Господа и их вассалы

      Все отмечали, что молодая госпожа Кармелита слишком изменилась. И не сказать, что в лучшую сторону. Телохранительница молодой госпожи по имени Мэйт подозрения слуг и родственников графини разделяла. Правда, культурное слово «изменилась» мысленно заменила на емкое, но более подходящее, по ее мнению.       Ебанулась.       Молодая госпожа Кармелита ебанулась на всю голову, а разгребать теперь ей.       Мэйт было четырнадцать лет, когда ее приставили к молодой госпоже. Маленькая, юная леди младше ее на пять лет была скромна, мила и очень пуглива. Неуверенная в себе девочка предпочитала читать книги, собирать цветы в гербарий, тискать свою кошку и пса. Постоянно отводила глаза при встрече с незнакомцами и пряталась за своих сопровождающих. В частности за Мэйт, которую в обычное время тоже, кажется, побаивалась. Хотя особо поводов не было.       Любое излишнее волнение могло спровоцировать приступ, характер же не позволял вообще рисковать ее здоровьем, поэтому стрессы и другие критические ситуации были сведены к минимуму. Даже Мэйт приставили, выдернув как представителя вассальной семьи из учебки Морского Дозора, из-за того, что она была девушкой, к тому же единственной из вассалов пошедшей по тропе солдата и подходящего возраста.       По сути, из Мэйт сделали няньку. Вот и пришлось нянчиться.       Честно, поначалу она очень злилась, что ее отправили на службу к молодой госпоже, но позже она поняла, что никто не запретит ей носить саблю и пистолеты, а также упражняться и учиться, чтобы состояться как человек, сведущий в военном деле. Даже поощрили ее старания.       Семья, которой не нравились ее попытки избежать замужества и прозябания в качестве жены аристократа всю жизнь, после назначения юной баронессы на должность телохранителя даже поддержала ее стремления.       Слабое здоровье юной графини не позволяло ей заниматься физическими нагрузками, а любовь к сладкому привела к небольшой полноте, которая скрашивала немного резкие черты лица, делая ее по-настоящему очаровательной. Она была милой. Нежной и мягкой. Тепличным цветком.       Мэйт не чувствовала особой любви или уважения к этому ребенку. Они и пересекались-то редко, так как выходы в свет случались нечасто, и баронесса Констэнза посвящала все время учебе, чтобы при первой же возможности уйти на службу, получить звание и стать независимой и почти свободной. От семьи уж точно. И от семейных обязательств, которые постепенно грозились на нее свалиться, так как к совершеннолетию молодой госпожи отец завел разговор о замужестве, которого изначально Мэйт планировала избежать уходом на службу в Морской Дозор.       Нет, она свою семью любила, но замуж по сговору и указке родителей совсем не желала. Ей хотелось реализовать свои таланты, стремления и мечты, а также заработать денег. Собственный капитал, бизнес и все в этом роде.       У Мэйт с Кармелитой были хорошие отношения телохранителя и хозяйки. Она слушалась рекомендаций и позволяла баронессе выполнять свою работу, чем помогала предотвращать проблемы любых разновидностей. Сама же Констэнза не навязывалась и не слишком опекала свою госпожу. Во всяком случае, пыталась дать ей максимальную свободу, избегая «стояния над душой». Цели задавить и так закрытую в своей скорлупе девушку у Мэйт не стояло.       Маленькая госпожа росла в своем защищенном, укромном мире. Все в нем было обыденно и хорошо. Мэйт наблюдала, как госпожа взрослеет, из девочки становясь девушкой, как готовится к помолвке, которая должна была состояться после операции на сердце, и искренне желала ей счастья, обещая пустить скупую слезу на ее свадьбе.       А потом сбежать из дворца, почти пританцовывая. Потому что после замужества Кармелиты Мэйт могла с чистым сердцем отправиться в Морской Дозор, где годы жизни, проведенные на государственной службе, сразу бы гарантировали ей офицерское звание. Главное добраться, пока родичи не перехватили.       Счастье было так близко.       За три месяца до двадцатилетия лучшие врачи Саут Блю провели молодой госпоже операцию, которая стала… началом конца.       Мэйт думала о случившемся именно так.       Молодая госпожа Кармелита сошла с ума. Ах, нет! Она «изменилась».       Ебанулась, блядь.       По-другому описать происходящее Мэйт не могла. Ей даже казалось, что молодую госпожу кто-то подменил, но нет. Это была Кармелита. Повадки, походка, привычки. Голос, воспоминания…       «Все виды одержимости» — книга, которую тайком отыскала в графской библиотеке Мэйт, не помогла. Ни чеснок, ни чистая вода, в которой лежало серебро, ей хуже не сделали, сколько бы Мэйт ни подсовывала их Кармелите, внезапно решившей приблизить к себе свою телохранительницу, до которой особо дела раньше не было.       Чужак бы прокололся, и Мэйт лично проверяла свою хозяйку из раза в раз, но не находила ничего такого, на чем можно было поймать шпиона или еще кого. Это Кармелита, вот только со сдвигом в мозгах.       Мэйт знала свою хозяйку пусть и не так близко, как могла бы, но достаточно, чтобы понимать — таких суицидальных порывов у молодой госпожи не случалось никогда. Она была разумным ребенком. Да, чуть избалованным, но понимающим, почему нельзя и какие последствия будут.       У «ебанутой» Кармелиты все это свернуло куда-то не туда.       Начало конца.       Разрыв помолвки, страсть молодой графини к географии и навигации, диета и «курсы самообороны».       С возвращения домой госпожи после клиники Мэйт буквально ощущала, как ее время убегает сквозь пальцы. Но ничего сделать не могла, толком даже не понимая, откуда ждать беды. А когда до нее начало доходить, до последнего не верила, что такое вообще возможно. Ну не может тепличный ребенок решиться на такое безумие.       Может. Оказалось, что все она может.       Слуги шептались, семья молодой госпожи недоумевала. Да, жажда жизни у новой госпожи была просто потрясающая: глаза сверкали, аппетит хоть куда. Она бегала по всему поместью, что-то вечно изучала, лучилась здоровьем и энергией в пока еще хилом даже для простого изнеженного человека теле. Капризы и порой случающиеся истерики пропали, что, конечно, радовало, но…       — Потренируй меня, Мэйт!       Мэйт честно едва удержалась, чтобы не послать свою госпожу. Жившее двадцать лет в лености и безопасности тело молодой госпожи даже одного удара бы не выдержало. А после первой «тренировки», где госпожа потребовала «пожестче», когда ей просто предложили заняться растяжкой, сама Мэйт грешным делом подумала, что ее хотят списать со счетов.       А загреметь под трибунал, уже находясь так близко к своей мечте… ну нет.       — Молодая госпожа…       — Это полезно для моего здоровья!       Мэйт устало прикрыла глаза.       Да еб твою мать.       — Только после разрешения вашего отца, молодая госпожа.       Идя на ковер к графу, она не сомневалась в том, что всю эту глупость быстро свернут. Но граф, что славился благоразумием, внезапно наоборот взял да позволил.       Чему учить девчонку с хрупкими запястьями и отдышкой на второй ступени лестницы, Мэйт не имела никакого понятия.       Когда уже всем стало ясно, что молодая госпожа готовится к побегу из поместья, причем очень неумело пытаясь скрыть свои намерения сбежать и сдохнуть на первом перекрестке в жажде познать жизнь, которую никогда не видела дальше дворцового сада, Мэйт Констэнза поняла.       Либо она срочно подает в отставку в нулевой надежде, что ее документы, обеспечивающие ей офицерское звание при вступлении в Морской Дозор, одобрят, либо ей оторвут голову, когда молодая госпожа наебнется где-нибудь насмерть. И тогда уж точно будет не до документов.       Увы. Не успела. Заявку подать не успела.       Граф Алваро вызвал ее в свой кабинет и поведал просто сумасшедшую историю, которая, в принципе, и расставила все точки в нужных местах. Особенно в том, почему все представители семьи Алваро не бились в истерике по поводу поведения своей дочери и даже согласились разорвать помолку, что, вообще-то, было крайне невыгодно.       — В нашем роду были провидцы, — седеющий мужчина печально вздохнул. — И когда они пробуждали дар, то удерживать их там, где они не хотели быть, сродни катастрофе. Мы долго сомневались, но все же вынуждены признать это. Кармелита — провидец, который видит и знает куда больше, и ей суждено что-то исправить в этом мире…       Пиздец. Да таких, как она, наоборот надо запирать и миру не показывать. И судя по некоторым подробностям приключений представителей семьи Алваро, так еще на цепь и намордник сразу.       — Что от меня требуется? — Мэйт мысленно материлась, как никогда чуя подставу.       — Отныне, Мэйт из Рода Констэнза, вы назначаетесь личным телохранителем, рыцарем и самым верным слугой для моей любимой дочери. Я надеюсь, что вы будете достойны чести, которую вам…       На этом моменте Мэйт просто начала рассматривать лепнину на стене.       Твою ж… мать!       Но семья Констэнза только выигрывала. Деньги, выгода, жажда свободы. И отсутствие выбора. Намек на то, что в случае ее отказа семья вообще может и титула лишиться, не то что сама Мэйт отправится под венец, был очень… тонким. Не заметить его — крайне глупо.       И Констэнза Мэйт подписалась. Выбора не оставалось. Под видом благородной цели ее просто отправляли в ссылку с ебанутой молодой графиней, лишь бы она не угробила всю репутацию графской семьи. А так, чемодан, деньги, телохранитель и на все четыре стороны, с уверенностью в сработавшем плане побега.       Мир спасать. Под другим именем, естественно. Графская семья, конечно, пригрозила, что будет искать дочь, но по факту…       «Верный наш вассал! На тебе честь рода Алваро! Защити дочь рода! И потеряйся вместе с ней…»       Кем бы ни считали молодую госпожу другие, а у Мэйт она крепко укрепилась в звании «ебанутая». Потому что слезть на связанных простынях, надеясь, что никто не увидит, учитывая круглосуточно патрулируемую территорию, было весьма… умно.       Знает она там что-то. Мир менять должна.       Да вы издеваетесь?!       Материть свою госпожу нельзя. Даже мысленно. Но Мэйт, поймавшая беглянку, которая чуть не уебалась с трехметровой высоты, пришла к выводу, что ей можно.       Счет в банке на ее имя и регулярные переводы были прекрасным успокоением. Как на их совместную жизнь с госпожой Кармелитой, которая быстро стала «просто Лита», так и отдельно на счет самой Мэйт в качестве моральной и физической компенсации. За происходящее сейчас и в будущем.       Мэйт предупредили, что лучше бы ей не распространяться о своем происхождении. Мало ли куда их жизнь занесет, так что про свою благородную фамилию ей пришлось забыть. Благо родичи были в курсе ситуации и все понимали — обещали за листовку с ее наградой особо не бить.       Особенно старший брат, что служил в Морском Дозоре.       Во славу рода, его репутации и выгоды.       Полистав семейные хроники семьи Алваро, к которым ее допустили, она мысленно приготовилась к любому пиздецу. И семью подготовила с разрешения графа. Потому что эти самые провидцы… оставляли после себя в истории те еще отметки.       Это будет недолго, но весело. А потом они либо умрут, либо попадут в рабство…       Достающая Мэйт едва ли до груди Кармелита была спущена на землю в целости и сохранности. Сама же причина всех бед несчастного вассала восхищенно смотрела на нее восторженными глазами, как на какого-то героя. В светлой голове девицы, видимо, выстраивался какой-то там свой образ благородного рыцаря.       — Ты…       — Я ваш телохранитель, госпожа. И я пойду с вами.       Еще сейчас начнет ей доказывать, что «это не то, о чем она подумала». Ну-ну.       Мэйт была готова ко всему. И к пиратству, и к революции. Но все же втайне надеялась, что причинять и наносить справедливость госпожа будет через Морской Дозор.       Надежды были тщетны.

***

      Она правда была готова ко всему, но не к тому, что они уплывут в другое море и два месяца будут сидеть на каком-то богами забытом острове в Норд Блю и ждать… да хрен знает что ждать. С сумками, забитыми медикаментами, которыми с горем пополам умела пользоваться только Мэйт.       У них, слава богам, было их суденышко и возможность возить те же припасы с соседнего острова, чтобы не сдохнуть с голодухи. Они нашли какую-то халупу и смогли топить там печь. Кое-как, опять хрен знает зачем, но остров Миньон стал их местом жительства.       Констэнза уже подумывала откинуть свою верность и преданность, а также долг, но воспитание не позволяло. И угроза графа. Но тихо злиться на Кармелиту ей это не мешало. Вдох-выдох. Госпожа имела право хранить молчание, говорить что-то наподобие «так надо» и не посвящать ее в гениальные планы по спасению мира…       Попытки намекнуть, что хотелось бы знать, что они тут забыли и чего, собственно говоря, ждут, провалились. На прямой вопрос, зачем они здесь и каков план, ей просто сказали:       — Ты все узнаешь, когда придет время.       Не хотелось бы расстраивать госпожу, но когда Мэйт сдохнет, ей уже будет не интересно содержание плана…       Констэнза сойти с этой опасной тропы могла теперь лишь тогда, когда выдаст эту беду замуж в надежные, сука, руки. Или вообще сунет тому, кто будет в восторге от подарочка, но при этом не прибьет его.       Граф лазейку оставил и обнадежил ее, что в тот момент она будет свободна от клятвы и даже может вернуться домой. Если не наследила так, что ее еще на пороге будут выцеливать, дабы потом похоронить, чтоб, не дай боже, не узнал кто. После семейных хроник Алваро Мэйт бы не удивилась такому раскладу.       Нескольких месяцев совместного путешествия было достаточно, чтобы Мэйт была готова стать профессиональной свахой. Лишь бы не болтаться с ебанутой, которая говорит иногда просто дикие вещи, странно выражается и загадочно улыбается, мечтательно уставившись в никуда.       Примером очередного симптома неадекватности Мэйт считала разглядывание листовки какого-то Рыжеволосого Шанкса со словами «Смотри, это Йонко! Ох, какой мужчина!».       Йонко. Вот это фантазия у человека.       Констэнза рыжих и на рожу пропитых не любила. Оценить не смогла.       Печь топила, конечно же, Мэйт. Иногда даже теми клятыми листовками, изрисованными сердечками с какими-то заметками на непонятном языке. Готовила она. За припасами туда-сюда плавала опять же она. В то время как блаженная куталась в одеяло, осыпала ее благодарными улыбками и пыталась кормить вкусностями, почему-то искренне веря, что Мэйт с какого-то перепуга то ли недоедала, то ли ласки недополучила в своей семье.       Мэйт в семье учили самостоятельности и розог не жалели на случай особой детской упрямой непонятливости, присущей большинству подростков. Характер у нее был непростой, о чем говорило уже ее намерение сбежать из семьи и от долга под названием «свадьба по расчету».       Большее количество времени ебанутая госпожа либо что-то писала в своем блокноте, хмурилась, строила планы, либо прогуливалась и читала все те же книги о мире. Причем иногда такие, что Констэнзе оставалось в усталости прикрывать глаза. Зачем ей классификация морских королей, от которых, по-хорошему, надо сваливать и быстро, а не определять, какого они вида, Мэйт не имела никакого понятия. И не хотела иметь.       Иногда Кармелита выбиралась на «тренировки». Констэнза, честно оценив перспективы хозяйки, отправляла ее бегать и стрелять по бутылкам. Все лучше, чем ничего, а так и при деле, и вроде бы даже выживанию обучается. Хоть себя не застрелит в час нужды, и то хлеб. А то еще убьется если не от неожиданности отдачи, так от рикошета сама в себя…       В то время пока «Лита» пыхтела по округе, упорно и стойко, что удивительно, Мэйт, чтобы просто не сдохнуть со скуки, махала топором, запасаясь дровами. На этом гребаном острове, промозглом и холодном, они обе успели переболеть какой-то гриппозной хренью, травануться, пережить крушение крыши их убежища и научиться жарить шашлык. Откуда молодая госпожа знает о жарке мяса, Мэйт предпочитала не задумываться. Мангал так мангал. Она из камней собрала что-то похожее. Дальше проще, госпожу в три одеяла укутала и вручила то, что требовалось. Умяв втихую подсохшую булку, проследила за увлеченно сидящей у огня девчонкой и махнула рукой.       Пусть делает что хочет, авось не сдохнет.       Совестно стало, когда ей таки протянули вкусное мясо.       — Без тебя я бы не выжила, — белозубо улыбалась исхудавшая Лита. Здоровье у нее стало определенно крепче, даже мускулатура появилась, но уставшее лицо выдавало ее не очень позитивный настрой. Почему-то, вопреки ожиданиям, худоба ей шла, внезапно сгладились острые черты, и как заметила Мэйт, она еще и подросла за время их приключений сантиметра на четыре.       А в подростковом возрасте страшненькой была.       Размышляя над странными трансформациями, Мэйт молча ела мясо.       Ебанутая она, но добрая.       Но по факту нежизнеспособная.       И кажется, они с ней сдохнут все же вместе. Вон, уже Мэйт о доброте и харизме госпожи задумывается. Вопрос — кто первый отправится из них на тот свет?..       Дожевывая мясо, Мэйт понимала. Если она ее кинет, то та просто сдохнет. Если не кинет, то, может, сдохнет не так просто. Но тащить ее на себе вечно… тоже не вариант.       На следующий день Лита махала топором. Упорно, криво, увлеченно.       — Еще немного, госпожа. У вас все получится.       — Ну Мэ-э-эйт!

***

      — Росинант! Не умирай! Не смей умирать!       — Если вы от него сейчас не отлипните, он точно сдохнет! — терпение у Мэйт кончилось. Госпожа, которая, кажется, впервые увидела подыхающего человека, выла на одной ноте, пока Мэйт не давала какому-то непонятному молодому мужчине откинуться прямо у нее на руках.       — Ло без тебя не выживет!       — Кх-то…       — Рот закрой! — рявкнула Мэйт, зажимая раны.       Багровые глаза были невероятно яркими и чистыми. Для того, кто бессовестно дохнет на руках у Мэйт. Схватившая грипп молодая госпожа шмыгала сопливым носом, грозясь прилечь тут же с высоченной температурой. В один рядок с полудохлым пятнистым пацаном, которому этот придурок скормил Дьявольский Фрукт.       — Мэйт!       — В рот я ебала такую службу! — ругнулась Мэйт. И наверное, это было слишком громко произнесено, потому что их укрытие оказалось замечено. Точнее, услышано.       — Я…       — Тише, блядь! — шикнула Мэйт, и внезапно мужчина сделал какой-то едва уловимый жест рукой.       — Нас не… услышат…       — Он беззвучный человек! — шмыгнула носом графиня.       Судя по взгляду, который блондин бросил на Кармелиту, если они выберутся, пизда хозяйке.       — Она видит будущее, — поспешила шепнуть Мэйт, привлекая внимание мужчины. — Не спрашивайте. Все потом. После того, как я придумаю, каким образом утащу вас втроем отсюда.       — Я сама могу!       — Молодая госпожа — единственное, что вы можете сделать, это ебнуться в обморок под ноги врагов.       — Я умею стрелять!       — По бутылкам? — Мэйт, которая в море ходила и в морских баталиях участвовала в свои отпускные, оскалилась. После чего, вздохнув, вытащила оружие из своих запасов и сунула мужчине и девушке, напоследок искренне попросив ее. — Не застрелись, беда.       Далеко они так точно не уйдут. Но Мэйт слышала, что фруктовики вроде быстро регенерируют и гораздо выносливей простых людей. Кровь хлестать из всех дырок размалеванного парня действительно прекратила. Дышал он тяжело, но раз не сдох сразу, то до помощи дотянет. Ну или пару часов отлежится, и они уползут отсюда.       — Возьмите… Ло. И уходите.       — Нет! — протестующе пискнула юная графиня.       Сама же Мэйт ловко растягивала ткань, закрепляя наподобие палатки. Хотя бы с одной стороны и сверху, чтоб их не засыпало. Так сейчас наметет, от глаз посторонних скроет.       Начиналась метель.       Нужно было уходить. Факт. Но не в метель. И не бросая кого-то помирать. Хотя бы час передохнуть, дальше, глядишь, разойдется и погода, и блондинчик в себя немного придет. Метели тут короткие, но сильные. Мэйт уже в этом разбирается.       А если не протянут…       Только на своем горбу она их всех не утащит, хоть в метель, хоть не в метель, а бросить драматично подыхать того, ради кого, как оказалось, Констэнза несколько месяцев на этом острове куковала… блядь, ну это совсем уже!       В момент, когда преследовавшие этих двух молодчиков пираты почти их нашли, Мэйт решила хоть душу отвести и, возможно, героически подохнуть нахер, так как по-другому ее самоубийственную попытку назвать было нельзя. Увести преследователей. Класс.       Стреляла Мэйт всегда превосходно. А абордажной саблей рубила только так. Пираты, которых она увела подальше, оставляя их трупы краснеть потеками крови на свежем снегу, были не такими уж сильными. Но давили массой и пытались не задержать — убить. Да и от огнестрела саблей не отмахнешься, а пули имеют свойство заканчиваться.       Момент, когда она едва не всадила пулю промеж глаз такому же чужеродному элементу, как размалеванный мужик в перьевой шубе, на этом забытом всем миром острове, стал роковым.       — Кто ты такая? — злобный тип в очках, видимо, тоже обладал какой-то дьявольской способностью, а еще истинно королевской харизмой.       Честь, во всяком случае, вместе с поклоном Мэйт отдала четко по этикету, сработав на автомате, после чего вежливо ответила.       — Мэйт. К слову говоря, это не ваш там родственник подыхает с пятнистым ребенком на пару?       Если родственник, то это же просто замечательно! Помощь близко!

***

      Вот какого хрена?       Мэйт не может ответить на этот вопрос до сих пор. Спасая шкуру своей госпожи, она умудрилась сделать, оказывается, «хуже».       Да куда уж хуже. Три почти трупа, один несчастный вассал, которого госпожа в свои «видения» и планы не посвящала, и страшный до одури мужчина, способный ей одним движением пальца устроить «голову с плеч». Да всем там «голову с плеч». Еще и Дозор, и метель, и…       Мэйт реалистка. А еще она просто не знала подробностей разворачивающейся драмы.       Не расколись она тогда сразу и без сопротивления, где вся эта компания залегла, госпожа была бы уже мертва. А так все живы. Шкуры относительно целы, а то, что Мэйт честно ответила, какого хрена они там делали, пока Кармелита сладко посапывала в теплой постели, не зная, что над ней нависла смерть в виде Донкихота Дофламинго, шантажируя ее телохранителя… извините, приказа молчать вопреки всему не было.       Вот же подстава. Откуда же Мэйт знать было, что госпожа сунется в такую хрень? Знала бы — позаботилась об амнезии для хозяйки. Глядишь, очнулась бы нормальной…       Смерти молодой госпожи от рук розового пернатого маньяка со способностью мастера марионеток не хотелось. Самой бы придушить.       И вроде бы спасла или хотя бы смерть оттянула, так ее в предательстве обвинили вдогонку к тому, что она уже сидела закованная в цепи, по соседству с тем, кого они спасали, деля сырой трюм в довольно интимной обстановке. Мэйт, так сказать, опасный элемент, который и покусать может, недоспасенный парень как предатель, перебежчик, двойной агент, который кинул всех и вся.       Госпожа в полной власти местного чудовища, Мэйт в цепях в трюме, без желания дергаться куда бы то ни было вообще.       Пацан отлеживался. Юная леди тоже.       А Мэйт и Росинант, парочка неудачников по соседству, пялились на мир сквозь решетку своей тюрьмы, наслаждаясь сыростью и качкой.       — Не всем вассалам везет с господами, — философски выдохнул светловолосый, теперь уже умытый и хорошо перебинтованный сосед, всем своим видом выражая полное смирение со своей судьбой. Историю Мэйт он выслушал спокойно, изредка тяжело вздыхая и морщась. — Теперь у моего брата еще и пророк. Блеск.       — Да и вы, господин, не особо везучи, — фыркнула она, вспомнив, что сидели они тут из-за того, что помогли, оказывается, предателю, влезли в какие-то мутные семейные кровавые разборки и вообще… — Теперь у вашего брата есть еще и пророк.       — Я давно уже не господин, — поморщился сосед.       — А я с недавних пор и не вассал, — флегматично хмыкнула Мэйт, тяжело вздохнув. В то, что Кармелиту с ее талантами теперь отпустят, она слабо верила. Да и вообще не особо живой выйти из этой истории рассчитывала. Из графини Алваро еще можно много чего интересного потрясти, а вот от Мэйт толку…       Да и молодая госпожа свою позицию по отношению к ней высказала, послав на четыре стороны.       «Предательница».       Вот она — верная служба, отмороженная задница во славу великих господских планов…       — И что собираешься делать?       — В пираты, наверное, пойду.       Сосед хрипло заржал. Мэйт тихонько захихикала.       Надо было валить. Деньги снять и валить. Видимо, судьба у нее такая — не служить во славу Справедливости в Морском Дозоре.

***

      Мэйт и без пророческого дара напророчила все верно. И беды, и несчастья, и то, что они все сдохнут.       И в том, что в пираты пойдет, тоже не солгала.       Молодая госпожа слала Донкихота Дофламинго весьма витиевато и изысканно, стоя над изрядно порезанным телом своего бывшего вассала, мешая отборный портовый мат одновременно с согласием на сотрудничество и выдвинутыми условиями со своей стороны в позиции «ультиматум».       Мэйт слушала и даже удивленно пыталась приподнять голову, испытывая некое восхищение. То ли неожиданным словарным запасом молодой госпожи, то ли отчаянной и идиотской отвагой. Храбрости и безумия было в действиях графини Алваро дохрена и больше.       И в этом даже некая… харизма?       Кажется, от потери крови у Мэйт уже путались мысли.       Росинант с подбитым глазом — подарком от брата — помогал зажимать вместе с мальчиком по имени Ло ей раны, оставленные нитями его старшего брата, а сама Мэйт думала о том, что сдохнуть хотелось бы все-таки в родном Саут Блю, а не в гребаном Норд Блю, среди ебучей холодрыги и в компании идиотов всех мастей.       — На Дресс Розе тепло, — раздалось над головой у Мэйт, заставляя ее приоткрыть глаза и уставиться на склонившегося розовоперого мужчину с жуткой улыбкой. Тем временем ее раны стягивались и, кажется, ювелирно штопались, из-за чего она, сжав зубы, даже не успела удержать слезу.       Слова Донкихота Дофламинго доходили до нее слишком медленно.       О, так она свои последние желания вслух высказывала…       — А Дресс Роза — это где? — просипела она, чувствуя, как кто-то аккуратно обхватывает ее голову ладонями, что-то подкладывая под затылок.       — В Новом Мире, — широкая улыбка нагоняла жуткую жуть.       Новый Мир… звучит как посыл в перерождение. Ах, черт, это же вторая часть Гранд Лайна…       Росинант Донкихот с самым решительным видом подвинулся вперед, чтобы героически закрыть ее от взора нависшего над Мэйт мужчины, но в следующий момент его повело и он шлепнулся ей прямо на недавно зашитый живот.       Сквозь протяжный болезненный сип и бесконечные извинения второго молодого господина Мэйт выдохнула:       — А можно мне на свободу?..       — Нет.       Ну блядь.       Кажется, ее снова слегка подшили, при этом кто-то опять кого-то матом крыл.       Она ж уже все условия выполнила и саму ее послали на все стороны.       А впрочем…       Решительная и уморительно грозная в своей суровости графиня Алваро смотрелась рядом с Донкихотом Дофламинго, что был крайне заинтересован в ее пророческом даре, весьма забавно.       Не это ли путь к свободе?..       — Встать сможешь? — криво улыбнулся ее сокамерник.       Хм…       Оценивающе посверлив взглядом предателя, дезертира, но все еще не изгнанника, который от мысли о побеге не отступился, Мэйт вздохнула.       — Поможешь?..       Зря она его об этом попросила.