Не поймешь, но почувствуешь сразу: хорошо бы пяти куполам и пустому теперь диабазу завещать свою жизнь пополам. Бродский
Чёртов Леонидов со своими стройными ногами, тонкими пальцами и ласковой ухмылкой, такой хитрой-хитрой, которой только он улыбается, никто больше. Пёс лежит у его стола, предатель. Наверняка поскуливает и довольно жмурится, когда мужчина наклоняется и треплет его по лобастой башке, запуская пальцы в мягкую шерсть. Голова у Максимова тяжёлая, как после похмелья. Кружится каруселью ни с того, ни с сего. Крепче кофе ничего не пьёт, а ощущение словно треснули хорошенько и напоили. Хотя это вряд ли, сразу бы блевать потянуло, как только глаза открыл. А вот то, что его приложили об стену, добавили стулом и выкинули через витрину — это сто процентная информация. По крайней мере, костяшки привычно саднит, затылок ноет и в бедре стреляет. Всё по классике, очень привычно. Диван пол боком кажется слишком продавленным, до тошноты мягким. Леонидов замечает мутный взгляд, переступает через собаку, наливает в стакан воды и подходит к дивану. Его губы шевелятся, но Макс не слышит. Он вообще не слышит ничего. Гнездо забавляется с допотопным телефоном тоже беззвучно, Вахтанг удивленно бесшумно листает документы — настолько привычные звуки, что Максимов ощущает их на грани сознания, кожей, но мозг явно подаёт сигналы о том, что крик Лёши он не слышит. Остаётся только смотреть, потому что голос он сейчас не контролирует. Мысли тоже. Скажет что-нибудь не то Алексею: или громко, или пошло. По головке не погладят, а хотелось бы. Быть бы псом, ни забот, ни хлопот. Ну стреляют, а в кого нет? Кормят, гуляют, все любят, гладят. Особенно Леонидов, после всего, что они прошли вместе. С Псом, разумеется. Его, Максимова, Лёша, к сожалению, не гладит. Хотя было ого-го сколько и маленькая тележка. И ещё столько же пройдут, если Гнездо наконец посмотрит в дуло своего пистолета и нажмёт на курок. Или он сам сделает. Прямо сейчас, пока его неприятный голос режет слух. — Гнездилов, завались, чё за кипишь? — сиплым, словно не своим голосом, произнёс Максимов, морщась от того, что звуки раздирают глотку. Леонидов сунул ему стакан. — Слышишь? Не пугай нас так, Максимов. Вон, — он кивнул на Игоря, — он чуть в штаны от счастья не наложил. Оно нам надо? Гнездилов отчётливо послал всех, в особенности довольного Вахтанга, и заработал грозный рык от Пса. — У, блохоферма проклятущая, — погрозил ему мужчина, но в кресло вжался и подобрал ноги. — Умер что ли кто? Что всполошились, други? — Макс с трудом принял вертикальное положение, Алексей помог, потянул за локоть, но от этого опер почти взвыл, прижимая руку к груди. — Прости, прости. Забыл, — виновато отшатнулся майор. Максимов потёр травмированную конечность. Пёс радостно крутился у его коленей, поскуливая и виляя хвостом. Мужчина чуть наклонился, сверху одной рукой обнимая собаку, похлопывая его по грудине и шее. — Чтобы вы все знали, это я поймал этого эс…эгс…кэ…бициониста. Извращенца, — гордо заявил Гнездилов, выуживая своё зеркальце на рабочий стол из залежей папок рядом с креслом. К вернувшимся в осознанный мир Максимову он потерял интерес, как только выдал очередную порцию бреда, которого, к счастью, Максим не слышал. — Оно не скажет, что ты на свете всех милей. Даже не пытайся, — фыркнул Макс, давя ладонью себе на солнечное сплетение. Вроде так и дышалось легче, и через колкую боль было легче воспринимать Леонидова. Стоит, нервничает, беспокоится, лица на нём нет. Бедный весь, осунулся. А рубашка почему-то другая, была белая с утра, а теперь голубая. — Ты когда успел переодеться? Алексей даже опешил от такого вопроса, сунул руки в карманы брюк и прищурился. — Я и не переодевался. — Ну так рубашка, галстук. Утром другие были, — как маленькому ребёнку объяснил Макс. — После того верзилы ты в отключке со вчерашнего вечера. — Понятно теперь. Ну раз уж страшный преступник задержан, то я имею честь, — ты бы с удовольствием поимел Алексея, придурок. Какая уж тут честь. Увести мужа у бывшей жены, который был твоим лучшим другом. Максимов поднялся, но тут же совершил попытку падения, даже не сообразив, что надо для начала переставить ноги и встать прямо. Леонидов подхватил мужчину и усадил его обратно. — Это сейчас что было? — ошалело спросил Макс, качая головой из стороны в сторону. — Сначала слух, теперь это, — неодобрительно покачал головой опер, в задумчивости проводя рукой от виска вниз и задерживая сгиб указательного пальца на ямочке подборка. — Побрился что ли? Когда успел, — проговорил Максимов, не отводя взгляда от лица Лёши. У него слева царапины от виска до угла челюсти, рассечённая губа и синяк на скуле. И гладко выбритые щеки. И тонкий порез на шее. — Что, прости? — Вахтанг подошёл поближе. — Что? — ответил Макс. — Что ты сейчас сказал? — Ух, набросились. Сказал, что это сейчас было. Что ещё то? — Это кратковременная амнезия, ты дурак или прикалываешься? — раздражённо спросил Алексей. — Погоди, погоди, — осадил его Леонов, — Что ты помнишь последнее? Макс задумчиво почесал бровь и ласково дёрнул Пса за бархатное ухо. — Чё помним. Глаза его серые, бесстыжие. Труп какого-то бизнесмена. Завод. Вы, опять глаза. Гнездилов уронил шляпу с головы, но даже не пошевелился чтобы ее поднять, так жадно он подался вперед. — Чьи глаза? — Какие к черту глаза, Леонов? Дайте я домой, а? — Макс нахмурился, — а как эксгибиционист связан с трупом? — Так он же ни хрена не помнил, — хрюкнул Игорь. — Да тихо ты, — махнул на него рукой Леонов. — Продолжай, Макс. Но бывший опер нахмурился и помотал головой. — Не, только это помню. Это я тебя разукрасил? —спросил он, обращаясь к Игорю. — Гляди-ка это помнит. Ишь чево, не ты, конечно. Я сам. В смысле, бантиды, — запутался в показаниях Гнездилов и замолчал. — Мастерство не пропьешь, — неловко пошутил Максим, улыбаясь уголком рта. Леонидов нахмурился и произнёс: — Парни, он ещё и бредит. — Неправда, — возразил Макс, вновь пытаясь встать, но Алексей легко толкнул его в плечо, и мужчина плюхнулся обратно. Пёс гавкнул, видимо одобряя такие методы. — Я, правда, домой. Мне там лучше. — Ну вот! Он же большой мальчик, пусть сам едет, — влез Гнездилов. Максимов хитро посмотрел на него и протянул: — Большой. Не то слово, — Вахтанг поперхнулся чаем, наблюдая как у Игоря в голове начинают вертеться шестерёнки — он уставился на Макса, наклонив голову как птица, размышляя. Лёша совершенно неожиданно покраснел, когда до него дошло. — Тридцать пять уже минуло, — с усмешкой сказал Макс, надевая шапку, пару минут назад служившей подложкой для головы. Леонидов раздражённо вздёрнул не сопротивляющегося мужчину за ворот куртки, придерживая за плечо. — Чёрт с тобой. Поехали, — Алексей с благодарностью принял от Вахтанга своё пальто и перекинул его через руку. До машины дойдет, потом наденет, хотя на улице далеко не осень. Но, как говорится, горячая кровь не даст замёрзнуть. Насчёт горячей крови, Алексей, конечно, погорячился, не мальчик ведь, но кое-кто горячим его точно считал. На этот раз не было никаких возражений, опереться на друга было действительно необходимо. Макс довольно улыбнулся, опуская голову, чтобы мужчина не видел, и, обхватив его за талию, поплёлся вместе с ним. Гнездилов проводил парочку подозрительным взглядом, переваривая довольную улыбку бывшего опера. Она была подозрительной и очень странной. С чего вдруг Максиму так улыбаться. Лена вылетела из-за угла и сразу на них наткнулась. Максимов подмигивает, не очень-то различая, где её лицо из-за свистопляски стен, потолка и собственных ног, а Алексей неловко улыбается, обнимая его за плечи. — Как он? — Елена кончиками пальцев приподняла максов подбородок, с опаской посмотрела на чуть безумную полуулыбку и качнула головой. — Я отвезу его домой, — произносит Леонидов, вместо «хватит его трогать, потрогай меня, я тоже пострадал». — Ему нужен постельный режим, я, наверное, заберу Пса, кто с ним гулять будет? — собака довольно ткнулась мордой в её руку. Лена погладила его и перехватила ошейник. — Лёш, останешься с ним? — Это уже ни в какие ворота, Леночка, — отозвался Леонидов. — Он же обязательно куда-нибудь поедет, — она обошла мужчин и легко поцеловала мужа в щеку. — Посиди с ним немного, пожалуйста. А потом хочешь я тебя сменю? — Вот уж дудки, — Леонидов устроил руку поудобнее и потянул мужчину за собой. Елена усмехнулась и потрепала Пса по голове, уводя его за собой в лабораторию. Макс сильнее сжал пальцы и ещё сильнее навалился на мужчину. — Идём, идём. Аккуратно. Дорога до дома Максимова заняла куда меньше времени, чем рассчитывал сам Макс, уютно устроившись на пассажирском сидении и из-под полуприкрытых век наблюдая за сосредоточенным Леонидовым. Если он закрывал глаза, то мир вокруг превращался в отвратную карусель по кругу, так что смотреть на Лёшу было куда выгоднее, чем в окно на пролетающие дома и людей. Алексей мягко въехал во двор, остановил додж у парадной и вылез из теплого салона, на улице накинул пальто и обошёл машину. Максим даже не подумал открыть дверь, оставаясь лежать головой на локте, так что, когда Лёша дёрнул на себя ручку, мужчина не вывалился из кресла только благодаря ремню безопасности, который, кстати, Леонидов ему и закрепил. — Ты как ребёнок, боже, — вздохнул опер и помог Максимову выбраться из машины. До квартиры они добрались с горем пополам, потому что у самой двери Макс принялся предательски терять сознание, всем своим немаленьким весом оказываясь в руках у Алексея. Скептически оценив свои силы, Леонидов усадил мужчину прямо на пол лестничной клетки и проверил карманы куртки, затем джинс, вытаскивая ключи. Прикосновение через тонкую ткань штанов к крепким бёдрам было неожиданно обжигающим. Отгоняя непрошенные мысли, Леонидов распахнул дверь в квартиру и затащил Макса, так и не пришедшего в сознание, в коридор. Алексей захлопнул входную дверь, повесил пальто и шарф на вешалку. Подумав, он скинул пиджак. Теперь предстояло освободить Макса от верхней одежды. Лёша присел на корточки рядом с мужчиной и похлопал его по щекам. Последний даже не пошевелился, только голова мотнулась из стороны в сторону. Леонидов вздохнул: видимо придется дотащить Максимова до дивана. Морально готовясь к марш-броску, опер снял шапку и шарф с Макса, расстегнул и вытянул из-под него куртку. Кобура глухо ударилась об пол. Алексей сгрузил ношу на диван, пытаясь усадить опера, но Макс завалился на бок. Леонидов сел рядом, непроизвольно касаясь бедром лежащего, и откинул голову на спинку. Максимов неожиданно завозился и что-то нечленораздельно буркнул в покрывало. — Лёш, — Макс с трудом сел, Алексей пошевелился и приоткрыл один глаз. — Лёшенька, дорогой мой. Холодно. Можешь плед принести, а? — мужчина дружелюбно улыбнулся. Опер со стоном оторвал задницу от уютной ямки и потащился ко второму дивану. Производному дивана, диванному продукту, как назвала его Лена. Маленький, едва в рост Макса, какой-то не домашний, кожаный. На нем комом валялось клетчатое шерстяное одеяло, служившее для Макса пледом, и подушка в цветастой наволочке. На всякий случай Леонидов захватил всё и закрыл за собой стеклянные двери, возвращаясь к Максу. Скинул на него добычу и уже хотел сесть, но Максимов, устраиваясь пол пледом произнёс: — Лёш, может чайку? — и опять улыбнулся так тепло, улыбкой, которой просто невозможно было отказать. — Хорошо, ещё что-нибудь? Принести твой арсенал — будешь чистить? Тапочки? Петлю? — Да будет тебе. Чай просто. Там ещё печенье есть на холодильнике и пряники в ящике, — до ужаса хотелось закрыть глаза, но в темноте под веками притаилась куда большая свистопляска ощущений. С открытыми глазами Макс хотя бы может контролировать вещи и себя в пространстве, нельзя только концентрироваться на чём-то одном. Хорошо хоть Леонидов шевелится, это спасение. Наблюдать за его руками, жестами, действиями. — Пока в ящике только Глок, а всё нашёл, — Леонидов чересчур агрессивно зашуршал пакетом, разрывая его и один пряник весело ускакал по стойке. Поставив греться чайник, Алексей полез за печеньем и заодно глянул в холодильник. — Ого, это еда что ли? — развеселился он. — Есть немного. Ты же не думал, что я святым духом питаюсь? — Хочешь чего-нибудь? — Может пару сарделек на двоих и омлет? — Обнаглел? Я тебе прислуга что ли? Я моральная поддержка, — опять на что-то вспылил Леонидов. Закатывать глаза было больно так что Макс вместо тихой реакции решил выдать что-то среднее между стоном и шумным вдохом. Алексей рванул к нему. — Ты что? Ты в порядке? Макс, не молчи, пожалуйста, — обеспокоено зачастил мужчина, опускаясь на колени и с тревогой заглядывая в лицо Максимова. — А говоришь не прислуга. Самый верный камердинер, — лисья улыбка и морщинки в уголках глаз не оставили выбора. Лёша остыл так же быстро так и загорелся. — Дурак ты, Максимов, дурак. — Так чего там? — Да сварю, сварю. — Что-то ты, Лёшенька, зачастил с повторами. — Не ёрничай, — огрызнулся Леонидов ставя на газ миску с водой. Спасибо, что не собачью. Лёша принялся кружить по кухне и залу, пытаясь развлечь себя. Застрял у книжных полок. Макс водил глазами по комнате, пытаясь не повторяться в траектории — от этого болели глазные яблоки. — Максимов, а ты художественную куда переставил? В угол всё-таки? — спросил опер, мягко ступая за головой мужчины. — Да, всё там. — Я смотрю тут не только литература, а ещё и чтиво, — Алексей фыркнул, возвращаясь к дивану и кинул на грудь Макимова потрёпанный порно журнал. А увесистую книгу в зелёном переплёте аккуратно положил на столик. — Ой, а что это? — делано удивился Макс, держа журнал как можно ближе к лицу, но картинка на обложке все равно крутилась и перетекала из стороны в сторону перед глазами. Мужчина закинул художества за спинку. Леонидов издал короткий смешок и загнал журнал под диван носком ботинка. По комнате плыл славный аромат варёных сарделек. — Лёш, а можешь телефон принести? — Лёш, чашка. — Лёш, Лёш., — не то, чтобы Максимов издевался над опером намеренно. Скорее планомерно доводил до кондиции, хотя сам Алексей назвал это состояние до «ручки». — Может тебе ещё и книжку почитать? — сидящий на диване Алексей оторвался от чтения, закладывая палец между страниц и впиваясь взглядом в друга. — Было бы неплохо, — усмехнулся Макс. — Ну ты, — прищурился Леонидов, но устроился на диване поудобнее, мстительно перемещая вес на подсунутые под своё бедро максимовы ноги, и нашёл глазами оставленную строчку в книге. Пока Лёша читает, Максимов следит за его руками, движением губ, головы. Но этого оказывается мало, чтобы держать глаза открытыми и против воли Макс засыпает. Это получается само собой, словно кто-то выключил свет. Карусель мира прекращается и наступает тьма. В ней нет ничего особенного, даже цветной картинки сна. Но мужчина откуда-то знает, что спит. Через какое-то время сон приходит и ему упорно снится заснеженная тайга, лес и его тщетные попытки развести два костра из травы, сухих веток, такой-то ткани, коры березы и бог знает чего ещё. Почему-то один костер сделан добро, на совесть, вокруг него крепость из снежков, в даже дырка снизу есть, чтобы поддувать огонь. А второй из трёх веточек и кучи бересты, закрыт куском войлока. Макс мечется между кострищами, пытаясь разжечь огонь, но он постоянно гаснет. Мужчина представляется умелым разжигателем, командует остальными, чтобы устраивали ночлег. Но огонь так не может зажечь. Алексей засыпает в процессе чтения. Он не понял, в какой момент перестал читать вслух. Зато, когда сдался сну и откинулся на спинку дивана помнит. Книга скатывается по груди и застывает на бедрах, от малейшего движения готовая по-варварски упасть на пол страницами вниз. Опер не услышал, ни звона ключей в замочной скважине, ни цоканья каблучков, ни умильного хмыка своей жены, ни шороха пакета. В котором, как оказалось, были ещё теплые контейнеры. Судмед поставила их на стойку, нашла ещё один плед и укрыла Леонидова. Из сумки достала таблетки для Максимова, поставила их на столик на записку с информацией как принимать. От её тихой возни проснулся Макс. Он наблюдал за Леной из-под прикрытых век, кажется мир пришёл в норму, фокусироваться всё ещё тяжело, но хотя бы лицо перед глазами чёткое и не плывёт. — Привет, — тихо произнёс опер, поворачивая голову на подушке. — Разбудила всё-таки. Извини, — Елена налила в стакан воды, достала из баночки две черные капсулы и на раскрытой ладони протянула мужчине. Макс не обращает внимания на таблетки, а смотрит на неё долго, своим чёртовым взглядом, которому стоило бы дать премию «самый грустный собачий взгляд», берёт таблетки осторожно касаясь ладони тёплыми пальцами и это как разряд тока. Женщина внимательно смотрит на опера, растянув губы в ухмылке. — Это что было? — недовольно бурчит из угла дивана Леонидов. — Что такое? — Лена смотрит на него в упор, чуть наклонив голову, переводя взгляд на Максима. — Вот это опять! Переглядки ваши. — Леонидов, если ты не доверяешь своей жене, то мне просто не о чем с тобой говорить, — шипит Лена и вылетает из квартиры, рассерженно стуча каблуками по полу и хлопая дверью так, что в большой комнате мигает свет. — Лёш, ну ты бы помягче, а, — тянет Максимов, выпутываясь из пледа. Голова после сна кружится куда меньше, и мужчина пробует сесть. Алексей вскипает и без предупреждения впечатывает кулак в лицо Макса. Последний неловко валится, оказывается погребён под весом Лёши и отвечает ему ударом под дых. Леонидов отскакивает, но валится на пол из-за столика. Ошалевший Максимов трогает языком разбитую губу. — Дядь, ты совсем сдурел? Хочешь подраться давай на равных, дай встать, — он изо всех сил старается сдержать злость и раздражение в узде, смотрит перед собой, сжимает пальцами колючий плед. — Да чёрт с тобой. Прекращай вот это всё с Леной, — Алексею становится почему-то жалко такого Макса, немного потерянного, с каплями крови на подбородке, явно пытающегося сфокусироваться на нем, на Лёше, но его заметно ведёт, словно он напился. Максу хочется крепко послать мужчину. Алексею непонятно почему он так взъелся. На кого именно? На Лену с её теплой улыбкой, с хитринками в глазах? Или на Максимова с его глубоким, проникающим пол кожу взглядом? Почему она не смотрит на него, на Лёшу, так? А Максимов уж точно на него так не посмотрит. Леонидов кивает Максу на контейнеры: — Еда, — и уходит, не прощаясь. Максим пытается встать, его сильно штормит, он налетает на стул бедром и почти падает, ножки натужно скребут под его весом, но мебель тормозит и опер на негнущихся ногах доходит до столешницы. Всё тело ощущается чужим, мужчина подозревает, что всё дело в лениных таблетках, но всё-таки до контейнеров дотягивается. Открывает первый попавшийся, в нём оладья. Опираясь на стойку, Максимов закидывает остальные в холодильник и доползает до дивана с контейнером в руках. Мужчина уже не пытается побороть круговерть, а слиться с ней, плыть по течению. В какой-то момент это становится не то, чтобы приятным, просто не таким отвратительным. Оладьи нежные, сверху что-то сладкое, возможно пудра. Макс облизывает пальцы и задирает голову, на белом потолке пятно, которое ему обычно жить не мешает, но вот именно сейчас невозможно бесит. Наконец приходит понимание, что потолок стоит на месте, как и люстра. Теперь можно спокойно закрыть глаза. Максимов честно отлежался на диване до утра. В шесть часов на удивление легко открыл глаза, словно и не спал, хотя тело заявляло, что сон был, причём очень качественный. В душ Макс залез уже после нескольких десятков отжиманий и растяжки. Захотелось включить что-то вроде зарядки от Высоцкого, радио, телевизор. Ему чего-то не хватало: движения, в чае больше сахара, меньше соли в рагу, принесённом Леной, больше перца, нет приправам. Опер вымыл контейнеры, почистил табельное, убрался по верхам в квартире, достал старый ручной пылесос, почистил диван, вымыл пол и даже перебрал книги. К девяти часам энергии всё ещё было выше крыши. Максимов принял таблетки, которые принесла Лена и поехал в участок, сидеть дома сегодня он точно бы не смог.***
Леонидов влетает в лабораторию. Лена вздрагивает и капает больше реактива, чем нужно, в пробирке опасно шипит и цвет из розового становится фиолетовым. — Леонидов! — она недовольно сдёргивает перчатки и снимает защитные очки. — Скажи честно, тебе Максимов нравится? — начинает Лёша, ставя ладони на стол, перекрывая женщине пути отступления. — Я всё ещё не хочу с тобой разговаривать, — Жарова отвернулась от его лица, складывая руки на груди. — Это важно, пожалуйста. Ответь. — Ты мне не доверяешь. Мне это не нравится. — Я уже сам себе не доверяю, — горько произносит мужчина, отходя от неё и падая в кресло. — Ты вот сейчас про что? — резко спрашивает Елена, всё ещё злясь на мужа. Очень просто было бы сейчас выгнать мужа из лаборатории и ждать пока он сообразит, что своим недоверием доводит, но его виноватое лицо говорило о многом. — Ни про что, — огрызается Алексей. — Лёш, либо ты со мной нормально разговариваешь, либо уходишь, — повышает голос Елена, и в этот момент хлопает дверь. По походке они оба узнают Максима. — О, а я вот тебя искал, — неуверенно начинает Максимов, смотря на Лёшу. — Но не нашёл вот. К Лене пришёл. — Зачем, — лицо у Алексея недоброе, суровое, насколько это возможно с такой комично острой бровью. — Ты почему не дома? Тебе нужен постельный режим, — переводит на него своё внимание женщина. — Да вот, контейнеры. И делать что-то охота страшно, — тянет Макс, показывая коробочки. — Сколько таблеток ты принял? По инструкции? — Жарова дёргает уголком губ и берёт их, не касаясь максимовых рук, почти демонстративно, чтобы Лёша видел. — Там была инструкция? — строит из себя дурачка Макс, ухмыляясь. — Ну знаете, — фыркает Леонидов и вылетает из лаборатории. Ему не хватает рассерженного жеста женщин, когда они отбрасывают волосы за спину или недовольно поворачивают голову с высоким хвостом, хлёстко попадая по лицу. Ещё хорошо бы плащ, развевающийся от стремительной походки. Этакий герой романов и прошлых эпох. — Сколько ты принял? — Смотри, в первый раз добровольно оставил нас тет-а-тет, — хмыкает Максимов, засовывая руки в карманы. — Не смей переводить тему и мы не совсем одни, Лена не улыбается, сурово смотрит прямо в глаза. Максимов слышит цоканье когтей, и Пёс ныряет под его руку, прижимаясь тёплым боком к ноге. — Привет, дядь, чё это ты меня с опозданием встречаешь, — бубнит себе под нос Макс, проводя ладонью по собачьей морде. — Максимов, — начинает Лена. — Ну три, наверное, — отзывается сидящий на корточках мужчина. — Там всего две в сутки, и я дала тебе две вечером. У тебя передозировка. Сядь, она отодвигает ящик стола, достаёт перекись и ватные диски. Такому тону Максимов повинуется и садится на стул. Жарова крепко держит его за подбородок и светит в глаза фонариком. Хочет промокнуть ранку на губе, но мужчина едва дёргает головой и Лена отпускает его. — Хоть по часам приходи и корми тебя лекарствами, — она качает головой, — Не пей больше. Голова кружится? Болит? Что с губой? Это Лёша? — Нет, — почти честно врёт опер. — Ты мне лучше скажи, вот что это сейчас было с Леонидовым, — он встаёт со стула и опять садится на корточки, наглаживая Пса за ушами, дуреющего от такого внимания хозяина. — Поговори с ним, — она отходит к столу, поворачиваясь спиной, звенит пробирками. — Леночка, ну это же твой муж, а не мой. Вот сама и говори. — Пожалуйста, — она смотрит сверху вниз, мнёт левой рукой полу халата, не замечая этого. — Ему нужно поговорить с тобой. Ты поймёшь почему. Пожалуйста, Макс. Да, давненько она не назвала его по имени. Всё Максимов, да Максимов. Опер сдался. — Хорошо. Но я не ручаюсь за свои слова. — Спасибо. Макс поднимается, хлопает себя по бедру — Пес весело трусит вперёд, выходит из помещения, отправляясь на поиски мальчика нежного, кудрявого и влюбленного, а ещё очень ревнивого и красивого. Леонидов в кабинете, один, варится в соку собственной злости и рычит на Макса, осторожно приоткрывшего дверь. Пёс просачивается и вместо дивана подбегает к Алексею, укладывая тяжёлую голову ему на колени. — Лёшенька, давай поговорим, вкрадчиво, тихо и спокойно, как с ребёнком. — Нам не о чём говорить, — огрызается. Он бы встал и ушел, хлопнув дверью, но Пес не даёт, ворчит и приходится довольствоваться малым — он отворачивает голову. — Это мне с тобой не о чем говорить, а вот тебе есть, что мне сказать. Максимов выдергивает ключи с той стороны и закрывает дверь, оставляя связку в замке. — Ты её любишь? — в лоб спрашивает Леонидов, собака не даёт ему вскочить и начать метаться по кабинету. — А ты её? — отвечает вопросом на вопрос опер, присаживаясь на стул у стола Леонова. — Это не твоё дело. — Лёш, вы с Леной у меня вот где, — тычет себе пальцем в горло Максимов, — но вот зато мне крайне импонирует ваша совместная реакция на меня. — Ты дразнишься что ли? — поражено поднимает на него глаза Алексей. — Это ты сказал, — Макс вряд ли произнесёт в слух, что он не только дразнится, а пытается довести сразу обоих. Вывести на окончательную реакцию. Алексей всё ещё недоверчиво рассматривает его лицо, слишком внимательно, для человека, который просто решает верить или нет. Максимов на этот раз не упускает этот внимательный взгляд. В какой момент он оказался между двух огней: взрывоопасным Леонидовым, который любое слово воспринимает штыки и с минуты на минуту готов сорваться, взбеситься, влезть в драку или кинуть стул в стену и Леной, опасно спокойной, едко бросающуюся замечаниями, точно в цель, и донельзя холодной. Глаза как воды мирового океана, собранная, ни грамма улыбки. А между ними, он, Максимов, не до конца понимающий, что именно чувствует к бывшей жене и бывшему лучшему другу. Потому что Лена ласково касается его лица, когда ему разобьют губы, улыбается, так светло, так лучисто — солнце зашло в помещение. Она касается его плеча, когда отдаёт документы, пронзительно смотрит, пробирающим до костей взглядом, фыркает на замечания, заразительно смеётся от шуток, язвит и перебрасывается с ним ничего не значащими, смешными только для них фразами. А Леонидов совершенно по-детски дуется на их секреты, смех вдвоём. Но всё равно, бывший лучший друг, с каждой новой встречей становится, если не другом, то по крайней мере, хорошим товарищем, на которого можно положиться. Почти всегда. Он отдаёт себя словно без остатка, но утаивает часть. Протянет руку помощи, но в последний момент. Будет злиться и бить Максу лицо, пока на бывшего опера не наставят ствол. А ещё он умеет выдавать совершенно очаровательные смущённые и довольные улыбки. Чуть наклоняет голову вбок, в уголках глаз собираются редкие лапки. Если он сделает так и попросит прощения за то, что увёл Лену, Максимов простит. Он, если честно, уже простил. И без всяких улыбок. Всё ему простит просто за то, что он иногда бывает рядом, не осознавая всю свою ценность, попадая в самые тяжёлые моменты его жизни. Максимов простил бы ему своё собственное убийство. Максим видит взгляды Леонидова, замечает прикосновения Лены к мужу невинные, но такие говорящие: мазнёт кончиками пальцев по тыльной стороне ладони, прислонится плечом к груди Лёши, встанет рядом, касаясь ладонью его спины, украдкой поцелует в щёку, накроет его руку своей, сядет так, чтобы касаться его колена своим, положит кисть, словно невзначай, на плечо, пока он сидит. Куда ему вклиниваться в их отношения? Это слишком неправильно, зря он всё это затеял. Вот и хочет, чтобы они либо отказали, в грубой форме, но вдвоём, либо сделали что-то ещё. Что именно Макс не хотел даже представлять. В кабинет вежливо постучали. Кажется ногой. — Купи цветы, сходи извинись и дальше наслаждайтесь друг другом, — фыркает Максим и отпирает дверь. На пороге гора папок с ногами Вахтанга. Макс перехватывает половину и сгружает на стол оперативника. Леонов окидывает их подозрительным взглядом, но ничего не говорит, только задерживает взгляд на разбитой максовой губе. Вопросительно поднимает брови. — Звезданулся. С дивана, — хмуро сказал мужчина. — На мой кулак, — под нос говорит Леонидов, но Вахтанг слышит. Алексей дёргает на себя дверь, сталкивается с Гнездиловым и вылетает в коридор. Леонов только и видит за стеклом полы его развивающегося голубого пиджака. Побежал за дорогущим букетом. Максим переводит взгляд на Вахтанга. — Это что? — Выписки последних лет по делу, надо подправить. Плюс вот тут дела, которые вели стажёры, тоже надо изменить, — Леонов подтянул к себе верхнюю папку и клацнул по пробелу клавиатуры, пробуждая компьютер. — Помочь? — Не понял, — удивлённый мужчина даже отложил ручку. — Говорю, тебе помочь? — Максимов, ты что писать умеешь? — насмешливо фыркнул Игорь, раскладывая по столу гадальные карты. Опер подошёл, заинтересовано разглядывая его очередное хобби. — Не только писать, но ещё и читать, особенно карты. Вон, тебе ждёт разорение, боль и страх. — Чемво? Какое засорение? — недоверчиво произнёс капитан, зависая с очередной картой. — В башке у тебя засорение, — доверительно сообщил Максим, наклонившись к Гнездилову. — Да иди ты! Максимов плюхается на стул Леонидова и включает его компьютер. — Вахт, давай, вещай. Леонов со всё ещё удивлённым выражением лица встаёт, тащит часть папок на стол к Максу и начинает разъяснения. За вознёй с документами они проводят почти весь день. Вяло переругиваются, хлещут чай с песочным печеньем, шутят над Гнездом. В конце концов, Игорь окончательно обижается и на рассерженных крыльях вылетает из кабинета, отговорившись крайне важными делами. В дверях сталкивается с Жаровой и нехотя пропускает её. Женщина недоуменно оборачивается на опера и переводит взгляд на Макса, в особенности на гору документов на столе Лёши. — Есть минутка? — Для тебя хоть целая жизнь, — без тени улыбки произносит Максимов. За Жаровой неожиданно возникает Леонидов с букетом, и с его лица сползает довольное выражение. — Не понял, — медленно произносит он. — Это мне? Как приятно, Лёша, — мурлычет Лена и уводит мужа с собой. Из коридора звучат её восторженное щебетание и ворчание опера. — Вот интересно, она его всё-таки распечёт? Уже ж рабочий день почти кончился. Время есть, — хмыкает Макс. Леонов предусмотрительно молчит, улыбаясь куда-то в стол, не поднимая глаз. Максимов закрывает последнюю папку и тоже выходит из кабинета. Пёс продолжает дрыхнуть на диване и даже не открывает глаза, когда хозяин уходит. Вахтанг усмехается, словно ему известно куда больше, чем следует. Мужчина ставит чайник, достаёт растворимый кофе из ящика и принимается колдовать над кружкой. Сидеть ему с этими документами ещё долго, несмотря на помощь Максимова. А уж то, что опер уже не вернётся в кабинет ради помощи было понятно по сверкнувшим глазам и хищной походке. А с Псом он, Вахтанг, придумает, что делать. Леонидов бесится, но Лена уверенно затаскивает его в лабораторию, отбирает букет и ставит в вазу на тумбу, пока мужчина меряет шагами маленькое пространство между столом и стойкой с реактивами. — Лёш, — женщина ловит его за руки и мягко целует тонкие губы. Это всего лишь краткое прикосновение губ, от которого Алексей сразу остывает и обвивает руки вокруг её талии. Сегодня на Жаровой бежевое платье в крупную вязку и длинные черные замшевые сапоги, которые стоили куда меньше, чем можно подумать, но выглядели очень эффектно. Под платьем — он знает, у неё только чёрное нижнее бельё. Сам утром наблюдал как она в спешке накидывает платье, пальто и сапоги. И властно приказывает ему, уже одетому торопиться. — Ну чего ты? — спрашивает Елена, когда его губы сползают на шею и легко прикусывают. — Мы на работе, Лёша. На работе. Руки Леонидова опускаются ниже, сам он подталкивает женщину к массивному столу для исследований. Пробирки в штативе опасно звякают. — Подожди, пожалуйста, — шепчет она и отстраняется. — Перевозбудился что ли? — насмешливо произносит Лена, но тянется к реактивам, чтобы переставить их на другой стол. К последней стойке приходится тянуться через весь стол, потому что Леонидов прижался сзади, поставил ладони по бокам и не отпускает. Он целует выступающие позвонки, от чего колбы в её руках опасно дрожат. — Лёша, пожалуйста. Ты не закрыл дверь. Мы на работе, — ей очень хочется не думать о том, где они и насладиться уверенной и крепкой хваткой мужа, его телом, прижимающимся к спине. Она разворачивается в руках Леонидова и неожиданно оказывается сидящей на столе. В лабораторию тихо заходит Макс. Он видит то, что творится в лаборатории и по-хорошему ему бы надо так же осторожно выйти из помещения и закрыть дверь на ключ с той стороны, но мужчина закрывает её со своей и застывает у стены. Алексей отрывается от жаркого рта жены, и его расфокусированный взгляд скользит по замершему столбом Максимову. Кажется, что он не одобряет, но горящие глаза, пожирающие тонкую, гибкую Лену и растрёпанного Лёшу, говорили сами за себя. Леонидов ловит себя на недопустимой, шальной мысли, что хочет, остро хочет попробовать его губы на вкус. И собственно какого хрена, учитывая, что секунду назад Лена самозабвенно целовала его и позволяла на работе лапать. Жарова недовольно скрестила ноги на его пояснице и повернула голову, чтобы понять, куда так долго смотрит Алексей, не уделяя ей должного внимания. И вдруг Лена отчётливо видит странноватый взгляд мужа, направленный на Макса, его заалевшие щёки и кончики ушей. Всё его странное поведение за последнее время, сегодняшний день — складываются в чёткую картинку. — Максимов, ты так и будешь стоять или всё-таки присоединишься? — насмешливо спрашивает женщина, крепче сцепляя ноги на мужчине, потому что от её предложения он явно был не в восторге. Одно дело думать, а другое проверять на практике и реально звать. Макс кивает, оттягивает ворот водолазки и подходит ближе. Его взгляд останавливается на платье, неприлично задравшимся до середины бедра, открывшим нежную молочную кожу. Между её ног стоит ничего не понимающий Леонидов. — Это как-то неправильно, — хрипит Лёша, когда цепкая рука Максимова тянет его за галстук и жёсткие губы прижимаются к его собственным прямо над плечом Лены. Поцелуй на пробу, но Максим всё равно ломает языком сопротивление, наматывает ткань галстука на кулак, из-за чего Лёша впечатывается в его рот сильнее. Горячий язык гладит нёбо, кромку зубов. Лена смотрит на них прикусив губу, всё действие разворачивается прямо перед её глазами. Ей хочется инстинктивно высунуть язык и тоже попробовать. Слишком непривычно, горячо и неожиданно красиво. Угол лёшиной челюсти смотрит прямо, видно, как под кожей перекатываются мышцы. Максимов ведёт, уверенно занимая главенствующую позицию. Жарова чувствует, как собирается в комок возбуждение, в помещении становится жарко, а в трусах неприятно мокро. Женщина шевелится, мужчины разрывают поцелуй. Лёша тяжело сглатывает, трогает пальцами губы, смотрит в глаза улыбающейся Лене и потрясённо молчит. — Хорошо, да? — хитро спрашивает она и тянет руку Максимову, цепляя его за шлёвку джинс, притягивая, заставляя сделать пару шагов, чтобы обойти стол. Макс легко толкает его бедром и двигает её по столу, отчего Леонидову приходится переставлять ноги, чтобы не упасть. Лена чувствует коленом грубую ткань джинс. — Можно? — он кивает на Лену, спрашивая разрешения у обоих. Лёша качает головой, но не отходит. Женщина закатывает глаза и длинно выдыхает, подставляя лицо. Макс ласково опускает руку ей сзади на шею и тянет на себя. В этом положении он крепко прижимается к Леонидову плечом и боком, зажимая её ногу между ними. Коротко смотрит на закрытые веки, лоб, нос и прижимается ртом, опять врывается, сметает сопротивление, Лена выгибается навстречу, хотя казалось, что больше некуда. Распахивает глаза и смотрит на мужа. Он шумно сглатывает: вторую руку Макс успел закинуть ему за спину и сжать ягодицы. Лёша ревниво тянет его за подбородок на себя — слишком понравилось. Максимов усмехается, лижет чужие губы и ловит ртом язык. Лена подаётся вперёд и целует Леонидова над воротом рубашки, там, где он любит. Мужчина вздрагивает. Максова ладонь с задницы исчезает, но тянет его за ремень сзади. Максимов осторожно разводит ноги Лены и наконец вытаскивает мужчину из захвата. — Давайте поедем отсюда, а? — хрипло произносит Макс, поглаживая бедро Лены под платьем, забирается чуть дальше по внутренней стороне и держит вторую руку на спине Лёши, чувствуя под пальцами напряжённые мышцы. Жарова наклоняется к нему, целует в щеку и произносит: — Для начала мы можем сделать всем приятное, а потом уже поехать к нам, всё-таки двуспальная куда лучше, чем твой диван. — Всем? И как ты предлагаешь? — мурлычет сбоку Алексей, млея от максовых поцелуев в шею. — Туда, сюда, обратно. Тебе и мне приятно, — тянет Лена и разводит ноги. Платье опять задирается, обнажая бёдра. Шаловливая рука Макса уже не просто сжимает задницу опера, а конкретно двигается к центру, с нажимом проводя по шву брюк. Алексей крупно вздрагивает. — Да не боись. Я просто помацать хочу, а? — Ну раз помацать, — бормочет Леонидов и, неожиданно сильно, с хлопком об ягодицы, притягивает к себе Макса в плотную, сжимая до боли в пальцах. Из Макса вырывается удивленный выдох, когда он ударяется грудью об Леонидова. Его руки ложатся на пояс брюк, забираясь под пиджак. — Руки помойте, — доносится насмешливый голос, словно через вату. Мужчины отмирают, переглядываются и, толкаясь, идут к раковине. Пользуясь короткими мгновениями спокойствия, Жарова спускается со стола, избавляется от сапог и собирается стянуть платье, но к спине прижимается крепкое тело, чьи руки мигом забираются под подол, а спереди возникает улыбчивый Алексей, перехвативший её кисти. — Не так быстро, — мурлычет Максимов и прикусывает её шею, его тёплые руки скользят по животу, бёдрам, задирают платье выше и выше. Леонидов завладевает губами Лены, нежно лаская языком. Его достаточно прохладные пальцы тянут вниз её бельё. Жарова вздрагивает от контраста, но расслабляется, откидываясь на Макса. Алексей возвращает руки на её спину, просовывая ладони между Максом и Леной. Лобок гладят по часовой стрелке, крепко прижимаются бёдра и она чувствует задницей стояк. Рука скользит ниже, накрывая её естество. Жарова неосознанно толкается в руку, но только мажет по ней смазкой. Алексей отрывается от её рта и скользит по телу ладонью вниз, сталкиваясь пальцами с Максимовым, накрывая и направляя. Лёша целует мужчину над плечом жены и вместе с ним широко приводит по нижним губам, управляя пальцами опера. Они собирают смазку, кружат, ласкают. Лена поднялась на носочки, вцепилась в руку Максимова поперек живота, стала толкаться бедрами, в тщетной попытке получить больше. — Лёш, — бормочет Макс, облизываясь. Платье они стягивают в две руки, стараясь не обделить вниманием каждый новый участок кожи. Разочарованную Елену подсаживают на стол, заставляют лечь наискосок и закинуть ноги на столешницу. Максимов прижимается к Алексею сзади и дёргает пиджак с плеч, легко толкается грудью и наклоняет мужчину. Пока он возится с ремнём и брюками, Лёша целует её ключицы, ласково засасывая кожу, лижет торчащие соски, спускается ниже. Жарова хочет стыдливо свести колени, но взгляд Максимова останавливает её. Мужчина жадно рассматривает, и она разводит ноги. Опер сглатывает, не отрывает глаз от неё и заставляет Лёшу уткнуться лицом ей в вагину. Она стонет, смотря ему в глаза. Алексей широко ведёт языком по складкам, собирает смазку и сглатывает. Елена дёргает бедрами навстречу. — Дверь? — едва слышно произносит она, как только Алексей прерывается на секунду, чтобы помочь себе пальцами. Его руки ласкают её соски, от чего Лена уже плохо соображает. Слишком много прикосновений для одной её. Женщина выгибается, хочет быть ещё ближе, ещё больше. Максимов вместо ответа кивает и поворачивает галстук майора узлом на спину, ослабляя его, выдергивает рубашку из брюк. Леонидов невразумительно мычит внизу, в неё, посылая мурашки по коже. Его язык теребит клитор, поглаживает. Руки Макса гладят и сжимают Лёшу внизу, отчего мужчина толкается вперёд, в пальцы, одновременно погружая язык и пальцы во влагалище, она чувствует его уверенные движения и от этого хочется ещё громче стонать. Движения языка мощные, опер помогает себе пальцами, кружит, легко сжимает и потирает. Лена безбожно течёт и стонет. Максимов мечется к рабочему столу Лены, ненадолго отрываясь от мужчины. Алексей протестующе высоко стонет, желая вернуть тепло и вес чужого тела, чувство крепкого стояка у задницы и умелые руки в пах. Макс разогревает смазку парой сильных выдохов, опять прижимается к нему, обхватывает член кулаком, сходу беря быстрый темп, но тут же останавливается. Он трёт уздечку, ласкает только головку, сжимает яйца — Лёша гладко выбрит внизу, Лена только так любит. Леонидов измывается над её удовольствием, по подбородку течет слюна со смазкой и он ловко доводит её до края, но тут же убирая язык от комочка нервов. Вставляет три пальца, смотрит как она выгибается. Большим обводит клитор. Его рука двигается все быстрее, почти в бешеном темпе, вторая массирует клитор, язык он уже не использует. Макс держит его одной рукой, крепче чем нужно, на бедрах точно останутся следы пальцев, но с каждой секундой хватка все крепнет, потому что Жарова окончательно перестает себя контролировать и вцепляется в мужа дрожащими пальцами, тянет на себя, и Леонидову просто не удержаться. Она почти кричит от удовольствия, когда кончает, забрызгивает даже Макса, который не перестает двигать рукой по члену Леонидова. Лена обмякает, тяжело дышит, её бедра все ещё конвульсивно дёргаются. Рубашка Леонидова немного мокрая, с пальцев капает. Он запрокидывает голову на плечо Макса и гортанно стонет, когда мужчина ускоряет темп. Жарова приподнимается на локтях, Максимов видит, что ее вагина всё ещё сжимается и сам крепче сжимает кулак. Второй рукой он поддерживает Лёшу поперёк груди. Наконец он кончает, захлёбываясь стоном. Капли спермы долетают даже до ног Лены. Она заинтересованно собирает их. Алексей наклоняется над столом, прижимаясь плечом к её голому бедру и тяжело дышит. Жарова с помощью Максимова садится и ловит его губы пальцами, предлагая попробовать. Макс не отказывается, лижет подушечки. — Охренеть, — раздаётся от Леонидова. Максимов довольно улыбается. Собственное возбуждение уже причиняет боль, и он сжимает себя через джинсы. Леонидов, краснея, тянет пальцы его правой руки в рот, но так, чтобы было видно Лене. Макс замирает. Юркий язык скользит по фалангам, осторожно касается подушечек, слизывает сперму. Мужчина мягко касается неба и зубов Лёши. Алексей облизывается, тянет на себя Максимова, толкая в сторону кресла. Опер почти падает в него, откидываясь на спинку. — Не трогай себя, — бормочет Лёша и помогает Лене дойти до Макса. Она садится рядом, в пол-оборота, закидывая ногу ему на колени. Алексей пристраивается на подлокотник. Елена фыркает и устраивается на его бёдрах, правой ногой он чувствует, как намокли джинсы в том месте, где она прижимается. Максимов тянется, чтобы её поцеловать и она пылко отвечает, не переставая, впрочем, двигаться, джинсы под ней промокают. Алексей шумно дышит рядом и тянет на себя ремень. С тихим звяканьем он раскрывается, Лена расстёгивает максовы штаны, запускает руки ему в бельё. Макс поворачивает голову и натыкается на лёшины боксеры в мелкий цветочек, громко фыркает, выражая неодобрение, но прежде, чем успевает что-либо сказать, Леонидов резко сжимает его челюсть, кусается и затыкает поцелуем. В отместку за их маленький перформанс Лена на сухую жёстко трёт уздечку, от чего Макс почти скулит, а сбоку раздаётся довольное хмыканье. Жарова предлагает мужу присоединиться. Алексей тянется за смазкой и гладит возбужденный член опера. Максимов сквозь зубы матерится и подбрасывает бёдра, он привык жёстко, быстро дрочить в душе, чтобы не зацикливаться, не вспоминать никого лишнего. Простая физиологическая потребность. Но Жарова на его коленях, пытается придавить его, сползает чуть ниже, чтобы было удобнее и накрывает ладонь Лёши. Максовы руки наконец находят куда пристроиться. Его пальцы погружаются в Лену, двигаясь в таком же темпе как они ему дрочат. Второй рукой он притягивает к себе голову Леонидова, затягивая в поцелуй. Алексей борется с ним языком и побеждает: Максимов хрипло стонет ему в рот и рвет рубашку, так сильно сжимает пальцы. Лена и Лёша мастурбируют неловко, постоянно сбиваются с ритма, от чего Макс рычит на них обоих. В конце концов, он дёргает Лёшу за руку, тот неловко соскальзывает на пол между разведенных ног. Опер неловко примеряется, лижет по всей длине, во рту остаётся привкус смазки и природный вкус Максимова. Это оказывается неожиданно возбуждающе. Поэтому на удивление после всего у него снова встаёт. Головка во рту оказывается горячей, гладкой и ложится на язык как леденец, Максим с трудом сглатывает и начинает погружать член в горячий рот. Леонидов мычит, отстраняется, не хочет задохнуться. Он пробует снова, сосредоточенно обсасывая головку, но не опускаясь дальше. Жарова окончательно завладевает ртом Максимова, активно мешая ему сосредоточиться на Лёше, чтобы позорно не кончить раньше времени. Он пытается отвлечь женщину, надрачивая клитор и у него получается. Её руки, орудующие в паху опера, мешают Алексею, но он только протестующие мычит и пытается оттолкнуть пальцы. Максим беззастенчиво подмахивает, трахая рот Алексея, впрочем, удерживая себя от того, чтобы держать его голову неотрывно на своём члене. Последнему приходится двумя руками удерживать любовника за бедра и постоянно менять угол, с каждым разом старательно пытаясь взять больше. Макс ускоряется и хочет предупредить Леонидова, но Лена зажимает ему рот ладонью и засасывает кожу на шее. В этот момент опер кончает, стонет в руку Елены и пытается восстановить дыхание через нос. Лёша остаётся на полу, принимает почти всё и сыто облизывается. Сперма попадает ему на подбородок, он стирает ее большим пальцем и слизывает. Максим доводит Лену до оргазма, она сжимается вокруг его пальцев, кусается и тонко стонет на одной ноте, пока он кружит пальцами по клитору, продлевая её удовольствие до конвульсивно сжатых бёдер. Лёша опять лезет на подлокотник и наклоняется к мужчине. — Домой, пожалуйста, поехали, — стонет Леонидов, по животному лижет шею Макса и впивается коротким ногтями в бедро Лене. — Тебе мало? — удивляется Максимов, заводя руку ему за спину, натягивая галстук. Алексей дёргается и хрипит. Лена заинтересовано вертится в руках мужчины. — Тебе нравится удушение? — она целует Максима в щёку, хитро посматривая на мужа. — Ему нравится удушение? — вопрос адресован Елене, хотя Максимов смотрит на Лёшу, ухмыляется, потягивает галстук. — Мне нравится удушение, — уши опера предательски алеют, он сжимает бёдра, стараясь унять возбуждение. Макс и Лена заговорщически переглядываются.