sorry, i love you…

             хёнджин смотрел прямо перед собой. его взгляд был слегка напуганным, потерянным и совершенно пустым. он словно смотрел куда-то в темноту, куда-то вглубь самого себя, не замечая ничего вокруг. не замечая боли, чужого присутствия, дрожащих рук и липких дорожек, стекающих по предплечьям и капающих с локтей на белоснежную футболку.       а джисон стоял в дверях их квартиры, практически не дыша, напуганный увиденным. на полу возле хёнджина валялся маленький канцелярский нож в кровавых разводах. к горлу подступала тошнота, а в груди зарождалась паника. джисона затрясло. грудь сдавило тисками, не пропуская воздух. он воткнулся короткими ногтями в собственные ладони, пытаясь отогнать ненужную сейчас паническую атаку.       – х-хёнджин? – тихо позвал он, на что хван лишь впился в него пустым взглядом без единой эмоции. – что ты делаешь?       джисон упал рядом с ним, схватив салфетки, брошенную на пол кофту хёнджина, лишь бы остановить кровь, спрятать алые полосы на бледной израненной коже. нервно пытался достать телефон, а взгляд упорно цеплялся за яркие всполохи, выступающие на ткани.       – я не знаю, – голос хёнджина дрожал. глаза снова наполнились страхом и беспомощностью. – не знаю, как справиться с этим, джисон. правда, не знаю…       слёзы сорвались с его ресниц. он ухватился за руки джисона, пачкая того в собственной крови. только сейчас ощутил неприятное жжение и острую боль. джисон притянул его ближе за затылок, заставляя уткнуться в его плечо.       – я рядом, джинни, – ласково прошептал он, стараясь не вдыхать тяжёлый металлический запах. – я помогу тебе, и мы справимся с этим вместе, слышишь? что бы там ни было, мы справимся.       хёнджин плакал в его плечо, словно маленький ребёнок. громко и навзрыд, не успевая даже дышать. он хотел верить джисону, верить в то, что ему можно помочь. но по-настоящему желал лишь избавиться. от проблем, от мыслей, от боли. избавиться от самого себя. темнота душила его, а сил бороться уже не осталось.       – прости… прости меня, – заикаясь бормотал хван. – я не могу. не могу, джисон. я хочу, чтобы всё закончилось.       – не говори так, хёнджин-а, – джисон держался. не позволял себе расплакаться, не позволял себе упасть в такую же душащую его тьму. – не прощайся со мной, слышишь? тебе тяжело, я знаю, но мы справимся. ты справишься!       они встретились в самый тяжёлый период их жизни. у каждого была своя история, своя тайна, свои переживания и проблемы. джисон страдал от панических атак и тревожного расстройства, хёнджин – от глубокой депрессии. они тонули, захлёбываясь собственными мыслями, что утягивали на самое дно. однако нашли спасение друг в друге. выплыли на берег. уставшие, измотанные, но крепко держащиеся друг за друга. тяжёлый период закончился, сменившись на комфортное спокойствие и взаимную поддержку. как оказалось, это было лишь затишьем перед бурей.       бурей, что накрыла хван хёнджина, как и положено стихии – резко и без предупреждений. она захлестнула его, сжалась вокруг горла металлическим ошейником, не давая даже шанса на просьбу о помощи. и он тонул в этом шторме в одиночку, принимая весь удар на себя, держал джисона в неведении, надеясь, что она не настигнет хотя бы его.       и не справился.       – хёнджин, я вызову скорую, хорошо? посмотри на меня, – джисон кивнул самому себе, собирая последние крупицы самообладания, набирая, наконец, короткий номер, тараторит диспетчеру адрес и описывает происходящее.       хван становился всё тише, что пугало джисона ещё сильнее. он был бледным и, словно давно зажжённая свеча, медленно потухал, больше не плача. джисон винил себя за невнимательность, за то, что не заметил, как страдает его самый близкий человек. винил себя за наивность, потому что верил каждой натянутой улыбке, игнорируя внутреннюю тревогу. хёнджин опёрся спиной о стену, поднимая взгляд к потолку. слабость в теле ощущалась каменным грузом, давила, вместо того, чтобы подарить ему спокойствие. он сжал пальцы джисона в своих, с трудом повернув к нему голову.       – не смей потухнуть, джисон. ты слишком… талантливый, чтобы позволить себе… сдаться. понял?       хриплый шёпот хвана отдавался треском собственного сердца в ушах джисона. теперь уже плакал он. слёзы безостановочно катились по щекам, смешиваясь с расползающейся кровью на полу. время словно замедлилось, но лишь для него одного, потому что жизнь хёнджина утекала слишком стремительно.       – почему? почему ты ничего не говорил? – джисон внутренне молился. надеялся, что он не опоздал, что врачи вот-вот приедут, спасут, помогут. – не закрывай глаза, эй! смотри на меня, не смей закрывать глаза!       – прости, я люблю тебя…       хёнджин затих. веки медленно опустились, с губ сорвался последний короткий выдох. стихия уничтожила его – безжалостно, жестоко, без возможности спастись. она уничтожила самую важную часть в жизни джисона. оторвала от него кусок, разорвав его душу на лоскуты и превратив в пыль.       джисон опоздал. осознание разбило его на мелкие осколки, вырывая из груди громкие неконтролируемые всхлипы. он тряхнул хёнджина за плечи, прижал его голову к своей груди, рыдая. он умолял его сердце забиться вновь, лёгкие снова вдохнуть, а глаза открыться. а хёнджин лежал в его объятиях, словно кукла, словно ненастоящий. неживой.       врачи приедут через пару минут, только чтобы установить смерть от кровопотери и забрать остывающее тело. джисон будет винить себя ещё очень долго, но не позволит себе сдаться. ради хёнджина. он снова будет ходить на терапию и никогда больше не вернётся в ту квартиру. попытается жить дальше, начать новую жизнь, завести новых друзей. однако никогда не забудет одного особенного хван хёнджина, что будет сиять для него самой яркой звездой в ночном небе. он всегда будет рядом, будет жить в его сердце, заставляя то отчаянно биться. будет жить в каждом уличном художнике, в каждом звонком смехе, в каждой родинке и в глубоком шраме, что со временем заживёт в душе джисона, но никогда не перестанет болеть.