Диккенс и его последствия

Manchester Orchestra — The Silence

Эрик встречает Наташу в конце восьмидесятых — в свои более-менее спокойные времена. Пожалуй, кроме налаживания отношений с новоиспеченным сыном ему и вспомнить то нечего, но появляется Наташа, и в груди начинает закипать позабытое чувство. Хотя сначала случается ярость — её небольшой, но умеющий драться кулачок проезжается по скуле, и Эрика начинает трясти от подобной наглости. Во-первых, кто она вообще такая, во-вторых, не много ли на себя берёт, поднимая на него руку, в-третьих, если бы в потасовку не влез Чарльз, то вполне вероятно, эта девчонка прожила бы меньше положенного ей срока. — Какого чёрта? — За дело, — победоносно ухмыляется рыжая, и железные предметы начинают дрожать по всему кабинету. — Наташа, хватит, — выезжает Чарльз и становится между ними, попутно притягивая внимание Эрика на себя. — У неё есть причины, поэтому успокойся и прекрати вырывать гвозди из стен. Пожалуйста. — И что за причины? — следуя за голосом разума, уточняет Эрик, прожигая в Наташе дыру. Стоит отдать ей должное — на грозные взгляды и ощутимое движение металла она реагирует унизительным равнодушием, которое и цепляет даже сильнее удара. — Каир. Мне пришлось разгребать много дерьма после твоего уикенда. Погибли люди, — презрительно вываливает она на свет божий, бесстрашно смотря прямо в глаза. Эрик вздыхает и потирает переносицу. Металл в комнате затихает. — Люди всегда погибают, дорогуша, и тебе бы пора свыкнуться с этим простым фактом жизни, — и если в глубине души Эрик и испытывает угрызения совести, то точно не собирается отчитываться за свои действия перед какой-то девчонкой, у которой вместо чувства самосохранения пробел куда больший, чем у бедового Питера. — Козёл, — констатирует Наташа, и теряет к нему интерес, обращаясь к Чарльзу. — Я не понимаю, что вас связывает. — А я не понимаю, что связывает вас, — Эрик вопросительно смотрит на Чарльза, и тот лишь устало вздыхает. — Наташа Романофф, проект «Чёрных Вдов». Мы иногда обращаемся друг к другу за помощью. Можно сказать, мы старые боевые друзья. — Вот как, — усмехается Эрик. — Тогда твоей старой боевой подруге стоит научиться правилам приличия, если жизнь ещё дорога. — И он поднимает взгляд на Наташу. — Считай, что это предупреждение. — О, тогда я тоже тебя предупрежу, — концентрированное безумие, а не женщина, оказывается напротив него и, упираясь указательным пальцев в грудь, смотрит снизу-вверх. Во взгляде нет страха, но горит праведный огонь и вызов. И впервые за короткое мелодраматичное знакомство Эрик замечает, что она ослепительно красива. — Пока я здесь, оглядывайся по сторонам, Эрик. Мало ли что. — А ты забавная, — с улыбкой кивает Эрик и мягко убирает её руку от себя. Она не вырывается, но предупреждающе стискивает его пальцы в своей ладони. Всего лишь доля секунды, но Эрика прошибает, словно током. — Зайду позже, Чарльз. Он разворачивается и уходит из кабинета. Рыжая наглая девчонка же застревает в его мыслях осколочной гранатой, не собираясь уходить. * Они сталкиваются в школе как назло часто. Обмениваются презрительными взглядами, иногда — едковато-горькими усмешками, и всё бы ничего, но Питер замечает, и тут же начинает допрос с пристрастием, едва они оказываются с Эриком вдали от других мутантов. Хуже присутствия Наташи только вопросы о ней. — Это что происходит? М? Эрик делает вид великомученика, но срабатывает паршиво — Питер уже успел изучить его повадки и особенности, а потому не ведётся и продолжает: — Я видел, как она на тебя смотрит, а уж то, как ты на неё смотришь… Колись, что происходит. — Ничего. — Я не отстану. Серьёзно, даже не надейся. И Эрик прекрасно осведомлён об этом — если сыну приспичило что-то узнать, то он и мёртвого поднимет. Лучше бы он действительно был мёртвым, чем обсуждать молчаливую вражду на грани фола с Питером. — У нас не заладилось знакомство. — Ну, характер у тебя и вправду не сахар. — Она врезала мне по лицу. У Питера глаза выпадают из орбит — подобного поворота он не ожидал, а оттого и начинает тараторить, как заведённый: — Серьёзно? И она до сих пор жива? Боже, пап, ты просто ангел во плоти! А за что врезала-то? Смелость на уровне «бог», класс! — Каир, — отрезает Эрик. — А теперь, если ты всё выяснил, можно я пойду по делам? Если хочешь, то вечером может съездить в город, поужинать. — Ладно, твоя взяла, — хмыкает Питер, надевая очки. — Но мы ещё вернёмся к этому разговору. Хочешь ты этого или нет. — Беги уже, — по-отечески треплет за плечо и выдыхает лишь тогда, когда Питер оказывается вне досягаемости. Пожалуй, стоит выяснить у Чарльза, когда его боевая подруга планирует свой отъезд, иначе не видать ему покоя ни во сне, ни наяву. * Иногда Эрика мучают кошмары из прошлого. В такие ночи он молча поднимается с кровати и следует в библиотеку, стараясь занять свои мысли чтением. Изредка не спится и Чарльзу, и тогда они играют в шахматы до рассвета, почти не разговаривая, потому что за столько лет дружбы научились читать мысли друг друга и без способностей. Но сегодня библиотека пуста, а значит другой Чарльз составит Эрику компанию — бордовый томик Диккенса, оставленный кем-то из учеников на столе, муки выбора рубит на корню. Наташа вплывает в библиотеку на пятнадцатой странице. Эрик поднимает взгляд, но визит оставляет без особого внимания — ему хватает и того, что сердце пробивает грудную клетку, а это нужно оставить незамеченным хотя бы для неё. Сам с собой он как-нибудь да разберëтся на досуге — вопросы уже накопились. — Какая умиротворяющая картина — Магнето за чтением, — язвит Наташа вместо приветствия и, прищурившись, пытается прочесть автора на обложке. — Диккенс, — продолжая читать, но уже не ухватывая смысла слов, отвечает Эрик. — Думаю, это не твоё. — Думаю, ты не имеешь и малейшего понятия, что моё, а что нет, — Наташа присаживается в кресло напротив, и коротко глянув на гостью, Эрик про себя тут же отмечает, что ножки у неё — высший класс. Благо, её халат всё же прикрывает и ночную тонкую сорочку, и оголённые колени — раздражаться и любоваться ею одновременно в планы Эрика не входило. — Так и есть, и если мы всё выяснили, то, будь добра, дай почитать книгу в тишине, — Эрик действительно проявляет чудеса сдержанности, но, тем не менее, Наташа остаётся на месте, продолжая изучать его, словно какое-то диковинное животное в клетке. Под шрапнелью её взгляда он чувствует себя в непривычном амплуа — уж что-что, но неуверенность не та черта, которой он славится. С Наташей Романофф всё идёт кувырком. — Тебе и в самом деле не совестно? — её тон меняет обороты — куда-то исчезает язвительность, на место которой приходит что-то отдалённо похожее на искренность. Впервые за время короткого знакомства Эрик видит в ней нечто большее, чем ходячее рыжее сумасбродство. Он прикрывает книгу и поджимает губы, прежде чем ответить. Последнее, чего хочется в бессонную ночь — это новый виток конфликта на пустом месте. — Муки моей совести — не транспарант, который я должен демонстрировать первому встречному, — её внимание оказывается привлечено, и Эрик продолжает. — Одного не могу понять — тебя так интересует чужая совесть, потому что собственная не чиста, или же ты действительно святая пацифистка? Судя по твоим боевым навыкам, я склонен думать, что святости в тебе не так много, как ты бы того хотела. Наташа усмехается краешком губ, и Эрик понимает, что если попал не в цель, то оказался к ней очень близок. — У Чарльза научился приёмам? — Жизнь научила, мисс Романофф. Она вновь усмехается, и толстый лёд между ними начинает медленно таять. Эрик не совсем понимает причину, но чувствует, что с этой женщиной, если она того пожелает, вполне реально вести диалог, а не разбрасываться угрозами. — И всё же? Смотрит прямо, будто лезет под кожу, и Эрик вовремя вспоминает, что не зря её зовут Чёрной Вдовой. Впрочем, если он действительно ей так интересен, то он готов сделать шаг навстречу. Не каждый день попадаются такие... личности. — Я этим не горжусь. А ты? — Я тоже, Эрик. Зависает молчание, и лишь настенные часы секундной стрелкой выбивают из себя новое время. Стоит что-то сказать, но Эрик зависает в её зелёных глазах, и в какой-то момент ощущает, что это взаимно. Чуть приоткрытый чувственный рот, поднимаемая дыханием грудь и интерес, плещущийся в глубине глаз. — Закрой дверь на замок, — тихо просит Наташа, и от неожиданности Эрик замирает на полу вдохе. — Там железный ключ. Замок тут же щёлкает, но пальцы зависают в воздухе — куда себя деть Эрик не знает, и вопросительно приподнимает бровь, надеясь на помощь Наташи, которая затеяла чёрт пойми что. — Эксперимент, — откликается она, чуть склоняя голову вправо, и огонь её кудрей так красиво переливается при свете настольной лампы. — Как быстро мы убьём друг друга в запертом пространстве? — Скорее, кто первым потеряет контроль над ситуацией, — многозначительно отвечает Наташа, и Эрик кивает. Почему бы не поиграть, если дама так настаивает. Уснуть после подобных полуночных встреч у Эрика получится вряд ли. Наташа же лишь подкидывает углей в костер. — Как думаешь, кто проиграет? — В зависимости от того, что за контроль ты имеешь ввиду. Если судить по твоей несдержанности в нашу первую встречу, то проигравший уже определён. — А если не судить вообще? Эрик ведёт бровью и усмехается: — Тогда это нам и предстоит узнать. Позволь спросить? — Пожалуйста, — Наташа откидывается на спинку кресла и замирает, словно древнегреческая статуя, и только глаза беспрерывно следят за Эриком. — Зачем запираться с человеком, который вызывает в тебе неприязнь? Обычно от неприятных людей держатся подальше. — Помимо неприязни ты вызываешь и другие чувства. Мне интересно, что перевесит. Неожиданная откровенность распаляет в Эрике азарт. Девчонка, как оказывается на деле, ещё отчаяннее, чем ему могло показаться в самом начале. Именно это и цепляет, заставляя широко улыбнуться. — И какие же? — Предоставляю тебе самому в этом разобраться, — подмигивает она, и Эрик понимает, что хозяин ситуации здесь явно не он. Что ж, пора включаться в игру, пока не обнаружил себя на её обочине. На её нежной шее висит тонкая цепочка, и когда Эрик делает лёгкое движение рукой, она начинает стягиваться всё туже. Наташа сглатывает, но остаётся на месте. Она не пугается, но тело всё равно предает — учащенное дыхание транслирует волнение, и Эрик мягко усмехается. — Одно движение, и всё закончится. Не надо играть с огнём, Наташа. — Неубедительно, — в подобных ситуациях не улыбаются, но только не она. Эрик не знает её прошлого — да вообще ни черта, по сути, о ней не знает, — но начинает догадываться, что подобные отклонения от нормы не берутся на ровном месте. И, видит бог, ему начинает нравиться это всё больше. — А так? — и тонкая цепочка уже причиняет боль. Она стискивает руками подлокотники кресла, но упрямо продолжает игнорировать реальную угрозу. — Ты сумасшедшая, знаешь. И отпускает её горло от своей металлической хватки. Наташа приводит дыхание в порядок и уточняет: — Тебе ли говорить о безумии? Сойдёмся на том, что мы оба немного того. — Я и сам не умею обходить лезвие ножа стороной, — спустя минуты откликается Эрик, вызывая в Наташе удивление. — О чём ты? — О чувствах. Ты же сказала — разберись в этом сам. Пытаюсь, как видишь. — Думаешь… Сейчас я хожу по краю? Эрик кивает, ощущая, как в нём закипает первородное желание и кровь начинает стучать по вискам с утроенной силой. Она ответит, и мир, вполне вероятно, полетит ко всем чертям, потому что терпение не то, чем славится Эрик. Каким-то мистическим образом Наташа находит в Эрике те самые точки, где слабость берёт верх. Эрик не привык быть снизу, а потому отпускает контроль на все четыре стороны. Плевать. — Ты до него дошла. Выверенным движением руки и не отводя от неё взгляда, Эрик, не касаясь, убирает стол в сторону. Её кресло медленно пододвигает всё ближе к своему и, на всякий случай, придерживает кольцо на правой руке, чтобы не сделала очередную глупость. Впрочем, не похоже, что драки — это то, что сейчас увлечёт Наташу — своими расширенными зрачками она утягивает Эрика на самое дно, где здравый рассудок отказывается от любого сотрудничества. Эрик подается вперёд, касаясь её лица ладонью. Нежная кожа обжигает пальцы, и он не может поверить, что происходящее — реальность. — Отпусти, — кивает Наташа на руку, и он подчиняется. Желание обладать ею стягивает низ живота в тугой ком, но Эрик сдерживается, находя в самом себе позабытую нежность. Осторожно касается пухлым губ большим пальцем и прикрывает глаза, чувствуя, как язык Наташи очерчивает влажную дорожку. — Иди ко мне, — хрипло просит её, и она зачарованно кивает, разводя ноги и садясь на него. Халат спадает с плеч, и открывшееся Эрику произведение искусства начинает сводить с ума. Наташа едва заметно улыбается и падает в пропасть. Медленно затягивает в поцелуй, обнимая, захватывая в свои паучьи сети, и голова кружится от дофаминового взрыва. Он стискивает её бедра до боли, а в ответ слышит стон, видит расфокусированный взгляд, слизывает с губ собственное имя, кажущееся таким пошлым впервые в жизни. Она неожиданно податлива и нежна. Её не хочется трахать, но хочется мягко растягивать пальцами и таять от наслаждения, видя полуопущенные ресницы и считая вздохи. Сквозь тонкую шелковую ткань сорочки он прикусывает возбужденные соски, лаская грудь мучительно-мягкими движениями, из-за которых Наташа стонет всё громче, и приходится вспомнить о том, что они находятся в школе. — Тише, девочка, — просит её Эрик, затыкая рот влажным поцелуем, на который она с жаром отвечает, попутно расстегивая ремень на его джинсах. И уже из Эрика вырывается сдавленный стон, когда она облизывает свою ладонь, кладя её на возбужденный член. — Тише, — с ядом в голосе требует Наташа, облизывая свои губы и медленно насаживаясь на Эрика. Металлический поднос едва не падает со стола, но он вовремя берет контроль над своими силами, стискивая Наташу в своих руках и подаваясь на каждое движение. Он хочет, чтобы ей было хорошо, и это желание важнее собственных ощущений. Замедляет темп, ловит её взгляд и, улыбнувшись, снова целует. Он давно не был с женщиной, а потому отвык от подобной роскоши — чувствовать себя таким нужным другому человеку. А сейчас Наташа нуждается в нëм, как ни в ком другом. Его пальцы мокры от её желания, его губы горят от её страсти и дикости — кто бы мог подумать, что потеря контроля будет столь сладкой и пьянящей. Она сносит ему крышу одним взглядом, и умирать подобным образом хочется ежесекундно. Наташа кончает с рычащим стоном, прикусывая губы Эрика до крови. Дойти до конца для самого Эрика не составляет никакого труда — несколько сильных толчков, и он кончает следом, дыша урывками и не видя перед собой ничего кроме расплывающегося огня её волос. Опадает на кресло, и за край халата притягивает трясущуюся от оргазма Наташу к себе. Вечность гладит её по спутанным волосам, улыбаясь непонятно чему. До рассвета ещё часа полтора, и он уже знает, что встретит его не один. Никуда не отпустит — захочет сбежать — не получится. Сама захотела узнать, что такое контроль по-Эриковски — пусть теперь расхлёбывает сколько влезет. — Как дела с контролем, м? — усмехается её в губы, когда она поворачивается, и в хитром взгляде замечает пляшущих чертей. Чистое безумие, а не женщина, но, может, Эрику и нужна такая? — Лучше некуда, — и ленивый влажный поцелуй на момент останавливает философию, в которой они оба уже успели заплутать, без надежды на выход. * — Пап, — сначала слышится голос, а потом вырисовывается облик. — Да, Питер, — фокусируется на сыне, а мыслями продолжает находиться в личной утопии, проплывающей вслед за коляской Чарльза в кабинет. — Слушай, ты же у нас книжный червь, можешь посоветовать книгу? Я тут недавно услышал, что Диккенс — офигенная вещь. Что думаешь? Питер старательно сдерживает предательскую ухмылку, но удаётся хреново — выражение лица Эрика красноречивее любых ответов. — Только не говори, что… — А что я? Я ничего. Так что, рекомендуешь? — Питер! — Ладно, тогда спрошу у Наташи — мне кажется она тоже увлекается вечерними чтениями. — Еще одно движение, и я за себя не отвечаю, — грозит ему Эрик, но Питер, смеясь, уже уносится прочь. * Что не говори, но конец восьмидесятых для Эрика — славное время.