Good Christian people, I am come hither to die, for according to the law, and by the law I am judged to die, and therefore I will speak nothing against it. I am come hither to accuse no man, nor to speak anything of that, whereof I am accused and condemned to die, but I pray God save the king and send him long to reign over you, for a gentler nor a more merciful prince was there never: and to me he was ever a good, a gentle and sovereign lord. And if any person will meddle of my cause, I require them to judge the best. And thus I take my leave of the world and of you all, and I heartily desire you all to pray for me. O Lord have mercy on me, to God I commend my soul. After being blindfolded and kneeling at the block, she repeated several times: To Jesus Christ I commend my soul; Lord Jesus receive my soul.
Через плотные тёмно-синие, почти чёрные, шторы, расшитые бисером, драгоценными камнями и изумительными вышивками, пробивался дразнящий и такой манящий свет. Закатные лучи лениво переползали с пыльного старинного шкафа на разбросанные книги и свитки, затем, на выцветший ковёр, добираясь до массивного дубового письменного стола, и наконец, остановились на позолоченной статуэтке ворона с обломанным кончиком клюва. Ворон был стар. На нём, неприятно расцветая, чернели пятна от разнообразных чернил - от синих до красных, разного вида, размера и объёма. Между встопорщенных перьев статуэтки птицы виднелись выдолбленные углубления для ручек и перьев, что абсолютно точно, ворону красоты не прибавляло. Но как бы то ни было ворону, столу был ещё хуже. Помимо пятен от чернил разной давности, были пятна от чашек с чаем, кофе и от тарелок с едой, обрывки бумаг, пыльные книги и гора письменных принадлежностей без определённого места жительства. Человек, уныло сидевший за столом, сгорбатившись над рукописями, неспешно отложил перо и подул на бумагу. Перед ним расцветали алой краской искусно выведенные буквы: «O Death, rock me asleep... Anne Boleyn. MAY 19, 1536» Работа велась уже несколько лет… Десятков лет. Работа, которая должна была совершить невозможное, и на фактах, а не на эмоциях доказать: род Норфф (англ. – Northse, -se, как принято, произносится по желанию) невиновен. И дело было вовсе не в Анне Болейн, не в её истории. Просто за многовековую историю Британии Норфф считались предателями. Чёрными колдунами, изгнанниками и иноверцами. Таковыми они и были, вернее, стали после сотен лет убеждения. А ведь, началось всё с одной легенды. Старой как мир, легенде, которую знал лишь мир-имеющий-право на это. Мир Privis. Магический мир. Лорд Грегори Норфф устало потёр морщинистый лоб с короткой, небрежно спадающей на него седой чёлкой, и откинулся на спинку стула. Бесцветные, измождённые глаза вопросительно уставились на потолочную лепнину. На ней, словно живые, порхали беззаботные ангелы, протягивая свои пухленькие ручонки вниз, пытаясь заключить людей в свои утешающие объятия. Они не знали горя и печали, а жили, наслаждаясь каждым моментом, как и должны жить вечные светлые ангелы. Для людей и ради людей. Но даже они так и не могли ответить на вопрос, мучающий последнего представителя древнейшего рода. Возможно, самого древнейшего. Ведь изгои живут всегда дольше героев…Great Legend. (О, Memory...)
Ты помнишь, когда весна застилает поля, Ты знаешь, как больно, когда ты нужна… Once upon a time была одна женщина, один король и одна война. Всё началось с женщины. Всё всегда начинается с женщины. Её звали Маргарита Кэри, и она была прекрасна, как бывает прекрасен огонь, изящна, будто бы являлась особой королевской крови и непредсказуема, как сама Природа. А между тем была лишь бастардом графа Вулфолка. У Дамона Вулфолка не было наследников, кроме племянника Чарльза, интригана и кутейника и внебрачной дочери Маргариты, властной и строптивой. Он ненавидел обоих. В далёкой Ирландии, между тем, молодой чародей Джонатан изобрёл свою величайшую и первую теорию относительности пространства и получил белый билет в Англию, в Высший университет магии. К слову, тогда эта самая теория хоть и была записана в книгах, а юный изобретатель награждён, но как то без особой серьёзности. Примерно ещё через 192 года магистры вспомнят и Джонатана Ривза, и теории, и заслуженно возведут того в сан Великих магистриумов. Посмертно. У Джонатана за несколько месяцев до открытия его теории, от чумной лихорадки умерла жена и ребёнок. В Англию он собирался налегке и без особой радости. Её попросту не было с кем разделить. Мир за окном был чисто белый, в цвет предрождественского снега. Маргарита и её фрейлина Бэла решились на прогулку, отчаянно пытаясь сбежать из ненавистного замка, но теперь, зябко кутаясь в меховые плащи, жалели. Было слишком холодно для прогулок. И слишком одиноко для двух молодых девушек в позабытом графстве на севере страны. Джонатан добирался до Англии целых три недели. Виной тому были и старый прохудившийся торговый корабль, и праздность матросов, и его, Джонатана, доверчивость. На берег он вступил раздетым, голодным и нищим. Молодой маг был силён в теории чародейства, практика пока была ему не по силам. Как не по силам были и пьяные шулеры-матросы - опытные картёжники и вышибалы. А между тем, зима уже вступила в свои законные права… Стук в дверь незваным громом ворвался в его мысли. Грегори Норфф торопливо встал, оглядел себя, стряхнул пыль и хлебные крошки, и, наконец, поспешил к двери. Дверь была сделана на славу: дубовая, двухстворчатая, с разнообразными фресками и, безусловно, позолотой. Настоящая английская дверь! Лорд Норфф невольно вздрогнул, узнав вошедшего человека - Николса Хенсли, сына Джозефа Хенсли - нынешнего Королевского мага. Джозеф Хенсли был знаменитейшим магом современности, известнее и любимее народом даже более самого Короля. О нём писались книги, рассказывались легенды, и люди, вернее маги, почитали его как посланника Бога на земле. Лорд Норфф же с сочувствующей улыбкой за глаза именовал его «Beta Merlin». Его же сын был одновременно чудом и ужасом всего Двора. Николс не обладал сверхъестественными способностями своего отца, отлично компенсируя это светлой красотой своей матери-миледи Лорейн Хенсли (в девичестве Стейн) - племянницы самой Королевы, а так же живым, изощрённым умом и пресквернейшим характером. И сейчас он стоял перед лордом Норффом, оглядывая его с ног до головы своим цепким взглядом, и, по видимо, пытаясь сдержать рвущиеся наружу колкости. -Жутко выглядите, граф. Видимо, ужасные условия… - вопрос здесь даже и не наблюдался. -Не жалуюсь. -У меня радостные новости, которые, я питаю надежду, скрасят ваш досуг… - галантная пауза более уместная на театральном помосте, чем в сырых и промозглых кабинетных покоях. Николс был прирожденный актёр, не мог упустить ни единого шанса, обставить дело со всей приличествующей помпезностью. -И какая же, позвольте узнать? -Её Светлейшее Высочество, наша любимейшая Королева носит под сердцем долгожданное дитя. Наследника высшей крови! – Николс светился от восторга так, будто сам был причастен к появлению дитя под сердцем миледи-Королевы. -Наследника значит? – Лорд Норфф не удержался и позволил себе саркабезную улыбку, на миг промелькнувшую на его губах. – Не наследницу? -Ни в коем разе! – Пылко возмутился Хенсли. – Никто не имеет сомнений на этот счёт. И вам бы я тоже не советовал, особенно в свете новых обстоятельств… Пауза. Что это так громко стучит? Дождь по окнам? Или сердце по рёбрам? -Обстоятельств? – Небрежно переспрашивает Лорд Норфф, пытаясь скрыть ужас. – Каких ещё обстоятельств? -Вашу дочь просят ко двору. – Николс улыбается. Ярко, нахально, непочтительно. Грегори ненавидит его за это с новой силой. Будто второе дыхание открылось. -Но… -Немедленно! -Послушайте… -Указом Короля. -Постойте… -Не принимаются никакие возражения. -Николс… -Лорд Хенсли. – Резко прерывает его мужчина. – Теперь уже лорд. Как и вы. Я отужинаю у вас. И поеду обратно. Моя леди-мать нездорова. Хочет, чтобы я был у её постели каждое мгновение. Лорд Норфф замолкает. Растерянно и обескуражено. В душе, конечно же. Перед лордом Хенсли он не смеет этого ни показать, ни высказать. Сам Николс тоже молчит. Потом растягивает губы в примирительной улыбке. -Ах уж эти женщины… Не могут прожить и дня, чтобы не изыскать себе проблем. – Николс Хенсли хохочет. – Так что у нас на ужин? Запечённый кабан в яблоках? Жареные фазаны в виноградном соусе? Что насчёт мышьяка приправленного пудом соли?