Всего лишь раз

Раз, два, три, четыре, пять. Дождь помогал. Он шумел и смывал кровь. С рук, с мостовой, с трупов. Ночь казалось бесконечной, а фигур в чёрном — бесчетное количество. До их командира дошло, что отряд его уменьшается с пугающей быстротой. Половина солдат перестала выходить на связь. Карательную операцию пришлось прекратить. Приказано было отступать за пределы городишки. Его бойцы делали это с превеликим на то удовольствием и готовностью. Никому из них не хотелось остаться здесь с перерезанным горлом или с заточкой в сердце. Отступая, они натыкались на трупы своих соратников. Некоторые из них были убиты самодельными ловушками, сделанными наспех. Там были и окровавленные вилы, использованные как таран, и бутылки с горючим и химией, которыми били прицельно, сделанные из бытовой химии вонючие бомбы, которые плавили кожу и выжигали глаза. Но большая часть бойцов была убита при помощи ножа. Выстрелов никто не слышал. Кто бы ни охотился на спецназ, это был или были профессиональные охотники. Командир спецотряда приказал своим оставшимся людям собраться в одном месте и отступать группой. Поодиночке их попросту вырежут. Не помогали ни приборы ночного видения, ни тепловизоры. Неведомый охотник ни разу не попался на глаза. Крошка Вилли Винки Ходит и глядит, Кто не снял ботинки, Кто ещё не спит. Двое бойцов в черном старались очень тихо пройти по узкому тротуару, между низких домов. Они направлялись в точку сбора, назначенную командиром. Переглянулись — все тихо. Шедший первым не услышал, как его приятель сдавленно хрюкнул, когда вынырнувшая из темной ниши дома фигура зажала ему рот и одним резким движением свернула шею. Человек тенью скользнул за ушедшим вперёд солдатом. Резкий взмах — и крепкий захват. Человек, пуская кровавые пузыри сквозь маску на лице, повалился на землю, дернулся и обмяк. Тень нырнула обратно в темноту. Стукнет вдруг в окошко Или дунет в щель, Вилли Винки крошка, Лечь велит в постель. Сначала они почуяли запах, потом увидели лёгкое свечение, а на раздумья времени не осталось. То, что лежало в садовой тележке по одну сторону улицы от них, мнгновенно вспыхнуло, как рождественский фейерверк, и залило светом стены домов и троих бойцов. Светом и горючей смесью, что прожигала насквозь их одежду, ослепляла глаза и выжигала дыры в коже. Люди повалились на мостовую, побросав оружие и пытаясь соскрести с себя тающую на теле одежду. Сквозь мутнеющую пленку на глазах и адскую боль они видели метнувшуюся к ним тень, силуэт на фоне жёлтого танцующего пламени. А потом они уже не орали, не хрипели и не пытались что-то разглядеть, надеясь на помощь - затихли с перерезанным глотками. Где ты, Вилли Винки, Влезь-ка к нам в окно, Кошка на перине Спит уже давно. Выстрелы прорезали тишину ночи, даже дождь притих будто. — Кто стрелял?! Рация разразилась криком командира. Солдат вздрогнул. Стрелял не он, но это было очень близко к нему. Он зажал кнопку на своей рации, собираясь ответить, но не успел. В его сонную артерию воткнулся большой треугольный кусок оконного стекла. Человек сзади отступил. Он повернул голову в сторону выстрелов и скользнул в темноту. Нервы у загоняемых охотником солдат начали сдавать. Лабиринты узких улочек не сильно большого города стали путать, заводить в тупики. Тени от машин и автоматов с газировкой начали казаться затаившимся убийцей. Поэтому качнувшаяся от ветра вывеска над аптекой испугала бойца, который в одиночку шел на место сбора. До этого он был не один, его напарник шел за ним. Они буквально минуту назад говорили шёпотом о том, что рации надо отключить — по ним их запросто могут найти. А потом, оглянувшись, он его не увидел. Страх липкими щупальцами обвил голову, и солдат разве что не побежал. Он проклинал командира, этот город, эту страну и загонщика, что вырезал их с методичностью маньяка. Солдат сорвался на бег, завернул за угол и насадился на вилы, что стояли на рукояти, зафиксированной так, чтобы наверняка проткнуть любого, кто резко выскочит из-за угла. Автомат выпал из рук. Человек дернулся, истинктивно стараясь вытащить грязные зубья инструмента из себя. Но неожиданно его пнули под колени сзади, из-за чего он осел, ещё больше опускаясь на свою ловушку. Немного хрипов — и тишина. Тень сзади наклонилась и медленно подняла автомат с земли. Спят в конюшне пони, Начал пёс дремать, Только мальчик Джонни Не ложится спать. Человек с автоматом снял с трупа на вилах рацию и включил приём. Голос из динамика пронзил тишину улочки. — Тени, как слышно?! Отвечайте. Кто есть? Отступаем. Ждём ещё две минуты и отбываем!! Прием. Человек нажал кнопку передачи. — Беги, Грейвз, — голос был чужим, низким и хриплым. Он не узнавал себя. Он не хотел знать себя. — Я убил почти всех твоих людей. Убью и тебя. Но ты бежишь, как трус. Или, может, вернёшься, поговорим по-мужски. Рация молчала, потом ожила. — Ты рехнулся, Мактавиш. Ты ответишь за это. Гори в аду, ублюдок. — Сгорю. Но вместе с тобой. Он услышал, как где-то вверху, за городом, взревели моторы грузовиков. Грейвз сбежал. Далеко не убежит. Он мог бы преследовать того и остаток его людей, но осталось одно дело. Главное и тяжёлое. Это необходимо сделать. Иначе все зря. Вся эта ебаная миссия. Вся эта гребанная жизнь. С каждым шагом к тому месту ноги наливались свинцом. Начали болеть все раны. Простреленное плечо, подвернутая лодыжка после прыжка с балкона дома, ожог от слишком близко рванувшей "кислотной бомбы", порезы и царапины на руках и предплечьях. Пикап стоял на том же месте, убитые им бойцы картеля тоже никуда не делись — лежали поодаль от машины. Дождь смыл их кровь. Будто манекены валялись. Он подходил к автомобилю сзади, медленно, не желая видеть то, что увидит. Глянул в окно и увидел свое отражение — не узнал себя. Черные впадины глаз, острые скулы, сжатый в полосу рот, темное лицо и торчащие дыбом волосы, как шерсть на хребте у бешеного волка. А потом он увидел Райли. *** Соуп бежал к церкви. Он прорвался, он смог. Гоуст вывел его, и вон он, бежит от ворот церкви. Им наперерез кинулись солдаты картеля. Их быстро и без проблем сняли. Теней Грейвза не было пока. Саймон крикнул, что надо искать тачку на ходу. Они бросились вперёд, лавируя меж недвижных машин. Пикап с работающим двигателем был просто даром небес. Быстро оценив периметр, они бросились к машине и запрыгнули в нее. — Мы это сделали, эл-ти! — почти что счастливо усмехнулся Мактавиш глядя на Райли, который усевшись за руль, повернулся к нему. Глаза в отверстиях маски азартно блестели. — Ты успел. Я-то... Выстрел — и Соупа забрызгало кровью и, похоже, мозгом напарника. Гоуст дернулся и обмяк в кресле; руки соскользнули с рулевого колеса. Усмешка Соупа сползла с лица, превратившись в оскал. Он поднял автомат и прошил очередью двоих человек, выскочивших из ниоткуда. Магазин опустел. Джон смотрел на напарника широко открытыми глазами. Он видел, как ткань маски пропитывается черным; видел рваные края проделанной пулей дырки, с волокон капала кровь. Она стекала на плечо человека, сидящего на водительском кресле, текла по рукаву, по перчатке с белым принтом, впитываясь в ткань. Джон смотрел на это и чувствовал, как его накрывает черным куполом, глаза застилало красным. Он открыл рот, закрыл. Протянул руку к мужчине рядом, отдернул. Он не глядя открыл дверцу и вышел. Медленно, не отрывая взгляда от мертвеца в салоне. Купол полностью закрыл его. Сознание как будто отключилось. Мысли замерли. Было ощущение, что кто-то орет внутри него, орет истошно, отчаянно, но абсолютно беззвучно. А потом он услышал выстрелы. И это было отправной точкой. У него появилась цель. Эта цель, эта задача должна быть выполнена. Он солдат и сейчас должен выполнить свой долг. Предатели должны быть наказаны. Убийцы казнены. Друзья отомщены. Вместо мыслей и рассуждений в мозгу раз за разом крутился стишок из детства, что читала ему мама, когда он был совсем сопливым мальцом. Как зацикленная запись. Он резал, душил, ломал конечности, сжигал, крался, таился, не переставая шептать слова из глупого стишка. Где-то очень далеко, в другой галактике, его здравый смысл несмело бормотал, что это сумасшествие. Что это помутнение. Но это было далеко. Слишком большая черная дыра в его душе не позволяла расслышать далёкое бормотание. *** Джон стоял у пикапа и смотрел внутрь. Гоуст будто спал, немного завалившись на правый бок. Как если бы он долго ждал и задремал. Только он не спал. Он был мертв. Бесповоротно. Безвозвратно. Абсолютно. Навсегда. Мактавиш понимал, что он должен сделать, но не мог начать. Он не мог. Как ему это сделать. Он ни разу не касался Саймона, когда тот был жив. Джон сжал челюсти и обошел машину, открыл дверцу пассажирского места. Забрался на кресло, одной ногой упёрся в пол, коленом другой — в сидушку. Аккуратно снял с плеча Райли его винтовку, бросил на задние сиденья. Секунду замешкав, он потянулся и взял напарника за плечи. Его пронзило чувство омерзения и страха, когда он почувствовал, что тело под его руками начало коченеть. Он сжал зубы до хруста в челюсти, потянул тело Гоуста на себя. Надо было освободить себе место за рулём. Саймон был невероятно тяжёл. Смерть сделала его совершенно неподъемным. Пыхтя, отдуваясь и срывая дыхание, Мактавиш всё-таки перетащил неподдатливое тело на пассажирское место. Усадил как смог ровно. Отошёл, отвернулся. Его трясло. Тошнота вывернула наизнанку. Он сдерживался до последнего, тягая Райли, чувствуя запах оружейной смазки, лёгкий запах одеколона, слабый запах пота и тошнотворный запах крови. Вдруг он увидел, что испачкался кровью Гоуста, измазался весь, даже щеки. Желудок был пуст, но его продолжило выворачивать, пока он не начал задыхаться и колени не подогнулись. Он рухнул на землю, уперевшись ладонями в землю, чудом не вляпавшись в желчь, вытекшую из его рта. Его била дрожь, зубы стучали. Такого жесткого отходняка у него не было очень давно. Отдышавшись, он поднялся на ноги, запрокинув голову, вдыхал холодный ночной воздух, чистый после дождя. Стараясь не смотреть на пассажирское сиденье, обошел машину и сел за руль. Завел мотор, нажал газ. Он помнил адрес убежища вакерос, который дал им полковник. Пикап тронулся и поехал прочь из города. На полпути к месту назначения Мактавиша накрыло по-настоящему. Тот самый купол резко исчез. Осознание всего пришло сразу, как дождевая бомба, обрушившись, придавив. Он остановил машину и завыл в голос. Сейчас он готов был послать на хер всех, кто обвинил бы его в слабости. Он потерял друга. Он потерял человека, к которому прирос душой. Таких людей встречаешь всего лишь раз в своей жизни. А потеряв, умираешь ментально. Потому что не заменишь. Никем и никогда. Идите на хер со своими обсуждениями и обвинениями. Любовь не любовь. Симпатия не симпатия. Этот человек. Гоуст. Стал дорог Джону. Был дорог. Ему не надо было горячего секса или слюнявых поцелуев. Ему нужен был Саймон. Саймон с его черным юмором и маской, с его трудным характером и потрясающими глазами. Саймон с его голосом и преданностью делу. Саймон. Ему нужен был Саймон. И он верил, что и он нужен был Саймону. Верил, потому что чувствовал, что между ними что-то неведомое и хрупкое натянулось и дрожит. А теперь темнота и огромное горе. Мактавиш чувствовал, что щеки его стали мокрыми от слез, слышал свои хриплые полустоны-полувдохи, знал, что лицо его кривится от рыданий, которые больше похожи на оскал хищника. Он лупил руль, рычал, когда горло перекрывали судорожные всхлипы. Не смотрел только на бездыханное тело своего напарника, который делал последние несколько месяцев в его жизни спокойными. Дарил умиротворённость просто своим присутствием. И его забрали, украли, швырнув Джона в пучину отчаяния и безумия, из которого выберется ли — неизвестно. Понемногу он начал затихать. Положил руки на руль, уткнулся лбом в согнутые локти, желая отключиться и не приходить в себя больше никогда. Пусть эта пустыня станет их могилой. Завыли и затявкали койоты. Джон дернулся, с ужасом обернулся на Райли. Тот все также сидел в позе, в которую его усадили. С этой стороны крови не было видно, казалось, окликни его — и он обернется, усмехнется сквозь маску и скажет - не валяй дурака, Соуп, поехали. — Саймон, блядь, я не успел, — прохрипел Джон, не в силах сдержать слезы. — Прости меня. В убежище вакерос Джона встретил помощник полковника мексиканского спецназа. Он помог Мактавишу вытащить тело из машины. Хотел что-то ещё помочь или сделать, но гринго посмотрел на него сумасшедшими глазами, до краев полными горя и отчеканил: — Мне. Нужно. Похоронить. Его. Мексиканец отступил. Он наблюдал, как тот роет могилу под огромным дубом, что стоял на этом месте полвека, прежде чем возле него построили свое тайное убежище солдаты. Видел, как он перетащил тело своего напарника к яме и аккуратно опрокинул туда. Закопав и выровняв землю на могиле, британский сержант сел на землю рядом. И просидел так до самого рассвета. Молча и не двигаясь. Когда утром мексиканец хотел позвать солдата, чтобы напоить хоть чем-нибудь, то встретив его неожиданно в дверях - испытал страх. Он не видел ещё таких глаз, горевших злобой, будучи абсолютно мертвыми. Голос его звучал хрипло и тихо, будто голосовые связки были сорваны сильным криком. — Какой у нас план?