***
Хидан находился в студии вечернего шоу. Из-за грима ему казалось, будто у него на лице маска, костюм сидел как влитой, рядом сновали ассистенты. Ему ужасно хотелось вернуться домой, к собакам и Какузу. Но его агент настоял на том, что ему нужно выступить перед публикой, пока «Первые поселенцы» находятся на пике продаж. Нельзя постоянно избегать журналистов, нужно дать хотя бы одно интервью! И Хидан согласился, при условии, что после этого его оставят в покое. Он написал эту книгу не ради денег, а потому что хотел рассказать историю своих и других детей. Хидан совершенно не был готов к такому успеху. После приветствия и официальной части программы, Хидан стал отвечать на вопросы сидевших в студии зрителей и репортеров. — Почему вы назвали книгу «Первые поселенцы»? — Потому что в книге я рассказываю о людях, которые попали в совершенно другой мир. Они учились жить в нем заново, строили свою собственную цивилизацию. Мне показалось, что это подходящее название, — Хидан улыбнулся, и потянулся к лицу, чтобы поправить очки, но в последний момент отдернул руку. После пребывания в Лимбе, в течение его короткой послежизни зрение восстановилось, очки были больше не нужны. — Как ваши близкие родственники отнеслись к тому, что вы пишите? — Замечательно. Моя сестра в восторге, — Кагуя прочла его рукопись до того, как он отнес ее в издательство. Теперь она всем рассказывала, что ее брат — гений. — А ваша жена? — Бывшая жена — это не «близкие родственники», — по залу прокатились смешки, уязвленный журналист сел на место. — Это правда, что главными героями вы сделали своих погибших детей? — Правда. Теперь они живут не только в моих воспоминаниях, но и на страницах книги. Им бы это понравилось, — Хидан улыбнулся, увидев близнецов перед внутренним взором. — В своих благодарностях вы упоминаете Хану. Это Инузука Хана? — Хидан кивнул. — У этой девушки такая трагическая судьба, — вздохи сожаления. — Хана была для вас одним из источников вдохновения? — Я не могу сказать, что «Хана была». И я не хочу говорить, что «Хана была», — Хидан не был уверен, что его поймут, но все равно продолжил. — Потому что она есть. После смерти душа не исчезает. Она просто уходит домой. Возвращается в вечность. В студии повисло неловкое молчание, которое прервал следующий вопрос. — В интернете много споров о том, чем является ваша книга. Многие считают ее подростковой драмой, мистическим триллером, или заурядным ужастиком. Чем эта книга является в первую очередь для вас? Хидан задумался о своей рукописи: как бы он воспринял ее с позиции читателя? Если бы он прочел ее, когда ему было пятнадцать лет, что бы он сказал?.. — В первую очередь — это книга о дружбе и умении прощать, — ответил он. — Если бы я в свои пятнадцать лет знал о том, как важно уметь прощать, я бы не написал эту книгу.***
— Ты отлично выступил, — похвалил его Какузу, когда Хидан вернулся. — Ты смотрел? — Хидан удивленно вскинул брови, пройдя в дом. — Я думал, ты работаешь. — Твои главные фанаты следили за тобой по телевизору, — Какузу кивнул в сторону псов, которые уже бежали к Хидану чтобы его поприветствовать. Собаки лаяли, вставали на задние лапы, чтобы облизать ему лицо. Карл тут же уселся Хидану на ногу. — Все, больше никаких сраных студий и журналистов! — руки Хидана обвили шею Какузу. Какузу хмыкнул, ухватил Хидана за бока, притягивая его ближе, и поцеловал. Он был рад, что теперь Хидан будет принадлежать только ему. Он смог вырвать его из лап самой смерти, и не собирался делиться им с публикой.***
Хидан задумчиво смотрел на книжную полку радом со своим столом. На ней стояли его реликвии: заводной лягушонок Хемуль, змея из яичной скорлупы, и модель Югакуре собранная из спичек и зубочисток. Иногда яйцезмей начинал извиваться, как уроборос, а колесо мельницы вращалось само по себе. Хидан был уверен, что в них осталась крошечная частичка души их бывших владельцев. Сам он чувствовал, что его сила не ушла, она все еще была, спала в нем. Если он долго смотрел на открытую дверь, она сама по себе закрывалась. Или он мог погасить свет в комнате взглядом, когда ему или Какузу было неохота вставать с постели. Еще он мог охолодить себе и Какузу пиво, и старик считал это лучшим из его умений. Хидан не пробовал заходить дальше этих невинных фокусов, до тех пор, пока в городе не исчез ребенок. Полиция бросила все силы на поиски, но результатов они не приносили. Когда Хидану надоело, что Какузу не появляется дома, а если приходит, то выглядит как боксер, побитый на ринге, он тоже решил подключиться к поискам, но сделал это по-своему. Пропустив через себя поток сознания лишенных, или, как их называли дети, «серых жителей», которые наполняли город с изнанки, со стороны Лимба, он узнал нужный адрес, и отправил туда Какузу. А потом ему было очень плохо. Он три дня провалялся в постели: кости болели, его страшно мутило. Хидан говорил Какузу, что это последствия отравления, но тот ему не поверил. — Хидан, я знаю, что ты хотел как лучше, но не делай так больше, — Какузу сидел рядом с его постелью уставший, и выглядел старше, чем он есть. — Жизнь несправедлива: иногда мы не можем всем помочь и не успеваем кого-то спасти. Этот мир полон ненужных жертв. Но я не хочу потерять еще и тебя. Глядя в его воспаленные, опутанные красной сеткой сосудов глаза, Хидан поклялся, что больше не станет заходить так далеко, и позволит полиции делать свою работу. Когда он поправился, Хидан решил заняться тем, о чем мечтал еще в юности: провести раскопки в районе Югакуре. Гонорар, полученный за «первых поселенцев», позволил ему уйти с работы в университете, и больше не беспокоиться о деньгах. Из-за засухи, случившейся в прошлом августе, ремонта и расширения дамбы, вода из Югакуре ушла. Вооружившись инструментами, он, как археолог-любитель, взялся за раскопки в пещере, в которой был вход в катакомбы, построенные во время войны. Наскальные рисунки вселяли в него уверенность, что он непременно что-то найдет. Спустя полдня копания в земле, ему, наконец, улыбнулась удача: на поверхности разрытой им почвы появилась человеческая кисть. — Это останки первых поселенцев! — Хидан поделился своей находкой с Какузу. — Я же говорил, что здесь, в Конохе находился очаг человеческой цивилизации! Нужно пригласить сюда экспертов, и тогда… — Хидан, — перебил его Какузу, сев на корточки перед разрытой ямой. — Это не первые поселенцы, — он покачал головой, и вызвал в Югакуре научную группу.***
— Возраст захоронения около десяти лет, — Сасори в рабочем комбинезоне осторожно спустился на дно ямы. — Ткань из синтетического материала, поэтому почти не подверглась разложению, — он пощупал ладонью в перчатке обрывок синего платья. — Видимых травм опорно-двигательного аппарата нет, — он подошел к голове трупа, стал осматривать череп. — Трещины в затылочной области, характерны для падения, — он вытащил из нее пинцетом несколько волосков, и поместил в пробирку. — Больше скажу после вскрытия, ждите результатов в понедельник. — А раньше никак? — Какузу уставился на него с подозрением. — Если я сегодня опоздаю на ужин, Куренай меня прибьет, — Сасори поморщился. — Предварительно могу сказать что, с вероятностью девяносто процентов смерть возникла в результате удушения. Жертву душили, били головой об пол, или, скажем, каминную полку, поэтому в черепе образовались трещины. Повторюсь: более точный отчет ждите в понедельник, — Сасори выбрался из ямы, и направился к служебной машине. Какузу вздохнул, и вместе с Хиданом наблюдал, как тело готовили к транспортировке в морг.***
После проведения экспертизы выяснилось, что Хидан нашел останки Теруми Мей — матери Карин и Кушины Узумаки. Она, действительно, умерла от асфиксии и пролежала под землей почти десять лет. — Когда я приехал на тот вызов, ее тело было где-то в доме, — Какузу сидел на террасе и курил, коря себя за бездействие. — Кушина наверняка видела, как ее мать убивали, а потом появился я, поверивший отцу семейства на слово. После этого она меня возненавидела и решила отомстить, подружившись с моей дочерью. — Не думаю, что она тебя ненавидела, — покачал головой Хидан, усаживаясь рядом с Какузу, прижимаясь к его плечу. — Их дружба была искренней. Кушина просто хотела справедливости, а ее все не было. Поэтому, она решила восстановить ее сама. Твоя дочь согласилась на то убийство, не потому, что она плохой человек, а потому, что она — хороший друг. Какузу кивнул. После случившегося в разрушенном метро, он не мог с этим поспорить. — Жаль, что у меня только одна жизнь, которую я могу провести с тобой, — неожиданно признался Какузу, докурив свою сигарету. Ему казалось, что времени, отпущенного ему, было ничтожно мало. Он хотел оставаться рядом с Хиданом как можно дольше. — У нас впереди длинная послежизнь, Какузу! — засмеялся Хидан. — Я отыщу тебя, где бы ты ни был: в Яме, Лимбе, или в Верхнем пределе. Так что, впереди у нас — вечность. Запрокинув головы, они смотрели на облака, проплывавшие по июньскому небу. В ногах у них дремали собаки, и Какузу думал, что они уже находились в вечности. Вечности, наполненной их любовью.