🖤
Жизнь никогда не стоит на месте, в ней все меняется ежедневно, и как бы ты не хотел задержаться в мгновениях её сладкого плена — судьба всегда решает все за тебя. Да, именно судьба определяет, где ты проснешься завтра и с кем тебе суждено быть. Время — верный спутник быстротечной жизни, оно, как покорный слуга, следует за ней и выполняет любой каприз, как слепой влюбленный мальчишка. И стоит попасть к этой диаде в лапы — ты растворишься, как дым в воздухе. Хотя мы все пленники времени, нам не суждено сбежать от того, что живёт в нас самих. Как бы прискорбно это не звучало, но Юнги давно мечтает превратиться в пепел и пуститься с ветром наперегонки. Мин уже четыре года не может справиться со своей самой большой потерей в жизни. Видимо, это именно то, что уготовила ему судьба. Каждый восход солнца для него — словно проклятье нового дня. Ему хотелось бы вечность оставаться во тьме, что так приятно обволакивает его своими объятиями, скрывая нескончаемые слезы и дикую боль. Юнги не помнит, когда в последний раз позволял себе радоваться жизни, он будто наказывает себя отсутствием счастья. Может ли труп что-либо испытывать, кроме кромешной пустоты? Нет! Юнги всегда знает ответ на этот вопрос и безжалостно продолжает испытывать свой организм на прочность. Раз душа больна, может ли тело бодрствовать? Нет! У Мина на всё отрицательный ответ, и каждый продиктован сердцем, против которого не может пойти даже мозг. Открыв глаза, он кладёт руку на лоб и по теплу тела и жуткой головной боли понимает, что всё ещё жив, а ведь так хочется умереть. Юнги кое-как заставляет себя приподнять ненавистное тело, что пленило его раненую душу. Он тянется рукой к бутылке пива и открывает её, начиная пить прямо с горла. Алкоголь давно стал для него болеутоляющим, что уже заменяет химию, которую пробовал он не раз. Юнги не понаслышке знает, что нет в мире ни одного лекарства, что может излечить душу, вернуть ему крылья и помочь взлететь вновь. Он пичкал себя пачками таблеток и когда тело перестало реагировать — перешёл на алкоголь. Этот чёртов организм, как какой-то паразит, привыкает ко всему и с каждым разом просит дозу посильнее, чтобы заглушить болезненные мучения. В злополучную ночь, когда он в очередной раз был в клубе, опустошая бар и не пьянея, к нему подошла невысокая девушка. Её черное платье отображало его внутреннее состояние и контрастировало с яркими луками посетителей данного заведения. Странно, но она не соблазняла Юнги, хотя и была весьма красива. Она просто присела рядом и разглядывала угрюмого парня, который опрокидывал стопку за стопкой. Удалось бы ей его соблазнить? Вряд ли! Как минимум потому, что сердце давно в чужих руках. А без сердца Юнги мертв, у него не реагирует ни один орган, ни одна клеточка в его теле и это он проходил уже не раз. Один сценарий — один и тот же результат. Вот и сейчас Мина тошнит от чужих касаний тоненьких пальцев, что пытаются блуждать по его спине, желая обратить внимание на их обладательницу. Но в этот раз, когда он схватил чужую руку и хотел было оттолкнуть её, тонкий голос шепотом прозвучал в самое ухо: — Вижу, ты безуспешно пытаешься забыться. Я могу предложить тебе что-то более эффективнее алкоголя, — тонкие пальцы зарываются в его волосы на затылке, а губы продолжают шептать, чаруя ещё больше. — У меня есть то, что определенно тебе поможет, — она берет Юнги за руку и тянет в сторону уборной. С этого мгновения он действительно находит то самое лекарство, что так долго искал. Героин — именно то, что приносит забытие и спасение от боли и грязных реалий этого мира. Есть ли из этого выход? Выхода нет. Эта чёрная бездна медленно, но верно будет затягивать его в паутину. Целиком завернув в свои тонкие нити, подчинив своей власти — унесёт тело в вечный мрак. Юнги и не против такого расклада. Ему давно уже не за что держаться здесь. Незначительная сумма и сильнодействующий яд, а может шанс? Когда та девушка медленно ввела в вену дозу, он окончательно оборвал нить с реальностью и полностью провалился в мир иллюзий. Боль отпустила, разум затуманился, память будто стёрли. Пришло долгожданное облегчение, которого он так желал. Юнги понимал — пока в крови доза героина, он не чувствует абсолютно ничего. Эта эйфория заменила всё, и в последствии она стала для него средством, что помогала забыть Чимина. Чимин — корень его болей. Чимин — причина его страданий. Чимин — источник его бессонных ночей. Утро Юнги, как всегда, полно безысходной реальности. Без наркотиков его опять накрывает воспоминаниями о Чимине, и пиво сейчас вряд ли ему поможет. Тело привычно сотрясается в судорогах, ему так жутко холодно, что хочется выть. Уже ничего не помогает, только этот гребаный белый порошок, к которому Мин так пристрастился, и лишь в нем одном он находит своё упокоение. Юнги берёт телефон и дрожащими руками пытается разблокировать его, но это удается не сразу. После нескольких попыток он все-таки заходит в список последних набранных вызовов, как на экране высвечивается знакомое имя. Ему звонит мама, хотя Юнги сейчас не до родных. Да ему сейчас вообще ни до кого дела нет. Хочется уколоть очередную дозу и забыться, но мать он не может игнорировать. У неё и так больное сердце — она уже пережила один инфаркт и вряд ли переживёт второй. Дрожащими руками Мин проводит по экрану и отвечает на звонок. — Да, ма! — хрипловатый голос пугает его самого, и он чуть покашливается. — Что-то случилось? У тебя все хорошо? Как ты себя чувствуешь? — засыпает вопросами, отвлекая внимание и пытаясь унять дрожь. — Юнги, сынок! Как ты, родной? Я тебя неделю не могу застать дома, — шмыгает носом она. — Я так переживаю, ты же знаешь, как дорог мне. Ты мой единственный! Самый близкий и родной человек. Мой любимый сыночек, — в следующую секунду женщина уже не в силах скрыть свои слёзы. — Мама, что случилось? Тебя опять обижает отец? — не медля спрашивает Юнги. — Он чудовище, я тебе не раз это говорил, но ты всё равно остаёшься с ним. Зачем ты все это терпишь? Ради чего? — Сынок, не говори такое про своего отца. Он ничего не сделал, поверь. Правда. Мы не слышались целую неделю, поэтому и звоню. Я просто волнуюсь о тебе и всего лишь хочу увидеть твоих детей, понянчить внуков. Не лишай меня такого счастья. — Снова эта тема… — тяжёло вздыхает Юнги, понимая, к чему клонит мама. — Я не раз говорил, что не хочу жениться, и ты прекрасно знаешь, какая этому причина. Зачем эти пустые разговоры? Зачем меня мучать ими снова? — Сынок, пожалуйста, последний раз встреться с девушкой. Это дочь моей хорошей знакомой, она просто прелесть. Если она тебе не понравится, в чем я сомневаюсь, то я обещаю — больше не стану поднимать эту тему, — умоляюще стонет женщина. Юнги понимает, что не может опять огорчить маму, она и так натерпелась от него немало. Все эти проблемы, его срывы, уход из дома. Достаточно было одного инфаркта. Он не дурак. Пусть мозг уже разрушают наркотики, но есть ещё адекватные мысли в его голове. Юнги знает, что ему недолго осталось. Его нынешнее состояние не предвещает ничего хорошего, и вряд ли он доживет до Нового года. Нет, он не боится, он просто ждёт своей кончины фактически каждый день. Мин боится лишний раз посмотреть в зеркало, потому что уже похож на ходячий труп из фильма ужасов, ему даже грим не нужен, чтобы сыграть эту роль. И пусть ему самому на это наплевать, но он не хочет, чтобы таким его увидела собственная мать. — Во сколько и где? — соглашается Юнги, давая этой женщине мнимую надежду. — В пять вечера встретимся в торговом центре, который находится недалеко от нашего дома… Ой… То есть и от твоего дома, — тараторит она. — Бывшего дома, мам. Бывшего! Называй все своими именами, хотя… Это уже не изменит истину. Я буду, — с грустью Юнги отключает телефон, вспоминая, как был членом большой семьи и как его безжалостно она же и растоптала. Он встаёт с места в поисках небольшого косяка с травкой, желая хоть чем-то ослабить ломоту в теле. Нервы на пределе, а боль будто разрывает внутренности. Ломка — обычное состояние по утрам. Мин входит на кухню и, не находя желаемой дозы, начинает всё рушить. Она нужна ему сейчас не меньше кислорода. Он уже не может выжить без нее. В эти жуткие моменты, когда его накрывают воспоминания прошлого, Юнги не в силах противостоять себе самому. Он так и не смог отстоять своё право на нормальную жизнь и теперь не может убежать от чувства вины и от себя убежать он тоже не может. Когда у тебя есть только один противник и это ты сам, то этот бой ты заведомо проиграешь, даже не успев его начать. Мозг не дает покоя, мучая воспоминаниями, сердце — тоской по любимому, а лёгкие просят хотя бы ещё раз вдохнуть родной аромат. Юнги заполнил дом парфюмом Чимина, который тот использовал постоянно, но всё это не то — лишь на нём он был другим. Таким манящим и умопомрачительным. Теперь остается лишь умирать каждый день в муках, понимая, что никогда уже не получишь желаемого. Перерыв вверх дном квартиру и все-таки найдя эту гребаную самокрутку, Юнги затягивается, немного расслабляясь и прикрывая глаза. Он подходит к окну и сквозь выпущенный дым осматривает город из окна своего дома. Люди, как маленькие муравьи стремятся опередить время и спешат кто куда, только он застрял в своих воспоминаниях, которые никак не могут его отпустить и позволить жить дальше. Его дрожь постепенно исчезает, и он наконец-то ощущает, как боль отходит на второй план, уступая своё место эйфории и лёгкости. Бросив окурок в раковину, Юнги стремится в зал, смотрит на время и мысленно подмечает, что у него в запасе есть ещё пять часов, поэтому валится на кресло и, откинув голову назад, начинает проваливаться в дремоту. Тело полностью во власти этого разъедающего внутренности дыма. Пусть хоть и временно, но его больше ничего не гложет и не тревожит, а голову не атакуют невыносимые мысли. Юнги медленно проваливается в черную бездну, что встречает его с распростертыми объятиями. Он всего лишь любимчик дьявола, который его уже ждёт.🖤
Юнги старается открыть глаза, потому что телефон трезвонит, не прекращая. На ощупь найдя источник шума, он отвечает на звонок, действуя, скорее всего, на автомате. — Да. Кто это? — старается собрать свои мысли в кучу и включить здравый смысл. — Это я, сынок. Ты уже собрался? Мы тебя ждём. Скоро девушка со своей мамой подойдут, — тихим шёпотом говорит она. — Этот раздолбай снова опаздывает. Небось, спит ещё дома, — слышится мужской грубоватый голос отца, которого мама, видимо, пытается успокоить. — Да не ворчи ты. Я выхожу. Буду через двадцать минут, — не особо церемонясь, Юнги сбрасывает звонок. Он не желает выслушивать в свой адрес отцовские причитания и оскорбления. Хватит с него уже. Наслушался в свое время предостаточно. С трудом открыв глаза, Мин неохотно встаёт с кресла. Тело немного затекло от неудобного положения, в котором он заснул, а голова жутко раскалывается. В принципе, ничего нового, он всегда так себя чувствует после выкуренного косяка. Но раз обещал — значит, должен сдержать слово, данное маме, и не огорчать её больше, чем есть. С отцом, конечно, видеться не хочется, такие встречи всегда заканчиваются одинаково — ссорами, в следствии которых маме становится плохо. Их встреча всегда заканчиваются именно так и не имеет других результатов. Юнги кое-как собирается, делая из себя нормального человека, которого теперь не стыдно выставить на витрину и смело предложить покупателям. Именно такой вот вещью он себя сейчас и чувствует, опять поддаваясь своим слабостям и манипуляциях родителей. Пофиг! Они всегда добиваются своего. Последний раз взглянув в зеркало, Мин в отражении видит отголоски того себя из прошлого и понимает, что порой человек скучает по бывшему себе. Послевкусие этого прекрасного периода жизни — тогда он был реально счастлив рядом с Чимином. Мин испытывал это чувство только с ним, и его глаза отражали эту эмоцию, несмотря на все трудности, с которыми им приходилось сталкиваться. Чимин — это и было его единственное счастье. Юнги отгоняет мысли прочь, не желая вновь утопать в этих мучительных воспоминаниях, которые его настигают снова и снова. Проходил. И не раз. Знает, что это будет бесконечно, словно космос, где нет ни начала, ни конца. Что ему придется смириться, но пока не получается это сделать. Боль. Отчаяние. Безысходность. Его вечные подруги, что терзают душу. Юнги нехотя спускается вниз и выходит из подъезда. Садится на свой байк и надевает чёрный шлем, сбоку которого нарисованы их инициалы любви: #YJ. Теперь он каждый раз игнорирует эту надпись, всегда старается не смотреть на неё, лишь бы не вспоминать, кем это было написано. Разве вычеркнуть то, что набито клеймом на сердце, это вариант? Мин давит на газ, стараясь успеть на эту чёртову встречу, до которой ему дела нет. Как бы быстро он не ехал, опоздания уже не избежать, в принципе, как и очередной ссоры с предками. Но у Юнги выработался иммунитет на отцовскую неприязнь. Его мало заботит, даже если со стороны это может выглядеть как неуважение к старшим. У парня на это есть тысяча причин, которые он не готов обсуждать, хотя и имеет на это право. У каждого из нас есть свой персональный триггер, свой палач или охотник, что оставил после себя шрамы. Да, они затягиваются со временем, но еле заметные рубцы — все равно остаются. Они каждый раз напоминают о былых временах и пересказывают свою историю как некий подвиг. Юнги останавливается у входа в торговый центр, мысленно подмечая, что это не самое удачное место для таких встреч. Хотя тут же себя осекает — какая теперь разница, куда выставлять товар, ведь от места, где его сейчас будут продавать, не зависит ценник. Да, пусть он и утерял свою надобность, но время от времени все равно годится для того, чтобы сыграть роль добропорядочного и благочестивого сына, в очередной раз за это ненавидя себя. Вынув ключ из зажигания и сняв шлем, он направляется на встречу с людьми, которых сложно назвать родителями. Конечно, речь больше идет об отце, а мама, к сожалению, не имеет ни в чем собственного мнения, поэтому вызывает больше жалость. Войдя внутрь, он осматривает большое двухэтажное здание и не может вспомнить, когда в последний раз был в таких местах. За последние годы он частый посетитель ночных клубов и всяких притонов — там, где можно найти выпивку и дурь. Юнги приподнимает воротник кожаной куртки и, натянув кепку на лоб, закрывает синяки под глазами. Проходящие мимо люди искоса поглядывают на мрачного парня и на его потрепанный вид, а это жуть, как напрягает. Поднявшись на второй этаж, он блуждает взглядом по названиям кафе, ища то, которое скинула в сообщении мама, а найдя нужное — входит, направляясь к нему. Помещение уютное, светлые стены, в воздухе витает запах ароматного кофе. Декором служат много цветов и зелени, контрастируя с мебелью белого цвета. Заведение заполнено парочками, что мило щебечут за своими столиками. Юнги снова блуждает взглядом по помещению и находит отца, который пристально смотрит на него и маму, что-то печатающую в своем телефоне. Сделав обреченный вдох, он направляется в их сторону, а подойдя ближе, встаёт напротив ненавистного ему мужчины. — Здравствуй, отец, — выходит так же сухо, как и его чувства к этому человеку. В это же время маму, которая пытается встать, осекает крепкая рука мужа, не позволяя этого сделать. — Как ты, сынок? Ты что так исхудал? — нежный голос женщины звучит с нотками тревоги, которая адресована в сторону сына. Глядя на её болезненный вид, у Юнги щемит сердце, но он старается успокоить себя и не выдать свои слабости в присутствии родителя. Отец не должен их знать, иначе снова будет использовать это против собственного сына. — Гадёныш, что это за вид? Кто поверит, что ты сын самого уважаемого имама этой страны. Это позор для нашей семьи. Ты и есть позор нашей семьи! Лучше бы вообще не родился, а сдох в утробе матери, — рычит мужчина, без разбора выпаливая слова, проезжаясь по гордости сына и совершенно не заботясь о его чувствах. — Так же нельзя, дорогой, — старается смягчить грозного супруга женщина, который сразу начинает нападать. — А ты вообще помолчи! — Соджун переводит свой недовольный взгляд на жену, бросая теперь обвинения ей в лицо: — Это всё твоё воспитание! Ты избаловала этого ребёнка, постоянно нянькаясь с ним и жалела. Посмотри, каков теперь результат! Он действительно позор семьи Минов! До каких пор я буду слушать сплетни за спиной по поводу разгульной жизни этого неблагодарного сопляка? — он сильнее сжимает руку супруги, намеренно желая причинить боль. Это жизненное кредо мужчины — причинять боль и ломать жизни! Зная своего мужа, мама Юнги специально назначила встречу вне дома, чтобы сын не так сильно пострадал от слов и действий отца. Ведь их совместные встречи всегда заканчиваются оскорблениями и избиением со стороны этого удачного и беспринципного мужчины, хотя сын в последние годы тоже не уступает Соджуну, и это ещё больше злит старшего. — Не ори на маму! Если не на кого выпустить свою злость, отрывайся на мне, как делаешь это всегда. В нашей семье есть свои традици, и эта — основная. Хотя это очень удивительно слышать от такого верующего человека, который служит в мечети. Ты прекрасно справляешься со своей ролью — играть благочестивого мужа и порядочного миссионера на публику. Постоянно строишь из себя благородного человека, что служит Богу, а по факту живёшь по своим законам, что сам же и написал, — Юнги вновь перечит отцу, хотя раньше такого себе не позволял. Сейчас ему все равно, его уже не беспокоит реакции родителя — человека, который в один миг разрушил уважение к себе и заодно жизнь единственного сына. — Ты, маленький ублюдок, опять смеешь перечить и дерзить мне?! — Соджун не в силах сдержать собственного гнева. Он встаёт с места и поднимает руку, замахиваясь на сына, но, видя обративших на них внимание людей, вовремя осекает себя. До него только сейчас доходит, почему жена предложила именно это место, а не их собственный дом или элитный ресторан, где было бы меньше народу. Как бы ни не хотелось, но ему придётся удерживать своего зверя на поводке, чтобы не терять собственный имидж, что создавал годами. — Попробуй ударить, пусть все увидят истинного тебя, что скрывается за благородной маской. Ты же у нас такой хороший актёр. Тебе заслуженно нужно отдать все награды мира за лучшую роль отца и мужа, — не унимается Юнги, потому что каждый поступок этого мужчины, да и он сам — заставляет опять вспоминать прошлое и вновь пробуждает боль в груди, что мешает полноценно жить. — Закрой рот этому ублюдку, иначе я за себя не ручаюсь, — шипит сквозь зубы Соджун и переводит грозный взгляд на жену. — Не нужно нервничать, дорогой, — она поднимается с места, обходит стол и, подойдя к сыну, крепко обнимает его за плечи, отводя в сторону. — Сынок, не нужно скандалов. Пожалуйста, не перечь отцу. Давай присядем, родной, и спокойно все обсудим, — Хваён тянет сына за собой, стараясь успокоить его, потому что боится за него больше, чем за собственную жизнь. — Мама, прекрати защищать его! — парень сначала вырывается из её рук, а потом сам обнимает. — Почему ты продолжаешь с ним жить и терпеть все его выходки, унижение и прочую хрень, что он делает с тобой? — Юнги окидывает отца озлобленным взглядом, при этом прижимая маму к себе, будто желая уберечь от этого чудовища единственного родного человека, который у него остался. — Не говори так, сыночек, он все-таки твой отец. Не нагнетай обстановку. Не нужно навлекать на себя его гнев, — она старается сгладить ситуацию, хотя изначально понимала — конфликта не избежать. Отец и сын как две параллели, что не должны пересекаться, иначе случится катастрофа. — Да какой он мне сын? Он перестал им быть ещё тогда... — слова так и остаются несказанными, потому что вокруг слишком много народа — такой позор явно старшему Мину ни к чему. — Когда, отец? Пять лет назад? Когда ты лишил меня Чимина? Когда растоптал меня и отнял самое дорогое, что было в моей жизни? — Юнги будто искал повод высказать все отцу, и вот наконец-то дождался. — Да как ты смеешь упоминать имя этого блудника, посмевшего осквернить нашу семью, — мужчина сжимает ладони в кулаки, одно имя этого парня вызывает в нём столько гнева и ярости. Соджун срывается с места, желая уйти, но тут же останавливается, замечая гостей, что направляются в их сторону. Юнги наблюдает за отцом и, отследив, куда именно направлен его взгляд, видит женщину, которая волочит за собой невысокую девушку, склонившую голову вниз. Незнакомки подходят к ним, и Мин подмечает, насколько взрослая женщина безвкусно одета: очень ярко, пёстро, с усыпанной бижутерией на шее и дешевыми браслетами на руках. Такой вид скорее отталкивает, чем привлекает, говоря о низком статусе человека. Конечно, это неуважительно — думать о людях в таком смысле, осуждая их происхождение и вкусы, но мысли неподвластны Юнги, и он невольно осматривает незнакомку. Больше всего жаль девушку, что поникшая стоит рядом. Она не излучает никакой радости и явно огорчена происходящим. Можно даже подумать, что она стесняется встречи и этих взрослых, которые так явно оценивают её. У неё слегка опухшие глаза, которые говорят о недавних слезах, и слегка покрасневшие щеки. Юнги понимает одно — её волокли сюда насильно, как какую-то скотину на забой. — Госпожа Хан, вы не устали, мы вас заждались, — первым идиллию нарушает мама. — Нет, нет, госпожа Мин. Все в порядке. Правда, мы немного опоздали, надеюсь, вы нас простите за это, — даже голос этой женщины неприятен для Юнги. Он слегка морщит нос в пренебрежении, но все равно кланяется, не желая проявлять неуважение. — Ой, господин Мин! Какая честь встретиться с вами вживую, — она проходит мимо Юнги, словно его тут и вовсе нет. — Я очень рада, что вы посчитали именно мою семью достойной для того, чтобы породниться. Хотя, признаюсь, это было весьма неожиданно, ведь мы простые люди. Муж давно умер, оставив на меня свою несносную дочь, — женщина берет дочь за руку и тянет её к себе. — Что за неуважение? Разве я не учила тебя хорошим манерам? — Простите, господин, — девушка клонится отцу и матери, а после и самому Юнги. После приветствий они садятся за стол. Юнги пристально изучает новых знакомых и еле сдерживает своё отвращение, видя, как госпожа Хан лезет к отцу, стараясь переключить его внимание на собственную персону. Будто не дочку она хочет показать им, а себя саму рекламирует. Мерзко. Гадко. А терпение Юнги заканчивается с каждой минутой. Он переводит взгляд на девушку, которая всё так же сидит, потупив взгляд в пол, чёрные волосы почти закрывают её лицо, но огорчения скрыть не могут. Она, будто запуганный ребёнок, — не смеет сказать и слова, тихо повинуясь каждому слову матери. — Госпожа Хан, у вас очень красивая дочь, — Хваёнг пытается разрядить обстановку и переключить внимание женщины, что, не переставая, что-то тараторит её мужу. Она ведёт себя так, будто здесь кроме них нет никого. — Да, если сказать правду, она не моя родная дочь, — с неким отвращением глядя на свою падчерицу, фыркает Суён, продолжая смотреть на Соджуна. Видимо, боится, что ей могут отказать в таком выгодном родстве. — Это не имеет значения, — твёрдым голосом отвечает отец Юнги. Ему именно такая невеста и нужна, а кто ещё захочет выйти замуж за пьяницу и наркомана, с которым родители не в силах справиться? — из знатных семей они уже получили отказ, а эти люди рады такому раскладу, тем более, мачехе лишь бы слить нахлебника. Юнги бросает недовольный взгляд в сторону отца, который продолжает общаться с Суён. Каждый из них настолько вовлечен в диалог, что не замечают, как неприятно матери Юнги смотреть на это. Соджун мимолётно бросает на неё взгляд, когда жена пытается оттянуть мужа за руку, что без стеснения отвечает на лёгкий флирт женщины напротив. Юнги тошно смотреть на этот спектакль. Отец постоянно унижает мать в глазах других! А разве она достойна такого мерзкого отношения к себе? Где она так провинилась, что может уступить этой вульгарной барышне, которая возомнила себя светской дамой. Ну, разве что — это всего лишь реакция на внимание такого мерзкого кобеля, как Соджун. — Отец, мне вот интересно, тебя всегда влечёт на дешёвое? Или ты до сих пор не научился отличать алмазы от стекла. Жалкая имитация красоты, не стоящая внимания, когда рядом сидит такое сокровище. Или на тебя ведутся только падшие женщины, — он еле сдерживает себя. Глядя на Суён, ему так и хочется сказать, что она ведёт себя как настоящая шлюха, не более. — Ты как смеешь такое говорить? — начинает возмущаться она, прекрасно понимая, о ком речь, ведь взгляд Юнги полностью прикован к ней. — Я говорю лишь правду, лгать не в моих предпочтениях. И, вообще, это грех божий, а меня воспитали религиозные люди. Я с детства учил священную книгу и все законы божьи. Всевышний учит не врать, а верить в силу правды, — Мин сжимает ладонь матери, таким образом благодаря её за это воспитание, где именно она открыла ему истинный мир религии, в то время как отец в их семье — истинный лжец. Ему не писаны законы, ему нужны рабы. И даже от собственного сына требовалось беспрекословное послушание безмолвной куклы. — Закрой свой поганый рот и немедленно извинись перед госпожой Хан, — твёрдо отвечает мужчина, а крупный кулак ударяется о стол. — Зачем? У меня вот назрел вопрос. Как думаешь, отец, твоя псевдо религия позволит взять шестую жену или ты исчерпал норму? — Юнги перестал праздновать отца уже давно, ещё тогда, когда убедился, в какой лжи он жил все свое детство и юность. Он больше не боится его, что тот ещё может сделать? Ударить? Уже не страшно — было много раз. Отнимет жизнь? Так она ему и так не принадлежит. — Раз вам не терпится, можете взять и её в свой гарем. — Юнги, сынок, — Хваенг от таких слов начинает плакать, не в силах сдерживать свою боль. — Мама, прекрати плакать, он не стоит твоих слез. А вы, госпожа, можете смело продвигать свою кандидатуру. Вы вполне во вкусе моего отца, но дочь лучше поберечь от такого, как я. Или ещё не поняли, в каком я состоянии? От меня же за километр несёт алкоголем, может, отец привык к таким запахам, но вы-то должны были заметить? Хотя, с другой стороны, все же дочь не родная, грех не отдать её такой семье, как наша. Мой отец — уважаемый имам города, бизнесмен, братья мои имеют строительные компании, и такой раздолбай, как я — лучший кандидат для вашей дочки, не так ли? — Юнги встаёт с места и, поцеловав мать, шепчет на ухо «прости». Он обходит стол, на глазах изумленных старших, становясь возле девушки. — Думаю, вам есть о чём поговорить, а нам пора, — взяв её за руку, Юнги заставляет встать незнакомку. — Кстати, я никогда не женюсь, поэтому прекрати искать мне жену. Ты лучше со своими разберись. Тебе всегда мало. В спину летит нецензурная лексика отца, но Юнги уже все равно. Он сказал, что думал и сделал то, что хотел — ушел! Оставаться и продолжать слушать весь этот бред просто нет сил, да и нервов тоже. Он больше так не может. Не хочет притворяться. Быть паинькой. Слушаться отца, который на него наплевал и разбил его мечты. Да, когда-то в прошлом он был для него всем. Его идолом и очень важным человеком. Юнги слепо верил каждому его слову и думал, что отец поистине верующий человек, который, возвышая Всевышнего, и живёт по традициям шариата. И путь отца самый правильный. Тот день, когда раскрылась правда о всех деяниях родителя — мир Юнги перевернулся с ног на голову. Ложный Рай сменился на реальный Ад, раскрывая причины богатства семьи Мин. Религия была лишь прикрытием грязных делишек отца: торговля оружием, наркотики, бордели, продажа людей в рабство или на органы. Все, что отец называл мерзостью, было совершено им же самим. Он отличный актёр и по сей день играет роль благочестивого гражданина Кореи, скрывая за маской свою истинную сущность.🖤
Выйдя из кафе, Юнги всё так же волочит девушку за собой. Остановившись возле одного из магазинов, он нервно достаёт сигареты и дрожащими пальцами подкуривает одну, еле вытащив ее из пачки. У него очередная ломка, тело выкручивает и нужно хотя бы чем-то заглушить разгорающуюся боль. Удается сделать всего несколько затяжек, но к ним подходит охранник и просит прекратить курить в помещении, для этого есть отведенные места, иначе он будет вынужден их выгнать из торгового центра. — Простите, вы не могли бы отпустить мою руку? — позади слышится нежный голос, заставляющий Юнги вздрогнуть. Он вспоминает, что стоит не один и, повернувшись к девушке, убирает свою руку. — Впредь не будь такой глупой и умей постоять за себя. Не стоит выходить замуж за первого встречного, кого предложит мама. — Я… Я всего лишь… — заикается она в попытке подобрать нужные слова и объяснить причину. — Будь смелее и умей бороться за свою жизнь и за своё счастье, — он снова погружается в размышления, что, будучи молодым и наивным, так же не смог отстоять себя и потерял любимого. — Я не смог уберечь свою ласточку и вот теперь умираю один. И, знаешь, до этого никому нет дела. Плохо лишь мне одному. Так будь смелее и прекрати строить из себя жертву. Борись за себя! А теперь ступай, — на это девушка молча клонится ему в благодарность и, развернувшись, уходит, больше не оглядываясь. Юнги смотрит ей вслед, желая ей счастья, которого у него уже нет и наверно не будет. Он — конченый наркоман, зависший в своём измерении. Он заложник своих страхов, боли и разочарования. Единственную радость приносят воспоминания, которые так и не покидают его столько лет.Flashback
— Чимин, давай сбежим отсюда. И пусть наши жизни будут неподвластны никому, кроме нас, — Юнги не сдерживает своих слёз, стоя перед Чимином. По лицу стекает кровь, а скула уже отдает синим цветом от ударов отца. — Они не дадут нам быть вместе. Здесь никто не поймёт нашу любовь, за маской религии они уничтожат нас. — Юнги, прошу, не мучай меня, — парень опускается на колени, они промокли под сильным дождем. — То, что ты предлагаешь, невозможно, слышишь! — чуть громче отвечает Мин. — И время не поможет мне тебя забыть. Не говори эти глупости! — резко притянув Чимина, он крепко обнимает любимого, шепча тому в губы: — Не поступай так с нами. — Ты пострадаешь больше всех, твой отец не оставит в покое ни тебя, ни меня. Я не хочу чьей-то смерти, а у него рука не дрогнет. Господин Соджун угрожал даже моим родителям. Они не заслужили такого. Я не могу так с ними поступить, ведь я у них единственный ребёнок, — Чимин с болью в груди обвивает шею Юнги и, зарывшись в нее носом, упивается его запахом в последний раз. Сложно принять истину, что нет больше Юнминов, которыми любил их называть сам Мин. — Я все решу, не дам никому тебя тронуть. Я сегодня узнал многое об отце. Все его слова, вера — это сплошная ложь. Он мерзок мне, и я знаю, как его припугнуть, — Юнги целует бледную кожу, по которой стекают капли дождя, наслаждаясь любимым телом. — Пожалуйста, доверься мне. — Хорошо, — выдыхает Чимин. — Сейчас мне нужно домой, а ты вернись в квартиру и обработай раны. После решим, как нам поступить дальше, — намерено врёт Чимин, понимая, что по-другому его не отпустят. У него нет выбора. На днях он встречался с Соджуном, и тот отчетливо дал понять, что готов убить собственного сына, но не даст опозорить себя на всю страну. Монстр, в котором нет ничего святого. Теперь Чимин боится за жизнь Юнги больше, чем за свою, и у него есть основания. — Обещаешь? — с надеждой смотрит на него Юнги. — Ты же меня не бросишь? — Я обещаю сделать все, чтобы спасти тебя. Знай это. Я люблю тебя, очень, — Чимин целует Юнги в последний раз и, резко выбравшись из объятий, убегает прочь. Юнги с надеждой смотрит на любимую фигуру, которая теряется во мраке ночи и даже не подозревает, что Чимин сдержит своё обещание, правда, ценой их любви…End flashback
Юнги видит, как девушка исчезает в толпе, вспоминая последнюю встречу с Чимином. Каждый раз образ любимого, растворяющегося под дождем, отдает болью в груди. Нужно срочно ехать домой и принять очередную дозу. Юнги кладет пачку сигарет в карман, желая уйти, но маленькие ручки обвивают его ногу. — Папочка, — нежный детский голос заставляет Юнги посмотреть вниз, и он тут же опускается перед маленькой крошкой на корточки. — Ты кто, малышка? Я не твой папа, — отвечает Мин. Он пристально изучает черты лица, которые ему почему-то кажутся знакомыми. — Ой, — малышка отпускает его ногу и хочет уйти, но Юнги её окликает. — Сколько тебе лет, конфетка? — странно, но в этом ангельском личике он видит любимые черты лица. «Тот же взгляд, те же пухлые губки, носик и даже пальчики. Почему она так похожа на тебя, Чимин. А может, я просто схожу с ума?» — пролетает в мыслях. — Мне четыре годика, — отвечает девочка, и Юнги улыбается, настолько милый её голосок. — Ты похожа на ангелочка, — Мин гладит её по маленькому личику и не может отвести глаз, умиляясь её красотой и сходством с Чимином. — Да, папа говорит мне это каждый день, — широко улыбается она в ответ на слова незнакомого дяди. Юнги хочет ей что-то сказать, хочет ещё немножко побыть с ней рядом, но вздрагивает, когда слышит за спиной знакомый голос, который он не перепутает ни с чьим. По телу пробегают мурашки, и руки моментально холодеют. — Хэвон, ты почему убежала? — Папа, — девочка выбирается из рук Юнги и убегает. Он поворачивается и видит Чимина, раскрывшего для объятий руки, что заточает малышку в объятиях и поднимает её, крепко прижимая к себе. Юнги словно прикован к земле, тело будто окаменело, а ноги совершенно не слушаются. Он не верит своим глазам при виде того, по кому сходит с ума уже столько лет. Чимин. Это его Чимин. Единственный человек, что украл его покой, сон и сердце. Эмоции переполняют, слезы, что так и просятся выйти наружу, сложно сдерживать. Он так давно тосковал по любимому, что не может поверить в реальность. Сделав последние усилия, Юнги наконец-то срывается с места, а подойдя ближе, смотрит в глаза своему прошлому, которое по сей день не отпускает его. Он видит улыбающегося Чимина, что-то говорящего девочке на ухо, но находится словно в вакууме — ничего не слышит и никого не видит. Мин забывает дышать, видя лучезарную улыбку, которая когда-то дарила ему столько счастья. Чимин играется с дочкой и не сразу замечает, что перед ним, как вкопанный, стоит Юнги. Он все-таки подымает взгляд на мужчину и округляет глаза, несколько секунд даже не моргая. — Чим… Мин, — шепчет Юнги. Он так долго мечтал произнести это имя вслух, а не только мыслях. — Скажи, что ты реален? — Юнги? — Чимин сам в шоке. Он больше не в силах сдерживать собственные чувства, ощущая ком в горле, в то время как дочь, крепко обнимая папу маленькими ручками, будто пытается его от чего-то защитить. — Я так скучал, — еле слышно шепчет Юнги, боясь быть услышанным этим славным ребёнком. Мин понимает, что девочка — дочь Чимина, раз назвала его папой. Как бы сейчас не было больно, он принимает этот факт. В конце концов, это его выбор — пить, колоться и закрыться на все эти годы. У Чимина своя жизнь, и в ней могли появиться другие люди. Пак отмирает, хочет сделать шаг навстречу Юнги, но слышит женский голос, окликающий его по имени. Со стороны к ним направляется молодая женщина, несущая большие пакеты. Наверное, его жена. Чимин очень быстро переводит взгляд на Юнги и, шепча губами, просит не подходить, и тот послушно останавливается, не двигаясь с места. — Мы можем встретиться? Можем поговорить? — шепчет, потому что, найдя вновь, не хочет потерять. Ему столько всего нужно сказать и спросить. — Ты живешь там же? — внезапно звучит вопрос. — Да. Я все ещё жду тебя в нашей квартире. — Хорошо. Я приеду сегодня вечером, — бросает Чимин и, развернувшись, уходит в сторону девушки. Юнги смотрит на них с болью в сердце. Перед ним полноценная семья, вполне себе счастливая, если не учитывать грустный взгляд её главы. В этих глазах читается всё в перемешку: тоска, любовь и боль.🖤
Смутно помня то, как добрался до дома, Юнги сидит в гостиной, пристально смотря в одну точку и осмысливая сегодняшний день. Он не замечает, как вновь окунается в прошлое — в то время Чимин всегда был рядом с ним. Они росли вместе, Пак был его соседом, и отцы тесно дружили, несмотря на разные социальные статусы. Мистер Пак был садоводом и занимался своим огородом, но порой заглядывал и к Минам, помогая им ухаживать за цветами и различными растениями, растущими возле дома. Соджун не раз повторял, что у него золотые руки и это божий дар. Чимин был частым гостем в доме Юнги, они с детства были не разлей вода. В школе все считали их братьями, хотя они ровесники. Всё начало меняться, когда они стали старше и пошли в один университет. Поселились в одной комнате общежития, деля один быт на двоих. Юнги и раньше проявлял заботу по отношению к Чимину, но когда они выбрались из родительского дома, всё приобрело иной окрас. Пак стал более открытым и не скрывал умиления, когда Юнги брал на себя ответственность за них двоих. Порой это было даже странным, Мин пускался во все тяжкие, ревнуя свою ласточку ко всем без разбора. И хотя Чимин не раз просил объяснить такое поведение — ответа так и не получал. Да и как признаться в том, что никогда не примется людьми, обществом, родителями? Как сказать, что полюбил человека своего пола? Юнги переживал все в себе, боясь потерять дружбу, хотя безумно желал обрести нечто большее. Он долго довольствовался тем, что имел, но в итоге чувства росли с каждым днем, и он уже не мог совладать с собой, демонстрируя ревность на пустом месте. Юнги до сих пор отчетливо помнит все их совместные ужины, завтраки, прогулки. Мин не может забыть, как впервые признался Чимину в любви. Это произошло спонтанно, в порыве переполняющего чувства собственничества. Тогда к Паку подошёл одногруппник и, обняв, поздравил с победой на соревнованиях. Мин долго злился и почти за весь день не проронил и слова, а когда Чимин заявил, что устал от его капризов и собирается переезжать — Юнги, наконец-то, решился и все рассказал как есть. Он подошел и с колотящимся в груди сердцем крепко обнял, боясь отказа в ответ. Но Чимин не оттолкнул, а принял чувства Мина и даже ответил взаимностью. После того дня началась их история любви. Прогулки под дождём, первый поцелуй, робкие объятия и дрожь во всем теле, когда они решились на близость. Мин до сих пор с замиранием сердца вспоминает их первый раз: тягучие поцелуи, ласки, жар тел, трепет сердец и сладкие стоны, которые звучат на репите в его голове. Жаль, но счастье неимоверно хрупкое. Оно как карточный домик — одно неверное движение и может рассыпаться, оставляя после себя пыль. Как бы ни старался Юнги уберечь, спрятать свою ласточку от злого мира, все равно не смог. Злые языки донесли отцу, растоптав их любовь. А дальше — Соджун собственноручно сломал собственного сына, не забыв проехаться по Чимину и его семье. Пакам пришлось переехать в другой город, оставляя после себя пустой дом, где они жили уже столько лет. «Ласточка улетела, навеки пленив сломленное сердце Юнги и оставив умирать в золотой клетке…» Как бы Мин ни старался найти Чимина, он так и не смог его отыскать. Судьба будто наказала его за деяния родителя, отняв самое дорогое и важное. Он поплатился сердцем взамен на черноту, что осела на их роду. Отец, которого он считал идеалом, вмиг превратился в пустое место, а его псевдо-вера оказалась всего лишь идеальным прикрытием. Соджун сущий дьявол, не брезгующий ни чем.🖤
Юнги вновь чувствует накрывающую все тело дрожь. Опять эта ломка. Мало ему душевных болей, так еще и физическая выламывает кости. Мин старается успокоить себя и думать о приходе Чимина. Достав из кармана пачку тонких мятных сигарет, зубами вынимает одну и, подкурив, затягивается, выпуская дым и получая дозу никотина. Не хочется общаться с Чимином под действием героина, ему необходим ясный разум для этого разговора. Он хочет в подробностях рассказать о своей боли, чтобы Чимин прочувствовал её и сжалился над ним. И пусть сигарета не то, что требует его организм, но все равно помогает на время отвлечься. Юнги расслабляется и, откинув голову на спинку кресла, смотрит на потолок. Внезапный стук вырывает из размышлений, и Мин подскакивает с места, устремляясь к входной двери. Он останавливается и несколько секунд стоит у порога, ноги дрожат, не слушаясь хозяина. Сделав вдох, Юнги решает посмотреть в глаза своей любви. Он щелкает замком и открывает дверь, ощущая, как чувства смешиваются. Все вместе: любовь, боль, радость и, главное, — желание жить. Та самая ласточка, без которой его небо затянуло тучами на целых пять лет, но теперь в нем появились лучи, которые излучает Чимин. Юнги как вкопанный стоит посередине входа, а гость удивлённо смотрит на него, не решаясь что-либо сказать. Сердца обоих готовы вот-вот выпрыгнуть из груди, чтобы наконец-то воссоединиться и остаться навеки рядом, но их владельцы почему-то не спешат. «Неужели моя ласточка вернулась?» «Неужто моё небо озарило светом?» Оба мысленно стараются стереть грани иллюзий и желают лишь одного — поверить в то, что в это мгновение они вдвоём, и больше нет никого между ними. Молча смотрят друг на друга, будто видят впервые. Сканируют давно забытые, но такие родные черты лица. Хотят запечатлеть этот момент в памяти навсегда. — Привет, — первым идиллию нарушает Чимин, голос дрожит, как и всё тело. Он будто вернулся в прошлое, вновь ощущая себя подростком. Не это хотелось сказать впервые при встрече. Слишком долго длилась разлука, словно вечность. — Проходи, что ты стоишь, — Юнги отходит в сторону, освобождая проход, на что Чимин робко заходит во внутрь квартиры и изучает помещение, которое когда-то было их персональным убежищем. Он помнит его светлым и уютным. Чимин любил бывать здесь с Юнги и проводить с ним дни и ночи, отгораживаясь от всего мира и людей. И сейчас, изучая каждый уголок в этом доме, он подмечает, что из прошлого не осталось ничего. Потускневшие серые стены, которые когда-то были белого цвета, из мебели — старое, замасленное кресло, стоящее посередине зала. Ничего из того, что они покупали вместе и что когда-то можно было назвать домом. Пустая комната, холодный пол, все, как и в их душах сейчас — сквозная дыра. — Присядешь? — Юнги в спешке поправляет плед на кресле и чуть отходит. — Ты совсем не изменился, — он взгляда не сводит от Чимина. Пак делает несколько шагов, садится на предложенное место и поднимает на него глаза, пристально смотря на владельца дома. От прежнего Юнги осталось лишь одно имя. Худощавое тело, синяки под глазами, отросшие волосы, щетина — это всё не имеет ничего общего с Юнги. Будто перед ним другой, чужой человек, совершенно ему незнакомый. Это не его Юнги, ну, разве что голос. Он остался прежним. Таким нежным и ласковым, с легкой хрипотцой. «Где его светлое небо, что заставляло взлетать?» — Ты не сядешь? — чувствуя себя неуютно, переспрашивает Пак. — Хотя места нет. Давай я встану, — Чимин дергается с места, пытаясь встать, но подошедший Юнги его останавливает и опускается перед ним на колени. — Что ты делаешь? — перепуганно смотрит, не отводя глаз от лица и пытаясь хоть что-то отыскать знакомое. — Мое место у твоих ног, моя ласточка, — Юнги дрожащими руками касается бёдер Чимина и медленно кладёт голову ему на колени. — Я твой вечный раб. Не прогоняй меня, позволь немного насладиться твоим теплом, прошу, — он прикрывает глаза, получая неимоверное удовольствие от этих прикосновений. Он ждал этого мгновения, кажется, целую вечность. Чимин сгорает изнутри, превращаясь в пепел, и, протянув руку, запускает пальцы в тёмные пряди, ласково перебирая локоны. Чуть поддаётся вперёд и целует Юнги в висок, наслаждается присутствием любимого. — Чимин, почему ты пропал? Почему уехал и оставил меня? Ты же обещал вернуться, — Юнги приподнимает голову и смотрит на него снизу вверх. В его глазах столько боли, что у Пака перехватывает дыхание. Он будто пропускает её через себя, пытаясь забрать хотя бы немного. — Я не мог по-другому. Мне пришлось. Родители… — Чимин запинается, пытаясь выровнять дрожащий голос. — Ты прекрасно знаешь, я не смог бы их оставить. Мы переехали в Пусан. — Но почему? Почему ты не взял меня с собой? — эти вопросы так и остаются без ответа, а Чимин устало прикрывает глаза. — Отец умер два года назад, он так и не оправился после инфаркта, который получил пять лет назад, — Чимин, правда, не знает, что ещё сказать. Как объяснить любимому свой поступок. — Прости меня. Я такой слабый, совсем недостоин тебя и твоей любви. — Ты не слабый. Не говори так! Ты не отверг меня, полюбил и стал моим единственным счастьем. Мы ещё можем все исправить, нам нужно бороться. Ласточка моя, не улетай от меня вновь, останься в моей весне навсегда, — Юнги тянет руки к нему и нежно гладит по влажным щекам, где струйками стекают слезы. — Не могу, — печально говорит Чимин, кладёт ладони поверх рук Юнги и убирает их со своего тела. Снова пристально рассматривает лицо, переводя взгляд на карие глаза. — Я теперь женат. Я снова дал слабину. Моему браку уже пять лет, и у меня, как ты понял, есть дочь. Ей четыре годика, — на словах о девочке Чимин немного меняется в лице, и уголки его губ чуть подымаются кверху. — Я не смог отстоять свою любовь, родители очень просили одуматься, и я поддался их уговорам. А потом стал отцом прекрасной принцессы, и моя жизнь обрела хоть какой-то смысл. Дыхание Юнги тяжелеет, а попытки унять внутреннюю боль пока безрезультатны. Его мозг анализирует каждое сказанное слово, но сердце не желает принимать их. — Давай сбежим, — Мин боится снова остаться без Чимина. Его ломит изнутри, когда он думает, что может потерять его снова. Боже… «Вновь» — это слово так пугает. — Уедем далеко, туда, где нас никто никогда не найдёт. Чимин встаёт с места и понимает, что сердце вот-вот даст трещину. Разве он не за этим пришёл сюда? Самое главное — спасти любимого, уберечь от пропасти, куда так стремится Юнги. — Я не могу, Юнги, — Чимин отходит в сторону двери, — моё сердце разделено на две части. И если одна — неизменно принадлежит тебе, то вторая принадлежит моей дочке. Я никогда не брошу её! — отвечает твёрдо, не давая шанса усомниться в его словах. — Вначале твои родители, мой отец, а теперь дочь. Ещё сколько людей встанут между нами? — Юнги делает шаги в его сторону, потому что не хочет отпускать. — Юнги, не подходи ко мне. Я не хочу опять погружаться во все это. Я и так с трудом смирился с нашей участью, — Чимин вытягивает руки вперед, не давая возможность подойти к себе ближе. — Не мучай ни меня, ни себя. Прошу. — Ты сам меня привязал к себе, и теперь я не могу жить без тебя. — Не говори так. У тебя ещё все впереди, — слезы непроизвольно накатываются на глаза Чимина. Он сам не верит в то, что говорит. — Ты считаешь это жизнью? Посмотри на меня! — крик, больше похожий на утробный рык раненого зверя, разносится эхом по пустой комнате. — Это не жизнь, а жалкое существование, — Юнги медленно убирает его руки, не отрывая взгляда, и смотрит прямо в глаза, полные печали и сожаления. — Ты не понимаешь, я не могу. Я должен быть с ней, я люблю её. Очень сильно. Она помогла мне выжить вдали от тебя, — Чимин закрывает ладонями лицо и снова мотает головой в отрицании. — Я пришёл сюда попросить тебя взять себя в руки и постараться найти свое счастье. Не делать себе больно, — Чимин касается бледной кожи рук, где остались следы от уколов. — Брось эту дурь ради меня и живи дальше. Я хочу видеть тебя счастливым. — Ты счастлив? — Мы должны… — Скажи мне, кому должны? Мы должны только любить, а не умирать с каждым днем от нашей трусости и глупых решений, — Юнги берет руки Чимина и приближает их к губам, целуя тёплые ладони. — Ты меня не понимаешь, — Пак вздрагивает, чувствуя, как горячие губы пускают по телу табун мурашек. — Я здесь из-за работы. Выучился на врача, и меня отправили по обмену в Сеул. Но я не ожидал, что встречу тебя… — он опять запинается, собираясь с мыслями. — В таком состоянии… Мне больно видеть тебя таким. — Я не живой без тебя, — холодный нос сначала утыкается в ключицу Чимина, а потом проходится по шее. — Моё небо пустует без моей ласточки, — он вдыхает аромат тела любимого и будто сходит сума. — Юнги-я, — прикрыв глаза, Чимин всё больше понимает, что не может сопротивляться своим чувствам. Он так изголодался по любимому, что просто тает от его прикосновений. Нежные касания губ и ласковые поцелуи не спеша прокладывают дорожку вверх. Влажный язык мажет по щеке, и Юнги прижимается лбом ко лбу Чимина. Он смотрит на такого желанного мужчину, который медленно расслабляется в его руках. — Поцелуй меня, — просит, еле касаясь пухлых губ своими. — Пожалуйста, — и больше не ждёт. С треском ломается и сам целует, смакуя всю ту боль и сладость, что есть между ними. Чимин не выдерживает, кладет руки на плечи Юнги и отвечает на поцелуй. Так нежно, отзывчиво — вкладывая в него свою любовь и все, что накопилось у него внутри и требует выхода. Стонет, как только Мин обхватывает его хрупкое тело за талию и вдавливает в себя. — Готов вытерпеть все, что угодно и даже гореть в аду, но эту жизнь я хочу прожить с тобой. Мне больше ничего не нужно, — прерывая поцелуй, шепчет Юнги. — Я так люблю тебя… Опять целует в губы, руками блуждая по любимому телу, и утопает во взаимных ласках, что дарит Чимин. Мин подхватывает его на руки, не понимая, откуда в его истерзанном теле берутся силы, и, не отрываясь от пухлых губ, несёт в спальню. Он не хочет упустить единственный шанс, который у него сейчас возник. Никто не знает, что их ждёт завтра, но сейчас ему жизненно необходимо отдать свою любовь человеку, который для него настолько важен. Чимин больше не отталкивает, не сопротивляется, а погружается целиком во власть его рук и сердца. Позволяет уложить себя на постель и смотрит затуманенным взглядом. Тем самым, который так будоражил кровь и заставлял сердце биться о ребра. Всё это было будто ещё вчера, настолько в памяти выцарапаны эти воспоминания. — Ты такой красивый. Ничуть не изменился, — исхудавшие пальцы тянутся к лакированным туфлям и по очереди снимают их под пристальным взглядом. Обувь с грохотом падает на пол, но до неё, как и до всего остального уже просто нет дела. Чимин соврет, если скажет, что он не скучал. Пак до сих пор любит Юнги, а подавляющиеся долгие годы чувства вспыхивают с новой силой. Будто и не было всех этих лет между ними. Он расстёгивает свою рубашку, в то время как Мин помогает снять брюки, а потом накрывает холодными ладонями его бедра. Склоняется над животом Чимина и мажет языком, наслаждается дрожью тела под собой и стонет от всего происходящего. Юнги так скучал по Чимину. Его голосу, запаху, коже, что сейчас покрылась мурашками от самых невинных прикосновений. — Господи, Юнги-а, — сдавленный стон будто оглушает Мина, и у него, кажется, только от этого уже кружится голова. Такой желанный, такой необходимый до боли в ребрах и ломоты в теле. Чимин — его наркотик, и сейчас Юнги отчетливо понимает, что больше никто и ничто не приносит такого удовольствия. — Что? Что мне сделать? Чего ты хочешь, Мини? Я готов исполнить любое твое желание, только попроси, — ведя влажную дорожку языком, Юнги спускается к боксерам и запускает под резинку ладонь. — Так? — он захватывает рукой горячий и уже твердый член, подымает взгляд и видит, как Чимин прикусывает губу, зажмуривая глаза. — Да-а… Та-а-к, — звучит сдавленно, но именно этого Мин и ждал. Он хотел убедиться в том, что их чувства до сих пор взаимны, а тела по-прежнему загораются, как спички, стоит только дотронуться к друг другу. — Хочу… тебя… Господи… Юнги больше не медлит — захватывает другой рукой ворот толстовки и стягивает её с себя, отбрасывая на пол. Он отстраняется, нервно стягивая с себя джинсы вместе с бельем, продолжая наслаждаться видом ерзающего от нетерпения парня. Собственный член, впервые за долгие месяцы настолько твердый, что Мин в очередной раз убеждается: не важно как, важно с кем. С его ласточкой он готов не вылезать с постели дни и ночи напролет. В теле разгорается пожар, а ломки, которая выкручивала все мышцы еще час назад, будто и след простыл. — Мини, прости, — Юнги только сейчас осознает, что секса у него не было все это время. Лишь редкое самоудовлетворение с мыслями о желанном теле, когда с трудом удавалось довести себя до разрядки. — У меня нет смазки, — откуда при его образе жизни сейчас ей взяться в этом доме, а причинять боль любимому — последнее, о чем вообще хочется думать. — В кармане брюк, — бросает Чимин и видит изумленный взгляд. Да, он шел поговорить, но все-таки в глубине души надеялся на большее. В тот момент, когда он увидел Юнги в торговом центре, в один миг будто все оборвалось. Все исчезло и перестало иметь значение. Хотелось вновь оказаться в любимых объятиях и наплевать на то, что будет потом. Чимин устал. Устал строить из себя добропорядочного гражданина, мужа, коллегу, сына и отца. Он всего себя отдал этим людям, а что осталось ему самому? Крохи любви маленькой девочки, обожаемой всеми и им самим — этого недостаточно, чтобы чувствовать себя полноценным. Чтобы чувствовать себя таким, какой он есть. Только с Юнги он был поистине счастлив, только с ним он имел все, чего так сильно желал. Так почему сейчас он должен себе отказать вернуть эти ощущения, пусть и всего лишь на одну ночь. — Как? Ты? — чувствуя, как накрывает истерикой от осознания, что Чимин шел сюда, понимая, чем все это закончится, Юнги хочется заорать. Это не минутный порыв, это изначальное желание — быть с ним сейчас, тут, в их комнате, в постели, и позволить себя любить. — Ты знал? — желая получить подтверждение своим догадкам, он замирает на месте, глядя в любимые глаза. — Да, — на выдохе произносит Пак и поворачивает голову в сторону, позволяя собственным эмоциям выплеснуться наружу. Слезы стекают по щеке, падая на постель, и он вытирает их ладонью, пытаясь закрыться от Мина. — Ты точно этого хочешь? — переспрашивает Юнги, наклоняясь ближе и слизывает с теплых щек соленую влагу. — Для тебя же это не просто секс? — Нет! — резко повернув голову, Чимин и сам пугается своего порыва. Ему не хочется, чтобы Юнги так думал. Это неправда! Все эти пять лет были ложью, только Мин — истинное желание. Истинные чувства — любовь и боль. Но думать сейчас он об этом не хочет. Хочет получить долгожданное тепло и подарить себя тому, кто нуждается в нем не меньше его самого. — Я не могу себе врать. Не могу врать тебе. Я тоже скучал… — он не успевает договорить, потому что чужие губы опять впиваются в него, и остаётся только принять то, что сейчас произойдет, без остатка. Юнги хаотично целует его лицо, шею, грудь. Он играет с возбужденными сосками, а потом спускается ниже и ниже. Кажется, не оставляет ни сантиметра безумно желанного тела без своего внимания. Собственный член снова распирает от возбуждения, которое пару минут назад немного отступило. Оно вернулось будто по щелчку, стоило только прикоснуться к Чимину. Принять тот факт, что тот опять с ним, рядом, стонет с каждой минутой еще громче и громче, сводя Юнги с ума, — никак не укладывается в голове. Тело, угасавшее несколько лет, будто возвращает себе желание жить, а сердце любить. Любить его — Чимина. — Я сейчас кончу, — звучит протяжно, и Мин ощущает, как член Чимина пульсирует в его ладони, которая делает медленные движения. Он не прекращает целовать плоский живот. Пак вздрагивает, запуская пальцы между отросших прядей волос Юнги, а его кожа покрывается пупырышками. — Юнги, — в следующую секунду горячая сперма попадает ему на лицо. Его малыш кончил только от прикосновений, а значит, действительно безумно хотел. — Дыши, малыш. Дыши, — видя, как Чимин дрожит от испытанного оргазма, Юнги нежно поглаживает живот, а потом разводит его ноги в стороны, ныряя влажными от спермы пальцами меж ягодиц. — Сейчас я позабочусь о тебе. Он нащупывает пульсирующую дырочку, мягко прикасается к ней, делая круговые движения, и погружает один палец во внутрь. Там так горячо и так узко, что даже сомнений не возникает — у Чимина давно никого не было. Это льстит и жутко радует. Становится все равно на его жену, ведь к себе он так никого и не подпустил, в принципе, как и сам Юнги. В свое время они практиковали много и даже менялись активной ролью, но все-таки Чимин был более отзывчивый, когда принимал. — Нет! — что именно он хотел вложить в эти слова, Пак и сам не знает, но противоречит им своим телом, поддается вперед и позволяет пальцу войти почти до основания. — Да… Юнги тут же останавливается, смотрит на закрытые глаза и поддразнивающие пушистые ресницы Чимина. Он помнит его таким — нуждающимся в нем и до боли необходимым. Медлить не хочется, мучать себя и любимого мальчика тоже. Мин медленно вынимает палец и блуждает взглядом по комнате в поисках классических брюк. Находит их валяющимися под окном и тут же срывается, как самый типичный наркоман за дозой, но на самом деле — за смазкой, о которой говорил Чимин. Нервно шарится по карманам, находит заветные одноразовые квадратики и тотчас же возвращается назад на кровать. Чимин лежит все так же с закрытыми глазами, доверяя себя Юнги, как и всегда. Между ними было что-то особенное: забота, открытость и полная отдача партнеру, и, видимо, это тоже осталось прежним, как и чувства. Юнги с рвением разрывает пакетик зубами и выливает себе на пальцы прозрачный гель. Он возвращается к нуждающейся дырочке и очень аккуратно вводит палец по фалангу. — Не сжимайся, Мини. Я все ещё помню твое тело. Будто вчера его ласкал. Помню каждый изгиб и то, где находится то, что принесет тебе удовольствие. Я все помню до мелочей, — шепот у уха, видимо, действительно расслабляет Чимина, и тот только приоткрывает рот. — Всё это время я мечтал о тебе. Ни с кем не мог лечь в постель, — глаза Пака раскрываются в удивлении, и он тянется за поцелуем, желая компенсировать страдания любимого человека, на которые их потянула судьба. А кто сказал, что он ничего не помнит? Что не выл в подушку по ночам, когда все спали? Что не проклинал бога и свою судьбу, безжалостно разлучившую их с Юнги? Помнит, проклинал, страдал не меньше. Думать сейчас об этом уже нет смысла. Сейчас есть только он и тот, кого он безуспешно любит уже несколько лет и с кем хочет провести эту ночь. Их последнюю ночь. Движение пальца внутри Чимина становится более интенсивным, и он не замечает, как их уже два, а потом и три. Он только успевает глотать воздух ртом и насаживаться ещё больше, выстанывая имя Юнги и прося большего. Все это превращается в сумасшествие, и Чимин уже не понимает, куда себя деть. Он чувствует, как его ноги разводят шире, и в него уже входят не пальцы, а член. — М-м-м, малыш. Какой же ты узкий, — ласковый, хрипловатый голос звучит где-то сверху, но Чимин не хочет открывать глаза. Не хочет видеть лицо любимого и в очередной раз винить себя за слабость. Хочет чувствовать. В глазах будто взрываются звезды, а плавные движения члена позволяют раствориться в блаженстве и бесконечно стонать от удовольствия, срывая голос. Чимин так мечтал ощущать Юнги в себе, так желал почувствовать все то, чего был лишен эти годы, что сейчас, испытывая уже третий оргазм, он все равно хочет ещё. Ему мало Юнги, мало поцелуев и прикосновений, их смешанных запахов тел и взаимных стонов. Мало!🖤
Прохладный воздух в комнате стал ощутим ближе к утру, когда Юнги, вымотанный до изнеможения, уснул, как ребенок. Его наполовину оголенная спина позволяет Чимину увидеть безобразную худобу и даже сосчитать выпирающие ребра. Он никогда не видел Юнги таким. Худым, измученным, затравленным и сломленным. Таким, каким тот стал сейчас, спустя пять лет их разлуки и жизни на краю пропасти. Чимин опять винит себя за слабость. Задумывается, что может действительно пора послать все к чертям и убежать с Юнги туда, где их оставят в покое. Где они смогут действительно любить друг друга и больше не бояться угроз его отца. Теперь Юнги знает причины отъезда Чимина. Знает все, что с ним произошло и как ему самому было сложно без него. Жизнь с чужой, по сути, женщиной, брак с которой — сплошной фарс. Из всего того, что у него осталось правдой — это только дочь. Маленький беззащитный человечек, который очень дорог Чимину, как и Юнги. После всего произошедшего этой ночью, как теперь ему сделать выбор? Уйти, как он и планировал, — просто нет сил. Он больше не сможет оставить Юнги одного. Он должен взять ответственность за их отношения и за судьбу человека, что так привязан к нему. Болезненные размышления прерываются писком телефона, выпавшим из его брюк, что валяются где-то на полу. Чимин аккуратно поднимается с постели, чтобы не разбудить Юнги, и мягко двигается в сторону своей одежды. Находит под брюками гаджет, а разблокировав его, замирает на месте. Видно входящее видео-смс, где стоп кадр демонстрирует миловидную девочку. Чимин поднимается с колен и на цыпочках выходит в зал, тихонько прикрывая дверь спальни. Он дрожащим пальцем нажимает на сенсор и запускает видео. На экране приближено лицо его дочери. Потом обзор уменьшается, и он видит её целиком — улыбающейся и прыгающей на скакалке. Чимин слышит хриплый голос мужчины за кадром, а потом девочка подбегает ближе и рассказывает на камеру, что она познакомилась с очень хорошим дядей. Он обещал её свозить на море и показать красивые камушки. Мама и бабушка тоже поедут, и если папа будет хорошо себя вести, то его они возьмут с собой. Видео обрывается, а в следующую секунду приходит новое сообщение с неизвестного номера. «Уверен, ты будешь себя хорошо вести, и с твоими девочками ничего не случится. Собирай свои шмотки и оставь моего сына в покое, ублюдок. Надеюсь, ты меня понял и больше не появишься в его жизни.» Земля будто уходит из-под ног, и в одночасье рушится все, в чем он был уверен. То, что отец Юнги ещё тот мерзавец — сомнений уже давно нет, но манипулировать жизнью других людей ради того, чтобы разрушить жизнь единственного сына — просто не укладывается в голове. Этот мужчина под маской благочестивого господина — само исчадие Ада, разрушающее все на своем пути. Для него нет общих законов, ими он только прикрывается, чтобы иметь власть над людьми. Так в чем тогда истина? В чем заключается вера? Слепо верить тому, кто понятия не имеет, что есть Бог? Заниматься самоедством времени просто нет, да и смысла, видимо, тоже. Чимин тихонько собирает свои вещи и в последний раз смотрит на беззаботно спящего Юнги. Тот так прекрасен, когда спокоен и беспечен. Растрепанные по подушке волосы слегка прикрывают лицо, а немного надутые губы придают невинности. Чимин любуется им в последний раз, прекрасно понимая, что больше его не увидит. Ему в ближайшее время все-таки придется вернуться в Пусан, а возможно, уехать в Ченджу, чтобы больше не подвергать своих близких опасности. — Я люблю тебя, Юнги-а. Прости меня за все, — шепчет он напоследок и выходит из комнаты, вытирая катящиеся по щекам слезы. Снова боль, ей нет ни конца, ни края. Видимо, другого им просто не суждено…🖤
Медленно выходя из плена сна, Юнги посещает мысль — его вырубило впервые за долгое время, и он выспался, как никогда прежде. На лице возникает улыбка, и он носом утыкается в подушку, вдыхая любимый парфюм. Этот бесподобный аромат будто заклеймил его и проник до костей. Глаза всё так же прикрыты, и Юнги на ощупь касается своими пальцами собственных губ, где будто жаром отдают воспоминания ночных поцелуев. Руки непроизвольно блуждают по постели в поиске единственного, кто коснулся сердца, но ощущения холодного шелка дает понимание пустоты. Не найдя никого рядом, Мин в ужасе открывает глаза и резко садится на кровати. «Это же не сон? Чимин был реален. Я не настолько сошёл с ума, чтобы представлять иллюзию…» Он вскакивает с места и, надев боксеры, стремится в сторону кухни, в глубине души надеясь, что Чимин ещё в квартире. Что готовит вкусный завтрак, который Мин так любил по утрам, когда они были вместе. Это слово «были» так злит его сейчас, что хочется сказать всему миру «мы есть», «мы будем». Большего Юнги не нужно. Приступ паники накрывает, как только он осматривает зал, где царит тишина, и лишь с улицы доносятся еле слышные звуки машин. Странным образом он вспоминает бога и молитвы, которыми взывает к нему, чтобы Чимин находился в квартире. Он боится снова остаться один. Остаться без него, а значит, опять погрузиться во мрак. Его любовь сломлена, как и он сам, и только один шаг разделяет его с пропастью. Только сейчас, стоя у дверного косяка, Юнги понимает, что реальность, как и всегда, безжалостна. Его отчаянию нет предела, и надежда умирает с каждой секундой под звук тишины, царящей в этой ненавистной квартире. В агонии он бросается обратно в спальню, придумывая причины ухода Чимина. Может, он ушёл по делам или в магазин за продуктами, может, срочно вызвали на работу? Перебирая причины, Юнги надеется найти хотя бы ниточку, чтобы удержаться за эту жизнь. Он даже в мыслях не хочет подпускать, что эта ночь стала для них последней. Мин не хочет ставить точку, опять вернув себе эликсир жизни, он больше не хочет без него. Юнги больше не может без Чимина… Пусть это будет недоразумение, и он закроет глаза, а открыв, опять увидит любимое лицо. Взгляд Мина падает на тумбочку, где под стаканом воды лежит маленький клочок бумаги. Ноги дрожат, но он медленно шагает к нему и тянет руку, беря листок. В глазах мутнеет, тело опять ломает, а грудь ходит ходуном. «Прости меня… Я не могу остаться с тобой, как бы не хотел. Моя принцесска ждёт дома возвращения своего папочки. Будь счастлив, моё безграничное небо!» Вы когда-нибудь забывали дышать? Нет?! Наверное, вы и не знаете, какого это — получив вторую жизнь, вновь её потерять. Вы, наверное, не знаете, какого это — быть счастливым на мгновение и умереть в одну секунду… Юнги с грохотом падает на пол, его ноги больше не слушаются и не могут удержать обмякшее тело. Он опустошён. Он сломлен. Внутри больше нет ничего, кроме пустоты. Слов нет. Слёз нет. Нет ничего, что могло бы удержать его на этой земле. Просидев на полу, не зная сколько, Юнги будто приходит в себя и на автомате встаёт с места. Он плетется в ванну с окончательно принятым решением. Последний раз бросив взгляд на себя в зеркало, видит измученного этой гребаной жизнью человека. Руки сами тянутся к полочке, где лежит героин — то, что является единственным спасением в это мгновение. Он больше ничего не хочет, просто набирает дозу, что превышает норму и выходит из ванны. В зале по-прежнему царит тишина, а в голове последние слова Чимина, написанные на оборванном клочке. — Я буду счастлив, моя ласточка. Я буду ждать тебя там, — садится на кресло и смотрит наверх. «Мой милосердный господь! Если он не моя судьба, почему ты позволил мне почувствовать с ним счастье? Почему не дал нам воссоединиться вновь? Ведь лишь по твоей воле я смог встретить и полюбить. О, моя маленькая ласточка, я помогу тебе. Я уйду из твоей жизни навсегда и тебе больше не придётся делать и терзать себя муками выбора. Ведь без птицы небо умирает…» Острая игла вонзается в кожу, а через буквально несколько секунд Юнги ощущает, как тело медленно отпускает боль. Сердце больше ничего не требует. Оно больше не болит, и его ничего не тревожит. Сильный удар слышно со стороны окна, и Юнги устало поворачивает голову в сторону. В окно бьется маленькая ласточка, пытаясь проникнуть в дом. Уголки губ медленно поднимаются, когда мысли о Чимине снова наполняют голову. «Меня не поняли… Меня не услышали… Но есть одна неизменная истина: я люблю тебя, моя ласточка…» — Юнги закрывает глаза и со светлым образом Чимина, оставшимся последним кадром в его жизни, перестает дышать. И тишина вновь обнимает его сердце…🖤
Вынужденное дежурство, чтобы не терзать себя мыслями о Юнги, Чимин проводит в машине скорой помощи, возвращаясь с очередного вызова. Правда, не думать о человеке, которого он до сих пор любит, совсем не выходит. Сердце самого Чимина осталось в той забытой богом квартире, рядом со спящим Юнги. Диспетчер объявляет о новом вызове, что поступил, а Пака будто окатывает холодным душем, слыша знакомой адрес, и тут же немного отпускает — номер квартиры другой. Он нервно ерзает в кресле автомобиля, понимая, что не поехать на вызов он просто не сможет. В конце концов, это его работа, но встретить Юнги сейчас никак нельзя. Пак еле ушел из квартиры, еле пересилил себя. Он больше не может так жить. Не может так мучаться и мучать Юнги. Машина подъезжает к назначенному адресу, и Чимин с придыханием в сердце поднимается на нужный этаж вместе с медсестрой. В тесном коридорчике собралась толпа людей, что толпится рядом с квартирой Юнги. Сердце пропускает удар. Ещё. И ещё один… Пока Чимин проходит мимо этих людей, замечает в конце коридора сотрудников полиции, которые не пускают никого во внутрь. Народ перешептывается между собой, кривя свои рожи, но Чимин всё слышит. — Как хорошо, что этот наркоман умер… «Он не наркоман» — Так ему и надо… «Не говорите так, заткнитесь!» — Сын уважаемого человека, а подался во все тяжкие… «Что вы знаете о нём, не судите, судимы не будете» — Гори он в Аду, грешник… «Вам того же!» — Блудный сын! «Он моё небо!» Чимин так и застывает, подойдя к входной двери, перед взором встаёт картина, которую он никогда не хотел бы увидеть. Ужас… Боль… Непоправимость… Юнги бездыханно лежит на кресле, его руки свисают с подлокотников, а на полу валяется пустой шприц. Чимин, пошатываясь, хватается за ручку двери и пытается удержаться на ногах. «В ту секунду, когда мы встретились, я понял: в тебе есть нечто такое, что необходимо мне. Как оказалось, это вовсе не нечто… это ты целиком…»