Я тебя нарисовал...

      Грегори не особо любил праздники. Они казались ему… пустыми. Люди вокруг радовались, но это словно проходило сквозь него. Единственное, что ему нравилось, так это родной город в преддверии Рождества. Хоть он и не был способен прочувствовать атмосферу праздника, то вполне мог оценить красоту Лондона в праздничных красках. Многие могли бы возразить, ведь дым от заводов, крысы и нищета никуда не девались в независимости от времени года. Однако, Вайолет любил город во всех его проявлениях, даже с такой невзрачной стороны.       В этом году ему не светило даже просто насладиться городом — из больницы его не выпускали. Столь большая потеря крови не прошла бесследно. Всё, что ему оставалось — наблюдать из окна за белыми хлопьями снега, медленно покрывающими городскую площадь. Думать о произошедшем юноше совершенно не хотелось, уж слишком было больно осознавать свои ошибки. Ещё не один из префектов не навестил его ни разу.       Но один человек всё же был здесь. Человек, от которого он ожидал этого меньше всего. Дабы полностью отвлечься от неприятных мыслей, он погрузился в творчество, засыпая с альбомом в обнимку. Рисовал, пока из ослабевших рук не выпадал заточенный тупым ножом, огрызок карандаша.       И вот, за пару дней до Рождества, почти весь персонал больницы уходил как можно раньше, спеша к своим семьям. Настало время для рискованного плана. Именно таким показался план Грегори после столь долгого заключения в палате.       Взяв, ставший ему дорогим альбом и сняв, чёрный, вязаный кардиган со спинки стула, юноша тихим зимним вечером пробрался по больничным коридорам, к главному выходу, на площадь.       Ёжась и плотнее кутаясь в ткань, Вайолет как завороженный оглядывал площадь, покрытую белым, пушистым снегом. Прохожие невольно оглядывались на больного, уж больно чудной. Бледный, костлявый с синяками под глазами, так ещё и волосы такого необычного цвета — не сумасшедший ли? Но бывшему префекту, а после и танцору, было абсолютно всё равно. Снежинки обжигали щёки, путались в волосах, моментально тая, а мысли занимало лишь одно.       «Он ведь правда придёт? Он обещал. Дважды ведь уже держал слово».       Грегори уже успел порядком разволноваться, но услышал шаги позади себя и немедля обернулся. Действительно, он. — Здравствуй, Вай… Я же говорил тебе нормально одеться! Небось, уже весь продрог! Нельзя же так! — Чеслок снял с себя пушистый красный шарф и накинул на вмиг порозовевшего товарища. — Аж красный весь… — Да не из-за этого это… — пробормотал Вайолет, пытаясь оправдаться. — Я не могу принять… — Успокойся, всё в порядке. — Юноша широко улыбнулся, всем своим видом показывая, что всё в порядке. Чеслок успел изменится и не то чтоб в худшую сторону. Привычная грива, теперь спокойно лежала без начёса, обыкновенное бежевое пальто и… он одел ботинки на платформе, чтобы хоть немного догонять Грегори по росту. — Я думаю пойти на медика, нашёл престижное училище. Когда поправишься, и тебе помогу устроиться, там рядом художественный факультет есть… — Ты слишком добр… мы же были конкурентами… — Конкурентами, Вай, ты серьёзно? По моему, в колледже мы очень даже неплохо общались, а тот период… лучше вообще про него забыть.       От его слов Вайолет снова залился краской. Он не ожидал, что люди могут быть добры по отношению к нему. Впервые кто-то делал что-то для него. Обычно, он старался для других… — Я хотел… Я хотел сделать тебе небольшой подарок. Я никогда не праздновал, и, возможно, совсем не понял суть праздника… — Отведя взгляд, Грегори протянул юноше альбом.       Стоило Чеслоку открыть его, как тут же раздались восторженные возгласы. Помимо просто сказочных зимних пейзажей, там было его портрет… даже несколько. Видно, художник много раз перерисовывал, каждый раз пытаясь довести до идеала. Грегори впервые рисовал человека. Знакомого ему человека. Небезразличного ему человека. — Это... просто прекрасно. Ты впервые нарисовал кого-то, Вай. Ты огромный молодец. — Не сдержав эмоций, он поддался вперёд и обнял Вайолета. Юноша почувствовал себя скованно, но буквально спустя мгновение, тоже дал волю эмоциям и неумело приобнял его. — Ты вскоре обязательно поправишься. Мы переедем в одну комнату в общежитии… а дальше нас ждёт хорошая карьера.       В какой-то момент жизни художник перестал верить в светлое будущее, но Чеслок словно изнутри излучал уверенность и Грегори невольно перенимал её. Возможно, и правда в том, что всё скверное отныне позади. Они так и стояли в обнимку посередине белой площади, в теплом свете фонарей. Снег всё также, кружась путался в волосах и оседал на одежде, но холодно не было.       Да, ему ещё придётся пройти курс лечения, но теперь во всяком случае, он знал, что ему есть ради кого и чего выйти из лабиринта белых стен городской больницы.