Громкая тишина

      Отправляя очередную стопку к себе в горло, Райли едва ли жмурится, легонько сжимая в своих грубых пальцах стаканчик. Алкоголь приятно разливается по глотке, заставляя мужчину приглушенно выдохнуть.       В помещении стоит тоска. Душащая тоска, и меланхоличные настроения обоих напарников ситуацию лучше не делают. Скрестив руки на груди, Мактавиш стоит перед приоткрытым окном своих крохотных апартаментов, параллельно покуривая сигарету. Свежий воздух положительно сказывался на состоянии Джонни, пусть это и не играло особой роли в любом случае. Увольнительные, которые Гоуст и Соуп запросили несколько недель тому назад наконец-то одобрили только вчера. Что именно могло повлиять на такую огромную задержку — непонятно, однако это уже неважно. Волновала сейчас только одна вещь — неясно откуда взявшаяся подавленность нахлынула на военных с головой, с которой те, не в силах бороться в связи с кошмарной усталостью, решили заглушить алкоголем. Да, вариант не из лучших, но разве у них была альтернатива?       Они оба молчат, не желая произносить ни слова. До этого момента у них уже успел состояться не самый приятный разговор, насчитывающий в себе достаточно неприятных тем для обычных, повседневных обсуждений. Сейчас каждому из них требовалась короткая передышка, отдых на те размышления, которым не требовалась огласка и мнение другой стороны. Саймон, вероятно, даже забыл как моргать — об этом свидетельствует его пугающе неподвижный взгляд, потупленный прямо в стол. Каждый думает о чем-то своем. Всевозможные мысли буквально пожирали лейтенанта изнутри, разъедали его мозг, не давая переключиться на что-либо другое. Перед глазами то и дело мелькали различные жуткие события минувшего месяца: взятие заброшенной нефтяной вышки, инцидент на бывшей базе Алехандро, резня в Лас-Альмас. Смерть Хассана, бар, фотография Макарова... все вышеупомянутое перемешивалось между собой, превращаясь в тугой узел, который было почти невозможно развязать. Благо, воздействие алкоголя более-менее смягчало подобный недуг, давая возможность военному расслабиться на хотя бы немного. С протяжным вздохом Гоуст откидывается на спинку стула, задирая голову назад; взгляд же его устремляется в потолок. Господи, как же хотелось избавиться от подобных навязчивых мыслей раз и навсегда, или же каким-нибудь образом заглушить свою голову. Да в конце концов размазать ее о стенку блять, самый оптимальный вариант. Руки военного тянутся к голове, и тот проводит ими по своим белесым волосам, останавливая их на затылке. Такая тишина, на удивление, начинает неприятно давить на уши.       Соуп же в свою очередь не желает возникать перед Саймоном, давая ему возможность побыть наедине с собой — как говорится, если Гоуст молчит, то лучше его не перебивать. Сержант лишь едва поворачивает свою голову в сторону стола, за котором сидит лейтенант, дабы посмотреть на него еще раз. Благодаря тому, что на данный момент они находились в квартире абсолютно одни, Райли предпочел не надевать маску перед своим другом. Пусть он и не совсем знаком с таким понятием, как доверие, ему определенно нравится его поверхностное ощущение; он все не может забыть тот день, когда впервые показал свое лицо Мактавишу. Чего ему только стоило выполнить столь простое, но такое напряженное действие: казалось бы, нужно было только подцепить балаклаву за край и потянуть ее вверх, однако решиться на данный шаг Саймону было чересчур нелегко. Несмотря на свои переживания, он не без радости на душе продолжает замечать, с каким уважением и пониманием Соуп относится к его приватности. Остановив свой взор на плечах Гоуста, шотландец не в силах отвести его прочь: черная водолазка Райли плотно прилегала к его телу, давая лишний раз увидеть насколько идеальным оно было. Каждый рельеф и изгиб четко вырисовывался на плечах, руках и грудной клетке; Мактавиш непроизвольно поворачивает голову в его сторону все ближе, ведь, признаться честно, рассматривать кого-то взглядом со стороны было слегка больновато для самих глазных яблок. С ноткой взволнованности сержант ловит себя на мысли, что ему чертовски нравится, как выглядит его лейтенант.       — Джонни?       От внезапного голоса Саймона, напополам разрезающего затянувшуюся тишину в комнате Соуп аж дергается; он мгновенно подносит ко рту тлеющую сигарету, стараясь выглядеть совершенно невозмутимо и не так, словно его только что поймали с поличным. Твою мать, неужели он заметил?       — Да?       — Ты никогда не задумывался о том, куда именно мы попадем после нашей смерти, учитывая все наши грехи? — продолжает свою мысль британец, будто бы полностью игнорируя напряженный вид Джонни. Недоумевающе смотря на своего напарника, Соуп прыскает:       — Я сейчас правильно слышу? Неужто ты задумался о существовании морали, Элти?       Гоуст мгновенно поворачивает голову и одаряет сержанта таким серьезным взглядом, что тот аж сглатывает, вновь затягиваясь.       — Тише, я понял... — с наигранным испугом произносит шотландец, отворачивая голову обратно к окну, выдыхая сигаретный дым наружу. — Меня нужно спрашивать другое. Есть ли в этом мире что-то, о чем я еще не задумывался в принципе.       Райли горько усмехается. Его руки вновь тянутся к наполовину опустошенной бутылке водки, наполняя стаканчик почти до краев.       — Что касается твоего вопроса — да, Саймон, задумывался. И далеко не раз, — голос Джонни переходит на более низкий, грубый тон, и он облокачивается локтями о подоконник, разглядывая потонувший в вечерних сумерках город. — Если в этом мире все же существуют рай и ад, то уверен на все сто, что райские врата закрылись для нас уже несколько лет назад. За нашими спинами буквально несколько тысяч километров трупов, к смертям которых мы приложили собственные руки. Если не нам нести наказание за содеянное, то кому еще? — выпрямляясь в полный рост и разворачиваясь, последние слова мужчина отчеканивает с каждым шагом, направляясь к столу ради того, чтобы вновь выпить. Несколько секунд, и военные дружно чокаются стаканчиками, в один и тот же момент опустошая их. Обычно непьющий Соуп слегка опускает голову, дабы Райли не смог заметить его скривившуюся морду; тот же тем временем остается с таким же каменным выражением лица, как и прежде. Лишь едва расширившиеся зрачки в следствии попадания очередной дозы алкоголя в организм выдают лейтенанта, и уголки его губ ме-едленно ползут вверх от одного вида Мактавиша.       — Не могу не согласиться, — бормочет себе под нос Гоуст, начав легонько подергивать одной из ног. — Хотя я не сказал бы, что это особо меня пугает.       Поднимая свой взгляд и смотря на напарника исподлобья, шотландец вопросительно вскидывает одну из бровей вверх. Саймон решает не отвечать на этот немой вопрос, в очередной раз протягивая руку к бутылке. Его слух улавливает глухой смешок:       — А тебе не много ли? Печень за такое точно уж не скажет спасибо.       — Вау, благодарю, Джонни. Прям глаза мне открыл, — язвит тот с плохо скрываемой пассивной агрессией, однако после этих слов его рука на миг замирает в воздухе, после чего плюхается обратно на стол. Сержант же только смеется в ответ, откидываясь на спинку стула и складывая руки на груди. Он смиряет Гоуста пронзительным взглядом с головы до локтей, и британец делает тоже самое. Саймона обдает непонятным, но довольно приятным ощущением, заставляя его немного расслабиться; оба военных смотрят на друг друга на протяжении секунд так 10, прежде чем веки Соупа внезапно смыкаются, и тот резко отворачивает голову. Постепенно заливаясь басистым, глухим смехом, лейтенант подносит ладонь к своему лицу, дабы прикрыть его; Джонни с тревогой чувствует, как его щеки наполняются пунцом, а забившееся быстрее сердце больно бьет по ребрам.       — Интересная реакция на мой взгля-       — Не вздумай даже продолжать блять, — буквально мгновенно отзывается шотландец, отчего Райли заходится в смехе только сильнее, даже выходя на высокие октавы. Осекаясь, Мактавиш смотрит на него ошарашенным взглядом — этот до жути неловкий момент смог рассмешить его до такой степени? Охуеть. Надо точно менять тему разговора, пока еще не поздно.       — Вообще, ты знаешь, — мужчина крепче сжимает свои руки, отводя взгляд в сторону. — Лично я иногда подумываю о том, чтобы уйти в отставку. Вспомнить прелести обычной гражданской жизни, все дела… понимаешь, да?       Саймон все так же молчит, не сводя взгляда с напарника.       — Семью завести, в конце концов. Женщину найти, не знаю, — тембр голоса шотландца вновь плавно уходит куда-то вниз, таща за собой и настроение впридачу.       Сохраняя молчание на протяжении следующих нескольких секунд, Райли внезапно подается вперед, выставляя перед собой руки. Опираясь локтями о стол, мужчина также упирается подбородком в ладони; его мутно-голубые глаза все продолжают смотреть прямиком в глаза сержанта.       — А ты, Джонни, был когда-нибудь в отношениях, м?       Заданный Мактавишу вопрос на удивление ставит его в легкий ступор, словно он не особо понимает, ради чего британец вдруг решил поинтересоваться подобным. Голову сразу накрывает бывалыми воспоминаниями: первая «любовь» в 16, наполненная приторными надеждами на совместное будущее, которая не продержалась даже года; бывали также и те периоды, когда ничего другого и не нужно было — просто заворачиваешь в местный бар, охмуряешь местную стриптизершу, ваши руки сплетаются, искра, буря, безумие… ну а потом все происходит, как обычно. Хмурясь, Соуп легко дергает головой в попытках отогнать эти мысли об ошибках своей молодости. Все-таки, это явно не было тем, о чем предпочел бы сейчас думать шотландец.       — В нормальных, адекватных — увы, нет. Сам понимаешь, какие «отношения» бывают в таком возрасте, когда я еще не служил, — пытается усмехнуться Джонни, однако вернувшееся ощущение противной подавленности снова начинает давить на него, отключая всевозможные эмоции. — К тебе идентичный вопрос, Элти.       Он с интересом замечает, как во взгляде Гоуста мгновенно появляются надежда, растерянность и печаль одновременно. Судя по его опустившимся векам, Соуп надавил на больное, и он невольно засматривается на его ресницы, на которых до сих пор можно было разглядеть остатки фирменного «военного макияжа».       — Была одна особа, — сиплым голосом отзывается на вопрос Райли, поднося пальцы ко лбу и сводя их к переносице. — Ничего не получилось, потому что по ее словам я безжалостный ублюдок, которого нельзя любить, — мужчина затихает, а после глухо посмеивается, но в его глазах четко читалась печаль. Джонни чувствует, как в его груди что-то неприятно екает, заставляя его аж прищуриться от такой пусть и мимолетной, но боли.       — Забей. Не то, чтобы я был заинтересован в женщинах в принципе, если говорить честно.       Мактавиш переваривает эту фразу у себя в голове несколько раз, и внезапно округляет глаза, краем взгляда смотря на напарника — ему не послышалось? Странные надежды начинают царапать шотландца изнутри, словно он только что получил тот самый долгожданный знак, призывающий к действиям. На секунду у военного аж темнеет в глазах, заставляя того слегка понурить голову; нельзя упускать такой шанс.       — Ам, можно поподробнее? — прокашливается Джон, и замечает, как Райли тихо посмеивается от такой неоднозначной реакции.       — Не знаю, как тут сказать еще подробнее, — невозмутимым голосом отзывается тот, и после этих слов поднимается, выходя из-за стола и упирая руки в спину. — Меня не интересуют женщины, Джонни. Я больше, эм… я по мужчинам.       Голос Саймона значительно затихает к концу предложения, и тот отворачивается к окну, смыкая веки глаз. Ладонь Гоуста тянется к подбородку, дабы почесать щетину, в то время как ошарашенный такой новостью Мактавиш, не в силах вымолвить и слова, сидит с широко распахнутым ртом. С самого начала службы Соуп был уверен на все сто один процент, что его напарник даже и мысли похотливой не допускал в сторону своего же пола. Как же он ошибался.       С одной стороны, Джонни ликует. Он уже точно и не вспомнит, сколько уже времени ему приходится скрывать свои чувства от Саймона. Да, чересчур сопливо, однако от правды не убежишь: Гоуст занимал отдельное место в сердце шотландца по многочисленным причинам, заставляя его убиваться по объекту своего вожделения из-за отсутствия возможности сказать ему об этом прямо. Поговорить, в конце концов, как нормальные люди. Признаться честно, этот разговор упростил бы его жизнь в разы, и именно сейчас ему подвернулась такая удачная, отличная возможность расставить все точки над И.       Но с другой стороны, ему чертовски тревожно. Страх оказаться отвергнутым, а после забытым разъедал военного изнутри при одной только мысли об этом. Очевидно, что нельзя было продолжать жить с такими нервами, с учетом того, что своего напарника Джонни видел практически ежедневно — но все же никак не мог собраться с силами, дабы решиться на заветный разговор. Соуп прекрасно понимал, что не мог потерять его. Он просто не переживет этого. Да, за такое значительное количество времени он научился подавлять свои чувства, не желая раскрывать Саймону истину, но в тоже время с некой печалью на душе осознавал, что этот день рано или поздно настанет. Возможно, уже настал?       — У нас сегодня вечер признаний, м? — несколько игриво произносит Джон, обрывая свой мыслительный процесс. Ему страшно.       Немного помедлив, Гоуст поворачивается в профиль, расплываясь в ухмылке.       — Полагаю, что так, — задумчиво произносит военный, и со спокойствием на душе замечает, что от ранней тоскливой атмосферы не осталось и ничего.       Сощурившись, Мактавиш решает задать каверзный вопрос:       — Тебе кто-нибудь нравился из нашего подразделения? Или, может, из прошлых, в которых ты был?       Позитивный настрой Райли улетучивается сразу же после этого вопроса, заставляя его чувствовать себя чересчур неловко. Не потому, что он должен отвечать на него, а потому, что ему придется соврать.       — Несколько лет назад в Дельте был один парень, но потом он ушел от нас, и больше я о нем ничего не слышал. — на выдохе отвечает Саймон, стараясь скрыть эту печальную интонацию в его голосе. Ему хочется ответить честно, но он, черт подери, не может. — Что насчет тебя, Джонни?       Сердце Мактавиша пропускает удар, и мужчина слегка поворачивает голову в сторону своего друга, смотря ему прямо в глаза. Подступающий страх вынуждает его вдохнуть как можно больше воздуха в свои легкие, и он с ноткой тревоги замечает, как Гоуст вопросительно вскидывает бровь, не совсем понимая реакцию сержанта.       — Честно? — вполголоса спрашивает Мактавиш.       — Только честно.       Блять. Либо сейчас, либо никогда. Шотландец медленно встает из-за стола, пока Саймон молча наблюдает за его действиями, внимательно смотря на его выражение лица, в котором четко читалась паника. Соуп вздыхает тихо, обрывисто, сжимая одну из ладоней в кулак; он осознает, что в следующую секунду его жизнь разделится на до и после.       — Ты, Саймон. Нравился, нравишься и будешь нравиться ты. — на одном дыхании произносит Джонни, приглушенным, но ровным голосом, и Гоуст вовсе не понимает, ослышался ли он сейчас, или же нет. Зрачки его голубых глаз слегка расширяются, пока он непонимающе тупит в пол, обрабатывая только что услышанные слова в своей голове, которая готова взорваться. С тревогой вслушиваясь в слишком затянувшуюся тишину, Мактавиш вновь вздыхает, засуетившись и стыдливо отводя взгляд в сторону.       — Прости, лейтенант, мне не стоило-       — Я же правильно расслышал тебя, да? — от такой интонации Гоуста у шотландца аж сводит живот, а спину обдает холодком, пуская по ней мурашки; Саймон делает аккуратный шаг навстречу сержанту, и тот не понимает, как именно расценивать это — как угрозу, или же что-то еще. Однако, он замирает, вновь поднимая глаза на своего лейтенанта, пока тот приближается к нему, и останавливается в одном шаге от шотландца. Его грубая рука тянется к щеке Мактавиша, и он, несколько напуганный, дергается от такого приятного прикосновения. Не зная, что и думать, Джон затаивает дыхание; сердцебиение, кажется, достигает своего возможного предела, сводя с ума. Взгляды обоих мужчин вновь встречаются между собой, и Соуп чувствует приятное тепло в районе паха. Повисшее между ними напряжение почему-то возбуждало, и собирая волю в кулак, сержант кладет свою ладонь на ладонь Гоуста, в то время как тот приоткрывает рот, видимо, собираясь с нужными словами.       — Ты и представить себе не сможешь, как сильно я хотел услышать это, Джонни, — голос Саймона обрывается после того как перейти на полу-шепот, и Мактавиш, видимо, хочет что-то ответить, но не успевает: в следующую секунду его хватают за воротник толстовки и прижимают к стене, завлекая в глубокий поцелуй.       В голове происходит хуй пойми что. Все мысли мешаются между собой, образовывая беспорядок, но несмотря на данную проблему, Соуп без промедлений искренне отвечает на поцелуй; его ладони тянутся к щекам Гоуста, и лейтенант прикрывает глаза, позволяя удовольствию затуманить его разум полностью. Проходит несколько секунд перед тем, как неожиданно для сержанта, Саймон резко подается вперед, буквально вдавливая напарника в стену и соприкасаясь пахами, отчего Мактавиш оказывается не в силах сдержать сдавленный стон, отстраняясь от таких желанных губ лейтенанта. Щеки мгновенно покрываются пунцом, и все, что может вымолвить Джон, так это мятое и тихое «прости», после чего Райли слегка мотает головой и давит ухмылку:       — Блять, это было горячо.       Судорожно вздыхая, Соуп слабо, но хитро улыбается в ответ. Волнение начинает постепенно разжимать свою мертвую хватку, и оно постепенно сменяется довольно непривычным, но приятным комфортом. Мактавишу определенно было мало одного поцелуя, видимо, как и самому Райли: он вновь впивается в его губы, чуть ли не кусая, и британец тащит того за шиворот в сторону дивана. Естественно, в движении сложно поддерживать контакт, поэтому Джонни недовольно фыркает, когда ему приходится отстраниться. Саймон, видимо, не обращает на это внимание — сейчас им движет далеко не разум, а сердце. Выпуская толстовку напарника из рук, он легонько толкает того на диван, забираясь за ним на коленях. Все происходит настолько быстро, что Соуп явно не успевает за таким хаотичным развитием событий; во взгляде Райли четко читалось желание чего-то большего. У Джонни сбивается дыхание — в голове никак не укладывается то, что прямо сейчас его лейтенант нависает над ним, буквально пожирая своим взором. Британец хотел было продолжить, однако сержант внезапно выставляет перед собой руку, упирая ее в грудную клетку напарника. Тело пробивает мимолетная дрожь от ощущения его частого сердцебиения.       — Саймон… стой, Саймон, — хрипло мямлит Мактавиш, и Гоуст осекается, замирая в воздухе. — И давно у тебя чувства ко мне?       — Я не помню. Разве это важно? — вполголоса отвечает тот, и опуская голову нежно касается губами шеи Джонни; его глаза непроизвольно закатываются, и он испускает рваный вдох, цепляясь руками за плечи лейтенанта. — Достаточно, чтобы устать скрывать их от тебя, Джонни.       Эмоции захлестывают Соупа с головой, затуманивая и так тронутый рассудок. Его прикосновения сводят с ума. Подумать только — еще несколько минут назад они обычно разговаривали между собой, как ни в чем не бывало. Да, разоткровенничались чутка, и вот к чему это привело — но ни один из них вовсе не жалеет об этом. Тот самый заветный разговор состоялся в самый неожиданный для этого момент, стал катализатором для их скрытых чувств к друг другу. Страшно подумать, сколько сил и усердий они тратили на то, чтобы сохранить их в тайне во избежании всевозможных проблем, однако теперь все, как кажется, позади. У них была целая ночь впереди — остальное уже неважно.       Разум Соупа во всю трубит, что так быть не должно, это неправильно — но он кладет на это три хуя и полностью повинуется зову влюбленного сердца. Он с замиранием сердца чувствует руки Гоуста на своем теле, словно исследующие каждый его изгиб. Сука. Мактавиш просто не верит своим глазам. Он бы скорее больше поверил в то, если бы сейчас у него прозвонил будильник или что-то в этом роде. Тихое, ровное дыхание Саймона возле шеи пускало мурашки по спине Джонни, заставляя его вздрагивать от каждого прикосновения. Это все, черт возьми, реально.       — Джонни, — в один момент Райли отстраняется, цепляя толстовку Соупа за нижние края. — Ты не против?       От такого вопроса в груди шотландца что-то приятно екает.       — А ты думаешь, что я отвечу нет?       Саймон плывет в хищной ухмылке, отчего Джон не может сдержать подавленный смешок. Его толстовка вместе с водолазкой Гоуста летят куда-то на пол, полностью обнажая ему эффектное тело сержанта. Райли тратит несколько секунд на то, чтобы рассмотреть Мактавиша полностью, после чего он тянется своим лицом к его лицу, втягивая шотландца в очередной поцелуй, пока его руки нежно проходятся по шее возлюбленного. Сильное возбуждение не давало покоя; в следующую секунду губы британца оказываются на ключице Соупа, оставляя то короткие поцелуи, то легкие укусы. В один момент он прикусывает кожу чересчур сильно и неожиданно, тем самым выбивая очередной стон из Джонни. Гоуст отвечает еще одним укусом на том месте, что находится ближе к плечу. Больше не имея сил и желания оставаться безучастным в этом деле, Мактавиш изгибается в спине, слегка потираясь пахом о бедра Райли, и того, как будто ударенного током, пробивает дрожь. Лейтенант тихо рычит сквозь свои зубы, после чего томно вздыхает и перекидывает одну из своих ног через бедра Джонни, насаживаясь на него. Ощущения Соупа можно сравнить с трипом после каких-нибудь сильных препаратов: перед глазами все плывет, тело немеет, а прикосновения лейтенанта добавляют только еще больше удовольствия, полностью отключая мозг. Шотландец сжимает хватку своих пальцев и испускает рваный вздох, когда Гоуст принимает решение подвигаться вперед-назад, сидя на сержанте. Подобные ощущения были для них впервые, и они бы оба соврали, если бы сказали, что им это не нравится; постепенно привыкая, Райли продолжает свои аккуратные движения, чувствуя, как к его стояку приливает все больше и больше крови.       — Сука. На деле ты еще горячее, чем кажешься, — мычит Саймон в ухо Соупу, заставляя того податься вперед, сильнее соприкасаясь пахами — данное движение было словно разрядкой для возбужденного до краев Гоуста, отчего он на несколько секунд ускоряет темп, с удовольствием ощущая дрожь, то и дело бьющую тело сержанта.       — А я не думал, что ты такой требовательный, — хрипло отзывается Мактавиш, и ловит на себе похотливый взгляд напарника.       — Ты даже не знаешь, каким требовательным я могу быть.       — Так покажи мне, Элти.       Сладкий шепот Соупа и последующий поцелуй с его же инициативы полностью сносит крышу Саймону, и тот вдавливается в тело сержанта настолько сильно, что даже вызывает звонкий скрип у дивана. Джонни же моментально стонет в губы Гоусту, пока тот, не сбавляя темп, тянется одной рукой к голове шотландца. Пуская ладонь в его волосы, а точнее в ирокез, он крепко сжимает их и несильно, но все же дергает назад, откидывая его голову. Мактавиш в экстазе приоткрывает свой рот, а его взгляд растворяется где-то в пустоте. Повинуясь своему дикому желанию, Райли вновь делает пару сильных толчков, и Соуп буквально задыхается в своих приглушенных стонах, ловя себя на мысли, что ему чертовски нравится, когда над ним доминируют.       Создавалось ощущение, что воздуха стало катастрофически мало — то ли из-за их крайне частых поцелуев, либо же количество кислорода магическим образом действительно уменьшилось вдвое.       Гоуст отпускает его голову через некоторое время, и Джонни судорожно вздыхает, зажмуриваясь. Чувствует, как по красной, горячей щеке бежит слеза.       — Блять, как же я хочу тебя, боже, Сай... — практически каждое слово сопровождается жалкими постанываниями вперемешку со всхлипами, и Гоуст чувствует, как от одних только слов он был готов хоть кончить прямо сейчас. Настолько все это было горячо. Просто пиздец, ебаный пиздец — думает он, не останавливаясь ни на секунду. Соуп под ним выглядел, если честно, как беззащитный щенок, в то время как Гоуст был хищником на поводу у своего желания и инстинктов. В его голове вырисовываются различные похотливые картинки, подстегивая Райли только сильнее, заставляя глухо и рвано простонать имя своего сержанта — тот в свою очередь коротко целует Саймона, ощущая, что почти находится на пике. Входя во вкус, Райли чуть ли не вдалбливает Мактавиша в диван, доводя его до такого состояния, что тот стонет буквально в такт с каждым жестким толчком.       Закусывая губу чуть ли не до крови, Гоуст удовлетворенно запрокидывает голову назад, нежно касаясь шеи Соупа обеими руками, постепенно обвивая ее и сжимая хватку — вот теперь то воздуха точно было меньше, чем обычно. С трудом приподнимая голову, Мактавиш смотрит на своего напарника взглядом полным любви. Он кладет свои ладони на запястья Райли, и внезапно хрипло вдыхает, когда лейтенант надавливает большими пальцами прямо на кадык. В глазах пляшут пятна, различные фигуры; уши накрывает звоном, и у него складывается ощущение, что он вот-вот потеряет сознание, но Мактавиш не просит его останавливаться.       — Саймон, п-пожалуйста, — сдавленно умоляет Джонни, и Саймон в миг осекается, осознав, что начинает переходить черту — его руки сразу же ослабляют хватку, давая сержанту возможность вдохнуть как можно больше воздуха в легкие. Британец не роняет ни слова, решая оставить все извинения на потом; ощущение подступающего оргазма пускает дрожь по всему телу, и он опускает голову, судорожно дыша.       — Господи, блять, продолжай, прошу... — внезапное рычание Соупа лишь ускоряет данный процесс, действуя на Гоуста как самый настоящий адреналин. Желая оставить в памяти его именно такой голос, Райли смакует каждое сказанное Мактавишем слово, и в один момент кидает свой взор с неким вызовом прямо в глаза шотландца. Внезапно переходя с довольно быстрого темпа на медленный, почти никакой, Саймон получает за это недовольный взгляд, и Джонни, подаваясь вперед, цепляется своими руками за его плечи. Скалясь, Гоуст вдруг тянет руку к паху Мактавиша, касаясь ладонью о его выступающий член под тканью брюк. Сержанта вновь пробивает дрожь — вот конкретно это ощущение не сравнится ни с каким-либо другим. Он сожалеет о том, что не догадался раздеться полностью.       — Попроси меня еще раз, милый, — полу-шепотом произносит лейтенант, проводя рукой по стояку напарника, за что получает гортанный стон такой громкости, которой он еще не слышал.       — Да ты издеваешься-       — Попроси.       Мактавиш невольно заглядывается на татуированную руку Саймона, которая находилась между его ног. Ранее неизведанные ощущения накрывают Соупа с головой, словно образуя пелену перед его глазами; Райли молча, с удовольствием наблюдает за тем, какой спектр эмоций сейчас переживает его напарник от его же ласк.       — Саймон, я умоляю тебя, просто доведи это все до конца, прошу- — заикающийся голос Мактавиша обрывается и переходит в стон от неожиданно грубого толчка Гоуста; финальные движения его дрожащих бедер наконец доводят до желанного пика, от которого аж темнеет в глазах. Саймон, не сдерживая басистый стон, изливается в боксеры, однако он не заканчивает — военный продолжает двигаться до тех пор, пока через несколько секунд он не чувствует влажную ткань под своей ладонью, и не слышит Мактавиша, который уткнулся тому в плечо, дабы заглушить свои последние, звонкие стоны. Желая растянуть такой шикарный оргазм на как можно дольше, Райли продолжает некоторое время тереться о пах напарника, после чего устало сваливается рядом с ним. Соуп рвано вздыхает, тоже отходя от ощущений, которые ему только что довелось испытать; оба военных с трудом переводят свое дыхание, приходя в себя.       — Наверное, нам обоим стоит принять душ, — подает первым голос Соуп спустя некоторое время, которое он не назовет — по его ощущениям, могла пройти и минута, а мог и целый час. Рассудок все еще был затуманен, а его самого мутило, впрочем, как и самого Гоуста. Тот же спустя несколько секунд вздыхает, тихо и ровно:       — Ты был великолепен, — произносит он, после чего Мактавиш поворачивается в его сторону, и ловит себя на мысли, что скорее всего Саймон все это время смотрел на него. Взглядом, полным любви и нежности. От такого у Джонни сводит внизу живота, и он непроизвольно лыбится, даже смущаясь от такого — это еще учитывая то, что только что вообще произошло.       — Мне уж точно не сравниться с тобой, — мягко посмеивается Соуп, чем вызывает улыбку и на лице у Райли. Протягивая руку к его щеке, Мактавиш нежно целует своего возлюбленного, и тот охотно отвечает, расслабленно прикрывая глаза. Джонни чувствует спокойствие. Тот самый день, о котором он мечтал все время наконец наступил, сняв с него все оковы переживаний, тревоги и страхов. Гоуст чувствует облегчение. Больше всего он ненавидел врать людям. И с радостью осознавал, что ему больше не придется делать этого перед самым близким человеком в его жизни.       Скорее всего, они и не вспомнят, когда в последний раз чувствовали себя настолько счастливыми.