Мой личный Дориан Грей

Мой милый Дориан, я полюбила воздух, Ведь мне дано дышать одним с тобой, Я утонула в вымышленных звездах, Назвав тебя своей звездой. Я буду кем угодно, Бэзилом, Сивиллой, Мне все равно, решать тебе. И мысли тянутся с невероятной силой, Еще немного – быть беде.

Я никогда не увлекалась искусством, будучи от него настолько далекой, что имена художников или композиторов, которые я знала, можно было бы пересчитать по пальцам. Не разводила сантиментов, даже музыку слушала, не задумываясь о том, кто ее исполняет. Я просто жила, веря и любя лишь то, что могла потрогать. Но однажды, когда знакомая позвала меня на выставку, я не отказалась, позже пожалев об этом. Меня заинтересовала лишь одна картина: мой личный Дориан Грей. Около получаса я сканировала парня, который был нарисован словно жил здесь и сейчас, прямо напротив меня, заставляя руки трястись в попытке дотронуться до полотна. Черные прямые волосы, грубые, но изящные черты лица, а главное – его улыбка. Сдержанная, но сверкающая ярче сотен голливудских. Я влюбилась в нарисованного человека. С того момента прошло много времени, но я засыпала и просыпалась, думая только о нем. Оценки, учеба, семья и друзья перестали меня волновать. Я выкупила портрет, повесив его над своей кроватью. Часами сидела неподвижно, зачаровано вглядываясь в черты, выведенные красками. Он словно дышал, улыбался и грустил вместе со мной, мой Дориан. Мне казалось, я отравилась этой красотой. Терпкой. Настоящей мужской красотой. Здоровье ухудшилось. Я пропустила больше половины лекций, не выходила из своей комнаты. Я была одержима. Зимним утром, прогуливаясь по зданию университета, я встретила парня, полностью похожего на того, что занял мое сердце, только настоящего. - Ты сошла с ума! - сказала мне та подруга. Я не отрицала. Ким ДжонДэ, второй курс. Я узнала его адрес, номер телефона, привычки и слабости. Мой Дориан Грей, тот, что был нарисован, оказался спрятан за шкаф. В картине я больше не нуждалась. Для меня важно было поговорить с ним, убедиться, что парень лишь копия того, кого я почти боготворила. Я хотела прочесть душу, которой не было у нарисованного ДжонДэ, прикоснулась, но обожглась. По телефону мы договорились о встрече. Шумное кафе на окраине Сеула. Я жила в центре, он тоже. Парень просто играл со мной, жаль я поняла это слишком поздно. ДжонДэ был идеальным прототипом Уальдского героя. Развращенный эгоист, признающий лишь красоту. Так почему меня к нему так тянуло? Январь комьями снега застилал мне глаза, заставляя бежать к нему на свидания, ждать по несколько часов, иногда не дожидаться. Я слепо любила, не обращая внимания на его самовлюбленность, забыв про свою гордость и потеряв самолюбие. Я жила от встречи до встречи, задыхалась от редких поцелуев. Он смотрел на меня, усмехаясь, смеясь над всеми женщинами. Ему не нужна была настоящая любовь. Любовь для ДжонДэ – игра. Игра – искусство. Мне не суждено было быть первой, я не стала последней. Однажды, после очередной прогулки, я пригласила его к себе. Просто и легко. Меня можно осуждать, но судить я себя не позволю. Я лишь подтвердила его теорию о женщинах. - Ты уверена? – прошептал он в поцелуй, заставляя меня залиться краской до кончиков ушей. - Нет. Разве это что-то изменит? – усмехнулась я, впиваясь ногтями в девичьи нежную кожу на его спине. ДжонДэ зашипел, но рук моих не убрал, продолжая толкать в сторону дивана, хотя мы давно прошли мимо спальни. Он и в «постели» был эгоистом. Грубые укусы, тяжелое дыхание, опаляющее губы. Слишком много, слишком. Я закрывала глаза, утопая в разноцветных звездах по ту сторону. Забывала как дышать, стараясь не провалиться в бездну помутневших глаз. На следующее утро я проснулась одна, в пустой, промерзлой от зимнего ветра, квартире. Все, что осталось от живого Дориана – окурок и запах ментола на простынях. На звонки ДжонДэ не отвечал, в университете мы почти не пересекались. Я давно отчалила от точки «адекват», и теперь катилась к конечной. А чего я, собственно, ждала? Что он потащит меня к алтарю, и мы будем счастливы? Как в сказках, бывает только в сказках. Принцев не существует. Я мысленно нарекла себя Сибиллой Вейн, провинциальной актрисой, которую сгубила любовь к Грею. Но топиться я не собиралась, вешаться и резать вены тоже. Просто решила жить дальше, пусть на спине, невидимым клеймом горит его метка. Я споткнулась о эгоизм. Мы встретились осенним вечером в парке. Я гуляла с собакой, он с девушкой. Казалось, мы просто обязаны были пройти мимо друг друга, но ДжонДэ остановился, окинув меня презрительным взглядом. Я сжалась, скомкав поводок в озябших ладонях. Пес поскуливал, таща меня вперед, но я твердо стояла на мокрой от дождя листве, вглядываясь в тот же омут его глаз. - Почему ты был нарисован на той картине? – решила спросить я, после минутного молчания. Знал ли он о Дориане? Да, знал. - Потому что я ее автор,- усмехнулся парень, двинувшись вперед, оставляя меня стоять посреди узкой аллеи, окруженную ароматом слякоти. Художник, рисующий чувствами людей – Ким ДжонДэ. Бывший студент юридического факультета, оставил университет ради искусства, которое я так презирала. Искусство – зеркало души. Пусть человек, смотрящий на меня с картины – жуткий эгоист. Я буду его Холлуордом Бэзилем. Я нарисую его в жизни, оторвав от узкого полотна. Потому что это дело принципа. Я не буду топиться, а утащу его за собой. Пусть однажды мне в сердце уже воткнули острый кинжал. К боли привыкаешь. Я не дам ему быть вечно молодым, мы состаримся вместе. И даже если он однажды меня убьет, я отомщу ему в следующей жизни.