Один
— Черт, Грейнджер, это больно… — Ты заслужил это за то, что был мудаком, — сказала она ласково. — А теперь не двигайся, я пытаюсь это исправить. Когда он, наконец, перестал извиваться и откинул голову назад, она наложила на его глаз простое исцеляющее заклинание, чтобы избавиться от ужасного синяка, в котором была виновата Гермиона. Когда синяк исчез, она отодвинулась подальше от его горящего, умоляющего взгляда, так сильно отличающегося от того, которым он смотрел на неё раньше. Он все еще был грубым, но дружба, которая начала развиваться в последнее время, еще очень неуверенная и основанная на шатких основаниях, заставила ее увидеть в нем немного больше, чем простые колкие слова. Она была удивлена, когда он погладил ее по костяшкам пальцев, слегка ушибленным. — Не волнуйся, Грейнджер, я не заставлю тебя ударить меня снова. Она рассмеялась.Два
— Мы враги, Грейнджер, — сказал он, целуя ее шею. — Почему тогда ты целуешь меня, Малфой?Три
— Грейнджер, обещай мне, что ты будешь заботиться о себе… — Ты знаешь, что я не могу тебе обещать этого. В его глазах был такой большой океан боли, что ему пришлось на мгновение отвести взгляд, чтобы скрыть это. Однако он не отстранился от нее, его руки все еще сжимали ее пальцы. Он был бледнее, чем обычно, бессонница придала его лицу болезненный вид с мешками под глазами, губы были сжаты, а волосы хаотично развевались на ветру. Затем, полузадохнувшись, он пробормотал: — Я знаю, что тебе кажется, будто бы ты должна спасти мир, но на самом деле тебе не обязательно делать это. Ты не должна быть мученицей. — Должна. — Почему? — его глаза встретились с ее, и он притянул ее ближе к себе, пока их тела не оказались вровень друг с другом. — Это не твой долг. Это не твоя ответственность — это ответственность Поттера. — Это наша общая ответственность… — Чушь, Грейнджер, и ты прекрасно знаешь это… — Это не так! Если мы не спасем мир волшебников, то кто спасет?! Мы не трусы, чтобы прятаться в норах и ждать, пока кто-то другой возьмет на себя ответственность за этот мир. Если мы хотим лучшего места для жизни, то мы все должны бороться за это. Он обнял ее так крепко, что у нее перехватило дыхание. — Иногда мне очень хочется, чтобы ты не была гриффиндоркой, — сказал он ей прямо в волосы. — Чтобы у тебя не было твоей гриффиндорской храбрости. Но потом я вспоминаю, что люблю тебя за все это, даже если это означает, что я могу потерять тебя. — Ты не потеряешь меня. — Откуда тебе знать? — Просто знаю. Мое сердце бьется для тебя, и оно сделает все, чтобы вернуться к тебе.Четыре
— Мне мохито, пожалуйста. Бармен кивнул, приступая к заказу. В баре уже было много народу, но он справлялся, и вернулся к Гермионе всего через пять минут с ее напитком на подносе. — Это от джентльмена в углу. Гермиона приподняла бровь, а затем огляделась. Она ожидала увидеть мерзавца, возможно, кого-то, кто ищет женщин, чтобы переспать с ними, но глаза, которые она встретила, заставили ее сердце забиться намного быстрее. Она отвернулась и сделала большой, долгий глоток своего напитка. Ей не пришлось долго ждать его: она услышала, как стул рядом с ней заскрипел об пол, а затем до нее донесся знакомый запах его одеколона, чем-то напоминающий запах солнечного света или вечера в Глазго… — Ты ангел? Она хихикнула, его бархатистый, немного грубоватый голос и алкоголь попали прямо ей в голову. — Падший, я полагаю, — сказала она, наконец повернувшись, и впиваясь в него взглядом. Прошло немало времени с тех пор, как она видела его в последний раз, но на самом деле он не изменился. Да, его мускулы стали более рельефными, да и он казался более зрелым, особенно с тенью бороды на лице, но его глаза остались прежними, смотрящими на нее с той же теплотой и нежностью, с которой он всегда смотрел на нее. Она наблюдала, как на его губах расцвела улыбка. Она уже не была подростком, и любовь, скопившаяся в ее сердце, не была щенячьей, но почему-то, ей захотелось по новой влюбиться в него. — Выглядишь божественно, — затем, спустя мгновение, он добавил: — Как тебя зовут? Она наклонила голову и посмотрела на него — на долю секунды она не была уверена, шутит ли он или действительно не узнает, но искра в его глазах сказала ей всю правду. Если он хотел играть, то они будут играть. — Грейнджер, — промурлыкала она. — Грейнджер, — повторил он, и на его лице вновь появилась та дьявольская ухмылка, которую она знала и любила. — Звучит идеально. — А что насчет вас, сэр? Как вас зовут? Гермиона сделала еще один глоток мохито, ожидая его ответа. — Малфой-Грейнджер. Интересное совпадение, правда? Она поперхнулась своим мохито, довольно неумело, и ей понадобилось несколько драгоценных минут, чтобы перестать кашлять и восстанавливать дыхание. Когда она снова посмотрела на Малфоя, его глаза смеялись, хотя выражение лица оставалось насмешливо-серьезным. — Так ты женат? — О, да. Она — лучшее, что со мной когда-либо случалось, понимаешь? Взяла свои карандаши и раскрасила мою жизнь в золотой и красный. Мне есть за что ее благодарить. Они обменялись еще одной порцией улыбок, прежде чем Гермиона кокетливо спросила: — И она не возражает, что ты здесь один и покупаешь выпивку посторонним женщинам? — Она не знает, что я пришел сюда. На самом деле, это была правда — Гермиона понятия не имела, что встретит его здесь, так как должна была встретиться с Джинни. — И теперь не знает? — промурлыкала она, прижав руку к его груди. Его сердце билось ровно, но быстро. — Значит, она не будет возражать, если я тебя поцелую? — Не будет. Она понятия не имела, кто из них двинулся первым — она или Драко, но это не имело значения, когда поцелуй стал настолько горячим, что мог растопить даже все оставшиеся кубики льда в ее бокале. Она не протестовала, когда Драко притянул ее к себе на колени и прижал, а другой рукой коснулся ее шеи; она была полностью, безвозвратно потеряна в нем. — Ты влюбилась в меня, Грейнджер? Задыхаясь от смеха, она подняла на него глаза, осознавая, что у нее пылали щеки и потрескались губы. — Мы женаты, Малфой!Пять
— Гермиона, ради Мерлина, пожалуйста, не делай этого больше никогда… — Ты назвал меня Гермионой. — Что? Он остановил свою тираду и бесцельную ходьбу, и его взгляд вернулся к ней. Затем, когда он понял, что именно она сказал, его щеки окрасились слабым красным цветом. — Ты называешь меня только Грейнджер, — напомнила она ему, — хотя мы женаты уже пять лет. Ты редко используешь имена. И ты назвал меня Гермионой. — Это единственное, что ты уловила из моей речи? — спросил он раздраженно, хотя Гермиона ясно видела, как таял его гнев. Он сделал несколько шагов, чтобы в конце концов заключить ее в костедробительные объятия. — Пожалуйста, никогда больше так не делай. — Не буду, если ты начнешь называть меня Гермионой. — Грейнджер! — Пожалуйста, Драко, я люблю, когда ты произносишь мое имя. Пожалуйста? Он наклонил голову, чтобы оценить ее, затем прищурился. — Тебе не нравится, когда я называю тебя Грейнджер? — Не то чтобы мне это не нравилось. Просто — слышать мое имя из твоих уст — восхитительно. К ее удивлению, он кивнул, усмехнувшись. — Хорошо. — Хорошо? Она не смела надеяться. — Да, Гермиона. Одного этого слова было достаточно, чтобы ее сердце разорвалось от счастья.