Обрести человека

            Кажется он спал. Или просто задремал? Когда щенок проснулся, то обнаружил, что он в какой-то машине вместе с хозяином и они куда-то едут. Вернее ехали, ведь машина остановилась. Щенок приоткрыл слипшиеся веки, борясь с сонливостью. А она (сонливость) была сильна в намерениях задержать незадачливого пленника в своей власти подольше. Совершив небольшое усилие, он с интересом огляделся по сторонам, после чего вопросительно посмотрел на хозяина. Во взгляде щенка читался неозвученный вопрос: «Где мы?» Только хозяин почему-то не ответил, к тому же зачем-то отвёл глаза в сторону. И что он там такого интересного увидел?              Вместо ответа человек вытащил щенка из машины и мягко поставил на лапы. Гончик сразу приметил, что здесь всё такое… странное. От обилия дорожной пыли неприятно защекотало в носу и в лёгких, а горькие дурманящие пары какой-то дряни (бензина, как он позже узнал) и вовсе вызывали лёгкий приступ тошноты. Вокруг всё время что-то гудело, шумело, выло. Рёв автомобилей забивал уши. Смесь этих новых, незнакомых запахов и звуков окутывала вихрем неприятных открытий. Зачем они здесь, в таком странном месте? Зачем они уехали из дома, где было так тепло и уютно, где был мягкий коврик и миска с едой?              За спиной хлопнула дверь. Гончик обернулся, чтобы задать хозяину все шевелящиеся на уме вопросы, но его человек почему-то не вышел из машины. Более того, машина тронулась и уехала.              Без него.              Щенок растерянно наблюдал как автомобиль с его хозяином стремительно отдаляется, а вскоре и вовсе растворился в необъятном потоке машин.              Почему?              Что случилось? Что вообще происходит? Гончик застыл на месте, не в силах справиться с окатившей его волной ошеломления. Он пока всё ещё не мог понять, что же всё-таки произошло, но маленькую щенячью душу уже начало терзать смутное чувство и неприятные догадки. В этом чувстве не было ничего хорошего. Что-то похожее на то, как будто тебя кинули в глубокую реку. Ты пытаешься из неё выбраться, безуспешно раз за разом ударяя лапами по воде, а она лишь резво просачивается сквозь пальцы. И эти потоки холодной воды будто живое существо, будто монстр, что хочет поглотить тебя. А ты всё барахтаешься, пока не иссякнут силы и прозрачный монстр не утащит тебя в свои страшные тёмные глубины…              Неужели… Его бросили.              Эта мысль подкралась как-то внезапно, открывая страшную истину, которую доселе ни за что не желал принимать. Несколько минут смотрения в одну точку не давших никакого результата стали подтверждением мрачных теорий. Ведь поначалу теплилась ещё хоть какая-то крохотная надежда, что произошла какая-то ошибка или всё это так и надо, а нужная машина вот-вот появится в поле зрения и хозяин снова возьмёт его на руки и заберёт из этого неправильного места, чтобы никогда-никогда больше сюда не возвращаться. Но машина не приехала ни через минуту, ни через три, ни через пять. Хозяин не вернулся за ним.              За что?              Неужели человек так разозлился, за то что он порвал ту длинную тряпку, что зовётся шторой? Или за то что в порыве игры Гончик выпотрошил хозяйскую подушку, а её остатки разнёс по всей комнате? Он готов поклясться, что больше никогда не будет рвать шторы и нападать на подушки, только пусть его заберут отсюда. В ошеломлённых ужасающим открытием щенячьих глазах защипало от набегающих слёз.              А отсюда, это где?              Гончик робко огляделся вокруг. Впереди дорога, где то и дело снуют туда-сюда на неконтролируемых скоростях машины, грозящиеся снести всякого, кто сунется на их территорию. Позади какое-то здание, а вокруг него ещё бесконечное множество таких же. Эти необъятные строения, казалось, заполонили всё свободное пространство, вынуждая живых существ, либо тесниться на грани с миром машин, либо просачивать в узкие щели-улицы. Что ещё хуже, казалось, эти нагромождения исполинских скал своими тупыми верхушками тянутся к небу, растут. Того гляди не выдержат собственного веса и рухнут наземь со страшным стоном, при этом обязательно погребая тебя заживо в гуще своих гигантских останков… И тут ему наконец стало страшно.              Ведь он один.              Абсолютно один в этом страшном незнакомом месте. Гончик внутренне сьёжился от пробежавших по телу холодных мурашек испуга. Он бросился бежать. Вдалеке виднелась движущаяся куда-то толпа. Гончик двинулся туда. Поближе к людям, к живым разумным существам. Ведь кто-нибудь из этого потока должен обратить на него внимание, кто-то должен ему помочь. Помочь ему найтись в этом огромном холодном мире, помочь понять происходящее и собрать воедино кусочки маленького разбитого сердца.              Гончик забегал наперёд, желая привлечь к себе внимание, совершая робкие попытки заговорить с кем-нибудь и объяснить ситуацию, в которой и сам почти не разбирался. Но все старания сводились к тому, что ему приходилось лавировать между человеческими ногами, чтобы никто случайно не раздавил ему лапу а то и вовсе не растоптал его. Все как один — спешащие, занятые, озабоченные тысячами своих собственных проблем и смотрящие на маленького щенка, как на досадную помеху. Безликая толпа.              Страх пробрал его с новой силой. Вдруг стало как-то окончательно холодно. На душе. Какое же здесь всё… чужое. Чужая местность с её пугающими домами-великанами. Чужие запахи и звуки, такие неприятные и даже близко не похожие на те, что были дома. Чужие люди, бесчувственные и равнодушные, которым плевать на судьбу крошки-щенка, что путается под ногами. Абсолютно всё чужое! Даже камешки на дороге, и от тех, казалось, веяло этим окружающим холодом безучастности.              Только теперь страх был немного другим. Пугал сам город, сами улицы и вся та равнодушная, чужая, жестокая обстановка, в которой не было места для маленького Гончика. Он вдруг прочувствовал каждой клеточкой всю вязкую холодную атмосферу окружающего мира, его смрадное дыхание. Мира, где за каждым углом, хищно поджидая жертву, кроется опасность, о которой Гончик пока ещё даже не подозревал.              Последующие дни прошли как в тумане. Всё слилось в один неразборчивый комок мутных воспоминаний, состоящий из страха и безнадёжности. Этот страх как будто впился в душу и там остался, застыв ледяной коркой мрака в глазах.              Бесконечные метания в борьбе за жизнь. Гончик, казалось, всё время куда-то бежал. Бежал, бежал, бежал… Без оглядки и передышки, до боли в лапах. Движение — это жизнь. И он, как никто другой, испытал на себе весь смысл этих слов. Чем быстрее ты бегаешь, тем больше у тебя шансов уйти от опасности. А она, опасность, была буквально везде. Ведь он всего лишь маленький слабый щенок, которого обидеть — раз плюнуть. И каждый так и старался наплевать в его искалеченную страхом душу, пользуясь возможностью.              Когда Гончик пытался отыскать какое-то подобие еды среди объедков в мусорных баках, всегда находился кто-то сильнее, кто обязательно отбирал «добычу». Хорошо, если только отбирал, а не пытался сделать добычу из тебя… Даже простое вторжение на «чужую территорию», о границах которой Гончик не подозревал, могло закончится весьма плачевно.              Он был жертвой для всех: больших собак, что хотели показать свою силу и преимущество; людей, для которых он был помехой и разносчиком блох; даже для стаи бродячих котов, которые не хотели упускать возможности выместить свою ненависть к собачьему роду на слабом его представителе. Как будто весь город, словно одно живое существо, восстало против него, желая задавить, растоптать, сломать непокорного маленького щенка, что не собирался мириться с жестокими законами улицы, где выживает лишь сильнейший.              Такое элементарно простое желание, как право на жизнь, здесь нужно заслужить.              Гончик боязливо оглянулся. Прислушался. Кажется никого. Несмело подошёл к мусорным бакам. Высоко. Снизу лежали пакеты. Если постараться, то по ним можно вскарабкаться наверх к мусорному контейнеру. Прежде чем лезть наверх, Гончик обнюхал пакеты на предмет наличия чего-нибудь съедобного. Среди выкинутого хлама угадывался запах яблочных кочерыжек, картофельных очисток и прочих не слишком питательных кухонных отходов. Ничего особо подходящего.              Один вид этих испятнаных людьми и временем, покрытых липким слоем грязи железных ящиков вызывал желание поскорее уйти отсюда и больше никогда не возвращаться. А что уж говорить о запахе?              Он не может уйти. Ведь эта мусорка является его источником питания, а значит и жизни. Отвращение — чувство довольно относительное. Оно отходит на какой-то дальний план, когда внутренний невидимый червь, именуемый голодом, неумолимо подтачивает тебя изнутри. Человеческие чувства притупляются за ненадобностью. Взамен им приходят инстинкты, которые более полезны в деле выживания.        Гончик внимательно принюхался к одному из пакетов. Его чуткий нюх всё-таки уловил среди мусора какой-то другой, более выраженный запах. Зубами и когтями, какими-то слегка хищными движениями, он разорвал назойливый пакет, отделявший его от желанной поживы. Выкинув из кулька немного мешавшего ему мусора, он выволок на землю кусочки мяса. Правда, мясом это было назвать сложно. Какие-то бесформенные небольшие обрезки: обвалявшиеся в мусоре, далеко не первой свежести и дурно пахнущие. Неужели ему наконец-то немного повезло?              — И кто это тут у нас? — приторно слащавым тоном прозвучало сзади.              А нет, не повезло… Гончик вздрогнул. Весь напрягся как пружина. Он резко обернулся. Прижал лапой добычу, зло оскалился и громко (насколько получилось) зарычал, показывая обидчику всю серьёзность своих намерений.              Перед ним стоял желтовато-рыжий пёс непонятной породы и какой-то грязной окраски. Продолговатая наглая самодовольная морда. Узкие, всегда чуть прищуренные глазки смотрели на Гончика хитро и свысока. Из всего своего длинного списка врагов, этого мерзкого типа щенок непереносил больше всех.              Гончик слышал, что остальные собаки зовут его Шакалом. Не слишком большой и не очень сильный. Не такой опасный, как действительно большие и сильные собаки, которых (Гончик хорошо это знал) Шакал и сам боится. Поэтому-то он и предпочитал раздобывать себе пропитание, либо отбирая еду у более слабых чем он сам, либо выслуживаясь перед «сильными» и доедая их объедки (но «сильные» и сами то Шакала недолюбливали, поэтому обокрасть других было более практично). Если бы просто отбирал… Но Шакал никогда не мог упустить шанс и не поиздеваться над щенком, разбрасываясь особо едкими комментариями.              — Какие мы грозные! — всё тем же липким тоном продолжил пёс.              Он двинулся на пару шагов вперёд. Гончик невольно подался назад, чуствуя, как его медленно оттесняют к стене. Впрочем, он мог прямо сейчас со всех ног рвануть вперёд, убежать, и тем самым избежать очередной порции насмешек. Только мясо придётся оставить… А стоит ли оно того? Ведь сил драться со взрослым псом у него всё равно нет и еду у него обязательно отберут. Но неужели он так запросто отдаст этому наглецу раздобытую с таким трудом пищу? Неужели даже не попытается сопротивляться?              Гончик схватил мясо зубами и собрав все свои оставшиеся силы, одним рывком бросился вперёд, желая проскочить мимо Шакала. Вот так! Почти!              В реальности план оказался не таким простым в исполнении, как казалось. И эта идея, похоже, с самого начала была обречена на провал… Кусок мяса во рту сильно мешал. Гончик разогнался, набрал скорость… и зацепившись на полном бегу за лапу Шакала, с треском и грохотом врезался в мусорный бак.              Голова загудела. На глаза набежали такие предательские и постыдные слёзы. В ушах звенело не то от удара, не то от этого противного, такого изощрённо-издевательского смеха Шакала. Так невыносимо больно. Больно душевно. Больно! И обидно! Почему всё всегда так оборачивается? Почему? За что? Кому нужно, чтобы он так страдал? Почему он, а не этот мерзкий, противный пёс?              Гончик вскочил. Его немного трясло. Наверное, от безсилой ярости, которая до кончиков наполнила его маленькое тельце. Он застыл, потупив взгляд в пол и зачем-то пытаясь впиться когтями в асфальт. Как будто желая выместить на этом безсловесном куске камня всю свою злость. А Шакал всё смеялся и этот смех медленным ядом отравлял сознание.              Гончик не вытерпел. Он вновь рванул вперёд. Скорее убежать! Подальше от наглой шакаловой рожи и его мерзкого смеха!              — Куда же ты? Неужели я тебя напугал? — издевательски послышалось вдогонку.              Стало почему-то ещё более обидно. Как же он в самом деле жалок! Грязный, ободранный, голодный и ослабший. Он убежал, как трус! Он даже не в силах постоять сам за себя! Похоже, он действительно всего лишь тот жалкий боязливый щенок, которым его называет Шакал.              Гончик в отчаянии выбежал из подворотни, пробежал вдоль улицы. Он как-то незаметно для себя, в каком-то забвении добежал до пешеходного перехода. Там немного притормозил, стыкнувшись с толпой и решая куда бежать дальше. Немного подумав, решил перейти на другую сторону. Действительно ли ему нужно было идти туда? Скорее, хотелось скрыться, затеряться в этом большом людском потоке, смешаться с ним. Так, чтобы тебя никто не видел, чтобы не обращали внимание на твоё вновь растерзанное сердце (что прохожие всегда и делают).              Похоже, это было не самое верное решение. Толпа слишком плотная. Его, казалось, так и стремились затоптать или вытеснить, выпихнуть с узкой полосы пешеходного перехода. Везде, куда ни сунься — человеческие ноги. Буквально везде! Гончик только то и делал, что всё время прыгал и огибал «препятствия». Прежний запал, вызванный отчаяньем, пропал и к нему возвратилась способность трезво мыслить. Ну зачем он сюда полез! Он ведь знает, что ничем хорошим, помимо оттоптаных лап, это обычно не кончается. Нужно было переходить дорогу в другом месте, где не так людно.              Толпа начала рассеиваться. Гончик наконец-то вынырнул из неё, немного перевёл дыхание, огляделся. И понял, что он так и не перешёл. Он стоял посреди дороги, на красный свет, а прямо на него мчалась машина!              Нужно было что-то делать, бежать, пока не поздно. Но Гончик ещё больше растерялся, застыл в ступоре, ослеплённый страхом и ярким светом фар. Уже не успеет! Он с немым ужасом наблюдал, как огромная махина, ревя и сигналя, мчится прямо на него. Гончик всё смотрел на этот большой фургон, который вот-вот снесёт его, сметёт, размажет, сотрёт с лица земли и не заметит. Вот-вот, совсем близко. Он рефлекторно зажмурился, сжался в комочек, будто желая уменьшиться до микроскопических размеров и тем самым избежать страшной участи.              Время, казалось, замерло на месте вместе со щенков. Или оно действительно остановилось? Гончик неуверенно открыл глаза, не понимая, почему ничего не произошло. Машина остановилась. Неужели водитель всё-таки решил затормозить? Но почему?              В потоке света Гончик различил фигуру какого-то мальчика, который стоял посреди дороги и рукой показывал водителю остановиться. Так вот оно что… Гончик неуверенно поднял взгляд на своего нежданного спасителя. Мальчик с жалостью и сочувствием посмотрел на него, после чего медленно присел, призывающе протягивая к щенку руки.                     Гончик невольно отпрянул, испуганно прижав уши. Отскочил, будто от опасности. Что ему от него надо? Он прекрасно знал, что всегда нужно быть на стороже. Ведь от самого безобидного на вид человека (или животного) всегда можно ожидать ножа в спину.              Но на лице этого мальчика не читалось никакого коварства. Его глаза были такими добрыми, лучились искренностью. Казалось, что если бы в них промелькнула хоть тень какой-нибудь недоброй мысли, то это сразу бы стало заметно.              Что же всё-таки этому мальчику от него нужно? Гончик не первый раз стыкался с сочувствием в свою сторону. Люди гладили его, брали на руки, иногда дети даже делились с ним своими бутербродами (это были самые светлые и сытые моменты), а потом просто уходили… Просто, как ни в чём не бывало, возвращались к своей жизни, где были дела поважнее, чем маленький голодный щенок…              Если этот хочет поступить также, то не нужно ему такого сочувствия! Зачем дарить надежду, а потом уносить её вместе с собой? А может мальчик просто хочет забрать его с дороги в безопасное место? Что ж, тогда он и сам может уйти с дороги, без чьей либо помощи.              Но мальчик смотрел так ласково, одобряюще улыбаясь. Гончик неуверенно заглянул в его карие глаза, что так подкупали своей чистотой. А если… всё-таки попробовать довериться? Он сделал несколько маленьких неуверенных шагов на встречу. Детские руки легко подхватили его и подняли над землёй. Они краткий миг смотрели друг на друга совсем-совсем близко, после чего мальчик нежно прижал его к себе. Сомнения и постоянная настороженность, крепко вцепившиеся в его разум, почему-то отступили. Сквозь окружающую суету Гончик слышал, как сильно волнуется его сердце. В этих тёплых руках он внезапно почувствовал себя… В полной безопасности?              Гончик знал, что если этот мальчик тоже, как и остальные, развернётся и уйдет, то будет очень-очень больно. Намного больнее, чем всё, что он терпел до этого. Но Гончику почему-то не хотелось думать «а что будет если…» Хотелось лишь доверительно замереть в тепле этих детских рук, забыв целое множество пережитых, буквально только что, злоключений и вообще ни о чём наконец не думать. Наверное потому, что этот мальчик не такой, как остальные…