Они помнят Париж

Ей дали два дня выходных и отпустили домой. Проспав до обеда, Никита приняла душ, заварила себе чаю и теперь сидела на диване, растерянно оглядываясь вокруг. Отдел сменил координаты, и хотя он по-прежнему оставался в часе езды от её квартиры, не исключено, что её бы тоже заставили переехать. Ей этого не хотелось. За два с половиной года эта квартира стала ей настоящим домом. Чёрт возьми, да она нигде не жила больше шести месяцев, даже когда была ребёнком! И пусть эта квартира была «казённой», и её в любой момент могли отнять, она сама здесь всё обустроила, сама выбрала мебель и предметы интерьера, наполнила пространство только теми вещами, которые ей безусловно нравились. Это было её убежище, островок силы. К тому же, эти стены хранили слишком много воспоминаний… На этом диване Майкл рассказал ей про свою сестру и Рене. И сжал ей ладонь, когда она попыталась его подбодрить. Никита глотнула чаю и грустно улыбнулась. А рядом с диваном, почти два года назад, они плавно кружили под дурацкую песню по радио и впервые поцеловались. Хотя до этого Майкл целовал её на миссии с Бауэром, но то было заданием… Впрочем, и здесь, в стенах её дома, поцелуй тоже оказался с горькой подложкой. Никита вздохнула, отставила чай и перевела взгляд на второй этаж, где виднелась неубранная кровать. Там Майкл никогда не был, хотя сама Никита провела сотни бессонных ночей, думая о нём. Мечтая увидеть его беззащитным и обнажённым на своих белых простынях, в сладостной неге откидывающим голову на подушки и позволяющим ей запустить пальцы в свои непокорные кудри… Нет, такого Майкла не существовало в природе. Он никогда не позволял себе по-настоящему расслабиться, даже в те две ночи, которые они провели вместе. Он был неистов и неостановим, он настойчиво вёл её по спирали удовольствия, от одного пика к другому, пока она не забывала обо всём на свете и кончалась, кончалась, как световая вспышка, разлетающаяся на тысячи лучей. Уже потом, снова обретая человеческие очертания, она смотрела на его спящее лицо и отчаянно жалела, что не увидела его в моменте… потому что была слишком поглощена своими собственными ощущениями. И потому что Майкл виртуозно умел защищать свои границы даже в таких ситуациях. Особенно в таких ситуациях. Никита закусила губу, почувствовав в животе знакомую тягу, и перевела взгляд на кухню. Здесь Майкл обнял её, прежде чем отправил на ликвидацию… и дал шанс получить заветную свободу. Здесь ударил по щеке и привёл в чувство, когда она «подсела» на фазовый шлем. Здесь с силой прижал её к холодильнику, пытаясь выведать про Эдриан. Что он говорил ей тогда? Она не слышала и не понимала. В висках стучало оттого, как близко были его губы, шепчущие что-то про «нас» и про «шанс»… И холодная металлическая пряжка его ремня впивалась в трепещущую мякоть её живота… И оставалось только твердить, как заведённой: «Я не знаю, не знаю, не знаю…» Механический писк телефона прошмыгнул по телу скользкими мурашками. Никита передёрнула плечами и взяла трубку, ожидая услышать привычное «Жозефина». Но оттуда раздалось нечто совершенно новое. — Поужинаем сегодня? Никита застыла с раскрытым ртом, оторвала телефон от уха и подозрительно посмотрела на него. Нужно было убедиться, что ей всё это не снится и что номер действительно зашифрован кодом Отдела. — Майкл?.. — на всякий случай уточнила она, пощипывая себя за предплечье. — Да, — коротко ответил он. — Я… — Никита закусила губу и почесала затылок. — Ладно… Кого она обманывает? Она никогда не могла ему отказать. Но что он теперь хочет?.. После всего, что было… — Я принесу еду. Буду в 8, — отрезал он и отключился. Никита упала ладонями в лицо и издала громкий звук, похожий то ли на смех, а то ли на плач. *** За оставшиеся пять часов она три раза приняла ванну и, кажется, в сотый раз пыталась прочитать хоть одну страницу начатой недавно книги. Но в голове было только одно: «Что он хочет?.. Быстрей бы пришёл!.. Лучше б не приходил!» Конечно, она уловила, что в последние пару недель Майкл как будто к ней потеплел: помог с матерью, привёз её в свой охотничий домик (пусть это и было заданием, но она уже давно перестала отделять свою жизнь от заданий), позволил ей накормить себя ужином и стоически принял её слова, что у них не может быть, как у всех: встретились, переспали, поехали дальше. Лучше никак. Лучше она будет спать в обнимку с холодным кольтом, чем снова позволит ему порвать свою душу на клочки. Удивительно, но в тот вечер, пару дней назад, он даже не попытался обнять её на прощание и вообще держался на приличном расстоянии. Сегодня же она явно почувствовала в его голосе некую решимость — и не знала, где взять сил, чтобы снова ему отказать. *** Долго раздумывая, что надеть, Никита всё-таки решила не наряжаться, и осталась в простом домашнем костюме из синего трикотажа. Когда она открыла Майклу дверь, на лице не было ни грамма косметики, а волосы просто спускались на плечи свежевымытой копной. Она хотела показать ему, что это не свидание, а всего лишь открытый разговор. Конечно, она выслушает всё, что он захочет ей сказать, но она больше не та наивная девочка, которую можно соблазнить парой расхожих фраз и поглаживанием ладошки. Взгляд Майкла сложно было истолковать однозначно, но Никите показалось, что она увидела в нём ту тёплую зелёную волну, которая начала приоткрываться ей в последние пару недель, — с тех пор как он помог ей с матерью и принял её робкий благодарственный поцелуй. Она не смогла сдержаться тогда (уж слишком важным, слишком интимным оказалось это «знакомство с родителями», с той частью её самой, которая болела и ныла больше всего), но теперь… Теперь он как будто хотел поставить запятую, там где она давно поставила точку. Разве могли они вот так просто перевернуть страницу и начать новую главу? Разве вся ложь и предательства, коим не было числа и предела, не перечёркивали для них любое будущее? Ужин прошёл в абсолютной тишине. Майкл как будто давал ей возможность обдумать все свои сомнения, прежде чем самому перейти к наступлению. Он ел медленно и аккуратно, выжидая нужный момент и беззвучно опуская столовые приборы на стеклянный столик. Никита боролась с желанием залезть в свою тарелку по локоть и обглодать баранью рульку до белой косточки. Казалось, что с каждым новым кусочком её аппетит только растёт, а вмести с ним поднимается возмущение и даже какая-то злость. Она решила не давать Майклу спуску и вывести его на чистую воду. Но первую ноту всё же задал он: — Странная выдалась неделя. — Можно и так сказать, — буркнула Никита, прихлёбывая пино нуар. — Не знаю, что более странно: то, что шеф взорвал Отдел, или то, что ты снова пришёл на ужин. Майкл опустил глаза, принимая удар. — Я отстранился не специально, — ответил он после короткой паузы. — Но ты это сделал. Никита горько усмехнулась и отвела взгляд. «Не специально»… Что значило это «не специально»? После всей этой истории с Адамом и Еленой стало совершенно очевидно, что никто не имел над Майклом власти. Всё, что он когда-либо делал, было его собственным выбором. И верность Отделу, и миссии «валентайн», и многочисленные манипуляции юной оперативницей под кодовым именем Жозефина. Если Майклу было что-то действительно важно и нужно, он брал это любой ценой, наплевав на любые правила. Во всех остальных ситуациях он просто действовал наиболее выигрышным и наименее затратным для себя образом. Безукоризненно выполнял приказы, оставляя после себя выжженную землю и незаживающие раны (Лиза, бедная Лиза…). И разве могла Никита, четыре года находившаяся в статусе неважного и ненужного, теперь внезапно подняться в приоритете? — Так что изменилось? — нанесла она второй удар, пронизывая Майкла взглядом. Он сглотнул ком в горле и снова отвёл глаза. — Возможно, прошло достаточно времени. Время… Она потеряла счёт дням и ночам, когда пыталась оправдать его жестокость, его бесчеловечность и вычеркнуть из памяти его нежность, его почти рыцарское благородство. Четыре года этих эмоциональных качелей сделали своё дело: она решила никогда и ничего от него не ждать. — Возможно, прошло слишком много времени, Майкл. Он взял графин, подлил ей вина и окунул в тихий зелёный прибой своего взгляда. — Надеюсь, нет. В нём была боль и сожаление, но вместе с тем была и твёрдая вера во что-то большее. Казалось, впервые он был так открыт перед ней. Или ей просто хотелось так думать?.. Нет, в этот раз ей будет недостаточно мистических взглядов и полуфраз. — Так зачем ты пришёл? Он набрал в лёгкие воздух — и выдохнул. — Я скучал по тебе. Его взгляд был долгим и тягучим, как трясина. Он звал её, и всё внутри неё стало тяжёлым и ватным. Глаза затянула пелена невыплаканных слёз. — И ты думаешь, этого достаточно?! — почти огрызнулась Никита, собрав последнюю волю в кулак. Её нижняя губа заметно дрожала. Майкл неотрывно смотрел на неё, отказываясь сжигать последний мост. — Я не буду тебя убеждать, Никита, — прошептал он с неизбывной нежностью. — Но я здесь. И я буду рядом, если ты этого захочешь. Никита громко выдохнула и помотала головой. Он снова взялся за своё! Пытается сделать так, чтобы она сама бросилась ему на шею, сама поцеловала его первой, сама на это решилась… и сама оказалась виноватой, когда останется у разбитого корыта. Классика валентайн-операций: очаровать, выставить себя на пьедестал и ждать, пока жертва залетит в ловушку. — Нет, Майкл, нет! — Никита отодвинула бокал с вином. — Мне нужно, чтобы ты это сказал. Что ты хочешь? Как ты себе всё это представляешь? И почему бы нам просто не оставить всё так, как есть? Ей вдруг стало заметно легче и как будто даже немного стыдно за свою резкость. Но так было правильно, так было необходимо. Он ответил ей быстрее, чем она того ожидала. Ответил просто и без прикрас. — Я хочу быть с тобой, Никита. Любым образом и способом, каким ты захочешь. Я хочу сделать тебя счастливой. — Счастливой? — Никита сглотнула ком в горле. — Разве счастье ещё возможно… для нас? Она и сама не знала, имела ли она в виду всех людей в Отделе или только их двоих. — Мы можем быть счастливее, чем сейчас, — твёрдо ответил Майкл. — Я в этом уверен. Никита опустила взгляд и внезапно поняла, откуда в нём эта уверенность. Симона… Несмотря на все запреты Отдела, Майкл женился на ней. А потом… Если Спаркс тогда выбрался живым, то, возможно, и Симоне удалось сбежать… Она уже открыла рот, чтобы спросить, и увидела, что Майкл стоит прямо перед ней с протянутой ладонью. — Это твой выбор ровно настолько, насколько и мой, — прошептал он, не опуская руки. Никите вдруг захотелось рассмеяться и рассыпаться на мелкие осколки. Она ждала этого момента… всего лишь четыре года! И теперь не могла поверить, что Майкл действительно выбрал её. Не Отдел, не карьеру, не чувство долга, не звенящее одиночество — а её. Под ногами разверзлась пропасть. Никита набрала в лёгкие воздуха — и шагнула в неизвестность, вложив свою ладонь в его. *** Время остановилось и накрыло их невидимым куполом. Они медленно качались в такт до боли знакомой мелодии, которую Майкл напевал ей на ухо. Ne me quitte pas, il faut oublie… Их тела почти не соприкасались: только его пальцы вели знакомый узор по её ладони, а вторая рука мягко обвивала поясницу. Между ними оставалось всего несколько сантиметров, но Майкл не торопился их сокращать. Сегодня их не подгонял неумолимо приближающийся рассвет, как в первый раз, на барже; сегодня не было чужих глаз и параметров миссии, которые контролировали бы каждое их движение. Сегодня у них была роскошь времени и обещание будущего. Сегодня они могли быть собой и задавать такой ритм, какого требовали их сердца. Никита всё ещё сомневалась. Её спина была напряжена, а дыхание — сдерживаемым и поверхностным. Майкл знал, что мог бы взять её «силой» — старыми уловками валентайн-оперативника и мастерским попаданием в слабые места, которые он отлично изучил за время совместной работы. Но он сказал ей правду: она должна была сделать этот выбор сама. Её решение было для него сейчас важнее воздуха, без этого не могло быть ничего, — ничего, на что он посмел надеяться в последние пару недель и к чему шёл долгие четыре года. — Майкл… — тихо позвала Никита. Он посмотрел на неё в ожидании следующего непростого вопроса. — Всё, что было раньше… — Никита закусила губу, подбирая нужные слова. — Я не знаю, смогу ли я забыть и начать с чистого листа. Я не знаю, что делать со всей ложью и… — Я никогда не лгал тебе, Никита, — прервал он. — Всё, что я говорил о своих чувствах, было правдой. Каждое прикосновение было правдой. Каждый поцелуй, каждая ночь. Он снова повёл её в тихом танце. В горле запершили слёзы. Он хотел бы не говорить об этом, хотел бы, чтобы всё было понятно без слов, но знал, что Никите нужно было многое услышать, чтобы между ними пала последняя стена. — Я пытался бороться с собой, — прошептал он. — И каждый раз проигрывал… Я не мог дать тебе того, что ты заслуживаешь, и не мог сопротивляться перед тобой… Вся боль, которую я тебе когда-либо причинил, была лишь ради того, чтобы спасти тебе жизнь. Никита задрожала и упала лбом ему на грудь. Сквозь джемпер он почувствовал её горячие слёзы и крепко обвил её руками. — Мы не сможем забыть обо всём, что было, — продолжил Майкл, с трудом сдерживая собственные эмоции. — Я не хочу ни о чём забывать. Ты вернула меня к жизни, Никита. Когда появилась в Отделе… Когда приехала в Лион… Когда я потерял Адама… И теперь я хочу показать тебе, что наша жизнь — даже в Отделе — может быть по-настоящему нашей. Он обхватил её заплаканное, мокрое лицо ладонями и впился долгим, ищущим поцелуем. Она ответила ему жарким пульсом и сбивчивым, жадным дыханием. Когда её руки уверенно нырнули под его свитер, он с силой прижал её к себе, приподнял над полом и одним ловким движением усадил на гранитный кухонный островок. Теперь они походили на подростков, неистово борющихся с собственной одеждой и конечностями. Отчаянно не хватало воздуха, словно они были под водой. В ушах стучала кровь, перед глазами распускалась чернильная темнота. Руки Майкла нащупали молнию на костюме Никиты и нырнули в горячую глубину. Боже, как он скучал по ней!.. Как хотел услышать её сладостный стон и почувствовать дрожь удовольствия на кончиках своих пальцев! Конечно, это будет только началом, ведь впереди вся ночь, тысячи ночей… — Майкл, — Никита отстранилась, игриво улыбаясь. Он вопросительно посмотрел на неё, готовый исполнить любое желание. — Я знаю, на что ты способен, — она положила руку ему на плечо, удерживая на безопасном расстоянии. — Но сегодня мне не нужны изыски. Я просто хочу… видеть тебя. Майкл опустил глаза, понимая, чего она просит. Он ждал чего угодно, но не этого. Он и не помнил последнего раза, когда настолько обнажался перед кем-то. К физической наготе это, естественно, не имело никакого отношения. Навыки валентайн-оперативника требовали лишь частичного отрешения от процесса — достаточного, чтобы контролировать ситуацию — но Майкл пошёл куда дальше. Он научился не чувствовать ничего, и потому в большинстве случаев даже не доводил происходящее до естественного для себя финала, добиваясь лишь удовольствия целевой партнёрши. За последние пять лет, с тех пор как из его жизни ушла Симона, иначе было только с Никитой — и несколько раз с Еленой (после очередного такого «промаха» родился Адам). Но даже с Никитой привычка Майкла держать всё под контролем и игнорировать собственные эмоции превалировала над потребностью быть любимым. Именно об этом она просила его сейчас — сбросить с себя девять лет в Отделе и снова стать мальчишкой, отдающимся радости без остатка. Он уже забыл, каково это, и не знал, получится ли вообще… — Я попробую, — тихо выдохнул он, поднимая на Никиту задумчивый взгляд. Она нежно улыбнулась ему, притянула к себе и поцеловала. Сквозь свитер Майкл остро ощущал её несдерживаемую бельём грудь и жар её нетерпеливых ладоней. Он готов был взять её прямо здесь и сейчас, на кухонном островке, посреди остатков ужина и грязной посуды, но он обещал ей другое и решил держать обещание… до последнего. Сегодня она была его путеводной звездой, его мистической Сиреной, и он должен был только идти за ней и заворожённо следовать указаниям. Никита утянула его в спальню и принялась раздевать — медленно и бережно, смакуя каждый участок его безупречного (в её глазах) тела. Она провела пальцем по ножевому шраму в левом подреберье, обняла Майкла со спины и поцеловала в лопатку, где красовалась небольшая ямка от вытащенной пули. Прислонилась тёплой щекой к его позвоночнику и спустилась ладонями под ремень брюк. Майкл запрокинул голову и резко выдохнул. Никита нашла губами мочку его уха и горячо прошептала: — Ты мой. — Да! — откликнулся он, то ли подтверждая её заявление, а то ли отвечая на её настойчивые ласки. Никита расстегнула ремень, избавилась от брюк вместе с бельём и опустилась перед Майклом на колени. — Ты не обязана… — он попытался поднять её, зная, что большинство женщин предпочли бы никогда не делать ничего подобного. — Я так хочу, — упрямо ответила Никита. На её губах играла своевольная улыбка, а в глазах плясали шальные огни. Майклу ничего не оставалось, кроме как исполнить её желание. Даже в юности ему нечасто приходилось принимать чужие ласки, а особенно таким образом. Его ноги быстро сделались ватными, и колени подогнулись. Никита, почувствовав его неудобство, подвела его к кровати и мягко подтолкнула на подушки. Сама она устроилась чуть ниже и продолжила начатое. Майкл, привыкший к «забегам» на длинные дистанции, теперь почувствовал себя спринтером. Лёгкие покалывало от нехватки кислорода, и кровать под ним уплывала в неведомые дали. Но как бы ни было его тело готово к пересечению финишной прямой, сердце всё же требовало насладиться этой ночью сполна. — ‘Кита… — позвал он. Она с готовностью посмотрела на него, лаская рукой дорожку волос, идущую от пупка. — У нас ещё будет время… — прохрипел он, с трудом подбирая слова. — Но сейчас ты нужна мне. Пожалуйста… Её глаза наполнились бесконечной нежностью и пониманием. Она позволила ему снять с себя одежду и припасть губами к груди. Её бёдра крепко удерживали его снизу, а руки жадно скользнули в спутавшиеся кудри. Слова были больше не нужны. Их тела знали, что делать, без дальнейших подсказок. Истосковавшись друг по другу за последний год, они соединились быстро — и уверенно пошли к финалу. Когда Майкл почувствовал, что Никита больше не может контролировать ни его, ни себя, он стремительно перевернул её на спину, не разрушая их связи, и обхватил руками лицо. — Смотри на меня, ‘Кита, — прошептал он. — Смотри на меня… Парой сильных, глубоких толчков он скинул их обоих с острия этой заведомо проигранной борьбы и впервые за много лет дотянулся до солнца. Впервые за много лет он уснул крепким, беспробудным сном сразу после, а Никита ещё долго поглаживала его тело, смотрела в темноту и не могла поверить своему счастью.