»
Конструкция ответа чуть ли не становится причиной её очередного нервного срыва, потому что она понимает, что Драко слишком умён, чтобы иметь в виду своё местоположение не в масштабном значении. Он так же не употребил слово «когда», ведь на этот вопрос ему уже, вероятно, ответила вырванная страница из её календаря. Они находятся в одном и том же месте — её спальне, но в разное время. Рука трясётся, но Гермиона всё равно старается вывести на бумаге внятный ответ.«Драко, ты видел моих родителей или ещё кого-нибудь за пределами дома? Если дата в календаре верная, то в этот день дом точно не был пуст».
Новое письмо не заставляет себя долго ждать.«Нет».
— Господи, — Гермиона снова возвращается к своим заметкам, разбросанным по всей спальне. По ощущениям, она исписала дюжину томов за эти два дня с момента инцидента, пытаясь понять, что произошло. Когда Гермиона вернулась в Мэнор через несколько секунд после того, как раздался хлопок, помещение уже было полностью разрушено. Драко нигде не было. Она сразу же вызвала отряд невыразимцев и авроров, но те не смогли дать внятных ответов на её вопросы. Ей удалось получить доступ в архив Отдела Тайн. Это единственное, что действительно могло помочь. Гермиона старается отодвинуть эмоции как можно дальше. Ей нужно было изложить Драко сложившуюся ситуацию. Точнее, то, что, возможно, произошло.«Драко, скорее всего, два дня назад было создано что-то вроде второго пространства — у явления нет точного обозначения, но это первое и последнее, что я смогла вычленить из записей в архивах Министерства. Это очень похоже на временную петлю, но предполагает собой только время и место событий. Это не временное перемещение. Ты не в том 2004, который мы оба пережили два года назад. Именно поэтому, ты никого не встретил — в этом месте ты один».
Это так же означает, что ситуация более сложная, нежели она предполагала, но Гермиона не пишет об этом. Мало того, что временные перемещения не были изучены хотя бы наполовину, то, что произошло, даже не являлось полностью таковым. Если бы можно было снять копию с мира двухгодичной давности, продукт этого эксперимента выглядел бы именно так.«Прошло два дня?»
Одна часть хочет накричать на него за то, что Драко зацепился только за эту часть её письма, но другая испытывает чувство, схожее с облегчением, из-за того, что он не стал задавать ещё больше вопросов в данную минуту, дав ей время прийти в себя.«Да. Я искала тебя».
На этот раз ответ приходит не так быстро.«Я не сомневаюсь, Грейнджер. Всё же ты — это ты».
Гермиона против воли всхлипывает и улыбается. Тем временем Драко отправляет ещё одну записку.«Какого чёрта камин продолжает поддерживать связь при всех обстоятельствах?»
«Я думаю, это произошло из-за того, что моя каминная сеть была подключена только к кабинету твоего отца в момент, когда случился взрыв. Какая-то часть временного песка могла оказать влияние на его свойства».
«Ты связалась с Отделом Тайн? Магия поместья всё ещё действует? Надеюсь, у тебя хватило ума не соваться туда?»
Кончики её ушей краснеют. Она пренебрегла своей безопасностью вопреки здравому смыслу, и причины, приведшие к такому решению, оказались довольно просты. Гермиона решает ответить лишь на два его вопроса из трёх.«Я общалась с невыразимцами. Не было прецедентов для подобных случаев. Они занимаются изучением магии, которая оказалась в связке с временным песком, но дела идут медленно — она исчерпала себя, почти не оставив следов. Драко, есть ещё кое-что. Это касается твоего отца».
«Он пытался вернутся назад, верно? Когда ещё была надежда на победу».
Драко не стоило писать что-либо ещё, чтобы она поняла, о чём шла речь. По итогам расследования Аврората было определено, что Люциус на протяжении нескольких недель до своего ареста пытался произвести реверсию событий, которая вернула бы мир к моменту, когда у Пожирателей Смерти всё ещё был шанс выиграть войну. Разумеется, у него бы ничего не вышло. Даже такая сильная магия в сочетании с временным песком не смогла бы обернуть время для всех вспять. Но это был единственный вариант Люциуса Малфоя после того, как все маховики времени были уничтожены, чтобы предотвратить подобные этой попытки.«Вероятнее всего, твой отец непреднамеренно создал нечто, что можно интерпретировать как временную тюрьму в одном и том же дне. Поскольку он хотел отмотать время на два года назад, ты оказался в мире двухгодичной давности. День был определён датой, когда произошло перемещение. Прости меня, Драко. Мне очень жаль».
На пергамент упало несколько солёных капель, прежде чем он сгорел в зелёном пламени. Если бы она не предложила навестить поместье два дня назад, ничего бы не произошло.«Это не твоя вина, Грейнджер. Кого и следует винить, так это моего отца. Лучше так, чем у него бы получилось сделать то, что он задумывал изначально».
Гермиона кивает, хотя Драко никак не может видеть этого. Она пишет ещё одну записку.«Прошу, оставайся в доме. Пока я продолжаю исследование, мне нужно, чтобы ты был на связи».
«Не думаю, что у меня есть выбор».
***
3 дня после инцидента в Малфой-Мэноре:«Это невозможно».
— Чёрт возьми, Малфой, не обязательно всегда быть таким заносчивым придурком! — она возводит глаза к потолку и быстро пишет ответ, смотря, как пламя мгновенно поглощает его.«Ты бросаешь мне вызов?»
«Нет, Грейнджер, я просто хочу сэкономить твоё время».
Гермиона рычит, когда читает то, что он написал. Она реализует свою идею только для того, чтобы у неё была возможность высказать Драко то, что она думает о нём и его склонностях к оптимизму в данный момент. Этой ночью Гермиона подорвалась, так и не успев толком уснуть, и ринулась к фолиантам, которые забрала из злосчастного Малфой–Мэнора днём ранее. Оказывается, фамильное поместье Драко могло приносить не только боль и страдания, но и много полезной информации. Его библиотека была великолепной. Идея использовать каминную связь не только для переписки, но и для звонков, была сложной к воплощению, но это не означало, что Гермиона не сможет сделать этого. В конце концов, она — это она, как и говорил Драко.«Если хочешь сэкономить моё время, можешь перестать убивать мой настрой, Малфой».
Она знает, что использование его фамилии точно дало ему знать о степени её злости.«Как скажешь, Грейнджер».
А его согласие с ней в свою очередь говорило о том, что Драко не менее раздражён. Отлично.***
5 дней после инцидента в Малфой-Мэноре:«У тебя отвратительный вкус на музыку».
Гермиона ухмыляется. Драко даже нет рядом, но она всё равно может ощущать его присутствие. Подобные замечания, которые он довольно часто пишет ей, заставляют её отвлекаться от не самых обнадёживающий мыслей относительно той ситуации, в которой они оказались.«Магловская поп-музыка — не твоё, Драко. Мы определили это ещё в две тысячи четвёртом, поэтому даже не приближайся к моему проигрывателю».
«Знаешь, тут не особо много других развлечений. В две тысячи шестом я хотя бы мог занять себя научными журналами, которые ты таскала у Лонгботтома. Но, очевидно, в две тысячи четвёртом у тебя всё ещё была совесть».
Она фыркает, полностью отодвигая от себя сторонние записи. После того, как Драко нашёл нужную литературу в её доме, работа по определению того, как всё исправить, стала протекать быстрее. Теперь они продолжали поиски информации в четыре руки, отправляя копии своих заметок друг-другу. Гермиона так же продолжила попытки настроить каминную связь на нужную частоту для произведения звонков, часто чувствуя, что она близка к магическому истощению, о чём Драко, конечно же, не знал.«Кажется, у тебя её вообще никогда не было. Тогда бы ты точно не рылся в моих вещах, Драко».
«Припоминаю, что это ты сказала мне оставаться в твоём доме».
«Припоминаю, что ты никогда не слушал то, что я говорила тебе».
«Припоминаю, что ты заносчивая мегера с деспотичными наклонностями, которую я по объективным причинам предпочитаю не слушать».
«Припоминаю, что ты не менее заносчивый кретин с не менее деспотичными наклонностями, который в данный момент пользуется моим гостеприимством».
«Сделай что-нибудь с музыкой, которую слушаешь, Грейнджер. Это ужасно».
«Сделай что-нибудь со своим почерком, Малфой. Ты не на чёртовом уроке каллиграфии».
Гермиона ставит точку и кидает записку в камин, надеясь, что она прилетит прямо ему в лицо, испачкав острые черты в свежих чернилах. На её губах появляется злорадная улыбка. О да, ей точно стало лучше. И Гермиона уверена — Драко знает об этом.***
7 дней после инцидента в Малфой-Мэноре: — Драко? — Гермиона накладывает ещё одну серию стабилизирующих чар на камин, у которого провела всю последнюю неделю, и задерживает дыхание от волнения. Помехи шипят и кренятся влево, смазывая картинку, но ей всё равно кажется, что за ними виднеется силуэт. Она ведёт палочкой вправо, меняя частоту, и вздрагивает, когда слышит собственное имя. — Грейнджер? — его голос действует подобно обезболивающим чарам при сильнейшей мигрени. Гермиона неверяще приближается почти вплотную к зелёному огню. — Что мне сделать? — она накладывает диагностику, хотя не понимает и половину появившихся показателей. — Мерлин, оно почти сработало. — Сними стабилизирующие чары, Грейнджер. Слышишь? Они дают помехи. Тебе придётся попытаться проделать то же самое вручную. Гермиона кивает и снимает чары, как он и сказал. Помехи усиливаются. Она морщится и изгибает руку, снижая частоты. Внезапно шипящий звук сходит на нет, а изображение стабилизируется, как и при обычном каминном звонке. Она в ступоре смотрит на Драко, потому что теперь может сделать это. Он выглядит уставшим, как и она. Но… это он. Те же глаза, которые так ослепительно сверкали, когда он говорил с ней. Те же руки, прикосновения которых она так ценила. Тот же изгиб губ, на который Гермиона часто заглядывалась. У неё получилось. — Чёрт возьми, Грейнджер, ты сделала это, — шепчет он, протягивая руку к огню, будто собирается коснуться её. Драко останавливает себя прежде, чем кончики его пальцев достигают пламени. — А ты сомневался? — тихо спрашивает она, не спуская с него взгляда. Гермиона смутно помнит, что хотела высказаться на его счёт, но почему-то сейчас это кажется глупой идеей, ведь последнее, чего бы ей хотелось, — увеличить между ними расстояние ещё больше. Возможно, только боль, которую они вполне могли причинить друг другу, разделяла их сильнее, чем время. — Да, — честно отвечает Драко, но затем ухмыляется. — Но ты не первый раз рушишь мои убеждения. Она улыбается в ответ и быстро моргает, чтобы он не заметил выступившей на её глазах влаги. — И я готова разрушить ещё парочку, если понадобится.***
8 дней после инцидента в Малфой-Мэноре: Они проговорили всю ночь. Чувства, которые он испытывал, когда видел её почерк каждый день, были не сравнимы с тем, что он ощутил, увидев её. Это бы заставило Драко задуматься, если бы он не сделал этого ещё раньше. На самом деле он думал об этом гораздо чаще, нежели предполагали их нынешние отношения. Грейнджер была… Он всегда говорил ей, что она была собой. Три года назад. Два года назад. Неделю назад. Вот только она не знала, что в каждый из этих промежутков времени эти слова несли разное значение. Три года назад она была случайной встречей. Неброской для него, ослепительной для остальных. Обязательной составляющей его посещений Министерства, когда Драко разбирался с наследством, оставшимся ему после ареста отца, а она получила работу в том же отделе. Два года назад она была утешением. Пристанью в близлежащем океане из хаоса, чувства вины и попыток наладить свою жизнь. Два года назад она стала девушкой, которую он впервые разглядел, а не просто увидел. Сейчас Грейнджер была больше того, нежели он когда-либо заслуживал. Партнёром, другом, тем человеком, о котором он думал в первую очередь, когда просыпался. Но Драко всегда был эгоистом, и только поэтому под его закрытыми веками она также была его. Полностью и без остатка. Было невыносимо видеть её и знать, насколько глубоко она проникла в него. Потому что один его неверный шаг мог лишить его сердца и души. Грейнджер бы не осталась с ним, если бы знала, что его чувства относительно неё терпят изменения с течением времени. Она была слишком добра и сердобольна, чтобы подвергать его подобной боли, прекрасно понимая, что это невзаимно. Забавным было то, что то же время сейчас играло ключевую роль, но вряд ли могло остановить то, куда они движутся на всех парах, — в тупик, где их чувства, вероятно, были полярны друг другу. Драко не отключает каминную связь, когда видит, что Грейнджер уснула, свернувшись калачиком на ковре. Ему не хочется думать, что из-за него она ночевала в подобных условиях не в первый раз. Он откидывается в кресле и придвигает к себе коробку с книгами, которую отыскал на чердаке её коттеджа несколькими днями ранее. Этого было немного, но достаточно на первое время — на дне коробки всё ещё находилось несколько увесистых томов. Драко закатывает рукав, чтобы не испачкаться в пыли, и тянет руку ко дну, нащупывая форзацы. Но из коробки он достаёт не книгу, а… блокнот. Потрёпанная записная книжка лежала на самом дне и каким-то образом попала ему в руки. Он без раздумий открывает первую страницу, так как полагает, что Грейнджер в 2004 вела заметки при изучении литературы, которую они с ней перечитывают сейчас. Но Драко ошибается.24 октября 2003 год.
Дорогой дневник, сегодня Драко Малфой явился в мой кабинет. Я думаю, дальнейшие разъяснения излишни.
Драко выгибает бровь, смотря на короткую запись. Грейнджер вела дневник. Он практически не удивлён.27 октября 2003 год.
Дорогой дневник, Драко Малфой снова появился на пороге моего кабинета. Весь день я пытаюсь понять, где и когда провинилась, потому что этот человек — само воплощение наказания.
Ему явно не следует это читать. Особенно тогда, когда Грейнджер в любой момент может проснуться и увидеть, насколько сильно он нарушает сейчас её личные границы. Если бы Драко когда-нибудь вёл дневник, включающие в себя мысли о ней, и тот бы попал в руки Грейнджер, — он бы сжёг себя заживо. Но подумать о том, чтобы прекратить, было гораздо проще, чем сделать это.1 ноября 2003 год.
Дорогой дневник…
27 ноября 2003 год.
Дорогой дневник…
14 декабря 2003 год.
Дорогой дневник…
Когда он в следующий раз взглянул на спящую Грейнджер, он успел прочесть о двух месяцах её жизни — времени их первых столкновений друг с другом. В большинстве своём это были пересказы их ссор и невысказанные слова, которые оставили память о себе только на пожелтевших страницах. Было интересно то, что Грейнджер, оказывается, сдерживала себя при нём ещё тогда.31 декабря 2003 год.
Дорогой дневник, сегодня мы пили вместе кофе. Это означает только то, что Драко Малфой всё тот же придурок, только со стаканом в руке. Не более.
Драко хмыкает.17 января 2004 год.
Дорогой дневник…
3 февраля 2004 год.
Дорогой дневник, кажется, единственным постоянным в моей жизни стал он. Это ненормально, но норма — понятие относительное, ведь так говорят?
21 апреля 2004 год.
Дорогой дневник, мы были в магловском Лондоне…
30 мая 2004 год.
Дорогой дневник, мне кажется, я ненавижу его…
1 июня 2004 год.
Мерлин, мне так стыдно, я…
8 июня 2004 год.
Дорогой дневник, ему не понравилась моя музыка. Это невероятно! Я до глубины души оскорблена…
29 июня 2004 год.
Дорогой дневник…
19 июля 2004 год.
Дорогой дневник, мне кажется, я совершаю ошибку…
27 июля 2004 год.
Я однозначно перестаю контролировать себя. Эти мысли…
20 августа 2004 год.
Дорогой дневник…
1 сентября 2004 год.
Дорогой дневник…
12 сентября 2004 год.
Дорогой дневник…
19 сентября 2004 год.
Чёрт возьми, кажется, я влюблена в Драко Малфоя.
Драко таращится на строчку, написанную в день, в котором он провёл уже неделю, и глубоко вдыхает, наполняя лёгкие воздухом. Он быстро захлопывает дневник, убирая его обратно в коробку. После этой записи ничего не следует. После этой записи она приняла решение убрать дневник в коробку и оставить ту на чердаке. Он снова смотрит на Грейнджер на другом конце каминной связи и внезапно чувствует вину, проходящуюся наждачкой по горлу. Драко должен был остановиться. Это не предназначалось для его глаз. Тем более записи велись два года назад — её чувства могли измениться, если Грейнджер действительно имела в виду то, что писала. Я влюблена в Драко Малфоя. Это… Драко не мог не заметить. Это совсем не то, что можно так долго скрывать. Но он противоречит самому себе, если придерживается этого мнения. По крайней мере, Драко был уверен — она догадывается насчёт него самого. Сумбурные мысли атакуют его снова и снова, не давая сомкнуть глаз. Он смотрит на неё ещё в течение нескольких минут и понимает, что, если не выберется из ловушки, созданной его отцом, всё это уже никогда не будет иметь значения.***
8 дней после инцидента в Малфой-Мэноре: Невыразимцы заканчивают с вопросами и покидают её дом только ближе к вечеру. Гермиона неуверенно предполагает, что они не настолько бесполезны, как ей казалось ранее. Конечно, большую часть работы проделали именно они с Драко, но выдвинутые предположения отряда о способах разрушения временной тюрьмы тоже имели место быть. Гермиона точно знает, что они на верном пути. — Мы справимся с этим, я же обещала, — чуть менее устало, чем обычно, напоминает она ему. Драко какое-то время молчит, просто смотря на неё сквозь языки пламени. Такого пронизывающего взгляда она не удостаивалась уже очень давно. Гермиона посылает ему такой же в ответ. — Не говори, что ты нашёл альбомы с моими детскими фотографиями, — она очень старается произнести это серьёзно, но её губы всё-таки дрожат, когда она видит, как он медленно выгибает на это бровь. — Если бы это произошло, Грейнджер, тебе бы следовало оставить меня здесь. В ином случае я бы не давал тебе покоя всю оставшуюся жизнь. — О да, эти вечные насмешки… Драко ухмыляется. — В лучших традициях. Веселье спадает, и они погружаются в молчание, которое, по неизвестным ей причинам, впервые можно назвать неловким. — Если мы повторим ситуацию, при которой было создано второе пространство, у нас получится всё исправить. Нам всего лишь нужно попытаться наложить чары, обратные реверсии, которую пытался создать Люциус, — она повторяет слова невыразимцев и с надеждой смотрит на него. Ей как никогда нужна его поддержка. — Мы ещё не знаем формулы рунической связки. Никто никогда раньше не делал этого. — Но узнаем, ведь так? Он сомневается. Гермиона видит это, но старается держать себя в руках. — Конечно, Грейнджер, — Драко улыбается, и она готова расцеловать его за это.***
10 дней после инцидента в Малфой-Мэноре: Драко смотрит на неё иначе. Чаще всего она не видит этого, но чувствует. Их разговоры стали более короткими. Теперь они отяжелены чем-то невидимым ей. Он ловит каждый её взгляд, что заставляет её щёки краснеть, а разум отвлекаться от исследований. Гермиона не знает, что думать по этому поводу.***
11 дней после инцидента в Малфой-Мэноре: — Ты слишком много работаешь, Грейнджер. Тебе нужно хотя бы иногда выходить из дома. — Я не хочу без тебя, — упрямо отвечает она, даже не смущаясь. Паркет её спальни уже не проглядывается под количеством разложенных на нём записей. — И я не буду отдыхать или выходить куда-то, пока ты находишься чёрт знает где. Драко закатывает глаза. На его лице вырезана вина с примесью лёгкого раздражения. — Что мне сделать, чтобы ты хотя бы раз послушала меня? — Как минимум быть здесь, — Гермиона одаривает его тяжёлым взглядом, что никогда не действует, сколько бы попыток она ни предпринимала. — Как насчёт компромисса? — он складывает руки на груди, видимо, не собираясь отступать. — Мы выйдем вместе. — Ты предлагаешь прогулку? Драко кивает. — Один маршрут, одно время, — она скептически смотрит на него. — Хорошо, не совсем одно время. Как насчёт одного и того же часа? — Но в разные года. — Семантика, — он снова закатывает глаза. — Так что, Грейнджер? Она несколько секунд раздумывает. — Только если первой точкой маршрута будет сквер у озера.***
Заставить себя перестать думать во время их прогулки было тяжело, но потом Гермиона представила Драко, идущего рядом с ней, и мысли об исследовании сменились мыслями о нём. Она не стала прогонять их. Всё-таки Гермиона заслужила некоторого отвлечения после всего, что произошло. Сперва она прошла вокруг большого озера, находившегося возле её дома. Потом был сквер, примыкавший к нему, и волшебная деревня, в которую можно было пройти, если не сворачивать с дорожки. Свежий воздух и правда был тем, что нужно. Она следовала по их маршруту вплоть до того, пока не начало темнеть. Гермиона возвращается домой ровно в семь и сразу же идёт в душ. Уходящая в водосток усталость оставляет о себе только напоминание в виде приятной боли в ногах. Она входит в спальню и подключает каминную сеть. — Драко? — с её волос всё ещё изредка скатываются капли, впитываясь в вафельную ткань халата, когда Гермиона присаживается у камина на мягкий ковёр, обложенный книгами. Он появляется в поле её зрение через несколько секунд после того, как она слышит щелчок входной двери. — Как тебе прогулка, Грейнджер? И даже не пытайся заверить меня, что тебе не понравилось, — на его губах растягивается ухмылка. Драко скидывает на кресло пальто. — Я и не планировала. На самом деле вышло вполне неплохо, — она собирает волосы руками и ещё раз промакивает их полотенцем, улыбаясь. — Какая погода была 19 сентября 2004 года? Гермиона останавливается, когда замечает, что он внимательно следит за её движениями. Взгляд Драко на одно мгновение устремляется к вырезу на её халате, полы которого совсем немного разошлись в стороны от её манипуляций. — Раз уж ты спросила, довольно пасмурно. Гермиона заводит руки во влажные кудри, расчёсывая их пальцами. — Наверное, переживать один и тот же рассвет изо дня в день — утомительно. Его взгляд возвращается к ней, а губы мягко изгибаются. — Меня радует только то, что каждый этот день я могу видеть тебя на страницах газет. Напряжение завязывается узлом где-то внизу её живота. Ритм сердца учащается. Она облокачивается на руки и приближается к огню, ведомая знакомой, уже прижившейся потребностью в нём. Лицо опаляет жаром, но Гермиона знает точно — и без него её щёки бы горели. — Расскажи, — просит она. Его глаза вспыхивают при взгляде на неё. Драко так близко к ней, что Гермиона почти что верит в то, что она могла бы дотронуться до него. Сомнение и неуверенность в его глазах создают отблески, ранящие её, но потом он будто отпускает себя, соглашаясь на риск. — Каждое утро, если я просыпаюсь не от звука твоего голоса, меня будят сны, в которых я больше никогда не смогу увидеть тебя вживую, Грейнджер. Услышать тебя не через каминную связь или, — он сглатывает, — дотронуться до тебя. Ты знала, что в этот день на всех первых полосах магических газет — твоё колдо? Ты помнишь свой двадцать пятый День Рождения? Гермиона медленно кивает, хоть и не понимает, к чему он ведёт. — Помню. — Благотворительный вечер. Ты, как и всегда, в центре внимания. Мне удалось отнять у тебя лишь несколько минут, когда… — Мы танцевали, — заканчивает она. — Впервые. — Да. Я никогда не забуду этого. Она улыбается. — Конечно, все смотрели, — Гермиона вспоминает шёпот, прошедшийся по залу, и свои ощущения, когда она впервые оказалась в его руках. Ненадолго. Две или три минуты, которые чувствовались ещё более короткими, чем были на самом деле. Драко качает головой и закусывает щёку. — Нет, Грейнджер. Я никогда не забуду то, насколько сложно было держать руки при себе в момент, когда они были на твоём теле. Ты хотя бы представляешь, насколько тяжело было держаться от тебя на расстоянии, которое было допустимо рамками приличия? — его когда-то светло-серые радужки приобретают оттенок темнённого свинца. С каждым словом сомнения отступают, рассеиваясь зелёными искрами пламени между ними. Кровь начинает бежать по венам с ещё большей скоростью. — А потом ты сбежала. Наверное, так было лучше, иначе вечер бы вряд ли закончился именно так, как он в итоге закончился, — добавляет он, подбирая слова. Огонь красиво оттеняет черты его лица, пока он смотрит на неё, ловя каждую из последующих реакций. — Я… в тот момент, после танца, я думала, ты понял… Её выражение лица могло сказать ему больше, чем она сама. — Нет, Грейнджер, — он качает головой. — Иногда я позволял себе предположить, но всегда думал, что вижу лишь то, что хочу. По ощущениям, у неё началась аритмия ещё минуту назад. Но, в таком случае, после этих его слов Гермиона уже должна была быть мертва от остановки сердца. Её губы начинают дрожать. — Почему сейчас? — спрашивает и почти плачет оттого, что не может прикоснуться к нему. — Почему сейчас, Драко? — Прости меня, Грейнджер. Это чертовски эгоистично, но, если у нас не получится что-либо сделать, я бы хотел, чтобы ты знала. Её взгляд ожесточается. — Не говори так. Почему ты всегда веришь в худшее? — она старается не повышать голос, но тот сам срывается, следуя за первой упавшей слезой. Эти эмоции слишком долго наслаивались друг на друга, и теперь плотина просто треснула. — Да когда ты наконец поймёшь, что ты единственное хорошее, что со мной случалось, Грейнджер? — он прикрывает глаза и слегка откидывает голову назад, беря время на передышку. — Тебя настолько много, что мне, блядь, хочется прикрыть глаза каждый раз, когда я вижу тебя, — вот настолько много твоего грёбаного света. Ты перевешиваешь чашу весов уже слишком долгое время. Всё не может быть хорошо вечно, разве ты не понимаешь? Она злится. Так сильно злится, что ей хочется кинуть в него что-нибудь. — Это бред, — шипит Гермиона. — Ты несёшь полную околесицу, Малфой. Когда ты уже наконец поймёшь, что заслуживаешь чего-то хорошего? Тебе не надо испытывать боль, чтобы заслужить счастье. Ты уже сделал достаточно. Тебе не нужно жить в ожидании плохого, потому что единственный враг себе — это ты сам, — она настолько близко, что уверена — ещё больший накал поспособствует стихийному выбросу магии. — И ты, чёрт тебя возьми, можешь принять мою помощь, Малфой, понятно? Ты можешь довериться мне, потому что, когда ты этого не делаешь, мне становится больно. Гермиона глубоко дышит, пытаясь успокоить пульс. Не получается. Он не может говорить ей всё это сейчас, ожидая, что она просто смирится со всем происходящим. Драко выглядит поражённым. — Прости, Грейнджер, — начинает он, но не успевает закончить. — И прекрати, мать твою, извиняться! — вскрикивает она, стирая со щёк сбежавшие слёзы. — Я не могу видеть, как ты теряешь надежду в момент, когда я больше всего на свете хочу поцеловать тебя! Он сводит челюсти. Гермиона видит, как сильно его пальцы сжимают подлокотники кресла. Драко возвращает ей взгляд только тогда, когда она начинает чувствовать давление в задней части черепа. Будто туда поместили дрель, пытаясь одним рывком добраться до лобной доли. — Чего ещё ты хочешь? — Я хочу, чтобы ты прикоснулся ко мне, — всхлипывает она. — Мне очень больно, и я хочу, чтобы ты исправил это. Гермиона ждёт около пяти секунд, после чего он, наконец, отвечает. — Я не могу, Грейнджер, — Драко не извиняется, но она всё равно слышит соответствующие интонации в его голосе. После недолгой паузы он добавляет: — Но ты можешь. Гермиона вскидывает голову. — Что? — её голос глухой и безжизненный. — Прикоснись к себе, — Драко проводит взглядом по её телу. Ищет выход. Находит. — Я буду с тобой. Она не думает. Не хочет или не может. Просто отнимает руки от лица и тянет вниз, останавливаясь на уровне шеи. Вот её степень отчаяния, злости. Желания. Гермиона чувствует, что если не сделает что-нибудь, то просто начнёт задыхаться. Но если он говорит, что это поможет… — Здесь? — Ниже, — отвечает он, сглатывая. Гермиона проводит пальцами по ключицами и ниже, следуя его словам и задевая грудь. — Здесь, — останавливает её Драко. — Начни здесь. Он кивает ей. Медленно. Может он и сам прибегал к этому методу в настолько крайних случаях, но Гермиона вряд ли может посвятить время тому, чтобы обдумать это. Ей просто нужно куда-то деть всё это. Она смотрит на него и повинуется, делая первое движение. Сначала неуверенно. Гермиона сжимает грудь и вздыхает, когда ощущает под пальцами затвердевшие соски. Ткань халата неприятно трётся о разгорячённую кожу. — Если хочешь, можешь снять его, — Драко не отрывает глаз от её рук, когда те скользят к плечам и, приняв в расчёт совет, стягивают вафельную ткань. Халат остаётся лежать только на её бёдрах, полностью оголяя грудь и плечи. — Умница, Грейнджер. Теперь ты можешь продолжить. Его глаза мечутся от её лица к рукам, пока он не закрывает их, втягивая носом воздух. Гермиона осторожно приподнимает грудь и сжимает между пальцами соски, откидывая голову назад. Ей не хочется прикрыться. Ей хочется почувствовать себя лучше. И она чувствует. Пытается. — О чём ты думаешь, Грейнджер? — слышит она его хриплый голос. — О тебе, — отвечает и снова смотрит на него, приоткрывая губы. — Мои руки — это твои руки, — чуть тише добавляет она. Кожу на щеках стягивает из-за застывших слёз, но она не обращает внимания. Тканевая обивка кресла скрипит и сходится в складки от его силы сжатия подлокотников. — Тебе лучше? Гермиона не думает, что когда-нибудь была более возбуждённой, чем сейчас. Она в полной мере ощущает, насколько стала влажной. Лучше ли ей? — Недостаточно. — Ты можешь спуститься ниже, — напряжённо предлагает Драко. Гермиона кивает. Да, она может. Потому что, если не сделает этого, — взорвётся. Её руки сползают от груди ниже, полностью развязывая пояс халата. Она стягивает ткань с бёдер и отбрасывает в сторону, представая полностью обнажённой перед ним. Будь её состояние иным, Гермиона бы подумала о всех несовершенствах своего тела, которые иногда находила. Но сейчас ей всё равно. Драко жадно впивается в неё взглядом. Он выглядит так, будто готов разорвать её. Но его нет здесь. Он не может прикоснуться к ней. Зато может она. — Помоги себе, Грейнджер. Ты справишься, — он произносит это так, словно подписывает себе смертный приговор — с горящим смирением, с пробивающим разум адреналином. Гермиона чуть раздвигает колени, устраивая руку между ног. С первым же движением срывается на стон, слыша его тяжёлый выдох. — Чёрт возьми, — вены на его руках выступают с приходом ещё большего напряжения. — Ты умница, Гермиона. Продолжай. — Я делаю это не в первый раз, — признаётся она, раздвигая себя пальцами. Её слова стоят того, чтобы увидеть трещины, расползающиеся по тем тискам, в которых он держит себя сейчас. — Касаюсь себя, думая о тебе. Она обводит клитор и набирает нужный темп, не спуская с него глаз. В её груди всё ещё ощущаются остаточные болевые спазмы, но они почти сходят на нет, когда Гермиона опускает взгляд к его паху, замечая явно выступающую эрекцию. Господи боже. — Ты думал обо мне? — Гермиона задаёт вопрос и имеет в виду то же самое, про что и говорила сама. Его низкий обречённый смех вызывает в ней острое желание свести бёдра. — Я не знаю, сколько раз дрочил, думая о тебе, Грейнджер. Иногда мне казалось, что это становится нездоровым. Она облизывает губы и с шипением выдыхает от пронзивших тело искр удовольствия. Он ещё крепче сжимает кресло, на лице Драко выписаны болезненные ощущение. Гермиона чувствует себя садисткой, наслаждаясь этим. — Я представлял тебя подо мной. Надо мной. На столе в твоём кабинете в Министерстве, — его дыхание прерывистое, а радужки оказываются полностью вытеснены расширившимися зрачками. Гермиона не знает, что должно случиться, чтобы они прекратили то, что происходит сейчас. На ум приходит разве что конец света. — Я представлял, как буду трахать тебя в своей постели, как буду вылизывать тебя в твоей. Как ты будешь сжиматься вокруг меня, когда будешь кончать. Как великолепно будет смотреться мой член в твоём заносчивом рту. Ты не поверишь, сколько раз я забывался и почти верил в то, что это происходит на самом деле. И каждый этот чёртов раз я кончал так сильно, что у меня темнело в глазах, Грейнджер. Вот так я думал о тебе. — Боже, Драко, — её пальцы берут более быстрый ритм, но этого всё ещё недостаточно. Она вводит в себя один палец и выгибает спину вслед за рукой. Да, вот так. — Покажи мне. Я хочу, чтобы ты показал мне. Его глаза прикованы к её руке между ног, губы приоткрыты, и Гермиона даже начинает думать, что он не услышал её просьбу. Драко ещё какое-то время полностью поглощён ею, но нити самоконтроля всё же обрываются, и он разжимает подлокотники кресла, на которых остаются глубокие вмятины от его впившихся пальцев. Лязг его ремня становится музыкой для её ушей. Она останавливает свои движения и закусывают губу, жмурясь, чтобы сдержать подступающий оргазм от картины перед собой. Когда Гермиона открывает глаза, Драко уже сжимает себя. Нужда так явственно отображена на его лице, что она сомневается, кому из них больше был нужен этот вечер. Она не может… она не может оторвать от него взгляда. — Чёрт, — задыхается он и проводит по члену рукой. Его скулы приобретают розоватый оттенок — признак наивысшей точки возбуждения. — Если бы ты была здесь, я бы трахнул тебя на кухонном столе. У тебя отличная кухня, Грейнджер. — Припоминаю, что ты хотел сделать это на столе в моём кабинете, — Гермиона возобновляет движения, неосознанно подстраиваясь под его ритм. — Припоминаю, что я много где хотел сделать это. — Да. Припоминаю, что ты был очень убедителен. — Припоминаю, что ты была не менее убедительна, — Драко проводит большим пальцем по головке и низко стонет. Она содрогается от этого звука. Гермиона очень, очень близко. — Прости меня, Грейнджер. За всё. — Малфой… не… не время, — задыхается она. Её зрение заволокло туманом, перед глазами только он и поволока из похоти. Гермиона добавляет второй палец. Поступательные движения становятся глубже, но она никогда не сможет заполнить саму себя до конца. Отдав предпочтение технике, которая была наиболее действенной в том положении, которое она приняла, Гермиона сбивается на очередном вдохе. — Согни их, — Драко начинает водить рукой быстрее, сжимая член у основания. Вена на его шее вздувается. — Согни пальцы, Грейнджер. Сейчас. Она следует его словам и прижимает свободную руку ко рту, закусывая костяшки пальцев. Её приглушённый стон доносится до него сквозь каминную связь. Кажется, Драко только что поспособствовал её возношению. — Драко, я… — её движения хаотичны и целенаправленны одновременно. — Я… — Сделай это для меня, — произносит он, не спуская с неё глаз. Ловит каждое движение, каждый звук. — Сделай это для себя, Грейнджер. Кончай. Её бёдра вздрагивают, голова откидывается назад. Гермиона прижимает к себе колени и издаёт звук, который можно интерпретировать только как отчаянный, болезненный вскрик. Оргазм не такой, какой она обычно испытывает. Он глубокий и оглушающий. Мечущийся где-то внутри неё, так и не находя выхода. И Гермиона знает причину — Драко недостаточно близко. Она слышит те потрясающие звуки, что он издаёт, и улавливает мгновения его финиша, находя в себе силы повернуть голову к камину. Драко упирается рукой в стену справа от себя, глубоко дыша. Его сотрясает в очередной раз. Гермиона улавливает своё имя, глухо срывающееся с его губ. Оно оседает между ними последними секундами их взаимного удовольствия и рассеивается, оставляя после себя только звучные тяжёлые выдохи. Драко ложится параллельно ей, поворачивая голову к огню. Если он настолько же обессилен, как и она, то Гермиона не думает, что кто-то из них сможет пошевелиться в ближайшие минуты. — Знаешь, я нашёл дневник, который ты вела два года назад, — Драко нарушает тишину спустя минуту. Сперва она не понимает, о каком дневнике речь, но следом её глаза расширяются. Гермиона вспоминает потрёпанную зелёную книжку, хранившую короткие записи, которые она оставляла в ней на протяжении того самого года, в который они впервые встретились со времён школы и минувшей войны. Последняя оставленная запись, датированная девятнадцатым сентября, настолько разочаровала её в самой себе, что Гермиона приняла решение убрать дневник подальше. Она ожидала чего угодно после произошедшего только что, но точно не этого. — Я нашёл его в коробке на чердаке. Он лежал среди книг, которые были нужны тебе. Она отворачивается, уставившись в потолок спальни. — Сколько ты прочёл? Гермиона не спрашивает, читал ли он вообще — очевидно, что ответ был положительным. Драко бы не стал заводить эту тему просто так. — Всё. Вот так. Коротко и просто. Теперь даже потолок кажется ей слишком смущающим. Она прикрывает глаза. — Тебе не стоило читать это. — Да. — Ни тогда, ни сейчас. — Да. — Это… слишком личное. Гермиона краснеет, потому что очень сомневается в правильности выбора своих слов. Несколько минут назад он видел её такой, какой до него не видел никто. Вряд ли между ними могло остаться ещё что-либо личное, но всё же оно оставалось. Она бы даже назвала его сокровенным. — Знаю, — отвечает он, снова погружая их в молчание. Гермиона отсчитывает удары собственного сердца, размышляя, слышит ли их Драко через каминную связь. Если бы он лежал рядом с ней, то точно бы заметил, насколько сильно подскочил её пульс. — Грейнджер? — Да? — тихо спрашивает она. — Я люблю тебя. Она поворачивает голову. Драко смотрит на неё всё с тем же знакомым ей блеском в глазах. Он сопровождал каждый её шаг с самого их первого дня — отсвечивал злостью, сверкал сожалением и горел искренностью — так, как сейчас. — Я тоже люблю тебя. — Довольно запоздало, не думаешь? Она улыбается в ответ. — Мне кажется, самое время. И почему-то упоминание их главного препятствия никак не портит момент. Не важно, сколько лет их разделяло, Гермиона готова была провести с ним целую вечность вопреки всему.***
14 дней после инцидента в Малфой-Мэноре: Вокруг её камина выставлен большой защитный купол. Гермиона приближается к границе барьера и замечает частички пыли, замершие в воздухе. Она сжимает и разжимает пальцы, готовясь начать. Драко стоит на противоположной стороне — за пламенем в камине, настороженно следя за её действиями. Невыразимцы всё подготовили. Временной песок был рассыпан по всему периметру купола, а не самая светлая магия наполняла пространство, ограничиваясь его пределами. Гермиона приняла решение взять заключительный этап на себя. Её доверие к Министерству и преимущественно к Отделу Тайн было подорвано тогда, когда выяснилось, что никто не позаботился о том, чтобы проверить Малфой-Мэнор на наличие запрещённой магии и артефактов после ареста Люциуса. — У нас ведь получится? — Гермиона подносит палочку к барьеру и смотрит на него. — Я верю в тебя, Грейнджер. Драко решителен. Большего ей и не нужно. Она накладывает заклинание для активации и отходит в сторону, когда воздух начинает сотрясаться от вибраций. Свет. Хлопок. Резкий звон в ушах, который она слышит не впервые. По ощущениям, комната перевернулась вверх дном несколько раз, прежде чем всё кончилось, оставив облако пыли вокруг разрушенного камина. Ей никогда не было так страшно открыть глаза. — Грейнджер, — тёплая рука ложится на её плечо. Она поднимает голову и отнимает от лица руки. Следующим своим действием Гермиона сбивает его с ног, обвивая шею Драко руками. Его волосы перепачканы в пыли, как и одежда, но она обращает на это внимание в последнюю очередь, оставляя поцелуи на его щеках, губах, переносице и подбородке. Если трудности и влюблённость имели бы воплощение — они бы были двумя людьми в полуразрушенной спальне скромного коттеджа у озера, готовые дарить друг другу всё своё оставшееся время.