Самый несмешной анекдот

Заходит как-то раз Микки, ненавидящий весь мир, блядских рыжих геев и потому всё, что связанно с фамилией "Галлагер" в "Алиби", а там..Лип. Галлагер. Ёбаный анекдот. Сетап — они оба загружены, оба взбрыкивают на Кева, чтобы после прийти лишь к нему за подобием совета. Да хуйня — какие советы? — лучшая помощь Кева от всей внутренней и внешней поеботы — его дешманское пойло, которое тот с заботой феи-крёстного дольёт за бесплатно "по старой дружбе", а на деле — по своей одной, абсолютно не поддающейся никакой логике их, Микки с Липом, мира доброте душевной. Сраные феи, блять. Панчлайн — Микки проёбывает момент, когда Кев съёбывает к двойняшкам наверх, а Милкович как ни в чём не бывало, как будто никто не видит, начинает базарить с Липом один-на-один. Анекдот реально тупой и абсурдный. Потому что Микки изливает душу. Свою. Душу. Липу. Он обсуждает с ним его брата, пока сам Лип с такой же клоунской невозмутимостью делает вид, как будто так можно, как будто они так делают каждый вечер четверга ровно в восемь ноль ноль. Но Микки понимает, что анекдот затягивается, и становится уже не весело вконец, когда спизданул о том, что Иен, кажется, ему изменяет. А ещё понимает, что, походу, пятая настойка на пустой желудок была лишней. — ..Да уж, я думал, что проебал тот момент, когда в Иене открылся манипулятор, а теперь, пообщавшись с тобой, понимаю, что ещё и вовремя прозрел, — Лип в своей фирменной блядской манере хмыкает, поджимая губы, со взглядом куда-то сквозь оппонента. Микки и так по старой памяти рефлекторно злит одна лишь эта высокомерная зарисовочка на его ебале, словно умоляя приложиться к нему кулаком. Так Галлагер ещё и пиздит столько, что за это должно причитаться вдвойне. Микки демонстративно почёсывает кулак, но внезапно, к растерянности, кажется, обоих, до тупого просто спрашивает: — В смысле? Лип оборачивается на него. Микки же хватает для удовлетворения осознать тот факт, что и Галлагер на какую-то секунду замялся, старательно игнорируя лёгкое удивление обоих от этой миротворческой попытки Милковича продолжать диалог вербально. — Ну, мужик, — Лип чешет свой орлиный нос и хмыкает, — я знаю, так сказать, с первых уст некоторые любопытные фактики из ваших любовных игр. Микки цыкает на него, разминая кулак — если Лип правда такой умный, каким пытается казаться, то должно хватить мозгов хотя бы подбирать выражения. Микки уже стерпел один раз. Это и так много в случае с Галлагером. Любым. Даже этого Галлагера он, по сути, долгое время терпел во многом ради другого, рыжего. Лип своевременно ретируется: — Когда ты откинулся с малолетки. Он втянулся встретить тебя вместе с Мэнди, а ты как по учебнику продолжил прилюдно отшивать его. Но когда нашёл "на поебаться", то словил на "измене", и отмудохал того проходного азиата в лучших традициях сопливых романов. По крайней мере, со слов Иена, — на губах Липа вновь проскальзывает эта остоебелая ухмылочка, — он вздыхал и закатывал глазки, но терпеливо ждал, пока ты отобьёшь его, трущобный голубой рыцарь. Иен рассказывал это с таким томным придыханием, что у меня не было ни секунды сомнения, что он уже заебался ебать того азика, в ожидании, пока ты не снизойдёшь почтить драматичную сцену своим появлением. Микки выслушивал, быстро промаргиваясь, и то и дело сжимая и разжимая кулак. Желание дослушать Липа оказалось даже сильнее, чем уебать. Вот уж действительно пиздливый чертила. — Так..ну..и? — Лип уже умолк, а Микки всё ещё не нашёл толком, что ответить. А хули не так-то? Всё ж правильно. Он поступил так, как и должен был. Вот он, ответ. — А чё мне ещё было сделать, хули, — фыркает, лезет в карман за пачкой, чтобы занять уже чем-нибудь руки, — присоединиться, может быть? — О, я только про то, что вы друг друга стоите, — Лип хмыкает вновь, и смотрит на Микки внезапно так открыто пристально, что впору вновь переживать за целостность своей башки. Но Микки и на этот раз не спешит лезть в драку — неожиданно слишком уж осмысленный взгляд холодом прижигает к стулу, пробирает мурашками и заставляет дёрнуть плечами, чтоб не поёжиться. Хули он так палит-то?.. — ..Чё? Лип снисходительно вздыхает, и Микки тоже вздыхает с лёгким рыком, про себя вспоминая фразу Светланы, что "бог любит троицу". Последняя попытка выебнуться без последствий для здоровья: валяй же, умник, открывшиеся тебе одному сакральные истины. — Ты его помучил вдоволь, смирись и с тем, что теперь его тянет отыграться. Возможно даже не столь неосознанно, как я сам предполагал от него изначально. Микки вновь непроизвольно взрыкивает. Брови птицами взлетают вверх в немом вопросе, но он спешно проходится рукой по еблу, стирая с себя хотя бы внешнюю растерянность. Лишь бы хоть это сейчас скрыть от ебучего сквозного взгляда Липа. — Ты взял за хуёвую привычку мешать моего братца с говном. Поверь мне, при всей своей кажущейся бесхребетности это он для тебя сделал огромное исключение. Мальчик вырос, заебался играться с тобой, да к тому же так часто проигрывать. И знаешь, не могу не признать, что меня это отчасти даже радует. Надеюсь, той ночью ты сполна порыдал в подушку из-за его изменчивого елдака. — Слышь бля, пиздак фильтруй хоть немного, — цедит Микки, багровея, — мы типа друг друга любим бля. Видимо, это их такой прикол: чем больше выходит из себя один, тем веселее сохранять спокойствие второму. Вот Липу и весело. Пока что. Весело. Уже считанные секунды. — А, да? — Лип невозмутимо делает тяжку, — сорян, попутал. Просто не знал, внатуре, как выглядит эта ваша любовь. Опять подъёб с двойным дном. Но Микки считал его. Не то, чтобы его это обрадовало. Но он не собирается сейчас ничего доказывать, особенно этому заносчивому пидарасу. Ну, может, только немного.. — Да всё ты знаешь, учёный, в говне мочёный, — скалится Микки, вслед за Липом делая глоток, — такая вот любовная любовь. "Она" — проблядь, но самая лучшая из всех. А ты — не терпила, но может немножечко. Только когда рядом с ней. Особенно, когда вдруг оказывается, что рядом с ней может ошиваться не только твой королевский хуй. Вот и вся сказка: слёзы, кровь и сперма— романтика как она есть, бля. Делает ещё один смачный глоток и откидывается на стуле, наслаждаясь ощущением лёгкости: вместе с пивом куда-то вниз наконец-то соскальзывает и стоявший в горле ком. И ещё наслаждаясь видом дрожащих поджатых губ Липа, пока тот силится подобрать слова. Так, какого хуя. Отставить смотреть на губы Липа. Не тот Галлагер. Кучерявый сужает свои глаза, опять смотрит в упор. У них глаза, кстати, походу одинаковые. Не в плане только того, что поддатые, но и голубые. Глаза, да. Да блять. — Слышь короче, — Лип скашивается на него через плечо, переходит на пониженный тон. Ну давай, порычи, — Ты объективно недооценил его самого и силу его чувства. Тебе же, напомню, было та-ак похуй. Вот он и рассчитал, что харе лить слёзки, и попробовал с чистой совестью разбазариться на левые хуи. Как тогда, с тем же ёбанным похотливым престарелым доктором, — Лип поморщился, и Микки с долей горького веселья осознал, что не только его жопа пострадала из-за этого седого пидараса, — с такими финтами, заставляя поскулить от ревности даже тебя, мой братишка-то, похоже, не такая уж и сучка, м? О, какая прелесть. Защищает честь своего блядского младшенького. До сих пор не забыл, как в десятом классе сам Микки отмудохал его таким же хуем на глазах у ненаглядной Карен за слишком уж охуевшие предположения о том же блядстве Мэнди? Микки выдерживает этот взгляд на удивление легко, и кривит губы уже в своей фирменной ухмылке: — Да не, такими поступками лишь подтверждает свою ссученность. Лип смаргивает молнии в глазах, спешно отворачивается на пепельницу. Слит, ха. Думал вывести Микки из себя настолько дешёвыми приёмами. Микки непробиваемый и непереубеждаемый, и нюанс в том, что сам он всё ещё уверен, что лично для него это куда больший плюс, чем минус. Не кому ли, как Липу не быть в курсе? Словно читая его мысли, вихрастый Галлагер вслух признаёт их сходство: слишком уж одинаковые у них обоих методы борьбы и с собой, и с миром, и друг с другом. Может, поэтому каждому из них так сложно уступить? — Знаешь, — теперь уже Лип решает отыграть роль миротворца в их личной затяжной войне, — ты ж не настолько дурак, должен понимать, что я всегда буду за Иена. Но мне самому хуёво признаваться вслух, уж поверь, что я в чём-то понимаю тебя. «Вот и наслаждайся этой ролью сполна.» Минутка признаний подошла к концу. Пора нацеплять маску. Микки двигает пепельницу ближе к себе, бросает через плечо беззлобно, но и без тени теплоты: — Мне твои соболезнования в хуй не упёрлись, мужик. Лип ухмыляется, опять мусоля взглядом воздух: — Что ж, зная тебя, я даже рад. — Да пошёл ты нахуй! — Всё ещё по Фрейду... Интересно, хоть однажды в жизни Микки не захочет набить ебало Липу Галлагеру.