Костёр.

Леся думает, что Костя не слишком подходящее имя. Он больше Костёр. Эта мысль была у всех, но озвучил её только Смирнов, как обычно флиртуя, но вышло хреново. Гром надменно курил, с таким видом, будто ему больше всех надо и бесил всех даже больше, чем Юра. Больше всех бесил он конечно Прокопенко, который каждый божий день заводил шарманку, что у Кости сын и его некому будет воспитывать, если тот умрёт. Нет, воспитывать то конечно будет Федя, он же всё-таки крёстный, но упрекнуть Грома в его стиле жизни было святым. Леся в принципе Федю понимала. Вот будь у неё такой сын, как Игорёк — она бы может и работать на пошла, тряслась бы за него. Игорёк Гром был копией своего отца, только мягче, видимо ещё не спелый Гром. Наверняка если бы люди были овощами, то был бы отдельный сорт — Громы. Вот Игорёк совсем зелёный, а Костя самый сок этого самого Грома. У Кости дома был магнитофон и все кассеты Боярского. Видимо у кого-то была непреодолимая любовь к мужикам с усами, они у него были не только в жизни, но и в песнях. Шестакова, сидя за столом и уже полчаса пытаясь выпить кружку кофе, смотрела на полураздетого мужчину с сигаретой в зубах и который пытался приготовить яичницу. Слава Богу, Игорёк не видит такой же полураздетой «тёти Леси». Игорька услужливо забрал Прокопенко. Федя вообще всегда помогал, наверное за это все его и любили. Он поупирается и всё равно поможет. Разве что со Смирновым это не работало, хотя наверняка Федя, словно мамочка совал ему в руки деньги при первой же возможности. Леся вдруг хмыкнула своим мыслям, обращая внимание мужчины на себя. — Над чем смеёшься? — туша о пепельницу сигарету и подойдя к столу, спросил Гром. Леся подняла на него смешливый взгляд. Такой серьёзный и хмурый, словно не с девушкой говорит, а с преступником. Но Леся то знала, что он просто не умеет по другому. И этой подпаленной яичницей со скорлупой, которую он поставил перед ней — он проявлял любовь. Любви у Грома было много, только вот крылась она где-то внутри него. И внутри яичницы. Сзади подвывал Боярский. — Да так, — улыбнулась Леся, оставляя чашку. — Надо мной? — нахмурился Костя и прищурил глаза. Леся узнала этот взгляд и рассмеялась. Сильные руки Грома подняли её за талию и уложили на диван. Его могучее тело нависло сверху, а его губы впились жёстким поцелуем в её губы. Щетина неприятно царапала кожу, наверняка оставляя на весь день покраснения, которые придётся прятать под тональником. Но об этом она подумает после, а сейчас Леся могла думать только о сильные руках Грома, которые поглаживали её тело. Она любила то, как Костя не мог и не умел быть нежным, хотя очень старался. Он гладил так, словно сейчас перевернет на живот и скрутит руки наручниками, говоря о том, что посадит на пару суток. Но он только раздвинул её нужно и опустился вниз, поддевая её бельё и снимая резким движением. Рыжеволосая выдохнула. Его горячее дыхание опалило нежную кожу, а усы вновь больно укололи. Но это была терпимая и даже невозможно приятная боль. Леся застонала. Его язык широко облизал её половые губы и проник внутрь. Кто бы мог подумать, жёсткий капитан Гром сейчас лизал ей. Леся опустила ладони на его голову и легонько прижала ближе к себе, заставляя войти языком глубже. Он сжал её бёдра, наверняка оставляя синяка, но лизал так аккуратно и приятно, что Шестаковой было всё равно на отметины, она будет смотреть на них и вспоминать этот момент с нежностью. Леся выгнулась в спинке и сжала волосы мужчины, поднимая его вверх и впиваясь в чужие губы, слизывая свои соки с его усов. Он высвободил свой орган из домашних штанов и приставил головку к её дырочке, входя до упора и запрокидывая голову. Леся бы посмотрела на то, какой он сейчас красивый, но то, как он двигался в неё заставляло терять голову и закатывать глаза от удовольствия. Его член растягивал изнутри и она наверное чувствовало каждый его выступ и то, как он пульсировал внутри неё. Она гладила его по груди, обнимала за шею и притягивала как можно ближе. Вскоре он кончил, разливая своё семя глубоко внутри девушки. Леся выдохнула, кончая следом, от ощущения его спермы внутри. Костя навалился сверху и отдышавшись, облизнул пересохшие губы. — Ну ты это, — кивнул он неопределённо куда-то, — Поешь хотя бы. Скоро на работу выходить.