♪ The Legend of the Willow — Romance ♪
Я смотрел тебе
В след, луна освещала
Дорогу мою...
•
Сонные кувшинки тихо покачивались на лёгком ветру, услаждая взгляд своей безмятежностью. Хотелось бы и ей сейчас также размеренно плавать в водах своих путающихся и спотыкающихся друг о друга мыслей. Пруд покрылся тонкой вуалью ряби, принося за собой холод в душу Мэй. Легко размышлять о судьбе, когда она сторонится твоего дома, вынуждая быть лишь соглядатаем. Но у неё было иначе… Потому она предпочитала о судьбе молчать. Дочь ириса мысленно сделала шаг вперёд и погрузилась в прохладную воду. Она вообразила, как красивые ткани намокают и портятся, тяжелым грузом утягивая за собой на дно, пока свет луны не померкнет... Смывая макияж с лица, благовония с волос, воспоминания из разума, желания с тела… Долг. Оставляя лишь её одну, нагую перед самой собой. Каково бы это было? Что бы она чувствовала? Что бы выбрала? О чём бы мечтала? Пустые мысли. Нелёгкие. Ненужные. Ожидание портило нервы и Мэй с удивлением заметила, что пальцы уже свело из-за того, как сильно она заламывала их. Давно ли стала такой? Она дотронулась до украшений в причёске, мягко перебирая один за другим завиток и изгиб металла и грани камней. Ничто не нарушало покоя и кицунэ вслушивалась в природу так, будто силилась расслышать в ней совет. Каждый листик, каждый цветок, дерево и куст танцевали в такт неторопливости этой ночи. Но Мэй воспринимала себя настолько неуместной со своим назойливым волнением, зная наверняка, что омрачала гармонию столь прекрасного места. Позади раздался шорох. Конечно, он сделал это нарочно. Захоти он — она бы ещё долго не услышала его, в тени дерева сторожившего её покой. Горячее сердце ухнуло, устав томиться в ожидании. Мэй развернулась к нему, сливаясь с грациозной природой ночи. Рукав нежно-голубого кимоно мягко заструился по воздуху и ветер подхватил движение, оберегая её от нерешительности. Складки широкой одежды легкими волнами танцевали вслед за изгибом ласковой руки, укрывая ладони от его взора. Длинные черные волосы шелковым облаком вторили покачиванию ветвей позади. Кадзу смотрел на то, как она оборачивалась к нему, залитая светом луны. Взволнованная. Красивая. Колючий взгляд ранил каждый подвластный ему сантиметр, заставляя её краснеть то ли от смущения, то ли от ожидания. Заколка в её волосах, богато украшенная ирисами, дала ему ответ гораздо раньше, чем он мог бы хоть о чём-то спросить её и прежде, чем она смогла бы что-то сказать. Возникло желание уйти молча, не нарушая тоски, укрывавшей сад от посторонних. — Решила. Ни капли милости не прозвучало в этом голосе. Мэй поняла, — он не задавал вопрос, а понял всё сам. Пальцы похолодели сильнее, прячась в обилии ткани. Тишина была столь тягучей, будто хотела, чтобы оба они увязли в ней, утонули, захлёбываясь никогда не прозвучавшими тревогами. — Решила. Мягко, точно пелена, слово её голосом опустилось на плечи Кадзу. Отчего-то стало холодно. И пронзительно. Тосковать он давно разучился и перестал, только злился. Затачивая разум, как все те ножи, столько раз убивавшие его врагов. Она никогда не была врагом ему. Но отчего-то для Мэй сейчас у него были лишь самые колкие сюрикены-мысли. — Важная. Говорил ли он, что она важна для него? Или же говорил, что для остальных важна? Мэй не поняла и оттого глубоко вздохнула, потупив взгляд и думая, что не достигнет ответа. Кадзу смотрел на неё неотрывно, зная, что никогда бы себе не простил, если бы созерцал в эту минуту пруд или ирисы. Он будет вспоминать лишь один ирис и его стоит запомнить. — Одинокая. Еле слышимым горным ручейком пролилось её слово, тая надежду, что растопит, и глаза-бездны медленно проложили путь к дорогому лицу. Ветви шумели за спиной и Мэй не была уверена, услышал ли он. Ждала, что поймет, разгадает… Останется. Кадзу только усмехнулся на короткие пол секунды, скрывая лицо в тени кроны. Не давая уличить и понять, досадливая ли была улыбка, злая ли. Красочный кои зачерпнул бледным ртом нечто, коснувшееся глади пруда, создавая невнятный всплеск. Мэй подумала, что так могла бы звучать слеза, познавшая эту ночь. Синоби отошёл от дерева, попадая под взгляд луны. Секундой разделил на до и после каждую из надежд и помыслов. Своих. Её... Он медленно и глубоко поклонился, будто бы не ожидая иного исхода. Впервые за вечер не глядя на неё. Видел, как подол кимоно шелохнулся, открывая носочек обуви. Не случившийся шаг вторил тихому выдоху, отвечая на поклон. Кадзу выпрямился, находя в её взгляде смятение, тонко подёрнутое чувством неминуемого. А после развернулся, стремясь покинуть ирис, и сад потянулся за ним, точно понимал, что более не обернётся, пытаясь предостеречь от решения, задержать. — Не останешься… С досадой утонуло где-то в лепестках и Кадзу остановился на секунду, борясь с желанием обернуться и взглянуть. Но раз уж решил… Синоби прикрыл глаза, слушая песню ветра, чувствуя аромат её мыла. Рассуждая, что не то это решение, которое нарушить нельзя. И слегка повернулся, замечая, что она едва ли на пару сантиметров подняла ладонь, желая протянуть к нему, но так и не коснулась даже тени его. Скорее, мысленно. Кадзу улыбнулся на грани горечи и безмятежности, разжимая ладонь, из которой с глухим стуком нечто упало в зелень травы. Голос сделался совсем неприятным, царапая. — Одинокий. Мэй наблюдала столько, сколько он позволил ей видеть, как уходил, пока тень не стала совсем густой. В груди стучало так отстраненно, будто ей не принадлежало оно, шумевшее горной рекой. Дочь ириса медленно присела, подбирая аккуратный гребень с влажной травы, столь изящный в своей простоте и в то же время острый, для самозащиты, что Мэй не сомневалась, — сделан был для неё. Но не подарен… Кицунэ рассматривала его, смиренно поблескивающий в свете луны, взвешивая каждое слово и поступок. Она медленно перевернула ладонь, наблюдая, как украшение, подобно метательному ножу рассекло воздух, плавно входя в воду и нарушая покой кувшинок и нескольких кои. Одними губами произнося: — Прощай.•
Воды зачерпнул — И от капель с ладони Замутился горный источник. Не утоленный, С тобой расстаюсь...