Амнезия

— Я просил тебя собрать вещи ещё два дня назад.       Сослан застыл по середине комнаты так и не успев поприветствовать позднего гостя. Руки сковал тремор, дрожь медленно переходила на все тело, но лицо так и осталось спокойным, не выражающим абсолютно никаких эмоций, только глаза отражали в свете люстры зияющую пустоту. Они молчали.       Он зубы стискивает сильнее, лишь бы челюсть не тряслась, да так, что желваки заиграли и бросив взгляд через плечо, подходит к шкафу. Хочется спрятаться, укрыться, раствориться, что угодно сделать, чтобы больше не чувствовать этот пытливый взгляд в спину и чувства собственной беспомощности и бесполезности.       В спешке закидывает в сумку немногочисленные вещи, все ещё надеясь, что хозяин, у которого Сослан снимает квартиру, скажет, что это шутка, тихо рассмеявшись с хрипотцой в голосе и с мягкой улыбкой. Как неделю назад, может больше, может меньше, когда приглашал Сослана перекурить на балкон, подталкивая изрядно затупившего парня в спину. Тогда и звёзды на небе было ярче, и воздух свежее, и мороз царапал кончик носа. Он смотрел на него с нежностью, выискивая тоже самое в карих глазах напротив, замечая веселые искорки и взаимность.       Сейчас Сослан смотрит совсем по другому, взглядом побитой собаки и руки в карманы худи прячет. — Дай мне ещё чуть-чуть времени. День. Я постараюсь найти другую квартиру.       Смотрит, как он облокачивается на дверной косяк, убирая телефон в карман штанов. Покупатели хорошей однокомнатной квартиры в довольно приличном районе города нашлись быстрее, чем мог предположить Сослан. Он говорит спокойно, только парень чувствует, как каждое слово выжигается на подкорке его дырявой памяти рваными ранами, что после себя оставят уродливые шрамы. Раньше они выжигали важные моменты, которые Сослан не хотел забывать, каждое слово, жест, взгляд, улыбку. Все те действия, что происходили в окутывающей, словно мягкое одеяло, темноте. Он посчитал это ошибкой, всплеском ненужных эмоций, возбуждения, Сослан с ним согласился, тихо прошептав «не бери в голову», а потом выкуривал одну за одной сигаретой, сжимая бутылку с виски до белых костяшек. Бурнацев не считал это ошибкой, наоборот надеялся на что-то большее, верил, что все получится. Не получилось. Вспомнить бы только имя… — Я все понимаю, правда, но нет больше времени. Я предупреждал тебя.       Он старается улыбнуться, как-то сгладить углы ситуации, только это получается настолько фальшиво, что Сослану хочется усмехнуться. Лучше бы прогнал его без лишних слов, так было бы проще.       Он всегда хорошо относился к Сослану, часто разрешал заплатить чуть позже назначенного срока, был единственным другом, собеседником. Он читал ему книги вслух, только парень не помнил ни название книг, ни то, что в них происходило, заслушиваясь на хриплый голос и на тихий шелест страниц, но любимого писателя запомнил. Оскар Уайльд. — Все документы подписаны и утром они уже хотят въехать в законно купленную квартиру. Деньги можешь скинуть позже. До встречи, Сослан.       Парень даже возражать не стал, не было смысла. Он лишь молча закинул сумку на плечо и ушёл, не хлопая дверьми. Холодный ветер моментально ударил в лицо, словно хлесткая пощечина. В кармане только полупустая пачка сигарет и севший телефон.       Ему некуда и не к кому идти. Он грубо послал нахуй всех своих знакомых, когда врач сухим голосом сообщил о поставленном диагнозе. Амнезия. Девушка, которую Сослан считал любовью всей своей жизни, посмотрела на него с отрешением, но все же старалась выдавить из себя сочувствие. Он тоже послала ее нахуй, в тот же день. Уехал на попутке куда глаза глядят, в любой город, лишь бы подальше от всех. Он забыл их. Мужчина, что подвозил парня, не задавая лишних вопросов дал номер своего знакомого, что сдаёт недорого квартиру. Вспомнить бы только имя…       Сослан знал, что его не будут искать, ну может пару человек поначалу предпринимали попытки в поисках, но быстро сдались. Он запомнился им харизматичным парнем с милыми карими глазами и татуировками, немного худощавый, с вечно светлой улыбкой. Сослан не помнил даже собственного имени, каждый раз обводя уже вымывшиеся буквы перманентным маркером имени и фамилии. Он сам себе не нужен, не то что другим должно быть до него дела.       Он долго гулял по дворам, пиная мыском кроссовок пушистые сугробы, руки окончательно замёрзли, пальцы разгибались с трудом. Выйдя на набережную, он присел на одинокую покрытую снегом скамейку, освещенную светом тусклого фонаря и закурил, поднимая голову к небу. Крупные снежинки падали на лицо, таяли россыпью холодной воды.       Всего навсего хотелось тепла и чувства защищенности, стабильности. Знать, что в этом мире он все ещё кому-то важен. Хотелось знать, что человеку, черты лица, интонацию голоса, каждый изгиб, родинки, которые Сослан старался запомнить, вбить в голову, был нужен рядом. Вспомнить бы только имя…       Он закрывает глаза, старается расслабиться, чтобы было не так холодно и вздыхает морозный воздух, а когда открывает глаза, набережная полностью пустеет, он остался один. На улице становится все тише и тише, снег продолжал кружиться в незамысловатом танце, укутывая белым покрывалом все вокруг.       Его зовут Азамат.