Чистилище

      Комната Кенни чистая, прибранная. По сравнению с остальной частью дома Маккормиков (исключение: комната Карен) особенно. Не то, что его, Твика, комната, где царит беспорядок, и найти когда-то давно затерявшуюся ручку можно только если сильно постараться и прочитать молитву Иисусу. Твику неловко перед самим собой. Кенни, чье детство прошло в весьма непредназначенных для ребенка условиях: в окружении полупустых бутылок и мусора — держит свою обитель в полном порядке, в то время как Твик и сам не прибирается, и маме не позволяет.       — Пыхнуть хочешь? — Кенни протягивает Твику сигарету, а сам достает пакетик с чем-то белым. Твик уверен, что это не мука. Ведь кто вообще носит с собой муку в пакетике?       — Не знаю, — Твик заикается, а голос дрожит; хочется вмазать себе хорошенько.       — Да ладно, чувак, кто еще, кроме меня, даст закурить бесплатно? — Маккормик усмехается и тянет руку еще ближе к Твику. — Давай, бери, пока добрый.       Твик неуверенно берет сигарету. Спустя несколько секунд, под одобряющий взгляд Кенни, он пробует сделать затяжку и кашляет.       — Бля, Такер тебя разве ни разу не учил? — удивленно спрашивает, глядя на неудачные попытки Твика. — Ща покажу, как надо, — и достает из кармана пачку. Пустую. — Блять. Стэн, имбицил, скуривает все мои сигареты, когда у него «ебаный» период.       — «Ебаный»? — Твику, конечно, не особо интересно, какой там у Марша период, но игнорировать слова Кенни кажется слишком несправедливым.       — Когда он расстается с Венди и тусуется с готами. Кайл всегда от этого злится и тоже, кстати, тырит у меня парочку, — поясняет и протягивает ладонь Твику. — Давай свою. Научим тебя пыхать.       Твик не задумывается, что курить придется ту же сигарету, на которой Кенни предварительно покажет мастер-класс. Просто автоматически передает ее обратно.       — Так, короче, смотри внимательно, чудик. Фильтр должен быть направлен к тебе.       Кенни преподносит кончик ко рту и медленно делает затяжку. Происходит это будто в земедленой съемке и прямо у Твика на глазах; все внимание переходит на губы Кенни, такие малиновые и, черт бы их побрал, словно дразнящие. В мыслях Твика теперь только одно: а как он вообще тут оказался? Он же, вроде, вовсе не собирался заходить в полуразрушенный дом самого нищего жителя Южного парка и учиться пыхать в его безупречно чистой комнате. Их встреча произошла спонтанно и абсолютно не планировалась: они встретились, когда один шел с подработки, а второй — от Крэйга, в весьма паршивом настроении. И, на самом деле, не нужно было быть особенно внимательным для того, чтобы это заметить. Вот и Кенни сразу понял, что однокласснику не помешало бы расслабиться. Расслабиться в понимании Твика: в одиночестве полежать в прохладной воде или выпить травяной чай — в общем, ничего криминального или экстремального. В понимании Кенни: закинуться всякой дрянью, от которой голова кругом, а мозг перестает работать в полной мере. Но, несмотря на это, Твик мог, конечно, отказаться, тем более, с Кенни они друзьями никогда не были, но в голове сидел гребаный Крэйг Такер, а избавиться от ядовитого образа в воспоминаниях хотелось сильно.       Сейчас, вновь вспомнив о Такере, Твик отчаянно мотает головой. Этот тупой кретин сидит уже в печенках: несколько лет, и только Крэйг. Всегда, везде, к месту или не к месту, но он есть. Он, а еще «невозмутимость», «логичность», «серьезность» и другие не особо привлекающие Твика качества. С Крэйгом невозможно ужиться, с ним невозможно быть понятым, а, значит, с ним невозможно быть счастливым (Твик не верит в это понятие, поэтому хотя бы «удовлетворенным своим жизненным процессом»).       А вообще, хер с ним, с Крэйгом. Сегодня их отношения окончательно дали заднюю, в чем не было чего-то неожиданного, они шли к этому все эти годы: сейчас просто дошли и вот — тупик. Не то, чтобы Твику не было обидно или тяжело, но он с глубокого детства научился отпускать близких людей без промедления, и сейчас это давало определенное преимущество: он не станет как Стэн после расставания с Венди и не сопьется от неразделенной любви. Прогнозы на будущее положительные, Твик этому очень рад, а затянуться сигареткой с Маккормиком — приятный бонус ко всему прочему и этакий «вызов» новым жизненным обстоятельствам.       — Я понял, — Твик выхватывает уже тускнеющую сигарету из чужих рук и делает все с точностью, как показал ему Кенни.       Твик затягивается и выдыхает клубок дыма точно в лицо Маккормика. Тот никак не реагирует, лишь наблюдает. А потом предлагает Твику «кое-чего покрепче».       Кенни учит его правильно нюхать порошок, и от этого немного смешно. Впрочем, он явно действенен, раз перед глазами начинает плыть спустя пять минут, а на душе становится значительно легче. Твик чувствует, как блаженство растекается по всему телу, а голова пустеет. Кенни, лежащий рядом, рассказывает какую-то несусветную чушь, параллельно забираясь под футболку Твика, и рисует что-то незамысловатое на его животе.       — В детстве к нам приебалось живое полотенце, — говорит Кенни; улыбка не сползает с его лица. — Именно оно научило меня пыхать. А сегодня я научил тебя. Вот как оно получается…       — А нюхать тебя живой коврик научил? — Твик интересуется искренне и со всей серьезностью, на что Кенни отвечает в той же манере:       — Если бы так и было, то я, наверное, сошел бы с ума с такого количества пиздеца в моей жизни.       — Чувак, это Южный парк. Ты действительно думаешь, что ты в норме? — Твик кладет свою ладонь на ладонь Кенни, которая прежде продолжала вырисовывать невидимые узоры, удерживая ее. — Да мы все уже давно посходили с ума. В начальной школе мои трусы пиздили гномы! А ты с твоей тупой компанией всегда находили всякую тупую нечесть на свои тупые задницы.       Кенни молчит, поглаживая большим, единственным свободным, пальцем твиковскую ладонь. Кажется, будто он действительно задумался над чужими словами и пытается придумать подходящий ответ, но спустя несколько секунд его прорывает громким хохотом. Смех у него заразительный, и Твик тоже начинает тихонько смеяться. Он отпускает ладонь Маккормика из захвата, тот понимает это, как сигнал к продолжению, и начинает теперь уже слегка щипать чужую кожу.       — Знаешь, — Кенни приподнимается на локте и смотрит Твику в лицо. — Я всегда завидовал Крэйгу.       — Че? — Твик в непонимании хмурится.       — Ну, типа… У него есть друзья, которые заметят, если он исчезнет. А я почти ежедневно подыхаю еще с начальной школы, — он усмехается как-то грустно, и Твик еще больше хмурится, ведь как Кенни может умирать каждый день, если прямо сейчас он здесь: живой и здоровый? — Но мои друзья не замечали этого и никогда не грустили. Еще у Такера обеспеченная семья, любящие и реально крутые предки. А еще у него есть…       Кенни не договаривает, но смотрит Твику в глаза так пристально, словно пытается проникнуть в самые недры его души. Возможно, в трезвом состоянии Твик бы понял, что Кенни имел в виду, но сейчас в голову не приходит ни одна мысль. Тем временем рука Маккормика продолжает ласкать его молочную кожу, пробираясь выше.       — Мы с Такером расстались, — неожиданно говорит Твик и переводит взгляд с Кенни на его ладонь, которая уже добралась до груди. — Он сказал, что никогда не верил в то, что я могу хотя бы немного избавиться от диагноза и стать нормальным. Ну, хотя бы на одну ебаную десятую процента.       Кенни пальцами начинает играться с чужим соском: слегка давит и зажимает, щиплет. Твик начинает дышать чаще.       — Поэтому я сказал, что бросаю его. Ему было похуй, наверное. По крайней мере, он ничего не сказал вопреки.       Твик был странным всегда и для всех — это гребаная аксиома. Его могли не любить, презирать, кому-то он был безразличен, а кому-то вполне импонировал, но абсолютно каждый был согласен с тем, что Твик странный. Даже по меркам Южного парка. Нервный и зашуганный мальчик с синдромом дефицита внимания и гиперактивности, вперемешку с тревожностью и маниакальной паранойей, выходящей за рамки. Был ли у такого человека хотя бы малейший шанс стать когда-то нормальным и вписаться? Был, конечно, но Твик не смог. Но он пытался, пытался с того самого момента, когда в четвертом классе ему поставили диагноз СДВГ, а чуть позже — тревожность. Твик знал, что никогда не был похож на сверстников, но выявленный диагноз будто поставил точку в достоверности собственной странности. Твик маленькими шажками старался идти на путь исправления, он верил, что все может получится, и когда-нибудь он перестанет отличатся от других настолько сильно. Бессонные ночи, бесконечные чашки с кофе, срывы и ненавистные привычки — каждая победа была подвигом.       А Крэйг, как оказалось, никогда в него не верил.       — Он такой кретин, — Кенни мягко улыбается и наклоняется ближе к лицу Твика. Тот смотрит на то, что сейчас происходит и пытается анализировать, но получается очень плохо. Кенни, кажется, лапает и ласкает его соски, а сейчас вполне однозначно смотрит на его губы.       Комната Кенни — ёбаное чистилище, а Твик — чертенок, попавший сюда по случайному стечению обстоятельств. Кенни — смерть, Крэйг — пастор.       Впрочем, делать выбор — это то, что Твик всегда сильно ненавидел. Ну, и не умел.       — Нахуй Крэйга.       — Нахуй Крэйга, — соглашается Кенни и, поняв, что больше его ничего не держит, в ту же секунду целует Твика в губы.