* * *
Сквозь непрекращающийся сон о главной роли в каком-то кинофильме, типа «Красотки», к Арсению пробивается мерзкая навязчивая мелодия звонка. Минуты две он не хочет отпускать образы режиссёра в кресле, статиста с хлопушкой, самого себя в дорогом костюме, но звук вытягивает его в реальность. Он глухой, но от этого не менее гадкий. — Антох... — мужчина понимает, что это будильник Шастуна, но телефон засунут под его подушку и придавлен не желающим просыпаться парнем. — Вставать надо. — Нет. Просто выключи. — Что у тебя сегодня? Насколько критично будет не появиться? — Арс не без труда выуживает айфон из-под подушки и отключает. — Я не помню... — Шастун лишь на другой бок переворачивается и мгновенно вырубается. — Блять. Попов поднимается, шлёпает на кухню босыми ногами и жмёт кнопку кофемашины, предварительно прикрыв дверь спальни, хотя Антоху сейчас не разбудить даже пушечным залпом. Сам тоже вымотан, конец года никого не щадит, сна на четыре-пять часов не хватает для перезагрузки даже тела, чего уж говорить о голове. У них обоих по два фейс айди, «мало ли что может случиться», когда-то сказал первым Арс и допустил любимого к своему телефону. Поразмыслив, вслед это сделал и Шастун, правда, мотивировав тем, что если он случайно сдохнет, то его маме лучше набрать с его номера, дабы не сразу пугать, за что получил подзатыльник и звание еблана. Не найдя ничего в рабочих диалогах, Попов звонит Шеминову. — Я не в курсе, сам в Воронеже с семьёй, Арс, позвони Диденку, наверняка, с ним встречи. А чё, наш малый совсем запутался в днях и месяцах? — Спасибо, позвоню, — сдержанно заканчивает Арсений, игнорируя последнее, так как весёлым это не считает. Кириллу звонит с аппарата Антона, так как у самого нет его контактов. — Да, Антох, чё так рано? — Это Арс, доброе утро, Кир. — Ааа, здарова. Что-то случилось? — Шаст вообще в невменозе последнюю неделю, что у него сегодня? — Мы только в шесть вечера забились, ничего, пусть приходит в себя. Арсений выпивает кофе, у него Сапсан через три часа. Знал бы, что его любимый почти свободен весь день, взял бы на попозже или на завтра, чтоб прям из поезда на корпорат, не привыкать. Побыли бы вместе, чего не было полноценно так давно, что становилось уже печально. Не ходили никуда ужинать а-ля романти́к уже пару месяцев, не занимались сексом примерно столько же, не совпадали пребыванием в столице, графиками и степенями усталости уже не первую неделю, чтобы даже просто поваляться весь вечер перед теликом, перемешав ноги, поглаживая по-детски ладошки Антона и увлекаясь тем, что на экране. Попову не хватало Шастуна, дико, остро и болезненно, даже несмотря на то, что сейчас вот он, руку протяни — и дотронешься. Он и трогает: спутавшиеся волны на затылке, оголённое плечико с ямочкой, в которую и целует, не сдержавшись. — Крмхкт, — парень откликается на неразборчивом прямо в подушку. — Шаст... — Арсений зовёт негромко, поддевая плечо кончиком носа. Будить эту уставшую сладость — преступление, но необходимо вложить в башку его перетруженную и слегка поехавшую, что до вечера отбой. — Антон... Антош... Любовь моя... — М? — ну на последнее грех не отозваться. — У тебя днём сегодня ничего, я звонил Кириллу. Вы только в восемнадцать должны встретиться. — Точно? — Точно. — Преведи мне будильник на четыре, плиз... — Успеешь? — Я ж не ты, мне ебало умыть и бутик схавать, — уже язвит — проснулся, зараза. Ворочается, притягивает к себе, валит в теплоту одеял и своих объятий, мешая колдовать над будильником. — А сейчас сколько? — Десять. — Ебучая ночь... — Спи, поспи, отдыхай, а то ты вообще выдохся, я тебя не узнаю в последнее время, — Арс заканчивает с телефоном и кладёт на соседнюю подушку, откуда недавно поднялся сам. — Угу... А ты уедешь? — Да, Шаст, поезд в час. — Говно... Когда назад? — В воскресенье вечером или утром в понедельник. — А щас чё? — Среда. — Доооолго, давай в воскресенье? Плииииз... — Конечно, — Арсений так и продолжает лежать на этой сонной и трогательной куче, которая прижимает его к себе, в свою очередь, обнимая, как самое дорогое в жизни. — Полежишь со мной, пока не надо бежать? — А я что делаю? — Арс улыбается, поглаживая лицо, которое так любит. Ставшие чуть колкими за ночь щёки с подбородком, лучики у глаз, так рано, но объяснимо появившиеся у его вечно смеющегося мальчика со столь подвижной мимикой, чёлку, небрежно свисающую аж до глаз. И ему самому никуда не хочется из этой постели, с этого тела примерно никогда.* * *
— Даже не думай, брысь на пассажирское, — Арсений подходит со стороны водителя и протягивает раскрытую ладонь. — Одного Цоя достаточно для истории... Шастун покорно вкладывает ключи от «Тахо». — Да, Стас, что? Я уехал три минуты назад, что опять? — Завтра какое-то новое шоу с Бузовой и Гагариной, ждут тебя в девять вечера, я уже посмотрел, ты свободен, как раз «Контакты» отснимем к восьми. — Хорошо, — в голосе парня не то что энтузиазмом, но даже жизнью не пахнет. Шеминов на громкой, Арс кривится и выпускает пар из ноздрей от каждого слова креативного, сжимает руку своему любимому, безвольно лежащую на его бедре. — С утра жду на рекламу, Горох тебя встретит в офисе, мы будем позже, я до полудня на переговорах. Послезавтра нужно с Ирой и с нами посидеть в ресторане и немного поездить потом, чтоб Даринка поснимала вас. Так... Ты записываешь, Шаст? Шааааст! Ты спишь? — Нет, слушаю. — Ещё «ВинВин» оплатил твоё присутствие на матче с «Кругами», не забудь. Кирилл тебе позвонит по поводу прямого эфира в инсте, его прям сильно уже просят, и каких-то гостей, он список набросал, встретитесь — обсудите. Жена по поводу толстовок ещё будет с тобой беседовать, она хочет цену повысить, но чтобы сильно не воняли, нужно подумать, какую финтифлюшку от тебя класть в заказ, но с минимальной или нулевой себестоимостью... — Поделку руками Антона, что ли, Стас, блять! — Арсений уже не выдерживает, от каждого пункта списка он закипал как чайник, а Шастун, напротив, кажется, потерял интерес и слушать перестал где-то на втором. — О, Арсений, и ты здесь. Вот и подумай тоже, у тебя ж голова... необычная, — Стас совсем не теряется. — Я помню, что по твоему мнению, в ней кисель, поэтому уж сами как-нибудь, ребят... Антон, естественно, ничего не записывает и по его измученному виду ясно, что и не запоминает даже. Напомнят. А Арсению прям физически больно за него. Но, с другой стороны, он чётко понимает, что молодость и популярность скоротечны. И пока его любимый мужчина красивый, кудрявый, с задорной улыбкой и искромётным юмором, пока он продаётся, его будут продавать. Не щадя, не думая о том, что сам он при этом испытывает, сколько часов в сутки спит, как давно ел в микроскопических перерывах между съёмками, на бегу, не чипсы и не шаверму, приносит ли ему самому хоть какую-то радость, удовлетворение собой или хотя бы не дискомфорт все эти левые шоу, которые он раскачивает на уровне пилотов, но которые никогда не отблагодарят хотя бы репостом того, чем парень горит на самом деле — теми же «Историями», к примеру. Когда Арсений думает обо всём этом, злобно выруливая на Дмитровку, Шаст уже дремлет, каким-то небывалым образом умудрившись уютно устроиться даже в кресле. — Родной мой... — только и вздыхает Арс, пользуясь красным светом, чтобы провести тому нежно по скуле и шее ладонью.* * *
— Привет, писюны, а где вы все? Выходной — это не значит, что надо класть большой и толстый, ну или в случае с Серёжей, маленький и тощий, на своих коллег, — в общий телеграм канал влетает кружок Димы, он куда-то топает сквозь противный мелкий снег и полутьму. Арс улыбается другу, но делает звук потише. — Я вот иду в очередной грёбаный раз обследовать свою многострадальную спину. Не хочу в новый год входить со старыми болячками, верно? Тут идти метров триста, но в такую погоду кажется, что километра три. Где вы все, рассказывайте, чем заняты? Далее грузится кружок Стаса. — Диман, да я вот дома, сын возомнил себя волшебником и пытается сделать, чтобы я исчез. Пока не выходит, но если что, то не поминайте лихом. Особенно ты, Арс! Смотрящий лишь глаза закатывает, давно его нелюбовь к Стасу трансформировалась в нейтралитет и какие-никакие приятельско-профессиональные отношения. Хотя решения продюсера относительно Антона, некоторых совместных проектов, Кузнецовой и фанбазы он как не разделял, так и не разделяет. — Посоны, привет, — в следующем кружке заспанная рожица Матвиенко, Арс улыбается довольно искренне, этого дурака он сильно любит, хотя и в Серёге объективно минусов целый вагон. — Я как всегда тусер, поэтому для меня сейчас — раннее утро. Встал водички попить, но снова ухожу спать. И мне похер, что пять вечера. Арс, Шаст, вы где там? Покажитесь! Арсений вздыхает, ему так лень выбираться из-под одеяла, из-под тяжёлой руки спящего рядом Шастуна, но он не имеет права светить его квартиру, которая официально пока их с Ирой, хотя никогда ею и не была. На цыпочках выходит в длиннющий коридор, гулко, даже несмотря на мягкие тапки, идёт к мусоропроводу и чёрной лестнице. Там его любимый бежевый фон, своеобразный хромакей для таких вот беспалевных кругляшков. — Ну чё, парни, вот он я, как обычно, снимаюсь, нарасхват, Бекмамбетов дерётся за меня с Бондарчуком, а я тут отошёл пока кофе выпить. Простите, что не в Кончини-Феллинни, сцена сейчас домашняя, постельная почти, так что я вот... — морда тяпкой, шутит и врёт как дышит, ему не привыкать, опускает камеру на тапочки. Их никто не пробьёт, это его, он привёз тапки и зубную щётку, когда Антоха настаивал, что им пора съехаться. Так что эти чёрно-красные пухляши пока нигде себя не запалили, главное, чтоб никогда не попались у Шаста на фоне, а то есть тут соцсеть Шерлоков. — Туфли комнатные, повышенной пушистости. Ну всё, я отчитался, побежал дальше сниматься. А Шастуна не ждите, он нам нахуй не нужён! Мужчина не успевает дойти назад до манящей постельки, как уже в личку прилетает круг от Позова. Тот курит под козырьком входа в медицинский центр. — Эй, у вас там всё нормально? Что за не нужён? — Всё ок, Диман, — Арсений переводит камеру на соседнюю подушку, где спит умаявшийся Шастун, вообще не реагируя ни на перемещения своего любимого, ни на звуки, ни на что. — Антохе просто надо отдохнуть, не хочу, чтоб Серёга доёбывал, не до кругов ему сейчас. — Понял. А ты фея-хранительница сна, братан? «Пусть будет так» — последнее Арсений уже пишет, откидывая телефон и разворачиваясь к своему любимому. Нос к носу, гладит по волосам, притягивая за затылок ближе к себе, дышит им. И обожает до беспамятства, и ругает всеми существующими матами, что загнался, самонадеянно набрал на себя, не без давления Шеминова, больше, чем способен тащить, но на попятный такие дерзкие парни никогда не идут. И только при нём, Арсе, может демонстрировать свою слабость: то, что в глазах песок каждый вечер, что желудок крутит от фастфуда, что на секс просто нет сил уже не первый месяц, что менталка, такая хлипкая уже и балансирующая на грани, держится лишь за счёт него, самого постоянного и надёжного элемента в жизни, который любит, принимает и понимает в любом состоянии. И Арс не подведёт. Перед ним впервые кто-то настолько открыт, настолько доверяет и обнажает свои слабости, на сколько даже бывшая жена была не способна. — Арс, сколько времени? — Антону то ли жарко под двумя одеялами становится, то ли бубнёж коллег в телеге его всё-таки будит. — Почти шесть... — тот только и знает, что слипшиеся взмокшие прядки чёлки перебирать. — Вечера??? Бля! — парень вскакивает так резко, что затылком ударяется об изголовье кровати. — Сегодня суббота, ты ночью сказал, что идёшь спать навсегда, вот и спи. — Да я вроде... Выспался? — Антон не верит и сам. — А ты чего? Где твоя батарейка в жопе? — Выпала, видимо. Хотел с тобой побыть. Хоть так... Шастун понимает, о чём он, прекрасно понимает всё, и даже претензии бы воспринял спокойно и заслуженно, но они не следуют. — Есть? — Арсений не может себя сдержать, чтобы не начать гладить по бедру, сжимая ляжку. — Да пожрал бы. И помылся... — парень соглашается, но так приятна эта ласка, что даже двигаться никуда неохота. — Вали в душ, вонючка, я сделаю кашу, — Арс, наконец, отрывается первый, Антон куксится и нюхает собственную футболку. — Да, надо. А почему каша? — Ты посадил к хуям желудок, Шаст, поэтому пока я рядом и имею возможность позаботиться о тебе, я это сделаю. — Против такого убедительного тона аргументов у меня нет, — Шастун поднимает руки, капитулируя и сдаваясь овсянке. Даже улыбается немного, так давно Арсений не видел его искреннюю, не рабочую улыбку робота, вне камер, домашнюю и только для него. Всё же он сделал правильный выбор, что не уехал в Питер на эти выходные, Антон важнее всех мероприятий. — Поцелуй меня... — Сперва зубы почисть, потом поешь, а потом поцелую! — Арсений уже откровенно буллит, сползая с постели и направляясь на кухню, виляя бёдрами, на которых еле держатся одни штаны и больше ничего из одежды. — Значит теперь так? — Шаст губы свои красивые и сухие со сна дует, поджимает и закусывает, но плетётся в сторону ванной, шлёпая по ламинату. Арс ставит на плитку молоко и провожает чуть тоскливым взглядом эту задницу в обтягивающих трусах с Кермитом, как же он скучает по ней! — Спасибо, что ты здесь... — Антон уже в ванной, но высовывает голову, чтобы поблагодарить. Он не помнит даже своего расписания, чего уж говорить про Арсово, даже уточнять боится, что было перенесено или отменено, чтобы поваляться вот так с ним до вечера, обнимая, а потом накормить кашей. Он не уточняет и когда его любимый мужчина уедет, он просто счастлив и признателен, что сейчас так.* * *
— Арс, я не вывожу, — признаётся Шастун даже без «здрасьте». Он только что записал круг в их канал, повспоминал съёмки у «КликКлака», а теперь курит уже третью и набирает любимого. Возвращаться в бунгало и заниматься тем, чем он не хочет до одури, что ему до трясучки не интересно, что расслабляет и развлекает всех его спутников в этом отпуске, а его лишь злит и заставляет себя чувствовать более уставшим и загнанным, не спешит. — Сними очки, — Арсений не требует, но просит так, что не подчиниться нельзя. Хоть парень и понимает, зачем. Зрачки выдают. — Антон... — Иначе я б ёбнулся совсем. — Других-то способов нет? — У меня проблемы, Арс, реальные проблемы, я чувствую, что всё плохо, я на грани, а, может, уже и перешёл её, просто снова вырубился и не заметил... — Признать проблему — первый шаг к её решению, как грится, да? Ты явно выгорел ещё в конце года, причём дотла. Но ты же не слушал никого, только Стаса своего... Я надеялся, что тут отдохнёшь хотя бы, — Арсений не злится, помочь хочет, но как, если помощь эту не брали никогда. Считая себя бессмертным, видимо. — Нет, тут только хуже. Как ты перегружаешься, чтобы ёбу не дать окончательно? Смотрю на твои корпораты и... Бррр, — Шастун улыбается и наигранно передёргивается. — Такие толпы чужих людей, что мне даже через экран охота забиться под самый дальний стол и стать невидимым... — Ну смотри... — Арсений берёт свитер со спинки стула, чтобы выйти пообщаться наедине. На фоне гул детей, лай собаки и Алёна, которая мимоходом машет в камеру. — Привет, Антош. — Привет... — Во-первых, — Арс продолжает, выйдя во двор и закуривая. Шастун глаза таращит, но вопросов не задаёт, он выпал из жизни на несколько последних месяцев, мало ли, что ещё изменилось в мире. — Я давно установил жёсткое правило: выходя с работы, о работе забываешь. Никаких переписок, переговоров, согласований, никаких дел «на дом», потому что даже дома ты в таком случае не отдыхаешь. — А если работа всюду, если тебе пишут двадцать четыре часа из всех щелей? — Ну ты мальчик большой уже, а? И весомый. Установи свои правила, отключай рабочий номер, так быстрее запомнят, что Шастуна, если он уже уехал из офиса, не трогать. Это время только твоё, понимаешь? А уж в него делай всё, что не противоречит законам Российской Федерации. — Иногда можно и то, что противоречит, — Антон улыбается, сменяя сигарету на ашку, намекая на слухи о том, что скоро их любовь станет вне закона ещё сильнее, чем с 2013. — Опиши свои приёмы. — Вкусная еда и крепкий алкоголь, безумные биты в барчике, чтобы прям диафрагму от них корёжило, горячая ванна, только не смейся, но с солями или пеной, общение с дочерью, с их животными... Ты знал, что лучше всего заводить и кошку, и собаку, Шаст? Потому что коты забирают плохую энергию, а собаки отдают позитив, вот такой баланс... — Не надо о больном, ты же знаешь, как я мечтаю... — Мы решим, как это сделать, ладно? Я очень хочу, чтобы у тебя появилась, наконец, собака, и я помогу с ней... Что ещё? Фильм, книга, секс, конечно же! — Сееекс... Давно мы не... Да? — Антон смотрит в камеру повинно. — Да, очень. — Блять, прости. — Антох, давай сейчас без этого, просто решим, как тебя вытащить из этой трясины и снова зажечь... — Мне вчера, знаешь, показалось, что всё... Что не хочу я больше ни в какой юмор, никаких съёмок, внимания, переездов, разъездов, копошения в моём нижнем белье, препарирования моей внешности, одежды, ориентации... — И что, менеджером пойдёшь? — Да нет, конечно... Но вот посетила такая мысль, и задержалась надолго, кстати, это было не секундное помутнение... Я же не рассказывал... Арсений не перебивает, он чу́ток и внимателен, он хочет помочь своему парню, чего бы это ни стоило. — Мы с Макаром в декабре на корпорате были, с ещё одним дуэтом из «Не спать», короче, какие-то олдскульщики нас купили, камерное место, маленькая туса, не как у тебя, с размахом... Ну и, в общем, я за весь вечер вышел раза три... Как меня пацаны не убили, я хз, они, считай, одни отдувались. А мне просто... Ну блять, я не знаю, как выразиться-то. Не шутилось. Не генерировалось ничего. Вообще блок будто какой-то, я только когда назад в такси ехал, пара шуток пришла на ум. Спустя три часа! Это не я, понимаешь? Я сдулся... — Это временно, Шаст, все через это проходят, — Арсений вдруг ощущает такую любовь-любовь и нежность-нежность, что как бы обнял сейчас, как бы прижал, но они в разных концах Европы и есть лишь фейстайм. — Инструкцию я тебе дал. Плюс... Найди себе людей, вообще не из юмора, не из КВН, «Не спать», «Камеди» и прочего, компанию по фортнайту или футбичу... Тебе. Необходимо. Очистить. Голову. А то кэш засрался. — Переустановка винды? — Типа. — Было бы всё так просто: загрузочный диск в дисковод, пара часов — и девственно чистая новенькая система в мозгах... — Всё ты сможешь, просто признайся, что не всемогущ, что имеешь слабости, но преврати их в сильности. Ок? — Антон молчит, варит что-то в себе, затягивается раз за разом так красиво, что не отвести глаз. — Ок, мальчик мой? — Ты со мной? — единственное уточнение, видно, что в руки себя вроде бы взял. — А куда я денусь-то, если фатальный ты мой мужик, — Арс смотрит с нежностью. — Жду тебя назад, очень соскучился. — И я... — Шастун явно вкладывает в это не только две недели их отпускной разлуки, но и его состояния месяцы до этого.* * *
По возвращении в Москву, Шастуну не дают вздохнуть. «Школа команд», традиционный ежевечерний бухич, моторы «Команд», снова, и снова, и снова звонки даже тогда, когда они едут со съёмок либо перекусить в рестик по дороге, либо сразу домой. Всем, включая Стаса, было поебать, что уже первый час ночи, что его подопечный сорвал напрочь голос на четырёх моторах подряд, а в пять снова будильник и всё по новой. Арсению и хотелось бы напомнить об их грузино-испанском договоре, но он молча закатывает глаза от очередного звонка Шеминова или Диденка и лишь поглаживает доступный ему нежный бочок под огромным худи.* * *
— Может, займёмся, наконец, сексом? — Арсений не выдерживает примерно в феврале: ну камон, реально уже четыре месяца целибата. — Я не железный, Шаст... Тот смотрит исподлобья загнанно, напуганно чуть, будто если сейчас откажет, то это будет конец всему. — Ну не так драматично-то, плиз! — Арс даже на смех срывается, поняв, что партнёр понял неправильно и наутрировал каких-то ужасов в своей башке за секунду. — Я не уверен, что смогу, но в то же время я понимаю, что тебе не составит труда найти пару хоть на ночь, хоть на всю жизнь, в том же Питере, да или здесь, а я тогда просто умру, меня не станет, Арс, но... — Антон тараторит, не переставая есть суп, который заботушка Попов приготовил для него в два ночи, только сойдя с Сапсана. — Ты боишься, что не встанет? Ты настолько себя выматываешь, что в тридцать прям так уже? — Да встанет, я думаю, я о другом... Боюсь, что не найду сил ответить тебе тем же... Ну или хотя бы не сейчас, завтра вых же... — Дурак... — Арсений тянет руку через стойку, сцепляется с Шастовой, подносит к губам, а затем ко лбу. — Я не требую ничего, по крайней мере, не сейчас точно. Дай мне только чуть физики, я до ора скучаю по твоему телу... Антон аж картофелиной давится. — Это как-то неправильно, но я буду пиздец счастлив... — признаётся, уткнувшись в почти пустую тарелку. — Я никогда и не был против, только сил даже руку поднять самому нет, поэтому и заткнулся на этот счёт... Уже боялся, что ты в Питере кого трахнул, поэтому тоже молчал... — Только кулак свой, Антох. Я тебя люблю. Об изменах мы подробно говорили в начале отношений. Не будет их, мы либо уйдём туда, если нас что-то друг в друге перестанет устраивать, либо мы даже не думаем идти налево. Ок? Я не планировал это повторять когда-либо, но ты сейчас точно сам не свой, поэтому освежи тот наш договор... — И тебя устраивает? Устраиваю такой я? — Шастун ненавидит сам себя в данную секунду, понимает, что если они ввяжутся сейчас в долгий и тяжкий разговор, то ему будет нечего предложить и даже пообещать. Ему горько и страшно. И всё это читается в его глазах, которые становятся почти карими. — Знаешь... Хоть мы и не давали перед алтарём клятвы, но для меня отношения — это очень серьёзно, Антох... — Арс суёт обе тарелки в посудомойку и подходит вплотную, разворачивая парня на себя и умещаясь между его ног. — Я выбрал тебя, умом выбрал, сердцем, телом, годами проверял это и ничуть не усомнился. А сложные периоды бывают у всех и всегда. Я обещал быть рядом и помочь. И я рядом. — Только... Блять... Я даже твой первый совет никак не могу выполнить, хотя бы, нахуй, попытаться, потому что моя жизнь — ебучая гонка, я сам за ней не поспеваю... — Антон трогательно утыкается любимому в грудь макушкой, а тому хочется укрыть его ото всех невзгод, защитить, спрятать, отогреть и не отдавать больше на растерзание дедлайнам. — Вот впереди два выходных... Отключи айфон, начни с малого. Никто тебя не потеряет, если что-то будет гореть, все знают, что звонить мне. Забери эти дни себе, полностью. Спи, ешь, трахайся, очисть плойку от пыли, слушай музыку, погуляй или наоборот лежи всё время. Я разберусь с твоими делами. Доверишь? — Ты серьёзно? — Абсолютно. И ни на чьё «передай трубку Шасту» не поведусь. Разве что если мама твоя позвонит. Идёт? — Арсений горд сам собой, эта идея пришла из ниоткуда, но как будто бы это прям выход. Хотя бы на ближайшие два дня, а там, маленькими шажочками, можно пройти и большой путь. — Это лучшее предложение из всех, которые я когда-либо получал! — Антон протягивает телефон, беспрестанно пиликавший рядом на стойке, несмотря на пятничную ночь. — Выключай к хуям! — На правах твоего оберегателя могу ли я вкинуть ещё один совет? — Арсений не без удовольствия вырубает айфон, даже не открывая порядка тридцати уведомлений, продолжая прижимать к себе сидящего на стуле-вертушке парня и поглаживая его завитки на затылке. — Валяй! — Избавься от той части жизни, которая не твоя жизнь, которая блажь и страхи Шеминова, но которая отнимает у тебя время, силы и, чего уж скрывать, деньги... — Ира... — на выдохе, сквозь зубы. И неловко за весь этот цирк, за показуху непонятно для кого, хоть и длится уже пять лет, и не триггерит уже даже до одури ревнивого Попова. Но отнимает силы, высасывает даже, это он в точку. — Знаешь, о чём я для тебя мечтаю, любимый? Чтобы ты, наконец, провёл свой день рождения так, как хочешь ты, с теми, с кем хотел бы ты. Сам! Не намекаю на себя, но мне каждый год больно смотреть на твои роли. Я хочу, чтобы ты стал собой, забрал свою жизнь назад у Иры, у Стаса... Чтобы в отпуск ты сам выбирал, куда хочешь, будь то это мамин с Олегом дом под Воронежем, будь хоть валяние тюленем здесь, в постели... Вот чего я хочу для тебя... — Ты нереальный... — у Антона слов уже не осталось, он просто шире ноги раздвигает, чтобы его мужчина поместился между ними полностью, и обнимает крепко-крепко. Он так благодарен, так растроган, так удивлён, как этот человек вмещает в себя столько любви к нему... — Я... постараюсь, постараюсь, Арс, чтобы этот дурацкий отпуск был последним... Я понимаю, что такими поступками подвожу и себя, и тебя. И если на себя мне похуй, то на тебя нет, я должен... Я правда постараюсь, ладно? — Постарайся, и всегда держи в уме, что нас двое. Антону хочется реветь.* * *
Раньше они любили это практиковать, ведь Арсений — пташка ранняя, а Шастун — сова совинович совин. Стояк по утрам не часто, но у Антохи обнаруживается, особенно если они не трахались до рассвета. Но в последние месяцы Попов не ждал такого подарка, проснулся Шаст живым — уже радость. На часах семь — а он выспался, вот же чокнутый организм. Желая было прильнуть к тёплому сопящему рядышком Антону, чтобы принудительно доспать ещё хотя бы пару часиков, Арс натыкается на полувставший пенис. А чего ж ему снится, интересно? Тихонечко с бочка на спину переворачивает, Антон мычит как обычно что-то нечленораздельное, но ни полглаза не открывает. Арсений стаскивает пижамные штаны с Бэтменами, член покоится на животе. Крупный, красивый. Желание бьёт в виски резко и болезненно, рука тянется сама, накрывает ствол, пара движений: слишком сухо. Нащупывает в коробке под кроватью небольшой тюбик. Странно, что коробка с игрушками до сих пор на месте, хотя они не занимались любовью с октября или ноября. Со смазкой уже гораздо приятнее, член блестит от геля, звук ожидаемо становится пошлым и возбуждающим. — Арс, ты чё? — Продолжай спать, родной, — тот шепчет прямо в ухо, уже совсем прижавшись к тёплому боку, собственный твердеющий член зажав между телами, вдыхая запах волос за ухом, которые не успели за столь короткую ночь высохнуть до конца. Они пахнут ментоловым шампунем и его родным мальчиком. Шастун не просыпается, он балансирует где-то на грани дрёмы и реальности, и не факт, что осознаёт, с какой именно стороны так приятно. Мычит что-то, елозит по простыне, а Арсу того и надо — это стимулирует его уже готовую эрекцию. И если поначалу он добивался, чтоб любимый проснулся, чтобы ласки не ушли в никуда, то сейчас напротив, эта игра его завела, он мечтает, чтобы Шаст кончил в полудрёме, а днём, ну или когда он там соизволит проснуться, он расспросит его, как это было. Потому что выглядит это немного за гранью. Головка под умелыми пальцами уже полностью оголена, стала ярче, собственная смазка смешивается с лубрикантом, Арсений собирает с кончика всё это и размазывает по всей длине, не торопясь, потому что слишком соскучился. Шаст начинает выгибаться, постанывать слегка, а Арс не знает, то ли смеяться, что ли ревновать начинать, какие у него там в спящей башке картинки-то? — Аррррс... — будто для успокоения и оправдания лепечет тот. Неужто даже эротические сны ему приходят исключительно с Поповым? Арс вот грешен: ему снились и Крид, и Бебур, и Поз, и даже Фиби из «Друзей», но Шастуну он сразу во всём этом каялся и они вместе ржали. Яйца поджимаются уже, Арсений берёт их в свободную руку, обожает ощущать эти сокращения. Жалеет, что не натянул гондон, но встречает сперму рукой, пытаясь собрать всё в ладонь. Пока не вытекла и не засрала всю постель, поменянную собственноручно только вчера, мужчина несётся в туалет. Теперь бы собой заняться. Стягивает штаны под яйца и обхватывает уже напряжённый стояк ладонью, полной семени своего парня. Скользит шикарно, а знание того, что это, возбуждает вдвойне. Рефлексировать по поводу того, что он немного ёбнутый, времени нет, так как оргазм уже близок. Делает буквально десяток хлюпающих движений, дразнит уретру, смотрит, как его предэякулят смешивается со столь специфической на сегодня смазкой, и кончает, целясь в унитаз. Отдышавшись, моет руки и возвращается в постель. Шастун уже на боку, так и перевернулся с голой задницей, поскольку Арс впопыхах забыл надеть ему штаны назад. Натягивает, хотя не очень-то и хочется, жопа такая манящая. Но трахать в беспамятстве точно не будет, это как-то чересчур даже для их пятилетних уже отношений. Теперь можно и доспать, думает Попов, пристраиваясь сзади, повторяя изгибы своего парня, обнимая под живот. Шаст только руку его перехватывает и прижимает к себе сильнее. — Вставать ещё не пора? — булькает почти неразборчиво, но Арс понимает, как матери понимают своих чад, только-только учащихся говорить. — Выходной, спи, мой хороший.* * *
После пробежки по морозной, кусающей за щёки столице, Попов готовит завтрак на крайне неудобной кухне Шастуна. И как его угораздило снять это недоразумение, где двум огромным мужикам так сложно развернуться. Кухня так вообще для дюймовочек. Но он не выёбывается, варит пшёнку, режет грушу, топит коричный сахар для карамели и пританцовывает. «Арс, доброе утро, где Антоха? У него телефон не отвечает, всё нормально?» «Всё хорошо, Стас, он спит» «Передай, чтоб перезвонил, когда поднимется!» «Все дела до понедельника!» «Это не отложить» «Всё можно отложить. В 10 утра в понедельник он всё решит» «В няньки заделался?))» «Пришлось, раз тебе похуй, что Антон потихоньку сходит с ума и сгорает. Я его потерять не планирую» «Эй, ты чего нагнетаешь? У него всё хорошо?» «Будет. Поэтому порешай в выходные дела самостоятельно, дай парню хоть вздохнуть!» «Понял тебя. Не оставляй там его, я на тебя надеюсь» — Арсений? — Шастун появляется на кухне, видимо, разбуженный запахами, намного раньше, чем Арс его ожидал или пошёл будить бы сам. — Скажи, что мне не приснилось? — Ты о чём? — тот лисой смотрит, можно уже и не требовать чёткого «да», Антон изучил своего мужчину очень хорошо. — Ты лжец и плохой актёр, вот ты кто! — Шаст смеётся, перегибается через стойку и целует, легонько, но обоснованно нечищенным пока ртом. — Но спасибо. Это был чуть ли не лучший 4D сон в моей жизни! — Пожалуйста, — тот заканчивает пропитывать бисквиты для трайфлов, строит из себя шеф-повара, а сам только и ждёт, когда любимый умоется, чтобы засосать его уже по-взрослому. — Вали мыть морду, почти готово всё. — Мы сегодня будем трахаться! — безапелляционно заявляет Антон, уже убегая в ванную, то ли предупреждая, то ли угрожая. — Только я тебя сперва побрею, ты зарос. — Ты??? — уже с щёткой и пеной изо рта возмущённо высовывается из двери Антон, переспрашивая. — Ну ты же не нашёл в себе силы и время это сделать, значит я, — Арс уже украшает десерты ягодами и раскладывает кашу. И как он только совмещает приготовление завтрака и беседы про то, что будет брить своему парню яйца и жопу? — Чефно? Не нафол, подмыхи-то с мохдой еле заставлял себя, уф не до нох и яиц было, пвости, — всё ещё с пастой во рту отзывается парень. — Да и не для кого... — Вот значит я этим и займусь, — у Арсения поджимаются яйца, ему почему-то кажется, что это будет крайне возбуждающе. — Да пожалуйста, если не противно, — Шастун уже промакивает лицо полотенцем и появляется за своим законным, причитающимся ему поутру поцелуем. — Не противно... — только и успевает Арсений мотнуть головой, как его целуют. И будто Антон, его позитивный, лёгкий и неунывающий Антон потихоньку проглядывает сквозь этого замученного и заезженного продюсером и менеджером мужика. — Я тебя люблю, доброе утро. И давай пожрём, наконец! Я чё, зря в такую рань встал?* * *
— Ты не шутил, да? — как-то поздно уточняет Шастун, когда уже стоит в ванной голый, распластанный по холодному кафелю лопатками, а Арсений уже орудует бритвой. Чик-чик — и нога уже гладкая, как Арс и обожает. Он сидит на корточках, практически впечатываясь лицом в яйца, закидывает готовую конечность себе на плечо, проводит губами по голени, чуть прикусывает. — Я так соскучился по тебе... — Может, я тогда сам по-быстрому всё закончу, и ты меня трахнешь? — голос и у Шаста уже сел, он понимает, что бритьё яиц станет для него пыткой, так как он рискует кончить, так и не став безволосым. — Нет уж, пусть это будет такой своеобразной прелюдией, а не просто подготовкой... — Арс уже не сдерживается, он не добрил вторую ногу, но всё его внимание сосредоточено на паху, прямо перед его глазами, под носом фактически. Тянет ладонь, сминает мошонку, отчего и Антона выгибает уже, член подёргивается. Живой. — Ну начинай тогда... — Шаст уже басит, насколько его прижопило внезапно включившееся либидо. — И про ногу вторую не забудь. — Бля, я уже... Арсений быстрыми отточенными движениями бреет ногу и приступает к лобку и яйцам. Смазывает гелем для душа, тот начинает течь на пол, поэтому подталкивает парня к ванне, сажает на край, сам снова на корточках напротив. Так хочется уже в рот взять, что торопится, руки подрагивают, а Антон вообще старается даже не смотреть, потому что у него встал уже, а от нетерпения просто разрывает. Чтобы выбрить начисто, Арс немного то оттягивает мошонку, то член приподнимает. — Мне кажется, ты смерти моей хочешь... — Шастун уже сам свой голос не узнаёт — низкий, хриплый. — Я всегда всё делаю на сто процентов, поэтому терпи, — но Арсений и сам не терпит уже, внезапно заглатывая головку, так и молящую об этом последние минут десять. Влажная, солоноватая, чувствительная, Антон откликается громко, инстинктивно хватая за голову, чтобы не отстранялся. — Тссс, ещё немного, — Попов всё же выпускает член изо рта, хотя и с неохотой, Шастуна ломает уже от потери этого ощущения чужого рта, влаги, жара, настойчивого языка. — Повернись. Он не спорит, у него уже нет сил на это, он просто хочет секса. Любого. Чтобы отсосали ему, отсосать сам, чтобы насадили по самые яйца, чтобы подрочили. Хоть чего-то. Как он жил без подобного столько месяцев? Арсений перегибает парня через борт ванной, раздвигает ягодицы, но благо, что там Шаст почти не волосат, поэтому всего несколько движений станком, звук отброшенной в раковину бритвы и ощущение раскалённого мокрого и настойчивого языка на анусе. — Боже, мать твою, даааа! — скулит Антон, поняв, что экзекуция закончена, Арс подготовил его, начиная подаваться задницей навстречу языку. — Вставь уже, Арс, вставь, я щас кончусь нахуй! — Иди сюда, — тот подтягивает его наверх, ставит на ноги напротив себя, звук выдавливаемого лубриканта, и вот уже внутри два пальца. Распирает так, будто целый кулак, но как же это охуенно. Антон просто падает лицом на плечо, чуть закусывая кожу там, не торопит больше. Лишь пользуется их позой, чтобы скользнуть под резинку Арсовых штанов и вынуть наружу твёрдый уже стояк. — Только немного, — шепчет Попов, у самого уже дыхание то прерывается, то несётся как оголтелое, будто сейчас инфаркт хватит. — Я не хочу спустить вне этой попы... — Так вставляй уже, растянешь прям членом, ничего со мной не случится... Несколько секунд сомнений, зубы уже сводит от желания, кровь в висках и члене пульсирует, заставляя думать лишь об одном. Два пальца приняты хорошо, без сопротивления, Шастун на грани безумия от возбуждения, он сейчас готов на всё, лишь бы ему скорее присунули. — Но не здесь же? — Арс делает попытку увести в спальню, но тот тормозит и наклоняется на стиралку. Идеальная высота, идеальная поза, идеальная открытость. — М? — смотрит сквозь бешеных чертей вместо зрачков, по жопе себя ударяет, оставляя малиновый след. — И когда ты стал таким соблазнителем? — у Арсения нет против него никаких щитов, никогда не было. Поэтому обильно льёт в ладонь лубрикант, распределяет по колечку снаружи, пихает внутрь, затем плюхает себе на член, с лихвой настолько, что капает на пол, на ступни, стекает по ляжкам. Похуй, всё похуй. Берёт под бёдра и на удивление спокойно проникает внутрь, до конца, на всю длину, впечатываясь яйцами в ягодицы. — Давай, прошу... — Антон вцепляется в края машины, прогибает спину, голову откидывает на случай, если Арсений в процессе захочет (а он захочет) схватить за кудри. — Сделай так, чтобы мы забыли эти поганые четыре месяца...* * *
Приезжают с утра вместе, как обычно. И как обычно же разбредаются на втором или третьем этаже, то Антон принудительно с кем-то зацепится у лифтов, завязав крайне интересный скорее-бы-сука-закончился разговор, то Арсений, предварительно чмокнув в губы, свернёт к буковкам «WC», чтобы прихорошиться, хотя уже и некуда как будто бы. Все всё знают, но появляться вместе они до сих пор стремаются сильно, сильнее, наверное, всего. Для Шастуна это пока непреодолимая граница. В коридоре офиса, прямо на входе, новинка: магнитно-маркерная доска с красными буквами сверху «ШАСТ» и таблицей ниже. Это дни недели и встречи/съёмки/задания/переговоры. Он лишь на вторнике, когда появляется Шеминов. — Чтоб нагляднее, чтоб не забывал, а я чтоб знал, где и когда тебя искать, — улыбается победителем. А почему бы и нет, ведь полностью вся ближайшая суббота и даже три часа в воскресенье забиты. — Надеюсь, ты выспался за прошедшие два дня, неделя будет сложной. — Чё за кипиш, чё толпимся? — появляется Арсений, Стас ретируется моментально. — Что это за пиздец? Три рекламы, примерка у Наташи, «Зашквары», «Музыкальная интуиция»... Во сколько, блять? В одиннадцать? А в среду, конечно же, с девяти «Контакты», подводки, снова «Площадка», не часто ли? Вечером «ГВ». Четверг — «Двое на миллион» и три «ГВ», пятница «Я тебе не верю», «Я себя знаю», это не одно и то же?! Вечером быть на квартире, снимать заставку «Команд», суббота — переговоры в Питере? Это что такое? Антон ощущает, что мужчина прислоняется к нему сзади, вжимается спиной плотнее, будто защиты ищет от этого всего, что фиолетовыми буквами расписано по доске. Но остаётся ему только руками развести. — Работа... Но я рад, что эти выходные были такими... — шепчет, выворачивается, пока коридор пуст, целует легонько. — Я тоже, Шаст, но оплате за это не рад совсем... — У меня нет выбора, пошли, — парню остаётся лишь подтолкнуть к кабинету, уже съёмки.* * *
— Шаст, а ты где? Арсений звонит, хотя знает, что парень его не любит этого, после того, как пятнадцать сообщений в вацапе и телеге остались непрочитанными. — Привет, я же тебе кинул сообщение... Нет? Не кинул, что ли, только хотел? Прости, блять. — Так где ты? Я тебе порвал все мессенджеры. — Еду в Новгород, в Нижний, если быть точным. Врубил музыку, чтобы не уснуть на трассе, не слышал. Не волнуйся, всё норм. — Теперь ещё сильнее буду! Какого хера ты едешь в Нижний, ещё и вырубаясь на ходу? — Арс привык к перемещениям любимого по первому зову менеджера или продюсера, но чтобы вечером пятницы, да ещё в хуй знает каком направлении. — Съёмка завтра, что-то с Киркоровым и едой связано, я даже не уточнял. Сказали быть в час на площадке и всё... В голосе парня столько усталости и нежелания делать то, что он делает прямо сейчас, что Попова ножами режет. — Во сколько доедешь? Поспать успеешь? Гостиницу уже забронировал? — Нет ещё... Вылетело. — Скинь адрес съёмочной площадки, я всё найду, чтобы поближе. Пока доедешь, будешь уже знать, куда задницу кинуть... — Спасибо, мне ещё часа... Около трёх... — Давай адрес и жди инфу про то, где ночуешь сегодня. Арсению вроде бы и хочется говорить, что это всё туфта, которая не принесёт ему ни грамма популярности, ни крупицы удовлетворения, что пора начинать отказываться от подобных коллабораций, выбирая только то, что будет двигать дальше и приносить счастье. Хочется как истеричной мамашке кудахтать, чтоб руль держал обеими руками и на дорогу смотрел, и включил не свою лирику голимую, а хардкор, который не позволит задремать по дороге и случиться беде. Но не лезет. Он знает, что Антон знает всё и сам, не раз говорили, очередные нотации только к склоке или надутым губёшкам приведут. А меньше всего Арсу, когда его любимый мчит в ссаный Нижний на ночь глядя, хочется, чтоб тот обиделся и исчез с радаров. Поэтому он просто помогает. Чем может. — Спасибо, Арс, щас пришлю. — Голосовуху только, не отвлекайся от дороги. И привет Филу! — Да мы снимаемся в разные дни, поэтому меня и дёрнули на завтра. Фил вроде в воскресенье, потом смонтируют. — Давай. — Давай. Люблю тебя. Арсений тем же не отвечает. Злится. Расстроен.* * *
— Кто это, Большунов? — Спортсмен, лыжник вроде... Парни одни в кабинете, остальные разбрелись по туалетам и автоматам со снеками во время небольшого перерыва между «Громкими вопросами». — Вы знакомы? — Арсений присаживается на тот же диван, впритирку, рука сама тянется закопаться в завитках на затылке. Шастун глаза прикрывает, прижимается к руке сильнее, как двухметровый кот. — Нет, но и вы с Гурамом не особо-то и да. — У меня есть некие вопросики к продакшну «Двое на миллион», — мужчина забирает у своего разомлевшего любимого распечатку на неделю. Потому что ему не помогла даже доска, он пропустил или опоздал на большую половину съёмок, указанных на ней. Теперь вот с листочком ходит, как дебил. — А что это за поебота «Я тебе не верю»? Ты туда зачастил, есть ли смысл? — Это шоу Азы и Дороха. Смысл, Арс, в моём ТНТ-шном контракте и семидесяти тысячах за выпуск... Попов руку с затылка резко убирает, отчего Антону сразу тоскливо, но он продолжает полулежать на офисном диване, закинув голову на спинку. Подскакивает лишь тогда, когда в него прилетает пачка купюр. — Это что? — Это семьдесят косых, Шаст. И ты отказываешься от этого шлака. — Ты носишь такие суммы налом? При себе? — Шастун в шоке, собирает бумажки, разлетевшиеся по дивану и его коленям, чтобы протянуть назад. — Одно шоу ничего не поменяет, пойми. — Поменяет. Ты закончишь завтра в девять вечера и в десять уже будешь дома. А если не откажешься, то дай бог, к двум ночи. Кем ты хочешь стать, когда вырастешь, а, Шаст? Если метишь на замену Воли, то и упирай на шоу, где ведущий ты, на «Команды», на «Контакты», новое что-то запустите. Но не ходи ты туда, что тебе не даёт ничего, как юмористу, как ведущему. Ты там клоун, массовка... — Арс... — Антон всё же суёт пачку нала назад и жмёт кулаками на глаза со сдавленным и каким-то обречённым «бляяяяя». — Я в целом в кабале, пойми. Увидев, что у меня окно, мне поставят не Азамата, так кого-то другого. — Блять. Что-то можно сделать? — Ага, спуститься на первый этаж и положить на карту эту тонну налика. Ты же как манок для грабителя, расхаживает, блять, с карманами, полными купюр! — Антон переводит всё в шутку, соскакивая с темы.* * *
— Шаст! — Арс уже не первый раз стучится в дверь туалета, не получая никакой реакции. — Ну Антон... Антош... — Иди в жопу! — злобно, сквозь зубы, отрывисто и отчаянно изнутри. — Сейчас эта фраза... Ну, немного не к месту, я же могу сказать «да», а ты что? Пустишь? — Попов понимает, что разговор не из быстрых, поэтому стекает спиной по двери и пристраивается на корточки под ней. — Просто уйди, ладно? Не сейчас. — Что? — Всё не сейчас. — Не то чтобы мы не знали, что этим и закончится... — Говори за себя! — Не то чтобы я не знал, что всё этим закончится. И я не буду как в мелодрамах жёны утешают мужей, мол, ты просто устал, так бывает. Мы оба знаем, что ты действительно устал, много на себя взял, не слушал меня, слушал только Стаса с Кириллом, толком не спал, толком не ел, тебя загрузили даже в законные выходные, а ты это принял... — Арсений доносит осторожно, знает же, что его ёж сейчас ощетинится, мол, он знает лучше свою норму, свой лимит, есть контракт, нет выбора и прочее, прочее, прочее. — Да, я идиот. Ты был прав, — Шастун шокирует откровением. Неужто у него должен был всего раз не встать за полчаса минета, чтобы он очнулся? — И что мы делать будем, раз ты признал это? — Арс не психует, улыбается даже, знает, что всё наладится, когда Антон его услышит. По-настоящему услышит. — Мы? У тебя-то всё нормально! — тот огрызается из-за двери по-прежнему, но уже не столь агрессивно, скорее, как обиженная буба. — И у тебя всё будет нормально, если ты отменишь все дела на завтра и прямо сейчас пойдёшь поспишь часов двенадцать. Изнутри молчание. — Не веришь? Ну, сколько раз я тебя подводил или обманывал за все эти годы? Снова тишина. — Ты не можешь вспомнить или правда считаешь? Оба одновременно срываются на смех. — Арс, прости. — Принимаю только за то, что не слушал меня. — И за щас тоже... — Заткнись, ничего не было. Пойдём поспим? — Арсений чувствует, что переломил малого, поэтому поднимается на ноги и принимает его в объятия после щелчка замка. — Дурак ты мой. — Обнимать будешь во сне? — бубнит в плечо, совсем как маленькая девочка, которая долбанулась с качелей и разбила себе колени, хотя родители предупреждали её быть осторожнее и всегда держаться за поручни. — Конечно...* * *
— Арс, это что? — Антон звонит по фейстайму, демонстрируя в экран не только свою выспавшуюся, помятую и счастливую рожу, но ещё и то, что курьер принёс полчаса назад, разбудив этим. — Ну что-что, ты говорил, что хотел бы попробовать писать музыку, что порой какие-то биты возникают в голове, когда мы в поезде едем в туре, а потом забываются... Ну вот... Пробуй! Шастун прижимает к себе микшерный пульт и расплывается в улыбке. — Спасибо. Тем более, времени столько свободного внезапно, я не знаю, куда себя деть и чем занять... Ты когда приедешь? — Дня через три, мой хороший. Потерпишь? Где-то в тысяче километров отсюда сейчас слышатся сирены и ракетные взрывы, люди ночуют в метро, теряют близких, переживают за себя и оставшихся родственников. В ужасе от происходящего все, обе стороны. Шастун в первые дни начала войны вообще почти молчал сутками, писал что-то в соцсети и тут же удалял, потому что писал лишнего, то, чего говорить нельзя. После звонка с канала, всем было позволено высказаться, но в рамках допустимого. Антон проигнорировал текст от ТНТ и просто, немного наивно и по-детски, написал, что хочет мира. Стас крыл хуями всех четверых и умолял не лезть, не пиздануть нигде лишнего, иначе головы посыпятся одна за одной. После этого Шаст жесточайше абстрагировал себя от всех новостей из Украины, иначе сошёл бы с ума. Лишь раз в день созванивался с мамой и бабушкой, удостоверялся, что Воронеж, хоть и рядом, но пока в безопасности и уверял, что его менталка тоже пока цела.* * *
— Мне так стыдно сейчас, пиздец... Даже в карантин не было настолько противно... — когда Арсений доезжает до Москвы, Шаст не отлипает. Он, кажется, переосмыслил за эту неделю все предыдущие тридцать лет существования. Что на самом деле важно: любовь, правда, твой человек рядом и, конечно же, мирное небо над головой. — Там люди гибнут, а мы отдыхаем, я поймал себя на омерзительной мысли, что воспринимаю это, как отпуск. Войну, блять, как отпуск! — Мы, именно мы с тобой, Антош, не в силах ничего изменить и закончить, — Арсений тоже обнимает его, как самое родное и драгоценное на этом свете. — Единственное, что мы сейчас можем, как ни прискорбно, это позаботиться о себе. Ты как никто заслужил этот отдых. Тем более, не ясно, что впереди, как мы из этого выберемся. Может, там нам понадобится вдвое больше сил, чтобы просто жить и работать. Ладно? Прими это. Понимаю, что тебе кажется, будто в такой момент думать о себе — это преступление и эгоизм, но это не так... Отдыхай, спи, ешь, бери всё от жизни, пока она есть... А то видишь, как бывает... Антон молчит, его ранит каждое слово, но не убивает, а напротив, будто раскрывает смысл всего, происходящего сейчас с ними. В их маленькой, на двоих, семье. — Я, кстати, почти трек написал. И с Ирой разошёлся окончательно. — Что??? — Трек, говорю, готов почти. Оценишь? — Шаст улыбается немного по-свински, знает же, что Арс про второе. — Непременно. А ещё что ты сделал? — Ирке написал, что всё, игры закончились, она может показать своё жильё и намекнуть, что мы больше не вместе. — Ты большой молодец. Жаль, что тебя на это сподвигла война, но лучше поздно, чем никогда. Горжусь... — последнее Арсений уже шепчет влажно в шею, подталкивая к спальне. «Look at me! I am free» — дубасит из колонок, Арсений поглощает каждый децибел аж кожей, настолько это его. — Ну, как? — на очередном толчке Антон взвывает, но умудряется вывернуться, чтобы поймать губы. — Охуенно! Арс трахает его, сам того не желая, но попадая в ритм, одновременно надрачивает готовый уже излиться в его ладонь стояк, но перевешивает все эти фантастические ощущения другое — гордость. Гордость за его мальчика, такого многогранного и талантливого, в котором он не ошибся ни на секунду, когда выбирал влюбиться в него. Теперь он ещё и музыкант немножко. А все остальные трудности они преодолеют. Вдвоём.