***
Жизнь была легка, как дуновение летнего ветра. Она — плавно лавирующая ласточка, свободная, с распростертыми крылами, лептующими чары жизни. Со временем она распустилась, словно соцветие ландышей по весне. Жизни не было предела. Она достигла каждого уголка Земного шара, неустанно даровала силы. Ей были всегда рады. И душа ее тянула в теплое лето. Жизнь лучилась, словно солнцем пригрета. Улыбка и на долю секунды не сходила с ее лица. Ее тонкие аккуратные пальцы, прикрытые невесомым тюлем, касались веток вербы, и те распускали почки. Жизнь трепетала листвой пурпурно-розовой Глицинии. Она одухотворённа, как колыхание золотистых колосков. Она ступала на босых мысочках по тропинке лепестков георгинов. Жизнь была совершенством. Идеалом, без изъянов. Она чиста, будто слеза на уголке ока.***
Морфей был другим — отрешенным, чопорным. Он горделиво шествовал по плитке тронного зала Королевства Теней — мрачный правитель своего замка. Он являлся темнее ночи, набрасывающей вуаль на целые города. Лицо Морфея осыпано щепоткой пшеничной муки — бледен похуже смерти. Мантия развевалась за его спиной, насылая на все живое глубинный сон. Морфей — плавно скользящая тень в чужих снах; красные глаза, наблюдающие из темноты; отчужденная черная кошка с чинно поднятым хвостом. Морфей — пиковый король, насылающий забвение. Он прятал руки глубоко в карманы плаща и приветствует новоприбывших в царство вечных грез.***
Бесчисленная чреда гнусных дней продолжала пронизывать мир серостью. Небосвод вновь заволокло угрюмо-свинцовыми тучами, накликающими скорый ливень. На глади луж расплывались круги от моросящих капель. Прохладный, северный ветер смахивал скользкие горошины с листвы деревьев, и они, словно сверкающие кометы, разбивались об асфальтное покрытие. Тёмно-синий зонты привычно скользили по бульварам Лондона, беспорядочно сталкиваясь, и, иногда исчезая за фермуарами ридикюлей в дамских руках. На острых чертах лиц прохожих застывали крошечные слезинки. И ткань пальто искрилась при свете фар частицами водицы, будто металлическими пайетками. Подол черного одеяния незаметно лавировал меж незнакомцев по мостовой Shad Thames. Небо стремительно темнело, приобретая угольные оттенки. По зеркалу Тэмзы безостановочно пробегали волны ряби. Ветер с долей фамильярности вырвал раскрытый темно-фиолетовый зонт из рук зеваки, и тот огорчённо схватился за голову. — Сегодня у тебя меньше работы? — раздался чей-то голос, заглушающий шорохи и непрерывное щебетание толпы. Девушка мгновенно обернулась. Ее силуэт оцепенел, будто возведённая скульптура, у ограждения. Шлейф ее зеленоватого платья — запачканный от придорожных луж — оживлённо трепетал, как листья близстоящих деревьев. На узких плечах покоилось чёрное пальто нараспашку. Светлые кудрявые локоны ее волос спутались меж собой и затмевали половину лица. Абрисы ее лика застыли в изумлении. — Лондон тебе не к лицу, — смело заметила высокая фигура Морфея. Медленной походкой он приблизился к изгороди, расположившись по левую руку от девушки. Он упёрся локтями о металл перил и устремил взгляд в сторону течения Тэмзы. — Слишком дождливый? — уголки ее губ дрогнули в слабой улыбке. — Слишком тусклый для тебя, Жизнь, — немедленно последовал ответ. Сердце в грудной клетки Жизни ёкнуло. На краешках ее ярко-зеленых глаз застыли солоноватые капельки, будто мелкий бисер. Рот чуть-чуть приоткрылся в попытке что-то сказать. — Или у тебя изменились вкусы? — Морфей продолжал рассматривать зыбь на водной глади. — Где ты был? — голос ее дрожал, как и ее худые плечики. — Смерть тебе не сказала? — с нотами удивления промолвил мужчина. В ответ Жизнь покачала головой, — Родерик Берджесс пленил меня. 72 года я был взаперти. — Я встречалась с Этель Криппс, когда она забеременела, — тихо, словно, желая, чтобы Морфей не услышал, проговорила Жизнь, — не думала, что ты рядом. — Я был там слишком долго. Фраза испарилась в воздухе. И воцарилась тишина, казалось, даже возгласы прохожих поутихли на пару-тройку тонов. По асфальту в танце кружили опавшие листья деревьев, клубы пыли, летящие со стороны трассы. — Я со Смертью разделила твои обязанности. Сознания людей приходилась держать между смертью и явью, — она сглотнула, вспоминая о непростых временах, — иногда не получалось. — Мое королевство было в упадке. Я потерял часть своих сил, но... теперь я вернулся и исправил последствия отсутствия. Резкий порыв ветра украл со случайного прохожего трилби, и тот не сумел вовремя ухватиться за шляпу. С неба барабанной дробью пуще прежнего зарядил дождь. Лужи в миг заполнились пребывающими кругами, словно от брошенных на дно камней. — Лучше переждать непогоду, — справедливо заметил Морфей, намекая на трансгрессию в царство Снов. — Ещё пройдемся, — шлейф салатового платья скользнул мимо мужчины. Как истинный джентльмен, Морфей подхватил под локоть Жизнь. Несмотря на сложившиеся погодные условия, она казалась стойкой, хоть Морфей чувствовал, как дрожат ее ладони. Одним касанием он проверил чужой кончик носа — прохладный и неряшливо покрасневший. — Стоит куда-нибудь зайти, — холод был не страшен Бесконечным, но отчего-то Морфей хотел закутать Жизнь в одеяло и убаюкать. Возможно, она стала чуть более человечнее по сравнению с другими. — Ты пробовал латте? — ее тонкий голос, словно журчание ручейка, затрепетал в воздухе. — Не приходилось. Бесконечные также не нуждались в пище, как и в других базовых потребностях всего живого, но некоторые не находили зазорным испробовать прелести людской жизни. — Его придумали гении, — они свернули за угол, направляясь прямиком к кофейне, — но тебе больше подойдёт другой. Морфей галантно отворил дверь, пропуская девушку вперёд. И Жизнь прытко вбежала по ступенькам, приподнимая подол платья, дабы не запнуться. — Один американо и латте, — женская рука протянула слегка мятые купюры на стойку оплаты. — Сию минуту, — молодая девушка в форменной фартуке за стойкой приветливо улыбнулась и поспешила приступить к приготовлению. Две фигуры продвинулись внутрь зала к дальнему столику. Сегодня кофейню обделил наплыв посетителей. В кафе царила по-особенному уютная обстановка: помимо столиков в нем располагались шкафчики, наполненные книгами и настольными играми, а стены имели бежевую, местами темную, окраску с отделкой под декоративный кирпич. За соседним столиком сидели двое парней, оживленно ведя беседу о поступлении в колледж. — Ваш кофе, — официантка услужливо поставила два стакана перед парочкой. — Спасибо, — кротко ответила Жизнь и подвинула один из напитков к собеседнику, — это твой. Морфей с нотами недоверия притронулся к кофе. Все человеческое так или иначе было ему в новинку. — Как тебе? — раскрывая пакетик с сахаром, с интересом спросила Жизнь, едва мужчина отпил. — Эспрессо и вода. Жизнь высыпала сахарный песок на пенку латте, и тот мгновенно пошел ко дну. Жизнь — мягкая, нежная, как воздушная пенка у краев чашки. Морфей вновь сощурился, чтобы распробовать вкус кофе. — Я скучала по нашим встречам, — на её устах блеснула улыбка. — А я по тебе. И его рука накрыла ее теплую руку, сжимающую стакан с латте.