***
— Лжец! Прохожий кричал громко. Очередное спасение не просто не отозвалось благодарностью, более того, разозлило незнакомца. Сущий Мик знал, привык, был готов. Страх и отчаяние людей понятны. Это, то, что герой так мечтал если не забрать, то разделить с ними. — Ты издеваешься?! Чёртов клоун, думаешь улыбнувшись пару раз сможешь спасти мир от хаоса, что происходит? «Нет». — Думаешь, такой особенный? Собрался заставить людей идти за собой?! Думаешь, каждый покорно послушает тебя?! «Нет». — Готов поспорить на твоих руках крови больше, чем у любого мародёра здесь. »Нет…» Старик весь трясся. Бутылка с водой всё, что он смог захватить в магазине прежде чем тот был разрушен. Видимо, рефлексы… Мик не успел. НЕ успел… НЕ спас. НЕ всех… Сейчас, на той улице уже работали герои, разгребая завалы и доставая раненых. Ему рано расслабляться. Там есть ещё жертвы, которым нужна помощь. Там есть ещё люди, которые должны хотя бы попытаться снова полюбить жизнь. Так почему же всё, что он может делать сейчас — это стоять, опустив руки, выслушивая отчаянные вопли напуганного человека? Мик не видел в себе страдальца, отнюдь. Он действительно понимал, почему пострадавшие говорят подобное. Это нормально при работе героем — слушать вопли. Не важно, что было в этих воплях: мольба, угрозы, осуждение… В людях всегда говорил страх. И этому Хизаши обучали на геройском курсе — быть рядом с напуганными во время страданий. Да, вот оно. Это то, что Мик должен сделать прямо сейчас. Хотя бы просто попытаться. Попытаться. Как и всегда. — Пожалуйста, пройдите в безопасное место. Мы сделаем всё возможное для спасения остальных. И… Всё будет хорошо, я обещ- Что ж, попытку оборвало резкое чувство растекающейся по волосам воды. Она неприятно стекала по лицу, попадая под очки, сползала вниз, холодными щупальцами тянулась сквозь ткань одежды. Как будто намереваясь проникнуть в самую суть раненого героя. Залезть туда, куда сам Хизаши боится заглядывать. Его... Облили. Пластиковая бутылка прилетела следом куда-то в район груди. Черт… Теперь придётся делать другую причёску. Хизаши ненавидел собственные волосы, когда они намокали. Ещё с подросткового возраста. Уж слишком несуразно выглядели. А на лице так и застыла пластмассовая улыбка, которая, он мог поклясться, держится на честном слове. — Слышать не хочу твоё ёбанное лицемерие! Свалил отсюда! Мрази!.. — голос старика задрожал. — Я так и не смог увидеть свою новорождённую внучку. Герои. Эти так называемые спасители человечества разрушили роддом ударной волной своих причуд. Шоу фриков! Вали, я сказал! И Мик ушёл. Ушёл, понимая, что постарается не потерять остатки себя позже. Позже. А сейчас, там всё ещё находятся друзья и коллеги… И люди. Которые нуждаются в его присутствии. Мик не собирался строить из себя раненного, единственное, что он понимал — это готовность сделать всё, чтобы восстановить утраченные семьи. Про какой роддом идёт речь осознание пришло сразу. Ведь подобный был разрушен лишь один, по крайней мере в этом округе. Некоторые сейчас не имеют доступ к семьям только от того что лежат на лечении. Да, жертв было много. Тем не менее кому как ни Мику знать, что герои приложили все усилия, дабы роддом был разрушен лишь один. Из-за хаоса вокруг, полиция и остальные не могут помочь людям найти связь с семьями. Что ж, придётся взять несколько дополнительных смен и заполнить ещё больше нудных бумажек. Всё, что угодно, только бы увидеть немного больше улыбок. — Хиз… Мик, что-то случилось? Ты весь… Мокрый? Герой в черном выглядел взволнованным. — Напуганный человек, Стёрка, ничего нового, — он снял очки и подмигнул, — Тем не менее мы здесь именно поэтому. Мы им поможем, Шо, я обещаю. И спасём всех бродячих кошек тоже, конечно же! Мик рассмеялся, а Сотриголова ему улыбнулся, жестом призывая продолжить работу. Собственная, успешная убедительность пугала. Но это ничего, остатки себя можно собрать и дома: там, где громкий герой Сущий Мик — всего лишь тихий, обычный человек Хизаши Ямада. Радиоведущий, любящий изучать иностранные языки через песни. Певец, иногда пишущий гитарные аккорды и новые строчки слов в поношенную тетрадь коричневого, от пролитого кофе, цвета. Так ведь красивее!***
На эфир опаздывать не хотелось. Не хотелось до такой степени, что даже попрощаться с коллегами едва ли хватило совести. Поэтому о том, чтобы смыть с себя кровь речи и не шло. Быстрая проверка оборудования. Небольшая настройка. Кинутая на спинку стула, порванная кожаная куртка и ярко загоревшаяся надпись «ON AIR». Ямада прокашлялся. Руки тряслись. Но это ничего, это всегда так. — Я-я-ярчайшей ночи, мои дорогие слушатели! Надеюсь, сегодняшний день для вас прошёл в добром здравии. Итак, я думаю, мы можем начать наше шоу. В эти прекрасные часы я буду здесь, с вами! Продолжим учить английский через фразы из песен. Будем вместе слушать музыку и болтать! Поднимите ваши руки ведь мы начинаем с!..***
Тишина. Дом встретил тишиной. Хизаши прошёл в гостиную, сразу включая телевизор на случайном канале. «Хрень. Кажется, куртку забыл в студии. Совсем не обратил на это внимание сегодня». А там важная вещь лежала так-то. Он распустил длинные волосы из тугого пучка и, скинув ремень со штанами прямо на пол, поплёлся в ванную. Сил почти не оставалось. Даже на такую мелочь, как полностью раздеться в душе. Хизаши покорно позволял мокнуть белой футболке и нижнему белью. Он бы и штаны стягивать не стал… Просто кожаные брюки не пропускали влаги. Закутавшись в ближайшее полотенце, а позже и в плед, Хизаши рухнул на диван. И все же он улыбнулся этому дню, провожая его в свои сны. Он не потеряет желание бороться. И перспектива помощи людям делает одеяло только теплее. Иногда все устают, Хизаши знал это. Хизаши позволил усталости захватить себя полностью, чтобы с рассветом, обменять ее на любовь. Безграничную любовь к жизни. «Все хорошо, потому что я всё ещё здесь». И сон был сладким. Спать было здорово. Жаль, что нельзя продлить сон на подольше. Хизаши проснулся от звона будильника. Четыре часа забвения вполне хватало. Не согласный с этим организм пришлось заткнуть так же как и будильник. Рука привычно потянулась за очками и, когда изображение окружающей среды стало чётким, до сонного мозга постепенно дошёл звук абсолютной тишины. Видимо, телевизор был выключен на автомате. За окном светало. Отлично. Значит у него есть немного времени. Всё как всегда. Лапша быстрого приготовления была оставлена на столе варится. А пшикнувшая банка энергетика заставила почувствовать себя немного живее. Сделав пару глотков, Хизаши глянул на одиноко стоящую в углу гитару. Не сегодня… Однако кое на что времени всё-таки хватало. Он поплёлся в гостиную, попутно вливая в себя едкую, химозную жидкость. Из ящиков под телевизором был извлечён диктофон. Конечно, это можно было сделать и на телефоне, но, серьёзно? Хизаши всё ещё переписывал песни в тетрадь. Нет, вы не поняли. Ручкой. В любом случае телефон всё-таки пригодился. Специально подобранный плейлист сопровождающий почти каждое утро, был включён на чистых рефлексах. Хвала тому, кто придумал спотифай. Хизаши вернулся на кухню и сел за стол, активируя диктофон. Песни с телефона играли тихо и совсем не мешали. Вдох. — Аудио дневник, запись… Хрен его знает, на самом деле. Привет дорогой слушатель. Сегодня пятница. Хороший день. Вчера забыл куртку на станции. Там… важная запись, которая, я надеюсь, никогда не пригодиться мне. Нужно выйти пораньше… — Хизаши взял палочки и открыл заварившийся завтрак. — Сущий Мик без кожаной куртки – не Сущий Мик, — он сделал паузу, чтобы подуть на еду. — Итадакимас. Послышалось сюрпанье. Это не важно. Аудио никому не будут показаны, хоть и записывались всегда отработанным, дикторским голосом. Всего лишь привычка. — Мне… Всё ещё одиноко. Думаю вот завести кота, когда всё это кончится. Если… кончится… — и снова звуки поедания лапши. — О чем я! Я ведь сам поклялся проводить сию ужасную эру в небытие. Это обязательно свершится! А когда свершится признаюсь наконец Шоте! Вот тогда и заведём кота вместе, хотя… Я уверен, что их у него и так живёт штуки три… Ну, ничего, значит будет четвёртый! — Хизаши, в активной жестикуляции, уронил палочку на пол. Закряхтев, он потянулся за ней под стол.[Рисунок: https://pin.it/OWG0GWs ]
— Слышал, он присматривает за девочкой Эри. Прелестный ребенок, прошедший через то, что не должен был. И даже так не потерявший блеск в глазах. За этот блеск в глазах детей я и продолжаю сражаться каждый день… Да. Я каждый раз говорю тебе об этом, слушатель. Это памятка больше для самого себя, не обращай внимания. О, лапша кончилась. Не заметил, как поел. Секунду, слушатель. Раздалось копошение, а затем голос отдалился. — Будет небольшое эхо, надеюсь это ничего, — разговор смешался с шумом полившейся из под крана воды. Нужно было помыть палочки. — На чем это я… А. Борьба… Борьба будет всегда. Даже если здесь не будет меня. Грустно конечно, но в последнее время мне всё тяжелее быть дураком. Я всё чаще думаю, что не вывезу. Регулярно теряю концентрацию и всё больше устаю, — пауза. Она была необходима, чтобы сохранить ровное дыхание. — Я рад, что хотя бы с тобой, слушатель, я… — всё-таки голос дрогнул. Слишком резко даже для самого Хизаши. Он продолжил. — Я могу быть немного разбитым. Мне тяжело. Мне больно. Мне одиноко… В раковину упала слеза. Нет-нет, никаких истерик. Эта слеза была неожиданностью для Хизаши. Она была первой. Она была последней. Скупая мужская, как говорится. Тоска, правда, не отступила. — Ну! Не будем падать духом. Коленями, животом, головой, всем, чем угодно, но не духом. Я лично провожу эту тёмную эру в небытие! И увижу живые глаза людей. И спасу кучу народа. И признаюсь Шоте. И мы заведём кота! Ладно. Думаю, мне уже пора выходить. Спасибо, что выслушал, слушатель. Приду, когда буду планировать свадьбу. Конец записи. Хизаши вытер мокрые руки о кухонное полотенце и нажал на кнопку завершения. Это правда помогает. А теперь пора продолжать жить.***
С кровью во рту было неудобно говорить. Грустно… Он ещё много не успел сделать. — Ну же, Шота, не смотри на меня так жалобно. — Хриплый смех не сделал ситуацию легче — Так только хуже! Слёзы Стёрки были тёплыми и стекали по собственной шее. Это даже приятно. Хоть на одре смерти не так одиноко. Правда, умирать в тёмном, ночном переулке не столь легендарно. Скорая, конечно, уже мчала на всех парах, но в этот раз поезд надежды остался стоять на станции реальности. Просим прощения, рейс отменён. — Эй… Это глаза мои меня обманывают, или… — рванный вдох оказался болезненнее предыдущего. — Или сам Шота Айзава разревелся перед кем-то? А глаза могли обманывать. Очки сломаны, да и организм не выдерживает, постепенно выключаясь от потери крови, которую, Шота так отчаянно пытался остановить. Хизаши знал, что это только его собственная оплошность. Знал, что так будет. Так всегда бывает. Люди сильно зарабатываются, устают и… Болят. Сильно болят. Всем своим существом. Тогда они идут лечиться к другим людям и много-много ломаются у кого-то на плече. Это прекрасно. Да вот только те, кто не лечат себя от усталости вовремя, платят за это сполна. Вот и с ним случилось ожидаемое. Две работы, помощь пострадавшим и сон по три часа в сутки сыграли свою роль в том, что сущий Мик наконец проиграл злодею. Сотриголова почти успел. Почти. Злодей побеждён, конечно, но… Так скажем: один-один. Руки на ране тоже тряслись. Хизаши чувствовал дрожь чужого тела своим. Они оба знали: простыми тряпками такое кровотечение не перекрыть. Шота сделал всё, что смог. Ну-ну. — Шо… Шо, перестань. Хватит. Эй… Свой голос звучал до неприличия нежно. Конечности почти не слушались, но маленького жеста хватило, чтобы привлечь на себя внимание и выпросить немного ласки. — Ты просто… Просто побудь тут рядом, хорошо? Объятия. Или как мало человеку нужно для счастья. Зарыться в чужие руки было приятно и безопасно. Всё-таки Мик решил не признаваться Шоте в любви, как располагала ситуация. Да, было бы пафосно, но представить страшно, что это сделало бы со Стёркой. Даже при смерти Хизаши не имел права думать только о себе. Вместо этого он подумал, что тут должна быть какая-то глупая и неуместная шутка про собственную кончину, однако комок крови в глотке, ощутимая слабость и жестокая обида самую малость мешали что-то сострить. Оставалось лишь посмеяться. Рационально, Мик, ничего не скажешь. В самый тёмный день, самый яркий человек засмеялся самым живым смехом самой смерти в глаза.[Рисунок: https://pin.it/6P6gSbE ]
***
— Ночного шоу сегодня не будет. Герой Хизаши Ямада, известный так же, как Сущий Мик погиб вчера во время патруля. В куртке Сущего Мика был найден диктофон с его последним обращением к людям. Ровно в семь часов вечера, семь минут, эта радиостанция проиграет запись. Я тот, кто лично присутствовал с Миком во время нападения, так что именно я даю это объявление. Хизаши был хорошим героем, — болезненный вздох выдавал неестественное для спасителя чужих жизней отчаяние, — поэтому… Пожалуйста, прослушайте его обращение к вам. Голос рвался. Руки тряслись. Психика ходила ходуном и уже не выдерживала. Слишком очевидны эмоции человека, который обычно эмоций не показывает. Однако защищаться больше не было никаких сил. Раньше… Их придавал Хизаши. Шота посмотрел на часы. 19:06 Болезненный вздох. Очередной. Дышать все труднее с каждым днём. С каждым часом. С каждой минутой. Рука нырнула в карман, вынимая диктофон. Всё ещё в крови. К глотке подкатил ком. Шоту чуть не вырвало. Совсем не было возможности вытереть красную жидкость. За темным пятном виднелась черная надпись, кажется, маркером. «Даже, если меня здесь не будет». 19:07 Мир, казалось, затих. И Шота нажал на кнопку. — Put your hands up, yeah! Я-я-ярчайшей ночи, дорогие слушатели! Надеюсь, этот день прошёл для вас в добром здравии! Родной голос резанул ножом. Этот голос, на записи… Живой. Яркий, громкий и, кажется, улыбающийся. В мире этот голос никто и никогда больше не услышит. Ох, Хизаши… Хизаши. Дурак. — Итак… Если вы это слышите, то я, скорее всего, мёртв, — на записи раздался нервный смешок. — Какая жалость. Знаю, для многих, как и для меня, было любимой привычкой слушать радио во время ночной работы. Мне жаль, что так получилось. Однако! Это не значит, что шоу исчезнет надолго. Полностью уверен: мне уже ищут замену. Переживать не о чём! Не хочется задерживать эфирное время, но было бы правда приятно, если запись услышат мои дорогие слушатели! — повествование снова оборвалось, но в этот раз каким-то недовольным бубнежом. Кажется, ворчанием на себя за тавтологию в речи. — Поэтому кто бы её ни нашёл, отнеси пожалуйста на станцию! Конечно, надеюсь, что никто и не сможет найт- oh fuck! Шота горько усмехнулся, когда запись прервалась на внезапном ругательстве и послышавшемся за ним копошении. Хизаши уронил диктофон. Шота знал эту его привычку ронять всё подряд при активном разговоре. — Воу! Извиняюсь за это… Не повторяйте слово в конце, дети! Или, по крайней мере, не говорите взрослым, что я вас научил. Послышался звонкий смех. Затем небольшая пауза и Шота услышал тихий вздох. Подобный вздох совсем не подходил Хизаши Ямаде. Подобный вздох противоречил самому естеству яркого героя. — Эй, слушатели… Знаете, какая моя любимая цитата? «И это пройдёт». Моё единственное желание — это просьба. Просьба миру пытаться дальше. Гореть. Грешить и влюбляться в жизнь. И у вас обязательно получится! Поздно, Хизаши. Сейчас по твоей смерти тихо рыдает по крайней мере один Айзава Шота. Дурак. Конечно, что ещё Хизаши мог сказать. Вся эта псевдо-позитивная болтовня была так ему свойственна. Всегда. Сам он не верил во всё это искренне, но утверждал, что подобная «болтовня» иногда так же важна, как дыхание. И Шота только сейчас начал понимать… Это правда. — Смейтесь! Это очень важно, знаете! И живите. Пожалуйста продолжайте оставаться здесь. Я не преувеличу, когда скажу, что любовь стоит того. Даже если меня здесь не будет, вы останетесь. Даже если меня здесь не будет, ваша жизнь по прежнему остаётся важной. И это тоже правда.