Торт

Когда Тору ненадёжно прикрывает за собой дверь в кабинет Сении, Эрвин на самых носочках прокрадывается ближе, становясь с другой стороны от двери — так, чтобы если она открылась, он — и Чии, бесшумно подоспевшая за ним — смогли спрятаться за ней. Через крохотный зазор, оставленный Тору как раз впору двум шпионам, из кабинета тянется обрезок солнечного света, разделяя коридор на две половины. Так даже легче, ведь не приходится напрягать слух, пытаясь выудить из профессиональных и умных разговоров хоть что-то о предстоящем празднике, организованном по случаю победы СоулВоркеров над Тенебрисом — через толстую стену слова звучат так подозрительно чётко, что распознать их сможет даже искусственный интеллект. Их обсуждение начинается с поставок, и Эрвин с Чии обмениваются несчастными взглядами; как выясняется позже — зря, ведь вскоре Тору говорит о некой подготовке к «празднику», и тогда слова про забронированный дворец имени Лорда и тягомотный отчёт Сении о закупке всякой всячиной, совершенно не похожей на импортное продовольствие, обретают совершенно иной смысл. Судя по их словам, праздник должен прийтись на сегодняшний вечер, ближе к девяти часам, поэтому зал уже практически готов; единственное, чего не хватает для полноты картины — это декораций, но, как заверяет Сения, их должны привезти с минуты на минуту. Поэтому Тору, ничего не заподозрив, вежливо просит Сению проследить за тем, чтобы к вечеру дворец был готов для торжества, после чего распахивает дверь настежь и, оставляя её открытой, разворачивается в противоположную от Эрвина и Чии сторону. Правда на этом их игра в шпионов не заканчивается, ведь Сения вдруг встаёт из-за стола и начинает нервно расхаживать по всему своему кабинету, пытаясь — судя по её ласковому «сволочь, подними трубку!» — до кого-то дозвониться. Как выясняется минутой позже, сволочью оказался один из поставщиков, который по каким-то причинам сильно задерживается и не может уложиться в сроки, поставленные Сенией. Она терпеливо объясняет, что заказ не терпит отлагательств, и даже предлагает поднять наценки просто за то, чтобы они привезли товар как можно скорее, после чего выражает признательность — иначе ведь и не скажешь! — и бросает трубку. Эрвин бросает многозначительный взгляд в сторону навострившей слух Чии и тут же замирает, пытаясь слиться не то со стеной, не то с цветком алоэ по правую руку от себя, стоит каблукам разъярённой Сении застучать в шаге от открытой двери, которую она захлопывает так громко, что у Чии одновременно и закладывает ухо, и отлегает от сердца. Потом они — всё так же скрытно и держась стены — выходят из штаб-квартиры, где дают себе облегчённо выдохнуть и смахнуть метафорический пот со лба. К ним нетерпеливо подбегает Ирис, и на большую часть из её вопросов отвечает Эрвин: видите ли, Чии — а вскоре — и Стелла вместе с ней — слишком сильно поглощена мыслью о том, что на вечеринке будет шикарный торт и буфетный стол, ломящийся от количества разных закусок. Театрально изображая на своём лице огорчение, Эрвин словно бы невзначай упоминает, что поставки декораций задерживаются, поэтому вполне возможно, что торжеству придётся повременить — но дождавшись грустно-неверящего «о-о-о», протянутого в унисон, он добавляет: «Если, конечно, мы не устроим его сами», и следующее протянутое в унисон «о-о-о» звучит с гораздо большим энтузиазмом. Впрочем, этот энтузиазм разделяли далеко не все из их компании. Хару настаивала на том, что гораздо лучше будет подождать официального приёма, чем, преисполненными невнятного бунтарства, пробираться в почти готовый к вечеринке зал; Джин оказался слишком «моральным», и хотя они ещё даже не приступили к самому действию, уже успел пожалеть каждого, кто принимал участие в подготовке банкета; Лили и Эфнель… Пожалуй, о них не стоит и говорить: даже Наби с Даной — что, на самом деле, в новинку — выглядели более вдохновлёнными предложенной Эрвином идеей, чем эти двое. Оно, в общем-то, и неудивительно — Эфнель никогда не поддерживала их приступы массового безумия, при этом всё же умудряясь оказаться в самой его гуще, а Лили всё не устанет напоминать Ирис о том, что даже спустя пятнадцать лет она остаётся наследницей благородных кровей — поэтому, совершая такие каверзные поступки, она рискует полностью потерять лицо. К счастью, у обоих Эрвина и Ирис хорошо подвешены языки, и на подстраховке всегда есть Стелла, готовая в любой момент применить запрещённый приём под кодовым названием «Щенячьи Глазки». Их полная компания появляется возле дверей во дворец ровно в шесть вечера, и, пытаясь быть как можно более незаметными — что, по правде говоря, весьма иронично — один за другим прокрадываются внутрь. В зале темно настолько, что передвигаться приходится наощупь, так что Эрвин нашаривает в кармане телефон и включает на нём фонарик. Рассуждая вслух, он замечает, что было бы неплохо найти пульт от освещения — может, как-то да получится включить свет, не зажигая центральных люстр — как вдруг его перебивает волк Стеллы, соткавшийся из густой темноты, и заставляет Эрвина передёрнуться, появившись в холодном свете фонаря. По дороге этот же волк успевает напугать зашипевшую на пустоту Чии и вскрикнувшего Джина, на которого предупредительно шикнули сразу восемь человек, прежде чем отдать Стелле искомый Эрвином пульт. — Да будет свет! — воскликает Стелла и тыкает пальчиком в большую кнопку на пульте. Свет загорается, и СоулВоркеры испуганно втягивают воздух, чтобы затем испустить восхищённый вздох: по бокам стоят уже накрытые роскошные столы, красивым полукругом обрамляя пиршественный зал, и приковывают рассеявшееся внимание СоулВоркеров на шикарный торт посередине, расположившийся аккурат под вычурной разлапистой люстрой, а маленькие столы, предназначенные, очевидно, для гостей, ненавязчиво ютятся вокруг него — и хотя их достаточно много, они никак не загромождают проход, давая гостям возможность разгуляться. Вокруг торта тут же сосредотачивается небольшое столпотворение, и его сопровождает всё такой же «моральный» Джин, который, разумеется, пришёл сюда только ради того, чтобы присмотреть за своими опрометчивыми друзьями. Для того, чтобы увидеть весь пятиэтажный торт целиком, Ирис приходится задрать голову и немного сдвинуть отросшую чёлку с глаз; её заворожённый комментарий остаётся проигнорирован даже тогда, когда Ирис специально, ища подтверждение своим словам, спрашивает об этом Наби, и когда она переводит взгляд в её сторону, она видит, что вниманием Наби полностью завладел первый этаж, щедро сдобренный сливками. Джин стоит над её душой и всё не перестаёт твердить о неправильности сложившейся ситуации, поэтому Ирис осаждает его нервный пыл словами «Мы просто посмотрим», а сама собирает пальцем сладкую глазурь и отправляет себе в рот, стоит Джину только поверить её незамысловатой лжи и отвернуться. Наби со странным восхищением в глазах наблюдает за Ирис, и когда она взглядом приглашает её сделать то же самое, она видит, как Наби мешкается, переминаясь с ноги на ногу, прежде чем быстро окунуть палец, свободный от перчатки, в густой крем и слизать его, воровато посматривая на потерявшего бдительность блюстителя порядка. Она выглядит одновременно и обескураженной собственной дерзостью, и по-детски восторженной, когда чувствует, что не попалась на маленькой шалости — так что очень быстро входит во вкус, незаметно обирая достояние грядущего праздника буквально перед носом Джина, отвлёкшегося на принесённую Эрвином бутылку игристого вина. Тогда рядом с Джином встаёт Хару — Наби очень непричастно слизывает с уголка рта остатки ванильной глазури — и они оба начинают грозить Эрвину пальцем, говоря, что никто из присутствующих здесь ещё не достиг совершеннолетия, чтобы им можно было распивать алкогольные напитки. Как истинный подросток, Эрвин закатывает зелёные глаза и ухмыляется, ответственно заявляя, что он никого не приглашает пить — вот только строгий запрет ложится и на него, поэтому поддержка подоспевшей Ирис приходится как раз кстати. Её словам они верят гораздо охотнее, когда она обещает, что глаз не спустит с этого хитрого лиса, а потом подходит к нему ближе и с любопытством начинает разглядывать завёрнутую в этикетку бутылку вина. Дождавшись, пока Хару с Джином отвернутся, они тихонько, под разноголосицу ребят отрывают кольеретку от горлышка и пытаются вытащить пробку — сначала это хотел сделать Эрвин, но ему как-то не хватило сил, поэтому эта трудная задача перешла в жилистые руки Ирис — и когда послышался приглушённый хлопок, Хару бросает в сторону Ирис взгляд, который иначе, как «Прибью» и не определить. Ирис всё же удаётся выстоять под его натиском и даже как-то вывернуться, сделав вид, будто она просто хотела понюхать вино; по глазам Хару было видно, что меньше подозрений у неё не стало, но каким-то образом она всё же смягчается, решив пустить всё на самотёк, и идёт куда-то в сторону Даны, неловко ковыряющей носком вылизанный пол. Когда Ирис уже хочет честно заткнуть бутылку пробкой, Эрвин вдруг выхватывает вино из её рук и делает глоток прямо с горла, отчего искренне удивлённая Ирис давится не то слюной, не то смехом. Пока Джин откровенно недоумевает, почему торт перед ним в один момент стал выглядеть как-то иначе, беззаботно кружащая вокруг Стелла воздевает к нему руки, держа в ладошках красноречиво-пустую тарелку. Будучи не в состоянии оставаться в стороне, Эрвин передаёт бутылку в руки Ирис, которая всё же следует его дурному примеру и отхлёбывает вина, морща нос над его горечью, после чего делает несколько шагов к центру фойе и берёт в руки длинный нож, лежащий на столе рядом с тортом. Пока Джин пытается стойко выдержать взгляд капризной Стеллы и не дать своим моральным барьерам треснуть при виде её надутых губ, Эрвин не теряет времени зря и принимается разрезать первый этаж, уже, видимо, не шибко волнуясь о том, что за такое разбойное нападение на дворец имени Лорда ему может смачно прилететь от тяжёлой руки Сении. У Джина рука тоже тяжёлая, Эрвин в этом не сомневается, но в отличии от жестокой Сении Джин не может позволить себе даже потаскать друга за шиворот, чтобы он пришёл в себя и перестал наглеть — поэтому он стоит, совершенно бессильный, и пытается достучаться до Эрвина словами. Очень жаль, ведь на чаше весов радость Стеллы сильно перевешивает нравоучения Джина, поэтому ему остаётся лишь тяжко вздохнуть, видя, как Стелла получает свой кусок торта и вразвалочку идёт к круглым столикам позади. Почему-то у Эрвина появляется плохое предчувствие. — Чии, нет, — предупреждает Лили, когда Чии рядом с ней вдруг вытаращивается на верхушку торта. — Чии, стой! В попытке удержать кошачью необузданность Лили тщетно цепляется за каблук Чии, но этого оказывается недостаточно, и она прыгает на один из накрытых скатертью столиков, чтобы прицелиться и совершить прыжок точно по пятому этажу несчастного торта… … Когда разум немного проясняется, Чии испуганно озирается и обнаруживает себя — и Стеллу, и Джина, и Эрвина, и даже немного Наби — с ног до головы покрытых кусочками от разломавшихся коржей. Зал погружается в настолько беспросветную тишину, что не слышно даже сверчков — только Эфнель позволяет себе сдавленно прыснуть, не сводя взгляда с испачканного пола; остальным же оказалось немного не до смеха, когда они про себя начали пересчитывать возможные штрафы за учинённый беспорядок и с каждым начислением раскрывать глаза всё шире и шире. Но потом Стелла вдруг бодро вскакивает с пола, соскребает с него остатки еды и, набрав в грудь побольше воздуха, торжественно провозглашает: — Война едой объявляется открытой! А затем, выкрикнув какой-то на ходу придуманный боевой клич, она бросает один из кусков торта в Лили; натренированная сражениями, она успевает прикрыться подвернувшейся под руку скатертью, которую минутами ранее сорвала со стола Чии — но, не успев даже возмутиться, Лили чувствует, как ей в голову прилетает ещё один комок глазури — уже от самой «виновницы торжества» в лице Чии. Оторопевший Эрвин в замешательстве оглядывается, после чего, глубоко вздохнув, очень жизнеутверждающе заявляет: — Ну, раз умирать, — он собирает руками сливки и скатывает их в ладонях, целясь в многострадальную Лили, — то хотя бы с музыкой! Когда её платье оказывается измазано в глазури по самое не балуйся, Лили остервенело бросает скатерть на пол и проезжается по полу ногтями, нанося удар съедобными снарядами сначала по Эрвину, а следом — и попавшей под горячую руку Чии; оказавшаяся посреди этой суматохи Хару пытается успокоить начавшуюся неразбериху, но быстро сдаётся, когда в неё прилетает сначала один шматок коржа — от Эрвина, быстро занявшего выгодную снайперскую позицию где-то на верхних этажах, а потом второй — от Ирис, и со смирённым лицом начинает соскабливать со стола сливочный крем. — Что за детский сад, — почти шокированная Эфнель кривит лицо и разворачивается к Наби — только чтобы увидеть её, нависающую над ней с куском торта в руке. Спрятавшись под лабиринтом из белых столов, Дана проползает к ногам Хару и с мольбой в голосе просит её покровительства, но когда Хару разворачивается к ней лицом и смотрит на неё сверху вниз, она выдерживает долгую паузу, прежде чем открыть рот и патетично прошептать, сжимая в ладони комок глазури вперемешку с сахарной посыпкой: — Прости, Дана, но у меня нет выбора. Оказавшийся в самом эпицентре развернувшегося сражения Джин не опускает руки и громко декларирует: — Ребята, успокойтесь! За такой беспорядок нам придётся очень несладко!.. О, как забавно: мы же сейчас буквально дерёмся тортом! Поняли, да? Ну, несладко! А торт сладкий! — гордый внезапно сочинённым каламбуром, Джин смеётся, но его прерывает вдруг прискользнувшая Эфнель. — О, привет, Эфнель! Успела оценить шутку? Эфнель, кажется, шутку не оценила и оценивать не собирается, потому что она прячется за широкой спиной Джина и прикрывается его телом, как живым щитом, о который бисквитные снаряды разбиваются один за другим. В самый разгар сражения в зал вдруг вваливается запыхавшаяся Сения, замотанная в привезённые розовые ленты, и ярость в её глазах сменяется бездонным отчаянием, когда она видит, что за бардак произошёл во дворце имени самого Лорда. Подошедший секундой позже Тору окидывает взглядом весь зал целиком, сопровождая свою оценку очень недовольным щёлканьем языка, прежде чем вынести СоулВоркерам — и вечеринке в том числе — ужасающий вердикт: — Кажется, праздника не будет… Сердца замолчавших СоулВоркеров в унисон ухают куда-то вниз. — …Сегодня! — выждав несколько невыносимо-долгих секунд выкрикивает Тору и заливается смехом. — Ха-ха, успели испугаться, да? Не переживайте, специально на такой случай мы заказали два торта! Не горюйте, ребятня. И ты тоже не горюй, Сения! Перенесём праздник на завтра. Всё равно с этими поставщиками мы бы ничего не успели украсить. Когда СоулВоркеры вдруг воспрянули упавшим духом, Сения тут же сбивает им всю спесь, заставив их сжаться под гнётом свирепого взгляда: — Рано радуетесь. Пока этот зал не будет вылизан дочиста, вы отсюда чёрта с два выйдете. Украшать всё тоже будете сами, — она почти сдирает с себя ворох лент и кидает на пол перед дверями. — Давайте, приступайте. И чтоб без выкрутасов! Когда Сения захлопывает двери, она слышит, как весь зал снова обречённо вздыхает.