Его первые сережки

«Этот вечер они разделили на двоих, надеясь, что он был не первой и последней крупной удачей в их жизни, а повториться заново» Феликс — студент, симпатичный, веселый и озорной мальчишка, любящий падать со скейта после долгих попыток провернуть очередной трюк; танцы — с которых возвращается поздно вечером и своих друзей — каждый раз пытающихся сосчитать его веснушки. И все в его жизни хорошо, но почему то в отражении зеркала он все не находит себе места. Что-то ему все не хватает. Мало. Улыбчивая мордашка и так завлекает посторонние взгляды, а милейшие пятнышки на щеках и носу так полюбились окружающим, что Ли и сам начал улыбаться себе, подмигивая этим странным малюткам. И вот сегодня — все сверлит зеркало с мальчиком напротив, долго вертясь из стороны в сторону, крутя головой и позируя кому-то, но брови так и дрыгаются в неизбежном непонимании. Цвет волос? Он уже поменял их цвет раза три и сейчас он похож на выцветшего цыпленка. С отросшим затылком, локоны которого небрежно убранны в мелкий хвостик сзади — придавало его солнечной персоне еще более детский образ. Все в этом Феликсе было сахарным и светлым, шутливым и шумным. Одна лишь деталь будоражила сильнее, чем горький кофе в шутку от Джисона на утро, от вкуса которого Ли перекашивало и кривило. Его голос. Низкий, бархатный, глубокий голос был его самым мощнейшим аргументом. Но нередко он смягчал его более звонкими нотами, а парой — брал еще выше, поражая такой особенностью голосовых связок. Казалось бы, несовместимые вещи путались вплотную в одном парнише, создавая собой убийственное комбо. — Да что не так. я же вижу, что чего-то не хватает! Вес набрал что ли? Или Чан был прав, и синяки под глазами правда мне не немного не к лицу? Что не так?! — ворчит тот в голос, хватая себя за волосы по бокам и ойкает, задевая ухо. Ухо. Он еще раз внимательно приблизился к стекляшке и присмотрелся: уши. Тоже усеянные веснушками и малость оттопыренные, но все еще его. Тут то он и заулыбался до тех самых ушей, хитро оглядывая и пожимая мягонькие мочки. — Хочу проколоть уши! Точно, сегодня же запишусь! Вот так внезапно и спонтанно, да. Юноша ринулся на выход из ванны, подбирая где-то на смятой по утру кровати телефон. Время вполне себе позднее, но для Феликса 8 вечера было даже ранним. Часом ранее у него должна была быть тренировка — но сегодня он решил прийти позже, держа в голове мысль о круглосуточной работе студии неподалеку. Усевшись на край неубранной постели, парень стал шустренько набирать короткими пальчиками текст в поисковике, постукивая кольцом и ожидая от сети быстрого оклика. — О-о! Совсем рядом какой-то салон есть, до сих пор открыт. Он ткнул в самую ближнюю ему на карте точку, не выдерживая внезапно накатившей цунами инициативы сделать себе пару дырок в ушах. В голове вырисовывалась чертовски заманчивая картинка, где он будет гулять поздним заходом солнца у моря, ликуя о былом-весёлом с друзьями: а на ушах завидно блестят пара красивейших сережек, сверкая мимолетными искорками сквозь пряди осветлённых волос. Как же это красиво и живописно смотрелось в голове Феликса, как же трепетало где-то под сердцем желание поскорее приобрести себе пару блестящих висюлек, а то и не пару, уж сколько остаток стипендии позволит. Любил он всякие цацки и аксессуары. Его трясет от нетерпения: он широко улыбается, корча нос в игривой ухмылочке. — Вот они удивятся моей внезапной обновке, — уверенно заявил в пустоту он и стал читать описание и время работы салона. — Через 25 минут закроется! Черт! Я не дотерплю до завтра! Парень по натуре своей был более спокойным и тихим, но при таких вот вдохновляющих идеях или встречах с компанией — в нем появлялась еще одна батарейка, которая работала на износ до следующего раза. Енбок аж подпрыгнул с кровати в спешке. Стал хаотично бегать по небольшой темной комнате, подбирая со стульев одежду. По пути к выходу он натягивал на себя тренники и белую, чуть заношенную толстовку с какой-то надписью. Быстро одел излюбленные кеды на толстой подошве и вынырнул из квартиры, запирая ту на ключ. Холодало, темнело. Багряное небо красовалось наверху, чуть просвечивая проступавшие звезды и застенчивую луну. Улицы практически пустовали, только приглушенные где-то за рядами домов смех и разговоры вышедших отвести душу подростков, да шум спешивших по домам машин. Запоздавший ветер обдувал со спины, вороша и без того пушистые волосы, как бы подгоняя Ли бежать быстрее. — Только бы успеть! Впереди виднелась бледная вывеска с названием салона, в который блондин ворвался незваным и единственным гостем. — Здравствуйте! Веснушчатый порывисто дышал, проходя внутрь и проверяя время на ручных часах. Еще 15 минут. Внутри было тепло и светло, уютно — бежевые стены и кофейная плитка внизу прекрасно сочетались: особенно дополняли общий вид небольшое количество растений на невысоких ярусных полках и в углах студии. Помещение приятно пропахло запахом кофе и цветочным увлажнителем воздуха. Пара таких букетов даже стояла на стеклянном столе у кожаного диванчика. Рядом с цветами пустовали кофейные кружки и зачитанные журналы. Слышалось лишь сбитое дыхание Феликса и звуки воды за стеной дальше. — Одну минуту, — донеслось негромким, чуть хрипловатым, но мелодичным голосом парня откуда-то оттуда. Енбок облегченно выдохнул, решив пройти дальше до центра комнаты, продолжая осматриваться и пересчитывать у себе в голове наличные, которые он успел с собой прихватить. А как это дорого? Звуки прекратились и наконец-то показалась на глаза та самая надежда: к неожиданности Ли, не от мира сего красивый, с загадочной, чуть уставшей улыбкой пухлых губ — парень. Та самая чертовски слащавая фантазия мечтавшей о любви, девочки. Чуть спутанные, темные каштановые волосы до плеч, тоже были убраны в частичный хвостик сзади. Высокий рост и идеально стройное, подтянутое тело, которое было видно даже сквозь объемную черную футболку и такой же темный фартук, крепко повязанный на талии. Точно ли он простой работник какого-то районного салона, а не заблудшая в поисках укрытия от папарацци, модель? — Ах-а, и как только ты, парень, сумел раскусить мой коварный план уйти раньше? Ладно уж, чем могу быть полезен? Феликс конкретно залип на незнакомца, не скрывая своего неподдельного восхищения и интереса. Но будто усмехнувшийся над ним голос вывел из транса, на что веснушка поперхнулся, словно и вовсе забыл зачем пришел. — Кхм, я хочу проколоть уши. Прочитал, что вы имеете такую услугу, вот и прибежал сюда. Он был полностью уверен в своих словах и звучал уверенно и даже настойчиво, не отводя дрожащего от парня, взгляда. — Пх, тебе эта идея пришла несколько минут тому назад? Или в спор проиграл? — темноглазый и сам явно был удивлен такому внезапному клиенту, от чего прятать уставшую физиономию уже не пытался. Но от чего-то парнишка показался ему забавным, из-за чего не стесняясь давил тихие смешки и ухмылки. А Ли лишь пытался скрыть факт правдивости предположения работника, неловко прикусив губу. — Ладно, садись. — А? — Что «А?» Садись уж, раз пришел, не гнать же тебя. — О, а-а, с-спасибо большое! — все так же сбивчиво протараторил на не родном корейском блондин и подскочил к креслу, усевшись на него, куда подозвала рука парня напротив. И вот они смотрят друг на друга около минуты, молчаливо обмениваясь взглядами. «У него такая милая родинка под глазом», подумал Ли, тут же и смутившись, будучи непривыкший к долгому зрительному контакту с людьми, от чего опустил глаза на бейджик парня. «Хван Хенджин». Вот как звали этого принца. — Эй, у нас не так много времени. Сколько ты готов заплатить? Так внезапно и сразу к вопросу оплаты. А этот человек знает толк в своих желаниях и приоритетах уйти быстрее, ведь если денег не хватит или не будет вообще — он будет свободен. — Ох, да, вот: Ли вынул из кармана худи черный кошелек, взял оттуда все что он с собой взял, протягивая Хенджину. — Хм-м, на одно ухо хватит. — А?! Одно? — Ну да. Ты что, прибежал сюда, не заглядывая в меню цен? Пхх, ну ты и даешь. — Это место явно завышает себе цену. — Еще бы, думаешь, я тут просто так торчу? Уши, которые были должны подвергнуться прокалыванию — заалели, а их хозяин недовольно промычал, закатив глаза, зажевывая губу. — Ладно, давай одно. Хван усмехнулся, довольно улыбаясь на такую реакцию со стороны юноши. «У него такие милые веснушки», вдруг подумал про себя Хван, от чего неверующе вздрогнул бровями, но продолжил улыбаться такой мысли. Взял какой-то лист с фотографиями, а после протянул Енбоку. — Смотри, тут есть варианты проколов и сережки. Выбирай. Оленьи глазки заблестели по новой, когда ему представили варианты. Он и не сразу подумал о таких, какие видел сейчас. Но внимание привлекла картинка, где было две белые бусинки в хряще уха и золотой гвоздик с голубым стразом внутри. — Это. — Уверен? Хрящи долго заживают, 6-9 месяцев, уход за ними более тщательный и строгий, нежели мочками. Мальчишка помотал головой и ткнул еще раз в картинку, настойчиво уставившись на Хвана. Кареглазый же понимающе кивнул, более не выронив ни слова. — Интересно, как я буду выглядеть с одним проколотым ухом? Он не стеснялся спрашивать сам себя вслух, пока Хенджин исчез из виду. Он не думал о таком варианте, как пирсинг одного только правого уха — но представив, загорелся еще больше. Оригинально. Послышались шаги и вернулся Хван со специальным пистолетом для прокалывания и коробочкой, в которой и лежали заветные сережки. Феликс, как сорока — уже заглядывался на эту сокровищницу. — Можно посмотреть? — Конечно, держи. И в небольшую ладошку протянули белую коробочку. «Такая маленькая рука.» и Джини снова украдкой улыбнулся, сдвинув брови концами к друг другу. Этот парень. и что-то подсказывало Хвану, что этот парень ему запомниться надолго. А Феликс уже успел вскрыть коробочку и, ну с таким восхищением рассматривал украшение — что аж поджал, в неподдельном изумлении, пухлые губы бантиком. Хенджин на эту картинку, сам чуть ли не влюбленно засматривался, скрестив венистые бледные руки на груди. — Ну как? Сорока счастлива? — усмешливо произнес старший, ожидая ответа от первого. — Да! Давай уже приступать! От чего-то теперь не терпелось обоим. Одному — посмотреть на «нового себя», другому же на результат своей «уступчивости». И не только, если греха не таить. Процедура благополучно началась. Парень внимательно изучал схему уха и расположение акупунктурных на нем точек, пощупал и осмотрел каждый его участок, неприлично близко придвинувшись лицом к уху Феликса. Младший ощущал чужое теплое дыхание у себя на шее, слышал тихие — вдох и выдох, задумчивое мычание и пристальный взгляд на себе. На ухе. По телу побежали толпой мурашки, заставляя его от неловкости покраснеть точно в тех самых мочках, на которые Хван сейчас так усердно смотрел. И дураку понятно, что появившаяся краснота не окажется бесцветной, так что темноволосый поднял одну бровь, вопросительно взглянув на лицо рядом. — Ты чего? Все уши красные, испугался что ли? Он спросил это так невинно и без задней мысли, будто совершенно не понимал причины. А бедный Енбок, не в силах сдерживать эти неуместные эмоции и лишние телесные знаки, лишь усерднее копошился короткими пальцами где-то по бокам стула, то крепко вжимаясь в него ногтями, то наоборот что-то настукивая, чуть ерзая ногами внизу. — Все в порядке, не обращай внимание. Это бывает. — он отвел взгляд, чуть неловко улыбаясь, заметно притихая, — ты слишком близко. «А как еще ему работать? На расстоянии двух метров с лупой? Конечно, ему нужно приблизиться, идиот», мудрил про себя конопатый, жмуря глаза и кусая покрасневшие губы. Обычный поход в салон красоты, дабы проколоть уши — оказался целой проблемой и бурей новых эмоций для Феликса, привыкшего наоборот развлекать и дарить такие ощущение другим. А самому то как? И ведь не скажешь, что противно. Черт возьми, нет. Наоборот. Вдруг что-то защекотало за ухо, из Ли негромко хихикнул, не скрывая просочившейся улыбочки. Он ужасно боялся щекотки. — П-прости, щекотно просто. что ты сделал? — спросил сквозь смешки Феликс, прикрывая рот рукой. — Все в порядке. Я лишь отметил точки прокола. Хенджин не мог игнорировать эти вот прелести поведения его клиента. Ну как его коллегам удается так бесстрастно и невозмутимо работать весь день? И при виде этого большого ребенка — они бы тоже с усталой, строгой миной сверлили взглядом любое лишнее движение, просили не шевелить челюстью и молчали бы как рыба? Хван, хоть и был от природы не слишком социальным человеком, все же сделал крупное исключение в своем выборе. Они знакомы всего от силы 10 минут, а он уже не в силах скрывать, как сроднились ему эти крохотные веснушки на его ушах и как не хотелось бы ему их калечить? Что за, блин, сказочный бред. — Так, смотри, сойдет? Старший взял небольшое ручное зеркало со столика и передал его Феликсу, который теперь внимательно осматривал поставленные метки. Блондин кивнул. — Хорошо, теперь сиди смирно и не шевелись, — он взял сережки и усадил куда следует на пистолете, — я быстро. Щелк! Потом еще один. И еще один отчетливый — щелк! Студент успел уже крепко зажмурится, в ожидании пронизывающей боли, но не успел и громко ойкнуть, лишь ухватиться рукой за кончик чужого фартука рядом — как на плечо упала чужая рука, мягко похлопав сверху. — Все готово. Феликс сам не поверил, что уже все закончилось. Перед ним держали зеркало, показывая, какой же он все-таки красивый. А, нет, не только это — показывая, как теперь по особенному выглядит его ухо, и как доволен своей работой стоящий сзади парень. — Тебе очень идет, малой. Как ангелок, — сказал он с шутливой усмешкой, давая дуге губ расплыться в озорной улыбке. Он не с менее внимательным и увлеченным взглядом рассматривал просиявшее лицо Енбока, ловля каждый поворот головы и движение губ, глаз, бровей, рук. Он буквально застыл, почти не дыша — стараясь не рушить счастливый момент. Феликс бы и не подумал, что будет так широко и искренне улыбаться сережкам. Всего-то несколько новых побрякушек, что такого? Вот и Хван не слишком понимал, но это и не важно — Ли выглядел самым счастливым человеком на земле в этот момент, и Хенджину было этого вполне достаточно. Но вот «самому счастливому на земле» Феликсу, нет. Почему-то, его детская особенность, больше похожая на привычку или необходимость, быть слишком тактильным, проявилась и сейчас. Парень не думая развернулся и накинулся на Хвана с объятиями, прижавшись щекой к его животу чуть ближе к груди, обхватив руками за талию. Что сподвигнуло его внезапно и без предупреждения, не думая о личных границах и возможной неприязни к нему после — вот так прижаться и не отпускать незнакомого ему Хван Хенджина, негромко повторяя «Спасибо» куда-то в фартук, всего-то за его ежедневную работу? Никто не понял. Ни тот ни этот. Но даже с этими вопросами, на которые ответа не услышит ни Хван, ни Ли, первый отзывчиво, не ожидая от себя подобного — обнял парня в ответ, легонько, но приобнимая рукой за спину, поглаживая по голове. Как же давно он вот так с кем-то обнимался последний раз. он хотел бы знать. Никакие деньги ему не нужны были в этот момент. Казалось, он сделал что-то совершенно большее, нежели обычный пирсинг, который и сам носил. Теперь желание уходить пропало. Исчезло без следа, затмеваясь долгими и теплыми объятиями этого веснушчатого паренька. Казалось, что если его отпустить сейчас — то больше они никогда не увидеться. И кто бы знал, будет это так или нет. Время не задумывалось, следят за ним или нет, так что тайком проскальзывало дальше. А эти двое все не отлипали, будто два лучших друга после долгой разлуки. Но осознание всей неловкости и неправильности происходящего первым пришло Ликсу — он испуганно, а потом смущенно захлопал оленьими глазами, пытаясь понять, что произошло. Сказать что-то связное не выходило и он поднял глаза на длинноволосого снова. Не сон. Все такой же сказочно красивый. Все такой же обычный работник салона красоты. Все еще легонько поглаживающий того по волосам, дружелюбно и как-то устало глядящий на него сверху вниз. — П-прости! Я и сам не знаю, что на меня нашло, это уже как вредная привычка, хаха, про., — Все в порядке. Ли оборвали, а он и не против. И Хван не против. — Давай иди уже, а то заставлю вместе со мной убираться тут, — продолжая ненавязчиво посмеиваться, делая шаг назад, говорит кареглазый и игриво подмигивает парню, махая рукой. Феликс понял намек, тоже выпрямившись, заулыбавшись, схитрив глазенки и убежав к дверям. Он обернулся, чуть опрокидывая голову на бок, еще раз заглядываясь на своего мастера. — Заглядывай еще, . ., — Феликс. Я, Феликс, — весело назвался он и заулыбался еще шире, теперь самостоятельно прервав Хенджина. Тот же одобрительно качнул головой, улыбчиво вздыхая, повторив: — Заглядывай еще, Феликс. Блондин помахал ладошкой, не переставая прощаться с новым знакомым. Он обязательно придет еще. Завтра. Послезавтра. А может, он даже попробует записаться сюда работать? Он вернется. А Хенджин будет его ждать. Он уже ждет его обратно. Молчаливо он остался убираться в салоне, потихоньку собираясь покинуть помещение. Поздно. Совсем стемнело, но ему нравиться гулять предполуночным вечером, по освещенным фонарями и, наконец-то проснувшейся луной — одиноким улицам. Тихо и спокойно. Наконец-то, он может подумать о чём-то, чем сердце шепчет. Будучи художником-любителем, романтизирующим горький кофе по утру, затхлые книжки с яркими, эмоциональными поэмами о глубоких смыслах, и едкий, со сладкими нотками запах вишнёвых сигарет — он был уверен, что сегодня ночью в очередной раз забудет о грядущей сессии, отдавшись творчеству. Полету фантазии и эмоциям, которым подверг его сегодня этот солнечный мальчик, такой необыкновенно притягивающий и теплый, с целой вселенной на щеках и вздернутом носу. Он вложит каждый вдох и каждый выдох в эти мазки, в большие, карие глаза; он с кайфом затянется — представляя, его теплую, ангельскую улыбку со сморщенным носиком; он подойдет еще ближе, вырисовывая каждую веснушку на его щеках. А в конце, когда портрет наконец-то удовлетворит самокритичного Хвана, и он сможет мечтательно вздохнуть, окидывая ласковым взглядом юношеское лицо, он аккуратно и старательно пририсует на ухе, под выбившейся прядкой светлых волос — чуть сверкавшие сережки — пара жемчужин и один золотой гвоздик со стразом, мельком переливающийся на свету. Масляные краски не глянцевые и не должны блестеть — но почему сейчас они будто начали сиять и светиться? Затяжно зевая, наконец-то откладывая кисть, парень откидывается назад, допивая остывший кофе, уже черт знает какой по счету за этот долгий день и мимолетную ночь. Он доволен своей работой. Феликс останется самым ярким воспоминанием для Хенджина, которое он запечатлел надолго у себя в памяти и на холсте, теперь будто освещавший захламленную комнату художника, который, наконец-то тихо посапывал, встречая восходящее за окном утро.