Teach me how to fight

— Стой! Ты серьезно никогда не ездил на мотоцикле?— кричит Сонхва, кидая шлем недоумевающему парню и смотря на испуганное лицо выразительным выискивающим правду взглядом. Хонджун стоит перед железным конем, окрашенным в насыщенный красный, а перед глазами кадры из сводки новостей о том, как два гея разбились насмерть, держась за руки. И фотография перепуганного Кима с комментарием к ней «А ещё он обоссался от страха во время езды» Рядом с Сонхва почему-то не так страшно, как могло бы.  Рядом с ним вообще мало, что лезет в дурную в голову. Пак мягко расслабляюще улыбается ему и помогает надеть шлем, надежно закрепляя его.  — Ты, вообще-то, можешь отказаться, но я очень хочу показать тебе ночной город во время езды, — целует Кима в защитное стекло шлема и сам покрывает голову защитой. Поправляет ее на голове, перекидывая ногу через мотоцикл и удобнее устраивается. Смиренно ждет, когда тело, из которого ещё не ушла душа, присаживается за ним и крепко обнимает за талию, почти до хруста. Сонхва легонько бьет по едва заметно трясущимся рукам, намекая, что тому стоит немного расслабится. Иначе Ким своим напором может и ребра сломать. Хватка слабеет, теперь сжимая в кулаках плотную ткань толстовки. Блондин выдыхает облегченно, забавы ради произнося: «С Богом!» и привычно быстро заводит мотор. Пара осторожных покручиваний ручки ладонью вынуждает мотор резво гудеть. Сквозь этот мелодичный шум можно отчетливо расслышать жалобный скулеж парня сзади.  Пак осторожно начинает движение, подгазовывая незначительно, все так же ради веселья, чтобы еще больше позлить ссыкуна Хона, который только и может прижиматься ближе и молитвы вспоминать, которых даже не знает. Его ласточка древняя, которая больше сотки разгонится раз, прежде чем развалиться на ходу- в разы безопаснее и комфортнее. Эта дурость с мотоциклами, на которых ездить холодно, небезопасно и страшно - вообще не понятна.  — Не гони! Не дрова везешь! - сквозь трясущиеся зубы воет, припадая к худой спине сильнее, когда Пак привычно набирает скорость до комфортной ему.  Душа тело почти покидает, когда водитель начинает умело маневрировать меж сопутствующих машин, обгоняя.  Пейзажи вечернего города - последнее, что заинтересует зажатого и поминающего создателя этих шайтан-машин последним словом Кима. Глаза крепко жмурит, надеясь, что это закончится поскорее.   Мотоцикл останавливается где-то на утесе. Первым железного коня покидает Хонджун. Падает на колени и безумно трогает родную корейскую землю. Кажется, он скучал по ней сильнее, чем когда-либо. Сонхва только смеётся на этот выпад,  помогая снять шлем со своего парня. Длинные пальцы ерошат черно-белые пряди заботливо. — Вставай, смотри как тут красиво. Я хочу проводить с тобой время, а ты как-будто боишься, — шепчет последние слова, помогая тому подняться на ноги.  За городом действительно красиво. Где-то в дали мигают огни Сеула. Они так далеко от дома. Воздух прохладный, но Киму совсем не холодно. Теплые руки Пака греют его.  — Ты прекраснее всех звёзд, Пак Сонхва.  Звёзды? На небе не видно ни одной, но от такого комплимента он только расплывается в улыбке, обнимая Хонджуна за шею и аккуратно целуя в губы.  — Хонджун, будь я звездой, то следовал бы за тобой, — шепчет едва слышно и оставляет короткий нежный поцелуй.  В это прикосновение вложены вся теплота и забота, что только есть в хрупком теле.  ***  В доме Уена некомфортно. Вернее, по-другому. Тут так чисто, что насрать хочется. Но, к сожалению, даже воспитание детдомовского не позволяет.  Су Ён встречает мальчиков прямо в дверях, целуя каждого в щеку по-матерински. Сан только краснеет густо и сильнее сжимает руку Чона.  Он болтал с мамой своего парня по телефону, один на один, несколько дней подряд. Женщина окончательно убедилась в серьёзных намерениях парня и успокоилась.  — Так, вы, оба! В душ, живо! Давайте, вонючки! Сегодня остаётесь ночевать у нас, а значит, надо быть чистыми!— женщина нетерпеливо толкает парней к лестнице, а сама идёт к столу помогать служанке накрыть на стол.  Отец семейства лишь фыркает : «только не одновременно!» Но если не скрывать, то Сан ему нравится больше, чем наглая невестка, что использовать его сына будет. Вот сколько бы он не ворчал и не фыркал на своих детей, но рад за них и всегда будет поддерживать.  Чон провожает Сана до ванной комнаты и вручает ему чистую одежду, что принесла одна из прислуги. Он видит испуганный взгляд своего лисёнка и только умиляется.  — Ты можешь подождать меня внутри? Я некомфортно себя чувствую,— шепчет Сан. В ответ получает целомудренный поцелуй и нежное поглаживание по голове. — Ты дома, успокойся, хорошо? Последнее время, я тебя не узнаю, что-то случилось? Ты какой-то не такой. Обещаю, когда приедем домой, я сделаю тебе хорошо, — Уен подталкивает парня в грудь. Он та ещё чертовка.  А Сан, и правда, после общения с Су Ён слишком расклеился. И на то есть свои причины. Но чтобы настолько… Это даже грустно.  В кабинете Чонгука пахнет кофе и сигаретами, там вечно стоит темнота и только лампа на столе работает. Ручка весь день водит по листам, оставляя чернильные следы. Рука устала от такого частого и длительного письма. А еще он так не любит, когда в кабинете заходят без разрешения.  — Ма, выйди. Я работаю,— шипит Чонгук, не поднимая головы.  Чаще всего это помогает, но непрошеный гость закрывает дверь за спиной и стоит на месте, осматривая парня за столом внимательным взглядом.   — Я не твоя мама.  Уморительная шутка. Он даже усмехается, узнав голос своего младшего брата.  Смотрит на Уена уже не так сердито. Поднимается с места и идёт к нему, ударяя кулаком рядом с его лицом прямо по двери.  Они все детство обещали никогда не оставлять друг друга. Уен маленьким плакал у кровати болеющего старшего брата.  «Ты меня не бросай! Ты только не бросай!» На что Чонгук только смеялся и отвечал, что у него просто ангина и он никогда не бросит своего младшего братишку.  — Никогда не прощу тебя за статью в газете, — шипит Уен, переводя взгляд на кулак брата, и усмехается. После смотрит на лицо - никакой злости. Даже ни капельки агрессии.  Статья была не в газете, а только на новостном сайте, но ее удалили, как только брат заметил. Знать ему об этом, конечно же, не обязательно.   Младший аккуратно обнимает брата за шею и выдыхает, когда ощущает объятья и как его крепко прижимают к себе, поглаживая по спине.  — Ты меня прости, я хотел…я хотел просто отомстить. Ярость и это все... Иногда кажется, что ты старше меня. Спасибо, что направляешь своего глупого старшего брата.  Чонгук целует крепко в макушку и слышит смех. Когда он видит яркую улыбку брата, то все как-то легко проходит.  — А ты прости, что гей и дерусь за деньги.  Ещё один укор со стороны младшего и Чон точно его стукнет. Но родные люди всегда друг друга прощают. Особенно Уен, что в Чонгуке души не чаял, когда был младше. Сейчас это чувство не такое сильное, как прежде.  Разговор длился долго, еще минут тридцать. Потому, что им нужно было обсудить очень много. Чон младший, сидя на коленке брата, рук его не отпускал. Слушал извинения и то, как тому стыдно. Потому, что ревность сыграла. Как мог какой-то парень стать важнее, чем он и даже семья? Как какие-то парни заняли его место? Сана Уен находит сидящего уже в одежде на полу в ванной. Тот обнимал колени и тихо напевал какую-то песенку.  Уёна не оказалось за дверью и он просто ждал, когда его заберут.  Чон пришёл, когда слова песни пошли уже по пятому кругу.  Смотрит на сидячего на полу парня и улыбается. Взгляд Чхве сразу же меняется, стоит только Уену появиться в дверях. — Прости, что заставил ждать. Пойдём кушать?  *** В который раз смотрит на входящие вызовы, что безостановочно приходят и никак не решается взять трубку. На экране «Сон Минги» Уже сутки не может ответить на звонок. Потому, что стыдно; потому, что больно бросать этого парня. Но эта игра в любовь зашла слишком далеко. Пак понял это, когда увидел взгляд в клубе. Этот влюблённый взгляд мальчишки, что смотрит на него со всей надеждой и любовью.  Опасно.  Слишком опасно.  — Я согласен на подработку в Японии, — говорит Чимин, смотря на стоящего перед ним Намджуна, что кивает одобрительно. Сейчас он потихоньку отправляет приближенных к нему людей подальше от Сеула, чтобы никто из них не пострадал.  Особенно - Чимин. Тот имеет все документы на руках, все справки и даже договор о найме. Но даже так его могут подловить.  В аэропорту Сеула людно. До рейса два часа. Отсчёт пошёл.  На телефон Минги поступает звонок от неизвестного номера.  — Слушаю, чего надо?— хриплый голос Сона, что только что проснулся, вызывает ухмылку на лице звонившего.  — Чимин улетает в Токио. Единственный шанс с ним попрощаться - сейчас. Рейс через два часа, удачи. Центральный аэропорт.  Сон как рукой сняло, даже голос стал нормальным в мгновение. Он его так бросил? Даже слова не сказал? Понятное дело, что это был просто ни к чему не обязывающий роман, интрижка. Понятно было, что это все несерьёзно. Но не насколько же..? Игнорировать день, а потом просто молча улететь из страны. Какого должно быть Минги? Какого ему представлять, что упускаешь, кажется, любимого человека.  Чимина надо поймать. Рассказать про чувства, рассказать, что он стал ему дорог. С первой встречи и до сегодняшнего дня, просыпался и засыпал с ним. Потому, что по-настоящему влюбился.  Час и тридцать минут.  Сон срывается с места, парни на кухне даже охают от такого громкого неожиданного хлопка двери. Хонджун орет вслед, что если хочется похлопать, то пусть это делает с холодильником дома. Времени нет. Время, как песок через пальцы. Они же так много могли сделать, так много всего узнать про друг друга. Они могли просто быть рядом. Чимин сразу сказал, что это роман. Что им нельзя быть вместе, но почему-то Сон до последнего момента верил.  До последнего надеялся, что чувства взаимны и что-то получится.  Но, кажется, он ошибался.  Путь до аэропорта занимает сорок минут. Нервно кусает костяшки и трясёт ногой. Скоро… они скоро увидятся.  В последний ли раз? Минги безумно бегает по аэропорту, попутно вызванивая Чимина. Ищет его в толпе и находит. Находит его и смотрит, как Пак отворачивается и старается скрыться. Убежать от правды. Спрятаться за спинами людей.  — Я люблю тебя, Пак Чимин! Не улетай!— кричит во весь голос Минги, пока люди непонимающе оборачиваются на него, косятся и осуждают.  Чимина нет. Он же точно услышал. Точно знает, что парню тоже тяжело. Почему не выходит? Почему убежал?  Наконец из-за спин показывается мужчина в темном пальто и, выдыхая устало, подходит. Обхватывает его лицо руками и при всех целует в губы, так мягко и нежно, совсем аккуратно, убирая волосы за уши и смотря в глаза.  — Пожалуйста, живи дальше, хорошо? Между нами ничего не выйдет, — эта правда ранит обоих. Ранит в самое сердце. Обоим сейчас больно признавать это. Но он прав.  — Я не смогу без тебя,— шепчет Сон, вглядываясь в красивые глаза парня напротив. Этот взгляд влюбил его в себя, а сейчас этот взгляд ставит точку в их отношениях.  — Прощай, живи ради себя, я не твоя любовь, а ты не моя судьба. Следуй за солнцем, потому, что я Луна. — он тихо пропевает строчку из любимой песни Минги и отходит, когда объявляют регистрацию на рейс.  Чимин помог ему пережить самые трудные времена.  Забрал с собой всю боль. Врачи ведь лечат не только тело, но и душу.  «Ты был для меня Солнцем, но даже спутник может его затмить.»